Полиция полагала, что преступников поддерживал бывший следователь КГБ СССР, работавший сотрудником отделения МВД в Холоне под Тель-Авивом. Уголовное дело против него не было возбуждено за отсутствием достаточных улик. Среди клиентов последнего были, в частности такие знаковые фигуры российского преступного мира, как Сергей Михайлов и Виктор Аверин, лидеры солнцевской группировки…
«Отсюда могут расти и израильские ноги Юрия Афанасьевича…»
Но я не занимался биографией Любовича.
Как личность он меня просто не интересовал.
Я вернулся в номер. Вышел на балкон.
Внизу, по Яффо сновала шумная и совершенно трезвая толпа, было много израильских солдат — парней и девушек с карабинами. За годы, что не был здесь, я давно уже отвык от зрелища стольких вооруженных людей на улицах…
Какие-то старшеклассницы-тинейджеры о чем-то громко спорили прямо под моим балконом — несколько клоунских фигурок с тонкими талиями, перехваченными поясами, в широченных клешах, больших дурацких колпаках…
Израиль давно уже провел очередные выборы, а автобусные остановки и некоторые автобусы все еще были заклеены огромными портретами кандидатов и их предвыборными слоганами. На проносившихся патрульных машинах полиции сверху были хорошо видны трехзначные номера, крупно выведенные на крышах, рядом с мигалками…
Я вернулся в номер. Прежде чем позвонить Леа, я набрал номер Рембо.
Меня почему-то не отпускала мысль, что за эти несколько часов, пока я отсутствую, в Москве что-то произошло. Я и сам не мог себе объяснить, чего именно опасаюсь.
«Заказчик начал компрометацию генерала Арзамасцева?! Мои видеозаписи появились на Первом канале? Что-то с Бирком?!»
Я звонил Рембо и домой, и на мобильник. Дома его не было, мобильник не отвечал. Против ожидания мне удалось поговорить с собственной женой.
—У нас снова отложили учения… — обрадовала она меня. — Все нормально. Не волнуйся… Да! Чуть не забыла! Тебе звонил подполковник Исчурков…
—Кто? — Слышимость была отличная, и все же мне показалось, что я ослышался.
—Исчурков!
Мы учились вместе в Академии, потом он стал начальником Инспекции по собственной безопасности нашего транспортного Управления. Бог знает, чем он занимался последнее время.
—Зачем я ему?
—Он говорит: при увольнении ты не сдал спецкабуру… Он просил тебя позвонить. Оставил телефон…
«Узнаю Григория Грязнова…»
Родное Управление на транспорте! Ну дела! Столько лет прошло! Я мотался по свету. Где только не побывал?! Франция, Япония… Уже работал как секьюрити за границей! А у них все числится недостача моей спецкабуры. Материал передан в Инспекцию. И вот ее начальник меня находит! В Иерусалиме!
«Браво, ребята…»
—Ты сказала, что я в Израиле?
—Нет. Возможно, он будет звонить…
—Скажи обязательно. И предупреди, что у меня два гражданства. Сразу отстанет…
—А другого ничего?
—Нет.
Теперь я мог спокойно звонить адвокату.
Леа была уже дома. Мы обменялись стандартными:
— Шолом! Ма шлом?
«Здравствуй!» и «Как здоровье?»
Оба эти приветствия тут постоянно шли в связке. Даже между малознакомыми.
И только на «ты». Вежливое «вы» в древнем языке отсутствовало напрочь. Поэтому и к Богу верующие обращаются только на «ты», как в Торе…
— С приездом, — адвокат перешла на русский.
К моему приезду у Шломи уже появились важные для меня новости. Леа и не подумала говорить о них после работы да еще по телефону.
Мы разговаривали не очень долго. Я рассказал о своем визите к вдове Любовича и ее воспоминаниях о покойном…
—Хорошо, тогда до утра. Бай…
—Спокойной ночи.
