- А насчет маленьких? - Антон возвышался на манер пагоды. Комнатных...
      - Растреплет, - благодушно прохрипел чернявый.
      - Ваша фамилия? - спросил Денисов. - Откуда вы?
      Антон достал блокнот.
      - Судебский... Иван Васильевич. Живу в Ступине, - он так и не взглянул на Денисова.
      - Как полное имя собаки?
      - Дарби-Воланд.
      - Регистрацию прошли?
      - В областном клубе каждый его знает...
      - У вас не было конфликта во время посадки? Может, кто-то ударил собаку? Пнул?
      - Хотел бы я посмотреть на того, кто это сделает!..
      По какой-то причине Денисов был ему явно несимпатичен. Разговор не получился.
      - До Астрахани?
      - Да. Всегда рады. Дарби!
      Дог заворчал, гулко хрястнул хвостом о пол.
      - Допустим, это собака, о которой говорил Голей, - сказал Антон в коридоре. - Голея могла заинтересовать породистая собака. Что из того?
      В тамбуре два свежеиспеченных лейтенанта разговаривали с электромехаником.
      - Опять непорядок? - осведомился Денисов.
      - Обрыв. - Электрику, казалось, прибавило спеси, с тех пор как они видели его утром. - А здесь не побриться - напряжения не хватает... - Он поиграл фибровым чемоданом с инструментами.
      Лейтенанты молчали.
      - Электрохозяйство образцовое, - заметил Денисов.
      Электромеханик цыкнул зубом:
      - Последняя перевозка...
      В купе Сабодаш вернулся к разговору:
      - Если бы Голей перед гибелью разговаривал о белых мышах или о саблезубых тиграх, ты, наверное, отправился бы в Африку.
      - Может, в библиотеку. - Познакомившись с Судебским и его догом, Денисов как будто успокоился. - Поручиться за успех в нашем деле никто не может. Но за то, что ничего не будет оставлено без внимания, я отвечаю...
      Ратц сел у дверей.
      - Как бы вы охарактеризовали вчерашнюю обстановку в купе? - спросил Денисов.
      Интересуясь происшедшим, Денисов вверг бухгалтера в центр лабиринта, предоставив ему отыскивать выход.
      - Можно ее назвать дружеской? Или преобладала отчужденность?
      Ратц покрутил головой.
      - Отчужденности не было.
      - Голей выглядел компанейским?
      - Наверное, - бухгалтер немного успокоился, - вино, шампанское. Голей поцеловал женщине руку.
      Своим тоном он дал понять, что не принимает экстравагантных замашек погибшего.
      - ...В Нововиленском, когда провожали счетовода на пенсию. Школьников, председатель райпотребсоюза, поцеловал ей руку. Перед войной дело было. Шум, гвалт! - Казалось, Ратца ничего не интересовало, кроме воспоминаний сорокалетней давности.
      - О чем с вами говорил Голей?
      - Спросил, бывал ли я в Кировоградской области.
      - Вы упоминали Каменец-Подольск?
      - Он сказал, что был в Каменец-Подольске... - Старик не искал выход из лабиринта, Денисову предстояло заниматься этим самому.
      - Голей выпил больше, чем другие?
      - Я бы сказал: меньше. Голей нервничал. Руки!.. Он все время шевелил пальцами.
      - Из-за чего произошла ссора?
      - Он хотел отметить отъезд, я отказался!
      Налицо была другая интерпретация, не та, которой придерживались его спутники. Помолчав, Ратц спросил:
      - Деньги нашлись?
      - Денег нет. В том-то и дело, что, кроме вас, их никто не видел...
      - Восемь тысяч.
      - Не ошиблись?
      - Слава богу! Я бухгалтер!..
      Денисов вернулся к разговору о купе, где совершилось преступление.
      Все было важным и значительным там в поздний час, перед "третьей стражей", как называли его древние, делившие ночь на стражи в предвидении "татинных и убивственных дел".
      - Из ваших попутчиков никто раньше не знал друг друга?
      - Голей и Вохмянин? Мне неизвестно.
      - Где вы сидели за ужином?
