Но даже тогда столкновения можно было избежать. Группа на Робсон-сквер, несмотря на свою воинственность, оставалась управляемой. Но по второму злосчастному совпадению именно там решил поработать Фернандо Зиполи.

Зиполи был маленьким человечком с кривыми зубами и лохматыми эйнштейновскими волосами на лысеющей голове. В юности он жил в Риме, куда приезжало множество американок, только и мечтающих о прикосновениях пылких латинян к их губам и прочим мягким частям. Зиполи часто вздыхал по тем дням, жалея, что переехал в Канаду, где женщины далеко не так отзывчивы. Он уже имел семь, приводов в полицию за приставание в общественных местах.

К несчастью для себя, восьмого он получить не успел.

Обычная его тактика заключалась в том, чтобы затесаться в толпу женщин и медленно проталкиваться среди них, стараясь дотронуться до чьей-нибудь груди или задницы.

Особенно он любил рыжих. Рыжих женщин в свитерах, обтягивающих упругую грудь. Таких было много на этом сборище. Протолкнувшись к одной из них, он с приглушенным "ох, извините", – ухватил ее за груди под свитером. Она потеряла равновесие и качнулась вперед, подставив Зиполи зад, за который он не замедлил взяться.

– Смерть свиньям! Смерть свиньям! – продолжала скандировать толпа.

Зиполи в экстазе ничего не замечал. С напрягшимся членом и восторженными глазами, он не отпускал рыжую, пока одна из стоящих рядом женщин не сняла с ноги туфлю на высоком каблуке и, пронзительно выкрикнув "Смерть свиньям", не вонзила этот каблук в левый глаз Зиполи.

Его вопль на миг заглушил все звуки на площади.

Когда по изуродованному лицу итальянца потекла кровь, его окружили и начали избивать. Его били, даже когда он был мертв.

Происшедшее окончательно вывело толпу из-под контроля. Именно тогда сержант Бартелми и вызвал на площадь конных полицейских.

Через двадцать минут на Робсон-сквер ворвался взвод полиции. Центр города взорвался топотом копыт, криками боли и глухим стуком дубинок.

Одна из женщин с криком "Хватит насилия!" – стащила полицейского с седла и пнула его в пах. В следующий миг дубинка вышибла ей все зубы.

В 16.30 битва на Робсон-сквер завершилась. Но даже после этого полиция продолжала галопировать по близлежащим улицам, разгоняя тех женщин, что еще не попали в больницу или в участок.

* * *

17.20

Говорят, что мужчина с сексуальными проблемами часто тянется к оружию.

О том, что это утверждение не вполне верно, свидетельствует статистика смертей от огнестрельного оружия. В Японии в 1980 г. их было 48, в Канаде – 52, в Израиле – 58, В Западной Германии – 42, в США – 10728.

Даже учитывая разницу в населении, складывается впечатление, что американские мужчины остро нуждаются в советах сексопатолога. А может быть, что-то не так в американских законах.

Две женщины, выехавшие утром из Ванкувера в Сиэтл, оправдали последнее предположение, когда вернулись обратно ближе к вечеру. Обычно канадская таможня проверяет каждую пятидесятую машину, и машина, на которой ехали женщины, оказалась как раз пятидесятой. К своему изумлению, таможенники обнаружили в ней пятьдесят два револьвера "Смит-и-Вессон" 38-го калибра, купленных в Сиэтле в этот день.

Все в соответствии с лозунгом: «38-й не изнасилуешь».

Худу

17.46

Первым догадался об этом капрал Уильям Типпл из отдела экономических преступлений. Он был не из тех людей, которых помещают на рекламных проспектах КККП, – пяти футов ростом, тощий, с вечно присыпанными перхотью плечами. Воротник рубашки у него вечно был грязным, и та же грязь застряла под ногтями; но на работе его ценили за оптимизм и неуемную энергию. Он попал в полицию как специалист по электронике, но воспользовался случаем, чтобы поступить в штат. Ему нравилось носить форму, хотя на ней перхоть была еще заметней.