Я продолжал разыскивать Рембо, но его по-прежнему не было.
Я включил телевизор. Нарусском канале израильского телевидения шла политическая дискуссия на извечную местную тему: правые и левые. Выступал кто-то из бывших соотечественников, депутат кнессета — он говорил долго и скучно.
«Такова беда всех написанных речей…»
Ведущий несколько раз его перебивал, и камера показывала чаще ведущего, чем собеседника…
Наконец, я смог переговорить с Рембо. Он позвонил на мобильный.
—Если вам звонит нотариус… — Он прокомментировал свой звонок английской поговоркой: — Значит, кто-то умер или собирается умирать…
—Надеюсь, это не так…
—Почти. На генерала Арзамасцева было совершено покушение…
—Сегодня?
—Около часа назад. У дома, когда он возвращался с работы. «КАМАЗ» преградил дорогу, а в это время с тротуара дали автоматную очередь по машине. Водитель находится в реанимации. Арзамасцев чудом остался в живых: отделался царапинами…
—По телевидению дали?
—Нет. Тему закрыли.
—А стрелявший?
—Киллера, как водится, не нашли.
—Да-а…
—Так что Бирк снимал только девицу… Когда будешь? — Рембо уже прощался.
Я машинально взглянул на циферблат.
—Завтра. Точнее, уже сегодня.
—Что-нибудь есть?
—Пожалуй. Завтра я с утра встречаюсь с Леа…
—
ЛЕА
Около девяти утра я уже стоял у входа в Министерство юстиции с длинным названием «Рашам ле инъяней еруша», занимающееся регистрацией завещаний и вопросами наследства.
Леа приехала еще раньше — к открытию и должна была вот-вот появиться.
Наш необыкновенно опытный и деловой израильский адвокат при необходимости с необыкновенной легкостью открывал казенные сейфы с нужными документами.
В израильской столице было по-весеннему свежо. Ночью в городе прошел тропический зимний ливень. Над крышей отеля все время грохотало, сверкала молния. Утром, когда ехал в такси, я видел на тротуаре несколько сломанных зонтов, выброшенных ночными прохожими.
Но сейчас дождь закончился и даже на несколько минут выглянуло солнце.
Леа действительно появилась очень быстро.
— Можно уезжать…
Худенькая, немногословная, она показала на свой портфель.
Мы прошли несколько метров к ее машине, Леа села за руль. Мы поехали в ее контору на Гилель. Поднялись в офис.
— Наконец-то… — Она с удовольствием закурила.
Из портфеля появилась копия завещания Любовича.
Через минуту-другую Леа уже начала переводить основные фрагменты в поисках важного для моей миссии в Иерусалим.
— Документ составлен в присутствии двух свидетелей, судя по фамилиям, выходцам из Латинской Америки, здесь исчерпывающие распоряжения по части имущества, принадлежащего завещателю…
Постепенно я вошел в курс дела.
Завещательную массу, как ее называют юристы, составили уже известная квартира в Гило, дома в Иерусалиме и Нетании, шеклевые и валютные счета в израильских и европейских банках.
Суммы, содержащиеся на счетах, не указывались. Зато упоминался счет Любовича в банке «Яркон».
У нас бы этот банк назвали бандитским. Он работал с фиктивными фирмами, в том числе с «Лузитанией» и «Меридором». Можно было предположить, что и остальные, названные в завещании, были такими же фиктивными, зарегистрированными по утерянным и украденным паспортам, большей частью российским.
— Недавно у нас принят закон «Хок албанот хон». Он запрещает сознательное отмывание капитала, полученного преступным путем… — Она подвинула мне сигареты и пепельницу, устроилась удобнее в кресле, подложив ногу под себя. — Банк не переведет деньги на ваш счет, пока не будет предоставлена достаточная информация о вашей личности. Кроме того, банк обязан проинформировать о финансовой операции правоохранительные органы…
Леа формулировала сжато и точно.