      Ратц оглянулся, еще ближе подвинулся к двери.
      - Женщина и Голей сидели там, у окна, напротив друг друга. Я здесь. На другой полке Вохмянин. Согласно билетам... Потом легли спать. Обычно у меня бессонница, а тут будто провалился! И пробуждение! Этого не объяснить... - Ратц серьезно посмотрел на Денисова. - Видели, как падают ящики? Или картонные коробки. Штабеля картонных коробок... Проходит трещина наискосок, и они валятся. Ряд за рядом.
      - Давно это с вами? Как вообще себя чувствуете?
      - Похудел сильно. Майки, пиджаки - все сваливается!
      Был еще вопрос:
      - Ваш ножик...
      - Тоненький! С красной ручкой!
      - Где он?
      - Я давал его откупорить бутылки... - Ратц посмотрел на Денисова, потом на Антона. Маленькое лицо сжалось еще больше. - Вы нашли его? Ничего не помню...
      Крохотной Тоновкой, заставленной платформами с пиломатериалами, закончилась Юго-Восточная дорога. Следующая станция - Умет - принадлежала Приволжской.
      В Умете уже ждали, почту принесли в вагон. Радости от нее было мало. Телеграммы были те же, что и в Кирсанове, Москва продублировала их в два адреса на случай непредвиденных обстоятельств: о том, что Вохмянин пробыл в Москве не двое суток, как показал на опросе, а трое; а старший ихтиолог Плавич, чей адрес был в блокноте пострадавшего, никогда не слыхал о человеке по фамилии Голей.
      Одну телеграмму Денисов отложил в сторону:
      "Осмотром перегона Вельяминово - Привалово правой стороны ходу
      Москвы семьдесят третьем километре второго пикетного столба
      обнаружен нож заточкой клинка односторонней ручка красная
      пластмассовая направлен биологическую экспертизу =
      Газимагомедова".
      Это был ответ на только что состоявшийся разговор с Ратцем.
      - Все? - спросил Денисов у посыльного.
      - Все. - Посыльный вежливо откланялся: - Удачи в раскрытии тяжкого преступления!
      Все было в лучших традициях транспортной милиции.
      - Спасибо.
      Вместе с Антоном Денисов подошел к тринадцатому вагону. Юную великаншу. Пятых, окружили пассажиры.
      - Фокус-покус! - Мужчина в майке-сетке, в полосатых брюках, с венчиком редеющих медно-красных волос владел общим вниманием. - Выпью из бутылки, не раскупорив ее!
      - Скажите! - Пятых хохотнула. - Не раскупорив...
      - Пари!
      Сабодаш, простая душа, заинтересовался:
      - Это как?
      - Показать, товарищ капитан? Подай вино! - крикнул мужчина кому-то в вагон. - Протокол не составите?
      Из тамбура передали две бутылки "Марсалы", одна была раскупорена.
      - Следите!
      Он перевернул запечатанную бутылку - с наружной стороны в дне имелось едва заметное углубление. Мужчина налил несколько капель из второй бутылки, пригубил.
      - Пью?
      - Ну, дает магаданец! - объявила Пятых.
      Вокруг засмеялись.
      - Магадан - город без фрайеров... - он оборачивался во все стороны, показывая фокус-покус. - Условие соблюдено? Пью из неоткупоренной!
      Двое его друзей - пожилой, со шрамом, и второй, в тельняшке, с металлической пластинкой на руке, - наблюдали за ним из тамбура.
      - Игра слов... - Антон махнул рукой.
      Колодки тормозов неожиданно скрипнули.
      - Тро-га-ем-ся! - пропела Пятых. - Садитесь!
      Денисов и Сабодаш прошли в служебку. Здесь было прохладнее, окно завешено мокрым одеялом. Рядом с распределительным щитом висел отрывной календарь. Денисов заглянул в него:
      "Двадцать шестое августа
      Восх. 5.26 Зах. 19.36
      Долгота дня 14.10"
      "Какой длинный день!.." Было от чего прийти в восторг.
      - Пассажир так и не появился, - сказала проводница.