В понедельник днем капрал зашел в штаб отряда по поимке Охотника – просто понаблюдать за работой, приобщиться к коллективу. Войдя в здание, он прошел по коридору, здороваясь со всеми встречными, и открыл дверь библиотеки.

Там было полно народа.

Мужчины и женщины читали за столами, прислонясь к стене и даже сидя на полу. Типпл, желая поучаствовать в обшей активности, переходил от стола к столу. У стола с фотографиями он задержался. Там лежали десятки фотоснимков – тела, отрезанные головы, места обнаружения трупов, фото медсестры на выпускном вечере, снимки сотен мужчин, большинство из которых несло на лицах печать порока.

Человек рядом с ним держал в руках два фото. На одном – голова женщины на шесте, на другом – та же женщина на снимке из полиции.

– Похоже на куски мозаики, – заметил Типпл.

Мужчина взглянул на него без улыбки.

– Билл Типпл. Отдел коммерческих преступлений.

– Эл Флад, – представился мужчина. – Отдел убийств Ванкуверской полиции.

"Они тоже над этим работают", – подумал Типпл не без неудовольствия. Чужак из городской полиции был здесь своим, а он, Билл Типпл из КККП, – чужим. Это неправильно.

– Все это напоминает склад Компании Гудзонова залива, не так ли? – жизнерадостно спросил капрал.

Флад только покачал головой и вернулся к фотографиям.

Пожав плечами, Типпл продолжил осмотр. Наравне с другими он рылся в устилавших стол снимках, отбрасывая одни и тут же хватая другие. Потом ему в руки попал снимок негра и еще одно фото женщины из полицейского досье.

– Вот, – толкнул он Флада. – Еще один фрагмент вашей мозаики.

– Спасибо, – буркнул детектив, взяв фото желтыми от никотина пальцами. Глаза у него были припухшими.

"Циник какой-то", – подумал Типпл.

– Это из нашего отделения, – Флад кивнул на фото в своей правой руке. – Это наркоманка по фамилии Грабовски, одна из убитых. А второе фото из полиции Нью-Орлеана. Черный, чье фото вы держите, тоже как-то связан с ней. И с Нью-Орлеаном.

При словах "Нью-Орлеан" в голове у Типпла что-то промелькнуло.

– Можно посмотреть? – он вежливо взял из рук Флада оба фото.

Минуты две он изучал фотографии и подписи на их обороте – имена изображенных лиц. Потом достал из кармана записную книжку и, перелистав пару страниц, показал ее Фладу.

– Черт меня побери, – торжественно объявил он, – если это не то, что вы ищете.

На странице большими буквами было написано то же имя, что красовалось на обороте одной из фотографий.

Джон Линкольн Харди.

* * *

21.45

Роберт Деклерк только что приколол к стене рядом с фото Джона Линкольна Харди справку из отдела экономических преступлений, когда заметил, что у него дрожат руки. «Недоспал», – подумал он. День был на редкость тяжелым.

Покинув монастырь, он отправился домой и попытался уснуть. Но сон не шел. Как он ни старался, не мог избавиться от чувства напряженности, вызванного последним убийством. Охотник действовал с такой скоростью, что город готов был взорваться. И вот теперь взрыв, кажется, произошел.

Днем он полчаса провел на вокзале, наблюдая за отправкой тела Джоанны Портмэн. Потом поехал в университет, а оттуда – в отделение психиатрии университетского госпиталя, где нашел кабинет доктора Джорджа Рурика.

Деклерк достиг той стадии расследования, когда стало необходимым на основании имеющихся данных составить психологический портрет Охотника. Конечно, он знал, что индивидуальную психологию очень трудно подогнать под какой-либо тип. Но он был женат на психологе и знал, что под влиянием расстройства ума люди начинают проявлять знакомые симптомы. Поэтому знание этих симптомов могло в конце концов привести к больному.

Это была слабая надежда, но она была.