Еще в бывшем Союзе, несмотря на молодость, она была уже заметной фигурой в Рижской городской коллегии адвокатов. Особенно ее привлекали сложные гражданские дела.
Кроме недвижимости и валюты на банковских счетах, Любовичу принадлежали и акции в нескольких крупных американских компаниях…
Главное же, в чем я смог быстро убедиться, Любович ни словом не упомянул в завещании московскую квартиру. Жилой площади этой словно и не существовало…
«Все зря…»
Розыск заказчика через Любовича и девушку не имел перспективы. Не Любович поселил ее в элитном доме, не у него получил ключи от квартиры мой заказчик…
Я подавил вздох разочарования. Леа еще подымила сигареткой.
—Дел много в судах? — спросил я, продляя перекур.
—По искам о возмещении ущерба я больше не работаю… — Она засмеялась.
Это случилось в мой последний приезд. Одна из клиенток — женщина золотого возраста, весьма энергичная особа умудрилась зацепиться ногой за выступ плинтуса в супермаркете и обратилась к адвокату. Леа составила заявление в суд, и с владельца супермаркета, представитель которого отчаянно сопротивлялся, говоря, что выступ в таком месте, что не увидеть его просто невозможно, суд взыскал в пользу истицы двести долларов. Через неделю женщина снова пришла к Лее, на этот раз она зацепилась за ограду у мэрии. «У тебя легкая рука, девочка…» В иске, правда, на этот раз отказали: «заграждения для того и существуют, чтобы их обходить…» Но женщина вскоре пришла снова, и Леа заметила, что она как-то странно присматривается к выступам в адвокатском офисе…
— Любович был достаточно состоятелен… — Леа погасила сигарету, вернулась к делу. Сразу, без предварительной раскачки. Таков был здешний стиль. — Отель «Ганей ха-Ям ха-Тихон», о котором вам рассказала его вдова, — место отдыха миллионеров… Роскошные квартиры на крыше сдаются за полтора миллиона на полгода… Кроме того, Нетания пользуется определенной известностью в криминальном мире… Наркотики, рэкет… — Она включила компьютер. — Что же касается его сберегательных программ в «Леуми». То там могут быть и стотысячешекелевые вклады — это минимальная вкладываемая сумма…
Я поблагодарил.
Сам по себе Любович меня не интересовал.
Мне нужны были его связи, которые могли облегчить путь к заказчику. А кроме того, все, что имело отношение к счетам Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции в банке «Яркон», а следовательно, к генералу Арзамасцеву. Эту часть моего поручения выполнял частный детектив.
Леа улыбкой обозначила смену предмета разговора.
— Теперь то, что подготовил Шломи… — Она вошла в сайт на компьютере. — Фонд Изучения Проблем Миграции… Последнее перечисление из Москвы поступило в банк «Яркон» на счет некоей фирмы…
— «Меридор»? «Лузитания»?
— В данном случае «Меридор», который их и обналичил.
— Давно?
— Месяц назад. «Лузитания» тут тоже фигурирует…
Все игры, которые велись фондом, происходили на
одном, поле.
— Получателю выдан наличными валютный эквивалент перечисленной суммы в размере сто тысяч долларов США…
— А кто отдал распоряжение?
Она заглянула в компьютер:
— Поручение подписал господин… Что у вас за клиенты? Все с неудобопроизносимыми фамилиями… Может, Харобистов? Харубистов…
Я не удивился, услышав исковерканную почти до неузнаваемости фамилию заместителя Арзамасцева. В иврите существовала проблема с гласными.
—Хробыстов…
—От его имени есть еще поручение, подписанное в начале года. На триста тысяч долларов…
«Почему Хробыстов? Почему не сам Исполнительный директор?! — подумал я. — Знает ли об этом Арзамасцев? Или все происходит за его спиной?!»