      - Пригласите, пожалуйста, двух человек. Лучше тех, при которых осматривали купе, - Антон освободил угол стола.
      - Бегу...
      Он поднял штору - свет затопил служебку. Через минуту проводница уже возвращалась с понятыми.
      - Разбудили вас?
      - Ничего.
      Денисов выложил на стол с десяток паспортов и профсоюзных билетов, собранных на время в других вагонах.
      - Мы предъявим несколько фотографий. Может, проводница опознает пассажира, который исчез из купе. Правда, фотографии с документами владельцев. Фотоальбома, к сожалению, нет. Начинайте, только внимательно.
      Пятых заулыбалась, словно Денисов предложил ей участвовать в забавной игре.
      - Не то, не то... - она пальцем отбрасывала документы, почти не всматриваясь.
      - Медленнее, - попросил Антон.
      - Хоть час смотри, если не они! - Пятых одернула волнистые края юбки. - Этот похож, а подбородок? Здесь губа!
      Антон с самого начала знал, что ничего путного не будет.
      - Нос картошкой... Постойте! - Она замолчала. - Люди! То ж они!
      Денисов отложил другие документы.
      - Как вы узнали?
      - Брови, расставленные глаза.
      - Что брови?
      - Углом, домиком!
      Перед Пятых лежал профсоюзный билет Голея.
      - Вот так номер! - сказал Антон. - Значит, он ехал с вами?
      Пока Сабодаш писал протокол, Денисов вглядывался в фотографию: широко расставленные с сильным боковым зрением глаза погибшего, хитроватое лицо, казалось, несли одно обращенное внутрь слово: "Молчи!"
      - Вам показали убитого? - спросил Денисов.
      - В Ожерелье девочки ходили смотреть.
      - А вы?
      - Вот еще! Страсть такая! - Она снова одернула юбку. - И кулон с цепкой бросил... - Она имела в виду изделия Бронницкой ювелирной фабрики, оставленные в портфеле. - А не доехал!
      "Что за тайна в странном поведении Голея..." - подумал Денисов.
      Антон закончил протокол, дал понятым подписать.
      - Спасибо, все свободны.
      Опознание Голея, казалось, должно было вызвать новые вопросы, потребовать уточнений. Пятых приготовилась отвечать, поправила пилотку. Однако спрашивать было не о чем...
      - А вообще в вагоне было все в порядке?
      - Не поняла...
      - Шум, скандал?
      - Нет!
      - Как со светом?
      - Отъехали от Москвы - пробки полетели. Сбегала за электромехаником поправил...
      - В одиннадцатом еще горел свет?
      - Везде горел.
      - Билет... - он едва не упустил. - На двадцать третье место.
      Пятых достала "кассу".
      Билет Голея оказался старого образца со штампом "Комиссионный сбор 50 коп.", купленный в кассе, не подключенной к системе "Экспресс". Таких касс на дороге оставалось немало.
      6
      - Вы спросили, какое впечатление произвел Голей, - Вохмянин остановился в проеме двери. - Трудный вопрос. Вроде того: имеет ли электрон собственную массу или масса его поля и есть собственная... - Он достал взглядом до столика, где лежали телеграммы, и снова посмотрел на Денисова. - Не помешал?
      - Нисколько, - хотя заведующий лабораторией появился не вовремя.
      - "Мы" - в большей мере то, что нас окружает. Друзья, близкие, наше прошлое. Масса нашего поля. Она и есть наша собственная масса. В последнее время меня это все больше интересует. - Он по-прежнему не расставался с незажженной холодной трубкой.
      - Теория поля? - спросил Антон.
      - Психология, состояние личности.
      - Смотря что в данном случае считать массой, - Сабодаш приготовился возражать.
      На столике лежали знаменитые картофелины из Иконоковки, их принесла Суркова.
      - ...Реальность поведения... - Вохмянин затянулся воображаемым дымом из трубки. - Голей показался мне личностью. - Он ограничился общей постановкой вопроса.
      Спор утих, не успев разгореться. Вохмянин обратил внимание на полиэтиленовый пакет с телеграфным бланком, лежавший на столике. Бланк не отослали, потому что осматривавший купе эксперт обнаружил лишь мазки, непригодные для идентификации.