– Надеюсь, он в силах таскать тяжести, – сказала секретарша доктора Рурика, указывая на большую коробку с книгами у двери. – Джордж отобрал вот это, но сказал, что у него есть еще. И он просил оставить ему имеющиеся данные.

– Вот, – Деклерк положил бумаги на стол.

– Он заберет их после вечерней лекции.

– Скажите ему, что я жду его звонка завтра после девяти.

– Ладно. А телефон он знает?

– Женевьева – моя жена. Думаю, он уже ей звонил.

– Ладно, – повторила женщина.

В штаб-квартире Отряда по поимке Охотника суперинтендант попросил инспектора Макдугалла купить ему сэндвич и взялся за коробку с книгами.

Когда Макдугалл вернулся со свежей расшифровкой от Типпла из отдела экономических преступлений, Роберт Деклерк уже с трудом различал буквы и обрадовался возможности сделать перерыв.

– Есть хорошие новости, – сказал инспектор. – Только что прислали факс из Оттавы. Интерпол установил принадлежность костей. Немка по имени Лиз Грейнер покинула Швейцарию восемь месяцев назад и отправилась с палаткой куда-то в Северную Америку. О ней не было известий с прошлого августа. Шесть лет назад она попала в автомобильную аварию и сломала несколько костей. Они прислали рентген, и сейчас Джозеф сравнивает его со скелетом из Северного Ванкувера.

– Хорошо. Что-нибудь еще?

– Вскрытие монахини не выявило следов спермы.

Должно быть, его спугнула сестра, вышедшая закрыть ворота.

– Вряд ли. Успел же он зажечь тыкву.

Капрал Типпл из отдела экономических преступлений считает, что на одной из пленок записан сутенер Грабовски. Они следят за неким Стивом Ракстроу, он же Лис. Ему иногда звонит кто-то, называющий себя "Хорек", и Типпл считает, что это Джон Линкольн Харди. Он двоюродный брат Ракстроу, а иногда там появляется и его родной брат по кличке Волк. Типпл записал некоторые их разговоры и прислал нам.

– Что говорит Чан?

– Через пару дней программа будет готова. Он хочет как можно быстрее заложить в нее психологический портрет.

– Завтра он его получит. Я уже пишу.

– Хорошо. Не буду больше вам мешать, – Макдугалл коротко кивнул и вышел.

Суперинтендант едва закончил прикреплять расшифровки разговоров к стене, как инспектор появился вновь. Обернувшись, Деклерк увидел у него в одной руке конверт, а в другой – маленький магнитофон. У него застучало сердце.

– Опять? – спросил он тихо.

– Монахиня.

В конверте оказались кассета и фотография "Поляроида". На ней была изображена голова монахини на шесте, на том же белом фоне, все еще в черном чепце. При виде ее выкаченных глаз Деклерк почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Из уголка одного глаза стекала тонкая струйка крови.

– Это нашли под скамьей в кафедральном соборе, – пояснил Макдугалл. – Я уже проверил. Никаких отпечатков, и никто ничего не видел.

За дверью Деклерк увидел священника с опасливо-потрясенным выражением лица.

– Поставьте пленку, Джек, – попросил он так же тихо. Инспектор включил кассету.

Сперва они услышали звуки гитары, потом слова:

Меня спросили – где Джимми-джаз?

Я ответил: "Его нет, но он будет не раз,

и ты скоро узнаешь, что такое Джимми-джаз.

– О Господи, – прошептал Макдугалл.

...отрежет тебе уши, отстрижет твою башку.

Полиция ищет, где Джимми-джаз...

– Что это? – спросил в изумлении Деклерк. Инспектор пожал плечами:

– Не знаю. Но скоро выясним.

Так ищи его где хочешь, пока не найдешь,

но потом не удивляйся, коль напорешься на нож!

Полиция ищет, где Джимми-джаз...

Вжик! Вжик!

* * *

Вторник, 2 ноября, 1.12

– Это же рок! – воскликнул Скарлетт.