— За подобное другой наш генерал — от юстиции… — Я смягчил слышанное шуткой. — Был приговорен к девяти годам тюремного заключения. Правда, условно.
Леа улыбнулась. Она была родом из буржуазной Латвии и лишь потом жила в Советском Союзе. Ее родственников сразу сослали в Сибирь. У этих людей с самого начала не было тех иллюзий, с которыми мы, рожденные в России, расставались все последнее десятилетие…
— Деньги получил… — Она вернулась к компьютеру. — Тоже фамилишка… Язык сломаешь! Калин-шевски…
Я кивнул.
Эту фамилию я тоже знал. Вначале и мне тоже она далась с трудом. Но теперь я полностью с ней освоился, так как понимал, что с ее обладателем по-хорошему нам было уже не разойтись…
Леа считала с компьютера:
— Сведений о нем у Шломи нет. Однако — и это вам тоже будет интересно… — Она обернулась ко мне. — Некоему господину с похожей фамилией… — Леа снова глянула на экран. — Калину… Так вот, несколько лет назад господину Калину Министерство внутренних дел Израиля зпаретило выезд из страны. Кстати, он тоже из Нетании…
Сходство фамилий, безусловно, наводило на размышления.
К «Калин» легко дописывалось остальное окончание…
А еще упоминание города Нетании.
В Информационном центре «Лайнса» содержалось немало данных на тамошних криминальных авторитетов из наших бывших соотечественников, о тамошних криминальных разборках и дерзких кражах. Последним в этом ряду было ограбление банковских сейфов в Кфар-Шмарьягу…
Из соседнего заброшенного здания преступники прокопали длиннющий подземный тоннель к сейфам банка «Леуми». Кражу обнаружила одна из клиенток, которая за три недели до этого положила в свой сейф 130 тысяч долларов и драгоценности, а нашла лишь песок и мусор. В задней стенке сейфа зияла дыра. Пострадал и некий почтенный нумизмат, хранивший в сейфах банка золотые и серебряные монеты, оцененные в 240 тысяч долларов. Полиции удалось задержать преступников. Все они оказались выходцами из стран СНГ. Главным подозреваемым являлся житель Нетании…
Я уточнил:
—Калину закрыли выезд в связи с уголовным делом?
—Да, против него полиция возбудила дело по отмыванию денег…
Опять тот же закон! Словно специально против нашей мафии!
— Запрещено проведение операций, имеющих целью скрыть источник и имя настоящего владельца капитала…
С этим было ясно. Все, связанное с наркотиками, проституцией, убийствами… И даже с торговлей ворованными запчастями, не говоря об азартных играх, незаконной торговли оружием…
Я вспомнил фото Любовича, сидящего за карточным столом со знаменитым гангстером.
—Кстати, Цион Дахан… Вам это что-то говорит?
—Безусловно… Он начинал карьеру как вожак банды Кирьят-Ювель. Потом пытался установить власть над криминальным миром Иерусалима… Король преступного мира восьмидесятых. Легендарная личность.
—Он жив?
—Погиб в автокатастрофе, но перед этим вернулся к религии… Почему вы спросили о нем?
—Любович был с ним знаком…
Леа пожала плечами: преступники легко сходятся…
— Известен тем, что боролся за рынок наркотиков. Несколько раз его пытались убить, даже в тюрьме. Но он только лишился глаза. Вместо него погибла его первая жена, француженка…
Это были частности, которые имели отношение к Любовичу, но ничем не могли мне помочь. У меня больше не было нерешенных вопросов в Израиле, осталось лишь покончить с формальностями.
Леа включила лазерный принтер. Пока он работал, Леа достала из стола узкую форменную полоску бумаги.
— Шломи оставил счет за работу… Он немного больше обычного, но, по-моему, на этот раз мальчик заслужил свои деньги…
Принтер выбросил последнюю страницу, застыл.