      - Кто, по-вашему, мог принести бланк в купе? - Денисов показал на пакет. - Вы видели его раньше?
      - У Николая Алексеевича.
      - Вкупе?
      - У касс... - Вохмянин отвечал неуверенно. Он по-прежнему держался своей версии о том, что прилетел в Москву не двадцать третьего, а двадцать четвертого. - И в купе. Когда сидели...
      Денисов повернул бланк, показал написанные карандашом цифры: 342.
      - Это, наверное, рука Голея?
      Вохмянин сжал холодную трубку:
      - Не знаю... Между прочим! Может вас заинтересовать: сквозь сон я отчетливо слышал, как Ратц разговаривал...
      - Вкупе?
      - Причем довольно долго.
      - О чем?
      - Не знаю. Вот я что думаю: в себе ли он?
      - Может, кто-то входил в купе... - Антон недоговорил.
      В окно ударил вихрь пыли. Совсем рядом замелькали тамбурные площадки встречного поезда. По голубым поручням Денисов узнал фирменный "Саратов" "Голубое на зеленом". Оба локомотива на несколько секунд словно удвоили мощности. Стучали колеса. Наконец раздался последний стук - дополнительный будто выскочил из тоннеля. Скорость его сразу упала.
      Бохмянин поднялся.
      - Откуда ваша фамилия? - поинтересовался Сабодаш. - "Вохмянин".
      - Вохма, - завлабораторией сунул трубку в карман. - Река есть, берет начало в Северных Увалах.
      - А я с Алтая, - Антон помахал газетой, как веером. - Там у нас какие реки? Катунь, Бухтарма, Бия да Чуя. Озер много... - Он достал папиросу. Как отпуск, на Алтае меня уже ждут. Что ни старик там, то личность.
      - Вы не в том плане...
      - Шучу.
      С Денисовым Вохмянин простился дружески.
      - Экспресс, инспектор с отпускным удостоверением. Труп в купе, - он сжал холодную трубку. - История известна. В конце пути инспектор должен указать убийцу.
      - Голей испробовал все, чтобы скрыться от преследователей. Купил билеты в разные вагоны, сел в тринадцатый, незаметно перебрался в одиннадцатый... - Антон закрыл дверь, сбросил рубашку. Кобуру с пистолетом сунул в китель.
      Вблизи его мускулатура гиревика выглядела внушительно, особенно плечевой пояс. Говорили, у себя, на Алтае, Антон попал в сборную в течение пяти минут: пришел на соревнования зрителем, ушел - призером.
      - ...Обратил внимание? Пока он находился в тринадцатом, там начались неполадки со светом.
      - Обратил.
      Денисов помолчал. Как-то он играл в турнире против кандидата в мастера, известного в управлении шахматиста. Кандидат не принимал Денисова всерьез, болтал с болельщиками. Сделав очередной ход, он схватился за голову:
      - Поздравляю, сержант, - Денисов тогда ходил в сержантах, - твоя победа.
      Денисов наскоро оценил позицию. В случае размена противник сдваивал пешки. В эндшпиле для игроков определенного класса это значило многое. Выходит, кандидат ценил Денисова не так низко! Вокруг бросили игру, сгрудились за их доской. Тянуть с ходом было неудобно - Денисов пошел на размен.
      - Эх! - не выдержал кто-то. - Ты же мат ставил!
      Народ отхлынул. Партию Денисов быстро проиграл.
      В тот день, возвращаясь после игры, он поклялся никогда не делать ничего, чтобы представить себя легким, схватывающим на лету, - не таким, какой есть на деле.
      - Электрическое хозяйство здесь ни к черту, Антон! - Денисов вспомнил запылившуюся стенку группового щита, плохо прилегающие контакты.
      - А я что говорю?
      - И все можно на это списать. Кроме одного! - Он представил металлическую пластину, ловко наброшенную на клеммы группового щита. Треск, наверное, был громоподобный!
      Антон снял с полки потемневшую от пота рубашку.
