– Слушайте, если вам нужна доза, то у меня есть. Я охотно поделюсь в вами, вы мне нравитесь.

– Нет! – крикнула женщина, и тут ее тело опять свело судорогой. Худшей, чем раньше.

Она почти упала в предусмотрительно распахнутую дверцу машины. Взревел мотор, и они умчались в сочащуюся дождем темноту.

* * *

11.45

Дождь в это утро кончился рано, и теперь клены, окружавшие теплицу, полыхали буйством осенних красок. Мазки красного, желтого и оранжевого резко выделялись на фоне серо-зеленых вод Английской бухты, испещренных белыми гребнями волн. Октябрьское солнце светило сквозь стекло, отражаясь радугой в шеренгах призм. Внутри сияла другая радуга – разноцветные розы.

Они покрывали весь пол теплицы, располагаясь по сортам. У двери, ведущей в дом, находился отдел гибридов, представленный только одним растением с темно-бордовыми цветами.

В углу сидел человек в белом плетеном кресле. Он был высоким и худым, с нервными руками пианиста. Его темные волнистые волосы уже поседели у висков; орлиный нос и хорошо очерченный подбородок выдавали упрямый, независимый характер. Пока он молчал, он мог прослыть за гордеца, но в разговоре сразу открывались его дружелюбие и скромность.

На коленях у человека лежали блокнот и ручка, а на столе и на полу вокруг него, громоздилось несколько десятков томов истории первой мировой войны. Пространство между ними было усыпано смятыми листками бумаги.

Углубившись в работу, он не заметил, как в комнату вошла женщина. Она немного постояла у двери, глядя на него зелеными искрящимися глазами. Ее каштановые волосы оттеняли немного бледное лицо с высокими скулами и полными чувственными губами. Едва за тридцать, она была на двадцать лет моложе своего мужа. Ее чуть располневшую фигуру удобно облегал серый, сшитый на заказ костюм.

– Eh bien, Robert, – сказала она по-французски. – Est-ce qu'on prendra un lunch aujourd'hui?^[17]

Мужчина, подняв голову, улыбнулся и отложил блокнот.

– Oui, – сказал он. – J'aimeras bien. Combien de temps as-tu?^[18]

– Juste une heure. J'ai une classe de seminaire en fin de la journee^[19].

Мужчина встал и подошел к ней. Она повернулась, готовая уйти, но он задержался еще на секунду, глядя на единственный куст в отделе гибридов. Потом взял ножницы и осторожно срезал один бутон. Он сам вывел этот сорт, но до сих пор не дал ему имени.

– As-tu pense au nov que tu ui donnerais?^[20] – спросила женщина.

Он приложил бутон к ее блузке в районе сердца – бордовое на бордовом.

– Genevieve, – сказал он.

Женевьева Деклерк улыбнулась.

В этот миг ему показалось, что в теплице стало еще светлее.

* * *

Понедельник, 25 октября, 18.30

По общему мнению, в мире существует всего лишь шесть совершенно необычных по своему природному положению городов. Пять из них – Рио-де-Жанейро, Сидней, Кейптаун, Гонконг и Сан-Франциско. А шестой – Ванкувер.

Молодой человек смотрел на город, проплывающий слева от него, держась за перила на палубе спасательного катера. Его светлые кудрявые волосы развевал свежий ветер.

Катер вернулся с патрулирования в бухте Хоу-Саунд к северу от гавани – одной из миллиона бухт и бухточек, усеивающих тысячи миль побережья Британской Колумбии. Сейчас он подплывал к входу в Английскую бухту, оставляя Ванкувер слева и направляясь в Пойнт Грей.

День прошел отлично, и погода была такой, какую Хеллер больше всего любил. Его работа кончилась, и можно было расслабиться и подышать соленым морским воздухом, глубоко набирая его в легкие. На севере отливали медью на солнце вершины гор, а под ними мигал огнями маяк Пойнт-Аткинсон. Далеко-далеко, уже в штате Вашингтон, возвышался над всем этим величественный конус потухшего вулкана Бейкер.

Хеллер любил море, потому что оно было непокорным. Вот только что Английская бухта была гладкой, как зеленая простыня, и по ее поверхности рыбками скользили катера, сухогрузы и яхты. А вот подул ветер – и уже штормовая волна бьет о берег, швыряя суда, как поплавки. А потом разверзаются небеса, и оттуда льет, как из ведра, сердитый осенний дождь.

Так и было этим утром, но теперь море успокоилось.

Дэн Хеллер повернулся и помахал мужчине у руля. Глен Симпсон в ответ показал ему большой палец.