– В штаб-квартире! – подхватила Спэн.

Они поглядели друг на друга, не веря своим ушам. В это время суток если в штабе и раздавались какие-то звуки, то это был стук пишущей машинки или негромкий разговор патрульных. Услышать в этом месте рок-н-ролл казалось невозможным.

Весь день и вечер они провели в забегаловках самого низкого пошиба, пытаясь разыскать Джона Линкольна Харди или индейца, который мог вывести на него. Оба оделись в потертые джинсы и рубашки не первой свежести, а на лице у Скарлетта проступала двухдневная щетина. За последние тринадцать часов они видели больше травы, таблеток, "снежка" и "ангельской пыли"^[35], чем проходит за год по судам во всей Британской Колумбии. Они несчетное число раз слышали разговоры о цене, качестве и порциях наркотиков и к концу дня чувствовали себя вывалянными в грязи с ног до головы. Но они не нашли никаких следов тех, кого искали.

Подъехав к штабу, они оставили машину без опознавательных знаков за зданием и вошли внутрь. Рок-н-ролл преследовал их:

...Эй, ребята, отвяжитесь от меня,

Я скажу, что достала меня эта херня.

Все закончится, когда придет Джимми-джаз,

Джи-а-зы-зы Джи-а-зы-зы!

Перед магнитофоном сидел парень лет восемнадцати в черных джинсах, черных высоких ботинках и черной кожаной куртке с серебристыми цепочками. Его засаленные волосы были сзади связаны в хвост. Скарлетт поискал взглядом модный гребешок "крысиный хвост", и, конечно же, он торчал из его кармана.

Вокруг него собрались другие слушатели – все, кроме Деклерка и Макдугалла, в форме КККП. Они выглядели встревоженными, а парень безмятежно раскачивался на стуле в такт музыке.

– Это "Джимми-джаз", – сказал он наконец. – Группы "Клэш". Третья песня на первой стороне с двойника "Звонок в Лондон". Клевый диск.

– Когда он вышел? – спросил Роберт Деклерк.

– В 73-м. На "Эпик рекордс".

– А что такое Джимми-джаз? – поинтересовался инспектор Макдугалл.

– Не знаю, – парень пожал плечами. – Наверное, доза. Вы что, все время тут такое слушаете?

– Не совсем. А где можно купить этот альбом?

– В любом магазине пластинок. "Клэш" сейчас на подъеме. Если хотите, могу дать вам то, что есть у нас на радио.

– Пожалуйста. И желательно сегодня.

Скарлетт и Спэн обогнули группу меломанов и поднялись на второй этаж. Они хотели еще раз взглянуть на выставку в кабинете суперинтенданта. Уже наверху Скарлетт сказал:

– Тьфу! Это не панк-рок, а какой-то пакость-рок!

– А мне нравится кое-что из "Клэш", – задумчиво заметила Кэтрин Спэн.

– Хозяин – барин, – пожал плечами Рик.

Женщина чуть подняла одну бровь:

– Ты ведь о них ничего не знаешь. И не хочешь знать со своей ограниченностью.

– Думаешь, Кэти? Я все же не Рабидовски. "Клэш" из Англии, как и "Секс пистолз". Первая волна нового музыкального течения.

– Ох ты! А я думала, ты полный болван.

Первое, что они увидели, войдя в кабинет Деклерка, это разбросанные кругом книги. Оба взяли по одной и поглядели названия. Одна книга называлась "Убийства на почве секса", другая – "Сексуальная патология".

– И зачем ему все это? – озадаченно спросил Скарлетт.

– Должно быть, он в душе маньяк, – ответила Спэн.

Теперь все три обитых досками стены были покрыты разнообразными документами, а в некоторых местах они уже наслаивались друг на друга. Спэн немедленно устремилась к расшифровке телефонных разговоров. Скарлетт тоже стал читать их, выглядывая из-за ее плеча. Закончив, она подошла к окну и встала там, задумчиво глядя на ночной город.