— Справка готова…
Леа сколола листы степлером, передала мне сколку.
У центрального супермаркета «Машбир» и у соседней автобусной остановки было по-прежнему многолюдно. Узкая центральная Кинг Джордж, она же улица Короля Георга Четвертого, напоминала в этом месте стремительный ручей в половодье — вниз, к торговой Яффе, непрерываемым потоком неслись машины.
Я позвонил в аэропорт имени Бен Гуриона. Рейсы «Эль-Аль» шли в соответствии с расписанием. Вечером я мог быть уже в Химках.
Я не видел, что происходит за моей спиной, хотя именно здесь можно было ожидать интерес к себе со стороны все тех же служб, которые вели наблюдение за мной в Москве.
Израильские частные детективы, коллеги Шломи, были всегда готовы принять заказ на скрытое сопровождение. В маленьких сыскных бюро обычно не было разведчиков, но, получив заказ, они по наработанным связям в считанные минуты обеспечивают себя высокопрофессиональной сборной командой…
Я перешел на другую сторону улицы, остановился, проглядывая толпу.
Свободная от транспорта Бен-Иегуда по обыкновению была заполнена туристами, молодежью. Откуда-то со стороны переулка проскочила на мотоциклах летучая группа израильской полиции — пара крепких молчаливых парней в черных кожаных куртках и шлемах. У маленьких уютных кафе, вперемежку с сувенирными лавками и цветочными магазинами, как дань последним событиям, повсюду дежурили секьюрити, проверяли одежду и сумки клиентов. При мне такого не было…
Мой выбор пал на маленькое кафе за углом, где раньше я не раз вел переговоры с Леа и ее частным детективом. Хозяин кафе за стойкой — худощавый поджарый израильтянин в кипе на лысом высоком черепе — похоже, узнал меня. Мы поздоровались…
В зеркале, простиравшемся вдоль стены, за его спиной отразилась часть улицы позади меня. Американская семья с двумя ангелоподобными херувимчиками, нищий, несколько израильских школьниц. Еще люди. Один из прохожих — высокий, молодой — невзначай на ходу повернул голову…
Белобрысое узкое лицо, рыжеватые ресницы, маленькие глаза…
Я мгновенно узнал его.
«Вымазанный грязью моря собеседник Любовича с фотографии из альбома!.. Лисенок! Что это? Случайность?! А может, боец невидимого фронта из Службы Безопасности фонда?!»
Моя попытка броситься следом, чтобы проверить, останется ли он неподалеку или уйдет, не удалась…
В ту же секунду Бен-Иегуду и весь квартал потряс сильнейший удар. Тут, на Ближнем Востоке, действовало немало факторов, которые невозможно заранее предвидеть…
Хозяин кафе и я одновременно взглянули друг на друга.
«Теракт!»
Я выскочил наружу.
Рыжего уже не было…
«БОИНГ»
Снова ровно гудел «Боинг». Моя юная соседка — миниатюрная, розовенькая, с мелкими правильными чертами лица — не отрываясь, читала книгу. По формату и красочной пестрой обложке я узнал продукцию все того же издательства «Тамплиеры», специализирующегося на крутых детективах.
Название я не рассмотрел. В центре обложки был впечатан портрет молодой женщины — сдвинутые брови, выдвинутый подбородок, зоркий прищур. Главная героиня словно сошла с фотографии охранниц СС в женском лагере Берген-Бельзен… А может, напротив? Художник использовал портрет миссис Кейт Уорн из команды Пинкертона, первой женщины профессионального частного детектива в Америке, а может, и во всем мире?
Я пожалел, что со мной нет никакого чтива, чтобы уйти в него с головой, хотя бы одного детектива из тех, которые постоянно возил с собой…
Мысленно я все еще был там, на Бен-Иегуда, а навстречу мне от центра, с улицы Короля Георга Четвертого, уже бежали люди. По воздуху следом оттуда плыли темноватые недобрые хлопья и гарь, я почувствовал запах пороха, как на стрельбах…
Где-то близко лилась кровь и кричали пострадавшие…
Я бросился туда, но пробиться не удалось.