      - Но Суркова не слышала!
      - Он, вероятно, и ждал, когда ее не будет в служебке! Здесь не все ясно.
      - Голей бежал в одиннадцатый, значит, был уверен в попутчиках, Антон выставил рубашку в окно, встречного потока едва хватило, чтобы лениво покружить рукава. - Ну и скорость.
      - Однако не забудь! Убит он был именно в одиннадцатом!
      Антон кивнул.
      - Вообще-то мне симпатичнее другая версия. Голей вез большие деньги, боялся всех - людей, собак. Я обратил внимание: "По нескольку дней голодал, поэтому, дескать, сохранил жизнь..." Трус, хотя и неудобно о мертвом. Забивался в угол...
      За окном показался поселок, дополнительный пошел совсем тихо. У самых шпал снова махали руками дети. Антон помахал тоже.
      - В поезде линия Голея пересеклась с линией преступника, который разгадал Голея. - Он надел рубашку, проверил, застегнуты ли карманы. Умысел на убийство возник случайно.
      - А переход Голея из одного вагона в другой?
      - С убийцей не связан. Как бы это объяснить?
      Денисов внимательно слушал.
      - Больной человек попал под машину, которая скрылась с места происшествия... - Антон встал, разминая ноги. - Тебе поручено найти виновных. Изучая историю его заболевания, ты хочешь сделать вывод о машине. - Описав полную окружность, мысль Антона возвратилась к исходной точке. - Убийство Голея заранее не готовилось.
      - Кефир? Печенье? - На пороге появился уже знакомый официант-разносчик. - Кухня откроется только перед Аткарском.
      - Перерыв на обед? - спросил Антон.
      - Вроде, - Феликс украдкой взглянул на торчащую из кителя кобуру.
      - Кефир съедобный?
      - Свежайший.
      - Бутылку кефира, - Антон отсчитал мелочь. - И две пачки "Беломора".
      Феликс передал кефир и папиросы, сдачу положил на край стола. Было заметно, как он колеблется, не решаясь спросить.
      - Садитесь, - Денисов показал на полку.
      - Насчет того пассажира... - Феликс замялся, раскручивая на весу корзину с продуктами. - Необходимость не отпала?
      - Насчет пассажира?
      - Того, что стоял с потерпевшим...
      - Вы видели его?
      - Он едет в тринадцатом вагоне. Вафли сейчас взял. Три пачки.
      Это звучало неправдоподобно.
      Антон уже пристегивал галстук-регату.
      - Пошли.
      Пока Денисов запирал купе, Сабодаш и Феликс были уже в тамбуре. Денисов догнал их в тринадцатом. Несколько пассажиров выглядывало из-за дверей. Молодая пара в конце коридора, забавляясь, писала что-то на пыльных окнах. Хрипел транзистор.
      - Жена с ним, трое детей, - Феликс показал на дверь.
      Антон решительно ступил в купе.
      - Разрешите?
      Детей оказалось не трое - четверо. Младший мальчик спал на верхней полке, братья и сестры у окна хрустели вафлями. Сухая остроносая женщина, которую Денисов заметил утром в ресторане, и ее смазливый, похожий на цыгана муж ссорились.
      - ...Очень ей надо, - ворчал мужчина, когда Денисов и Сабодаш вошли, - только и дел у сестры, чтобы нас судить...
      Денисов привычно смоделировал предыдущую реплику:
      "Твоя же сестра осудит", - должно быть, сказала женщина.
      Так антрополог восстанавливает скелет по одной-единственной кости.
      - Симпатичный малыш! - Денисов показал на спящего. - Сколько ему?
      Взрослые молчали.
      Ответил кто-то из братьев:
      - Четыре!
      - Я думал, в школу ходит! Смотри, Антон!
      - Ест хорошо! - До Антона дошло. - Как я!
      Попытки наладить контакт со взрослыми некоторое время ни к чему не приводили.
      - Про амидопирин забыл? - Женщина была недовольна. - Со своим днем рождения ты ни о чем не помнишь!
      Антон присел и оказался как бы на одном этаже с супругами.