– Интересно, о чем они говорили? – спросила она сама себя. – Что такое "худу"?

– Кто из нас болван? – осведомился ее коллега. – Похоже, с географией у тебя слабовато. "Худу" – это выветренные утесы песчаника. Индейцы верили, что в них живут духи. Такие утесы есть в нашей Долине мертвых, но их гораздо больше в Альберте, в Скалистых горах.

– Что ж, буду знать, – сказала Спэн чуть обиженно.

И они замолчали.

Щепка

5.15

Роберт Деклерк встал до рассвета. Он пошел на кухню, сварил себе кофе и вернулся в спальню, чтобы одеться потеплее. Потом вышел с чашкой кофе в теплицу и оттуда на берег моря. Было еще темно, и воздух наполняло дыхание осени. Он сел в плетеное кресло и начал думать. Море этим утром яростно билось о берег, выплевывая клочья пены, но суперинтендант не обращал на это внимания.

Больше всего его беспокоило поведение убийцы. Были и раньше убийцы, нарочно дразнившие полицию, – среди них Джек-Потрошитель и таинственный Зодиак, – но похоже было, что Охотник дразнил персонально его. Это началось, когда его назначили начальником Отряда по поимке.

"Почему? – думал Деклерк. – Для этого есть какие-то причины. Но какие?"

Он пока этого не знал.

Еще его беспокоили позы последних двух тел, когда их нашла полиция. И выражение глаз на снимках "Поляроида". Убийца хотел добиться чего-то большего, чем простой страх. Но чего?

Он долго сидел и думал об этом. Потом взошло солнце, окрасив нежным ониксовым светом сердцевину беспокойных волн. Баклан стремительно спикировал вниз, целясь на что-то невидимое в воде; но, когда он вынырнул, его клюв был пуст.

Суперинтендант встал.

Пока он думал, перед ним поочередно пронеслись сцены всех четырех убийств, и приятного в этом было мало. Это тоже означало, что Охотник их дразнит. Слева вдалеке мигал маяк на мысе Аткинсон.

Деклерк медленно прошел по тропинке к дому. Внутри он снял одежду, мокрую от брызг, оделся в сухое и сварил себе еще кофе. Потом взял книгу Лазарфельда "Мужчина глазами женщины" и пошел с ней в теплицу. Следующие два часа Деклерк читал, одновременно мучительно разыскивая в уме приметы того, что его беспокоит.

Снаружи бледное солнце осветило слова, написанные по краю солнечных часов. Надпись гласила: «Времени больше, чем вы думаете».

* * *

5.20

Авакумович чувствовал себя отвратительно.

Без сомнений, главной причиной этого было то, что он стоял посреди комнаты в госпитале Лайон-Гайт, окруженный парой трупов в разных стадиях разложения. Но этим ему приходилось заниматься и раньше.

Отчасти его самочувствие зависело от времени суток. Никогда раньше он не работал с мертвецами среди темноты и безмолвия ночи. Запах был тошнотворным, и ему пришлось надеть хлорофилловую маску. В одной руке он держал лупу, в другой – скальпель. Ему было жутко.

Где-то кто-то невидимый протяжно вздохнул.

Где-то капала вода.

Где-то раздался тихий смех.

Скальпель заскрипел о кость.

Он отвернулся от скелета из ямы и подошел к монахине.

Авакумовичу пришлось работать в это время; с утра помещение понадобится живым.

Днем он изучал останки Хелен Грабовски в госпитале Ричмонда. Там не нашлось ничего интересного.

Тело Джоанны Портмэн еще не отправили, и ученый надеялся все же успеть получить к нему доступ.

В отличие от доктора Сингха, Авакумович предпочитал начинать с менее уродливых случаев. Поэтому монахиня была первой. Сперва он просветил тело рентгеном в поисках металлических частиц, потом применил ультразвук, пытаясь выявить в мягких тканях неметаллические образования. Звуковые волны, как ему казалось, отражались только от костей.

Оставался скелет из ямы.