Возникшие неизвестно откуда солдаты пограничной службы — «темно-зеленые береты» — уже выстроили оцепление и двигались навстречу вдоль улицы. Несколько солдат бежали впереди цепочки, заглядывая в окрестные лавки и магазинчики. Они разыскивали террористов-соучастников. Еще десятки добровольцев в форменных полицейских лифчиках уже перекрывали ближайшие перекрестки. У израильтян был богатый опыт реагирования по горячим следам — в терактах тут погибало в год до пятиста человек и еще свыше двух тысяч становились пострадавшими…
Полиции было не до меня, но все-таки мне благоразумнее было не особо светиться, если я не хотел загреметь в следственный изолятор на «Русском Подворье» по подозрению в незаконном «собирании сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, из корыстной или иной личной заинтересованности…»
Мною в Иерусалиме было выполнено все, что я наметил, и можно было возвращаться…
Я обогнул квартал и снова вышел к зданию центрального супермаркета «Машбир». Дальше уже никого не пускали, там тоже стояли полицейские с волонтерами…
Работали светофоры, но городской транспорт уже тормознули на дальних подступах к Центру.
Три религиозных еврея — двое взрослых и подросток на пустом перекрестке, все в черном, в широких хасидских шляпах на затылках и средневековых кафтанах — дисциплинировано ждали, не решаясь идти на красный свет.
Окрестные улочки были безлюдны…
К месту взрыва пропускали только «скорые», они мгновенно загружались ранеными в металлических носилках, которые при необходимости немедленно поднимались, превращаясь в больничные каталки на колесиках.
В воздухе стояла непрекращающаяся трель сирен десятков маневрирующих амбулансов, повсюду на кабинах мелькали сигнальные круговерти огней. Непонятного назначения агрегат где-то поблизости издавал надрывные звуки, напоминавшие кваканье…
Вокруг все что-то громко говорили, размахивали руками. Бородатый оператор телевидения крупным планом снимал лицо мужчины на тротуаре. Тот что-то рассказывал, обоими пальцами прикрывая глаза; по щекам у него, текли слезы. Девушка-солдатка с пудовым рюкзаком и автоматом утешала какую-то женщину…
Таким мне на этот раз и запомнился Иерусалим…
Неожиданно откуда-то из двора вынырнула новенькая «субара», попыталась свернуть на забитую амбулансами и спецтранспортом Кинг Джордж. Женщина за рулем куда-то спешила и ей не было дела до взрыва, до пробки на дороге. Полицейские, естественно, ее тут же завернули, в ответ на что она несколько раз громко крикнула им «балаган!» И один из блюстителей порядка, широким жестом указав на проносящиеся мимо «скорые», тоже что-то громко и выразительно ей прокричал, что я, не зная иврита, немедленно перевел:
— А все это, что ты сейчас видишь, это — не балаган, по-твоему?!..
Стюардессы разнесли по салону питье и газеты. Мне достался «Джерузалим пост» на английском и наши «Известия»…
Я открыл было их, но понял, что не смогу сосредоточиться, отложил газету.
На экране телевизора в центре салона маленький домашний мальчик заворачивал огромного, как теленок, белого в темных «яблоках» пса, упершись обеими руками ему в холку…
Я достал справку израильского частного детектива — мне хотелось удостовериться в том, что она не пропала в суматохе, и несколько минут листал.
Затем привычно заглянул в конец: сто тысяч долларов, переведенные месяц назад по указанию Хробыстова через фиктивную фирму «Меридор», получил Калиншевский…
Шломи удалось заглянуть в закрытые счета российских фирм…
Но моя цель была проста и определенна — мой заказчик. Я должен знать, что предприму в ответ, если попытка шантажировать генерала Арзамасцева моими видеозаписями станет реальной. С какой стороны ждать удар? Кто эти люди, следившие за мной из «Вольво»?! И только!