      - Болеет малыш?
      - Хронический тонзиллит, - женщина все же сдалась.
      - Море поможет!
      - Наши химкинские врачи тоже надеются...
      Антон обрадовался:
      - Вы из Химок? Два года там квартиру снимал. В Южных Химках. - Он представился: - Сабодаш Антон, капитан милиции.
      - Прудников Федор, - мужчина отер пот.
      Шаткий мир в купе мог быть каждую минуту разрушен, тишина напоминала о спокойствии дремлющего вулкана.
      - Вы приходили ночью в одиннадцатый вагон... - Денисов воспользовался моментом.
      Прудников поморщился. Возможно, этот ночной вояж и был предметом супружеского разбирательства.
      - Просто шел по составу.
      - Знакомы с пострадавшим... - Денисов наполовину утверждал.
      - Какое знакомство? Знали друг друга в лицо.
      Денисов сразу взвинтил темп:
      - Но вы говорили с ним! О чем?
      - Ни о чем... Вот и она тоже! - Он кивнул на жену.
      - Он к вам подошел или вы к нему?
      - Я.
      - Первая фраза?
      Мужчина снова отер пот, вытащил из кармана потемневший влажный платок.
      - Ресторан закрыт...
      - Тебя, Прудников, не остановишь! Неважно, что все закрыто... Женщина потянулась к сумке. - Возьми чистый носовик.
      Почувствовав разрядку, дети затеяли возню.
      - Ты же знаешь, - сказал Прудников. - И потом день рождения!
      - Слыхали. Кем интересуется милиция? - спросила жена.
      - Ну, тем... - Он не хотел травмировать детей.
      - Что брал с нами билет?
      - Вы вместе покупали билеты? - спросил Денисов.
      Разговор был похож на беспорядочный обмен ударами в третьем раунде боксерских поединков.
      - В агентстве.
      - Много людей было у кассы?
      - Никого. Мы и он.
      - Кто получил первый?
      - Он.
      Денисов спросил:
      - Заметили вы, какими купюрами он расплачивался за билеты?
      - Сторублевой, - Прудникова что-то поправила на столе. - Хорошо помню. Сдачу давали со сторублевки. Четыре билета...
      - Купе? Целиком?
      Антон неудачно вмешался:
      - Растут Химки...
      Прудников получил передышку.
      - Строятся, - он незаметно перевел дух. - Южные вовсе не узнать.
      - Там работаете?
      - Сварщиком, жена контролером в цеху.
      - В какой вагон были билеты? - Денисов прервал воспоминания.
      - В одиннадцатый.
      - В тринадцатый!
      - В тринадцатый у нас. В одиннадцатые - сказала женщина. - Точно помню.
      Они, несомненно, путали.
      - Пострадавший знал, что вы едете в одном поезде?
      - В одном? - Прудникова подняла брови. - Нет! Его поезд должен отправляться из Москвы сегодня...
      - Я удивился, увидев!.. - Прудников адресовал реплику жене. Говорит: "Изменились обстоятельства!.."
      - Уточним, - Денисов снова вмешался. - В момент, когда вы разговаривали с Голеем...
      - Его фамилия Голей?
      - Да. Свет в одиннадцатом горел?
      - Было светло.
      - Где стоял пострадавший?
      - У служебки, напротив купе проводницы.
      О своем пребывании в одиннадцатом Прудников говорил неохотно, каждое слово приходилось словно вытаскивать из него клещами.
      - Были еще люди в коридоре?
      - Мужчина и женщина.
      - Кто еще?
      - Официант. Он тоже останавливался, разговаривал.
      Прудникова хотела о чем-то спросить, Денисов опередил ее:
      - С пострадавшим? Когда?
      - Сразу же. Потом заходил к нему в купе. - Прудников запутался.
      - Откуда вы знаете? Вы шли за официантом? - Денисов спешил, будто до гонга остались считанные секунды.
      - Я хотел спросить про вагон-ресторан. Заговорил с пострадавшим.
      - О чем же все-таки? - вмешалась Прудникова.
      - Насчет ресторана. А он, по-моему, спросил о собаке...