В течение получаса Авакумович сравнивал повреждения костей с рентгенограммой Лиз Грейнер, присланной Интерполом. Все совпадало: несколько трещин в бедренных костях, перелом левой малоберцовой кости; фрагмент подвздошной кости слева отколот, как и левой плечевой. Левая лучевая кость треснула, но не была сломана.

И тут, рассматривая через лупу тоненькую трещинку в нижней части таза, он обнаружил щепку. Крошечную, тускло-черную щепку, которой не было на интерполовском снимке.

Конечно, щепка могла попасть в кости, когда на них наткнулась девочка.

"Из ботинка? – думал Авакумович. – А может быть, занесли в морге?"

Что бы это ни было, больше он ничего не нашел.

Когда рано утром на дежурство пришел первый патологоанатом, Авакумович попросил у него стеклянную пластинку и пинцет, чтобы подготовить срез.

Психопат

9.30

– Вам понравилось? – спросил доктор Рурик.

– Интересно, – сказал Деклерк. – Но тяжеловато.

Психиатр кивнул.

– И каковы ваши выводы?

– Если не возражаете, я хотел бы просто поговорить об этом. Может быть, возникнут какие-нибудь ассоциации.

– С удовольствием, – сказал доктор. – Давайте начнем.

Доктор Джордж Рурик был человеком в годах и весьма уважаемым. Жена Деклерка Женевьева очень высоко отзывалась о его способностях и удивлялась, что полиция редко обращалась к нему за помощью. Суперинтендант ценил ее мнение, и во многом поэтому он и сидел сейчас в плетеном кресле напротив психиатра, глядя, как солнечный свет, проникая сквозь стекло теплицы, играет на лепестках роз. У Рурика были очки в проволочной оправе и козлиная бородка, делавшая его немного похожим на Фрейда. Включая микрофон, Деклерк подумал: «Почему все психиатры отпускают бороды? Что они под ними прячут?»

Он поставил кассету.

– Эта пленка, – начал он, поставив микрофон на стул между собой и доктором, – относится к делу Охотника за головами. Со мной говорит доктор Джордж Рурик из отделения психиатрии Университета Британской Колумбии. Цель нашей встречи – обсудить возможный психологический портрет убийцы. Я хочу, чтобы этот разговор прежде всего отвлек вас от поиска легких решений. Скажите, доктор, какие предположения стоит заведомо исключить?

– Во-первых, я скажу, что всецело согласен с вашим предупреждением. Не так давно убийца по прозвищу "Бостонский Душитель" буквально терроризировал город. Собравшиеся на встречу психологи, психиатры, криминалисты и полицейские пришли к выводу, что разыскиваемый убийца является шизоидом, неженатым, латентным гомосексуалистом со скрытым эдиповым комплексом. Когда же Альберт Десальво был наконец пойман, оказалось, что у него жена и двое детей. Поэтому я повторяю: избегайте решений, кажущихся очевидными. Однако я уверен, что мы можем сделать несколько предположений о характере Охотника. По меньшей мере одно из них обязательно окажется истинным.

Между фразами доктор извлек из кармана твидового пиджака трубку и пачку табака и меньше чем за минуту завершил ритуал Шерлока Холмса. Как только из трубки вырвалось облако сизого дыма, Деклерк невольно пожалел растения.