Неожиданно я, а потом и «Лайнс» оказались в центре силового поля неясного происхождения. Противостояния группировок внутри Фонда — Арзамасцева и его окружения во главе с Хробыстовым…
И снова та же мысль:
«Почему заказчик выбрал для своего поручения именно меня?»
В Москве четыре тысячи человек занимаются частной охраной и лишь двести — частной детективной деятельностью. Крайне мало для страны с рыночной экономикой. Но выбор достаточный…
Безусловно, сначала был выбран «Лайнс», а в нем уже нетрудно было вычислить меня. Мое ментовское прошлое, опыт…
Заказчик, несомненно, знал, что в ходе заказа мне придется наблюдать объект в его натуральном виде. Я и сейчас мог легко представить, как после ванны девушка, входила в кухню, растирая салфеткой кожу маленького лобка и чуть косолапя ногу…
Предполагал ли заказчик, что я тоже подвержен такому сексуальному извращению, как подглядывание заобнаженным женским телом, имеющее научное название, — вуайеризм, о котором можно прочитать в любом университетском пособии по судебной психиатрии…
Или, наоборот, мое ментовское прошлое в какой-то мере гарантировало от этого, и моя пресыщенность не позволит мне отвлекаться от заказа, чтобы тайно любоваться тяжелой, даже на вид, молодой грудью…
Что заказчик считал предпочтительным для успешного исполнения заказа?
Что он предполагал либо знал обо мне?
Если бы я ответил на эти вопросы, я бы значительно приблизился к разгадке заказа…
Впрочем, раскрашенная стена прихожей в квартире Любовича — жаркий средиземноморской берег и набережная Тель-Авива, которую выбрал для интерьера кто-то неизвестный мне, синие дали… Все это было сейчас далеко. Как облака, над которыми мы пролетали.
Только причина заказа была очевидна:
«Генерал Арзамасцев!..»
У нас заказывали сенаторов, депутатов. Даже генерального прокурора, не говоря уже о министре юстиции!..
Моя юная соседка по ряду о чем-то вспомнила, отставила детектив. На свет появилась крохотная пилочка для ногтей, женщина успокоенно принялась елозить ею вдоль пальцев. Чувствовалось, это надолго…
Выждав момент, я показал ей на книгу, которую она перед тем читала.
—Вы позволите?
—Пожалуйста…
До Москвы еще оставалось время. Я начал читать.
Детектив, как я скоро понял, написал такой же мент, как я, но не опер, а следователь. Даже такие тонкости легко различаются в полицейском романе, если его читает профессионал-розыскник…
Автор, как мне показалось, допустил ошибку — понадеявшись на собственную фантазию и отказавшись описывать события по эту сторону служебного стола, события, которые он как следователь должен был отлично знать, и взявшись живописать происходящее по другую сторону стола, гораздо менее ему известную…
Главный герой романа — семидесятилетний «медвежатник», или «шнифер», — был наш современник — не из тех, кто согласно воровскому закону обязан только красть и гулять, не имея права ни заводить семью, ни копить добро. По сути, это был уже бизнесмен и бандит одновременно. К тому же с большими интернациональными связями.
Не углубляясь в подробности, автор предпочел в общих чертах очертить ограбление российской братвой нескольких сейфов и ни где-нибудь в Ростове, а в Соединенных Штатах. А на воровскую разборку «шнифер» выехал аж в Швейцарию. Коварная международная мафия вела с нашим вором хитрую игру…
На время я отвлекся.
Все вроде по жизни. Только жизнь воров какая-то недостоверная…
Меня смутили клички «ихних» мафиози и конкретных пацанов — Клифтон, Дебантини, Армитраж… Чем-то узнаваемым веяло от иностранных погонял. Похоже, автор что-то не дослышал, не дотянул. Поленился допроверить.