      - Знаешь, Прудников! - сказала жена.
      - Серьезно. Не видел ли я собаки в поезде...
      Словно догадавшись о чем-то, дети прекратили возню. В купе стало тихо.
      - У потерпевшего был пунктик - собаки, - констатировал Сабодаш.
      - ...Венгерские секции оборудованы генераторами постоянного тока. Это вам, должно быть, ясно...
      Когда Денисов пожелал ближе познакомиться с электрическим хозяйством, Шалимов, ни о чем не спрашивая, вызвал электромеханика. Вчетвером четвертым был Сабодаш - собрались в служебке Сурковой.
      Электрик также не выказал ни удивления, ни заинтересованности. Убийство Голея находилось вне сферы его любопытства, знакомство с инспекторами не щекотало самолюбия - Денисов понял это, наблюдая прямую как доска, заносчивую спину электрика.
      - Клеммы и монтажные провода положено осматривать не реже раза в месяц...
      - С задней стороны щита? - спросил Антон.
      - Да. Проверить, соответствуют ли плавкие вставки току нагрузки, держался он подчеркнуто небрежно, но дело знал. - В служебном отделении вагона на трех щитах - групповом, силовом и дополнительном - смонтированы пусковая защитная аппаратура и измерительные приборы...
      За Вертуновской дополнительный шел медленно, пока совсем не остановился. Волна нагретого воздуха ворвалась в служебку.
      - Выходить будете? - спросил Шалимов.
      Вокруг был луг, звеневший тысячами цикад.
      - Нет, - Денисов взглянул в окно.
      Никого из пассажиров он не увидел, только против вагона-ресторана официантка рвала для букета мелкие мучнисто-белые цветы. Откуда-то появился дог Судебского, сделал несколько прыжков, каждый раз чуточку зависая в воздухе. Сильный хвост со свистом рубил траву.
      - Гу-ляй, Дарби! - прохрипел невидимый Денисову Судебский.
      - ...Таким образом, электрооборудование включает генератор постоянного тока, аппаратуру стабилизации напряжения, кислотную и аккумуляторную батареи, силовые и осветительные приборы.
      Вряд ли электромеханик понимал, что от него требуется, но в том не было его вины - Денисов не смог сформулировать вопрос.
      - Повторите... - попросил Антон.
      Неумолчное отрывистое стрекотание цикад не затихало ни на секунду, пока дополнительный снова не двинулся в путь.
      Денисов остался у окна.
      Голей придавал отъезду из Москвы особое значение: билеты в агентстве были взяты заранее. Тем не менее он воспользовался другими, неожиданно ускорил день выезда.
      "Собирался ли Голей ехать вчетвером или с самого начала решил остаться в купе один? Кто выедет из Москвы по купленным в агентстве билетам?"
      ...Дальше, в поезде, было все проще, взаимообъяснимо. Голей пронес в тринадцатый вагон мятый, похожий на спущенный мяч портфель, посидел в купе ровно столько, чтобы Пятых и кто-то другой, кого он опасался, ничего не заподозрили, перешел с баулом в одиннадцатый. Он знал, что в купе тринадцатого вагона до Ожерелья никто не появится, поэтому и закупил все места.
      "Но зачем? Собирался ли он вернуться за портфелем, за бронницкими ювелирными изделиями?"
      В окне служебки снова мелькали дворы, поезд не снизил скорости, тяжело загудел, начиная очередную кривую. Маленькие населенные пункты отворачивали лицо от дороги, окружали себя заборами, выставляли для обозрения пожарные лестницы, огороды, собачьи будки. Сами не ведая, они давали возможность заглянуть в повседневность, увидеть, что тщательно скрывали.
      "...Голей перешел в одиннадцатый и сразу начал иную - обычную вагонную жизнь. Ни от кого не таился, выставил шампанское, "Марсалу". У него нашлась еще бутылка боржоми. Трапезничал, вспоминал, как голодал, как умение обходиться без пищи спасло в свое время жизнь. Видимо, теперь, в одиннадцатом, у него были основания считать, что все идет хорошо.