– Как известно, психиатрия знает три типа душевного расстройства. Это психоз, невроз и общее расстройство психики. Страдающий психозом или психотик наиболее соответствует бытовому понятию "сумасшедший". Определяющим симптомом психоза является потеря связи с реальностью; иными словами, психотик замещает те или иные детали окружающего мира порождениями собственного больного воображения. Можно привести несколько примеров. Питер Сатклифф, известный Йоркширский Потрошитель, стоя в выкопанной им могиле – он работал на кладбище, – услышал глас Божий, повелевающий ему искоренить всех проституток. Дэвид Берковиц – нью-йоркский "Сын Сэма", – получил приказ убить шестерых человек от говорящей собаки своей соседки. Неврозы, второй главный вид душевных заболеваний, явно не имеют отношения к нашему случаю. Гораздо важнее для нас третий вид – общее расстройство психики, – поскольку здесь мы имеем психопата или социопата с ярко выраженным стремлением к убийству. При общем расстройстве проявляется не разрыв с реальностью, а компромисс с ней. У пораженного болезнью субъекта вместо внешних признаков, таких, как галлюцинации или неестественное поведение, развиваются глубинные деформации в характере. Часто это проявляется в смещении моральных критериев. Больной сохраняет связь с реальностью, но делает то, что считает нужным или правильным, не учитывая общепринятых норм и мнения окружающих. Часто это выражается в садизме – вот почему садистов не трогают мольбы и уговоры их жертв.

– Значит, по-вашему это психопатия? – спросил Роберт Деклерк.

– Да. Большинство массовых убийц страдает именно этим видом душевных болезней. Психопаты в свою очередь делятся на две главные категории. Первая – неконтролируемые агрессивные психопаты, субъекты, не сдерживаемые общественными нормами поведения. Они часто совершают немотивированные акты агрессии и, как правило, состоят на учете полиции. К таким я отношу Клиффорда Олсона. Гораздо опаснее вторая категория – контролируемые агрессивные психопаты. Такой человек обычно способен контролировать свое поведение и кажется совершенно нормальным. Однако в критических ситуациях у него прорываются обычно тщательно скрываемые агрессивные инстинкты. Это можно сравнить с извержением вулкана. Когда давление ослабевает, этот человек опять возвращается к нормальному типу поведения. Вы понимаете, почему такого убийцу крайне трудно найти. Невозможно определить даже, какие именно факторы вызывают такой взрыв. Они могут различаться у разных людей. Искать убийцу этого типа не легче, чем найти иголку в стоге сена.

В разговоре возникла пауза, и Деклерк вставил:

– Доктор, в книгах, которые вы мне дали, упоминается "обманщик". Расскажите, пожалуйста, об этом термине поподробнее.

– "Обманщиком" мы называем редкий, но чрезвычайно сложный случай психопатии. Это субъект, которого не ограничивают ни нормы общественной морали, ни собственные комплексы. Он может играть любую роль, и иногда вся его личность является не более чем маской. Опасность такого "обманщика" состоит в том, что окружающие общаются с его внешним образом, а не с подлинной сущностью, которая скрыта дважды – во-первых, его собственным притворством, а во-вторых, надетой помимо воли маской. Как гласит китайская пословица: "Рыба видит червяка, а не крючок".

– Это значит, – медленно сказал Деклерк, – что Охотника трудно распознать, даже если он наш сосед?

– Это значит, что Охотник может быть нашим соседом. Вернее, наш сосед может быть Охотником, даже не подозревая об этом. Такие случаи раздвоения личности не раз встречались. Может быть, наш убийца создал «обманщика» в своем сознании, и тот постепенно вытеснил его подлинную личность. Именно такую ситуацию описал Стивенсон в истории доктора Джекила и мистера Хайда. Правда, там это было выражено явно, а мы говорим о процессе, происходящем только в сознании. В этом случае «обманщик» может убивать и потом даже не помнить этого, а мы ходим с ним рядом и ничего не подозреваем.

– Психические болезни передаются по наследству? – спросил Роберт Деклерк.

– Вот этого мы не знаем. Конечно, они переходят из одного поколения в другое, но это может быть объяснено как наследственностью, так и условиями среды.

– А теперь не могли бы вы, доктор, высказать ваши соображения по поводу убийцы, которого мы ищем?

– В ответ я задам вопрос, – сказал доктор Рурик. – Почему исчезают головы? Вот в чем загадка, и у меня есть четыре варианта ответа:

– чтобы затруднить опознание жертвы;

– чтобы утолить людоедское пристрастие убийцы к этой части женского тела;

– чтобы стать экспонатом в коллекции трофеев;

– потому что убийца испытывает пристрастие к женским волосам.