Клифтон вроде как Клифт с Клинтоном, а еще Армитраж. Может, и арбитраж. Да еще и Дебантини…
Я дочитал до описания безобразного базара, который американо-итальяно-еврейские бандиты устроили сначала между собой, а потом и с российской братвой. На фене, понятно. Неизвестно, правда, на какой…
Последняя фраза некоего Паскуалино Каталоно — что ни имя иностранца-мафиози, то перл — была:
— Ты что, Данило Вентурио, хочешь, чтобы тебя дурой огрели по кумполу?!
Что-то в действительности происходило с любимым жанром. Авторы печатались за рубежом, получали огромные для Запада тиражи — двадцать, тридцать тысяч экземпляров…
В главном павильоне Лейпцигской книжной ярмарки висел портрет главного российского детективщика, написавшего, между прочим, про то, как израильский Мосад разрабатывает бактериологическое оружие. Писателя показывало немецкое телевидение, называло шездой, возило по стране, а наши журналисты подходили и спрашивали у немцев: «Что вы в нем нашли?» Немцы читали, наши читали, а пресса в России высмеивала…
Скорее всего, воспитанный на полицейских романах, я просто отстал от века. Ведь не заметил же, как на моих глазах произошло соединение песни с танцем и, может, даже с легкой атлетикой…
Певцы во время исполнения простенькой песенки набегали десятки километров. Были все в мыле. А я не мог представить себе Владимира Высоцкого, делающего кульбиты на сцене…
Все это время «Боинг», ни разу не шелохнувшись, словно стоял на месте.
Ровно гудели моторы…
Мысль моя неожиданно снова вернулась к заказу.
«Почему Любович не упомянул в завещании свою московскую квартиру? И вообще, знал ли он о ней?»
ШЕРЕМЕТЬЕВО
Мы прилетели в Москву вовремя, снова подтвердив запущенный кем-то злой слоган:
«Авиакомпания „Эль-Аль“ не опаздывает никогда, „Трансаэро“ — иногда, «Аэрофлот» — всегда…»
Как обычно, было много встречающих.
Мешая друг другу, вновь прибывшие преодолевали самораздвигающиеся стеклянные двери и растекались по площади.
Я не увидел Рембо, обычно он почти всегда встречал меня в Шереметьеве.
Еще в год основания «Лайнса», в девяносто втором, как президент Ассоциации он взял за правило лично встречать своих детективов, возвращавшихся из дальних командировок. Думаю, это было сознательное стремление противопоставить принцип товарищества официальной субординации, которая успела нам обрыднуть в конторе…
Рембо не было. Зато я разглядел в толпе нескольких своих коллег из «Лайнса», один из них, не глядя, кивнул мне головой в сторону выхода. По-видимому, у Рембо были свои планы.
Я сделал несколько шагов вдоль тротуара и сразу увидел знакомую фигуру водителя-секьюрити, телохранителя Рембо. Он наблюдал за людьми, выходившими из зала прилета.
— С возвращением… — приветствовал он меня. Чуть дальше в ряду припаркованных машин я разглядел наш президентский джип «Гранд-Чероки».
— Все в порядке? — Меня обескуражило присутствие в аэропорту коллег и их маневры…
— Нормально.
Рембо ждал меня в машине.
Мне показалось, он был чему-то доволен, даже весел. Мы привьдчно обнялись. Что-то друг другу сказали…
Это был ритуал…
— Как там Арзамасцев? — спросил я. — Жив?
— Жив…
Киллеров было по меньшей мере двое. Один в тяжелом КАМАЗе преградил дорогу «Мерседесу», а второй с тротуара дал автоматную очередь по машине. Тяжело ранил водителя…
Мы быстро отъехали. Закурили.
Водитель тут же приспустил стекло. Он не терпел дыма.