      Что? Что "все"? Что шло хорошо?"
      - ...Значит, оставить вагон без света можно было и иными способами? уразумел Антон.
      - Безусловно.
      - Но если был бы отключен только генератор...
      - Проводница подключила бы аккумуляторные батареи.
      - Вывод из строя щита наглухо лишал вагон света! И от генератора, и от батареи!
      Электромеханик собрал чемоданчик, готовясь уйти.
      - А что случилось вчера в тринадцатом вагоне? - спросил Денисов. - У Пятых?
      - Элементарно, - он пожал плечами. - Пробки перегорели.
      - Когда вы возвращались оттуда, в одиннадцатом свет горел?
      - Не помню. Кажется, был ажур, - он посмотрел на Шалимова. - Надо идти, бригадир. У нас не курсы электриков.
      - С гонорком, - заметил Антон, когда электромеханик ушел.
      Шалимов махнул рукой:
      - Будешь с гонорком, второй год в институт сдает - попасть не может.
      Антона клонило в сон. Он поднялся, пошел к себе.
      Едва заметный ветерок начал пробивать сквозь толщу неподвижного зноя. Жар балластной призмы, оснований контактных мачт - всего массивного, что оснащало дорогу, обещал долгую постепенную теплоотдачу.
      Денисов вернулся в купе, лег, положив руки под голову. Над ним было окно. Проплывавшие крестовины электростолбов уродливыми граблями бороздили небо.
      "...Трапезничали недолго. Голей почти не пил. Настроение было хорошее. Поцеловал руку Марине, произвел впечатление на Вохмянина. И все-таки он нервничал. "Все время шевелил пальцами..." Поссорился с Ратцем. Что он успел перед гибелью? Разговаривал с официантом, с Прудниковым. Снова вспомнил о собаках..."
      Ландшафт за окном до самого горизонта был изрезан, овраги подходили к самой насыпи. Но едва Денисов успел их рассмотреть, овраги исчезли и вместе с ними исчезла насыпь, а сама линия скоро оказалась зажатой отвесными склонами, как в ущелье. Где-то, над астраханским, по краю ущелья тянул тепловоз. Состав стал выползать наверх, показались горы антрацита, дополнительные пути...
      Приближалась большая станция.
      "...А в это время - в три девятнадцать - в районе станции Домодедово, когда народу в коридоре стало меньше, со стороны туалетной комнаты кто-то отвинтил винты, вырубил групповой щит. Вагон погрузился в темноту..."
      Голосом Шалимова заговорило радио:
      - Наш поезд прибывает на станцию Ртищево...
      "...А в три сорок шесть Ратц разбудил Суркову: "В купе труп..."
      - Антон!..
      - Не сплю.
      Набежавший железнодорожный узел напомнил родную станцию разбросанный парк прибытия, голубоватое марево над горловиной, длинный, на десятки метров, призыв вдоль брандмауэров: "Не курить!" Издали бросалась в глаза тельферная установка для погрузки почтовых контейнеров - с крышей вверху, без стен, похожая на поднятое над землей африканское жилище.
      Соскучившееся по прохладе население вагона поползло на платформу казалось, ему не будет конца. Впереди Денисов увидел Ратца - старик был из тех, кто не упустит своего права быть первым, чтобы через минуту здесь же, у подножки, все-таки пропустить всех. Он задержал Антона. Когда Денисов последним оказался на платформе, фуражка Сабодаша маячила довольно близко.
      "Ничего, стоянка большая..." - подумал Денисов.
      Мимо ремонтирующейся - в строительных лесах - части вокзала прогуливалась Марина, два свежеиспеченных лейтенанта из десятого вагона конвоировали ее с обеих сторон. Там же стояли Прудниковы с детьми. Денисов направился к ним.
      Навстречу, никого не замечая, шествовали Судебский и дог Дарби. Все следили за ними.
      - А мы видели Дарби еще на посадке! - сказала Денисову Прудникова.
      У нее заметно поднялось настроение. Муж был прощен, рассеянно смотрел по сторонам. Ему, наверное, было жаль свой скомканный накануне день рождения.