Рассмотрим их по очереди. Пытался ли Охотник затруднить опознание трупов? Сомневаюсь. Хотя имеются прецеденты – так поступил Йоркширский Потрошитель со своей шестой жертвой, Джин Джордан, – тогда он должен был бы отрезать и пальцы. В первый раз он мог об этом забыть, но не все время. Итак, у нас остаются три возможности. Является ли Охотник каннибалом? Очень может быть. Я отметил в одном из ваших документов, суперинтендант, что убийца может быть приверженцем каннибальского культа. В связи с этим вы вспомнили "Зебру" и индейцев квакиютль, но мне приходят в голову более близкие примеры. Вспомним преступления, ставшие основой сюжета двух культовых фильмов – "Психопата" Хичкока и "Бойни в Техасе". Эд Гейн был фермером в Плэйнфилде, штат Висконсин. По отчету психиатров, его мать была религиозной фанатичкой и имела очень сильное влияние на своего сына. После ее смерти Гейн, очевидно, прочитал об операциях по изменению пола и пожелал стать женщиной – своей матерью. Сперва он извлекал тела из могил, потом стал убивать женщин. В сарае на своей ферме он вскрывал тела и сдирал с них кожу. Потом надевал ее на себя и часами расхаживал так, представляя себя таким образом женщиной. На этом случае основан сюжет Хичкока. Что касается " Техасской резни бензопилой", у нее тоже был реальный прообраз.

Когда Гейна арестовали, местный шериф явился к нему на ферму и нашел обезглавленное тело женщины, подвешенное на потолке сарая. В самом доме повсюду были жуткие трофеи: браслеты из человеческой кожи, четыре женских носа в чашке на столе, пара губ на леске, натянутой на окне, полоски человеческой кожи на спинке стульев, пуговицы из кожи нескольких женщин. Также там висели на стенах восемь масок, сделанных из лиц убитых женщин, а из их черепов Гейн сделал чаши, распилив их по линии бровей. В холодильнике были обнаружены замороженные человеческие органы, а в сковородке на плите – человеческое сердце. По заключению шерифа, найденные останки принадлежали как минимум пятнадцати женщинам, но никто не знает, сколько всего их убил Гейн за несколько лет.

В декабре 1957 г. Гейн признался в осквернении могил, труположестве и каннибализме и был помещен в лечебницу для психически больных преступников, где, по всей видимости, находится и сейчас. Таких случаев можно привести множество. К сожалению, общество забывает, насколько они обычны. Если Охотник совершает свои убийства именно по этим мотивам, то вероятнее всего, что он поедает мозги.

Деклерк переставил кассету, и доктор воспользовался этим, чтобы снова набить трубку. Выпустив клуб дыма, он продолжал:

– Собирает ли Охотник головы в качестве трофеев? Мне кажется, это возможно. Здесь снова можно вспомнить Эда Гейна и восемь масок из женских лиц на стенах его дома. В этом случае действует психология охотника, вешающего над камином голову убитого им зверя. И последнее: может быть, Охотник испытывает ненормальное пристрастие к женским волосам? Тоже не исключено. Вы отмечали, суперинтендант, что у первых трех жертв были длинные черные волосы. Убийство монахини также вписывается в эту схему: ее чепец мог символически восприниматься как волосы. Как известно, фетишист воспринимает предмет своего влечения именно символически. Психологическая связь волос и секса уходит корнями в глубь столетий. Проститутки давно это поняли и часто пользовались париками, чтобы привлечь разных по психологии клиентов. Здесь возникает проблема: как это связано с манией? В случае мании больное воображение концентрируется на каком-то одном объекте, связанном символически с сексом. Волосы – наиболее частый пример. Возьмем Джона Реджинальда Хэллидея Кристи, сексуального маньяка, совершившего с 1940 по 1953 гг. восемь убийств. Перед захоронением тел он сбривал волосы у них на лобке и помещал в большую банку из-под табака, над которой потом мастурбировал.