Катер пересекал гавань, оставляя за кормой городские огни. Над ним громоздились теперь песчаниковые утесы Пойнт-Грей. У воды Хеллер увидел старую орудийную площадку, со времен второй мировой все еще ожидавшую японцев. Вверху были видны здания Университета Британской Колумбии, стеклянные панели Музея антропологии сверкали на солнце. За Пойнт-Грей текла река Фрэзер.

Через десять минут, когда катер вошел в устье Фрэзера, Хеллер увидел цаплю, взлетающую с Рек-бич. Потом катер ткнулся о пристань. Они были дома – на базе провинциального министерства земель и лесов.

Глен вырубил мотор и вышел на палубу к Хеллеру. На площадку невдалеке садился вертолет; на лопастях его винта играли лучи заходящего солнца.

– Хочешь кофе? – спросил рулевой.

– Спасибо, – Хеллер взял чашку. Горячий напиток обжег ему рот.

Они несколько минут молчали, глядя на снующие по реке лодки и на машины, проезжающие вдоль берега в сторону международного аэропорта Си-Айленд.

– Как ты думаешь, сколько из этих лодок потонет за год?

– Кто его знает, – философски отозвался Хеллер. – Процентов двадцать.

– Так много? Я вижу, ты пессимист. Хочешь еще? В кофейнике должно что-то остаться.

– Почему нет? Но поторопись, а то солнце скоро сядет.

– Я не пропущу, – заверил Глен, скрываясь в рубке.

Но они оба пропустили закат. Уже входя в дверь, Глен Симпсон бросил взгляд на воду и увидел там какой-то плывущий предмет.

– Эй, Дэн, иди сюда! И прихвати багор.

– А что такое? – Хеллер подошел к нему.

– Видишь?

Глен ткнул пальцем вниз.

Там, наполовину скрываясь в воде, качался на волнах труп женщины. Обнаженный. Раздувшийся. С кровавым обрубком на месте головы.

* * *

23.31

Отдел экономических преступлений.

Объект: Стив Ракстроу (он же "Лис").

Начало пленки: 25 октября, 21.00.

Конец пленки: 25 октября, 23.30.

Неизвестный по кличке "Хорек".

Звонок местный.

Хорек: Привет.

Лис: Здорово.

Хорек: Прости, забыл тебе позвонить... совсем забыл.

Лис: Да что ты?

Хорек: Извини.

Лис: Знаешь, собирай манатки и двигай сюда свою черную задницу. Да поскорее.

Хорек: Не могу. Давай чуть позже.

Лис: Что, опять наша крошка, мисс Билли Холидей? Слышу, слышу.

Хорек: Ладно, ты же знаешь, как они дергаются, пока их не удовлетворишь. Мне нужно время, чтобы загнать эту лошадку в стойло.

Лис: Что?

Хорек: Ну, чтобы она никуда не свалила.

Лис: Слушай, это твои дела...

Хорек: Не кипятись. Погоди немного (кричит: Да прикрути это чертово радио.

Н/ж: Ну, иди сюда, бэби. Сделай мне хорошо-о-о.

Хорек: Погоди. Ты готовься, а я сейчас). Ты еще здесь?

Лис: Здесь, здесь. Но я опять говорю тебе, братишка: выбирай, что тебе важнее. Готовятся большие дела, так что держи ухо востро.

Хорек: Да, да. Я понимаю.

Лис: Когда позвонит Волк, ты должен действовать быстро. И не хером, а головой.

Хорек: Что (неразборчиво)... зомби идет.

Лис: Слушай, а где Х.Г.? Ее нет уже неделю.

Хорек: Не знаю. С ней все глухо.

Лис: Лучше найди ее, а то за дело возьмется Волк, и ты сам станешь глухим. Как камень.

Хорек: Не волнуйся, найду.

Лис: Будем ждать.

Хорек: Ладно, тогда все.

Лис: Ну, пока.

(Отбой).

* * *

Вторник, 26 октября, 8.15

За стенами комнаты дул холодный осенний ветер. Зябкий воздух делал еще более яркими и безжалостными отблески света на стальной поверхности. Патологоанатом надел перчатки.

Доктор Кайл Сингх был немолодым уже человеком с коротко стриженными серебристыми волосами. На его вытянутом лице поблескивали очки без оправы. Доктор Сингх был одним из трех патологоанатомов Ричмондского госпиталя. Сегодня он дежурил в морге.

В 7.30, когда он пришел на работу, его уже ждали три жертвы. Двое поступили с шоссе 39, где разбилась машина. Полиция доложила, что на шоссе найдены осколки от бутылки текилы. Третий труп был извлечен из реки Фрэзер.

Доктор Сингх не любил утопленников. Поэтому он в первую очередь взялся за женщину.

Еще в училище один из профессоров говорил: "Если вы первыми осмотрите самые мерзкие случаи, худшее позади". Этот случай был, без сомнения, мерзким. Тело женщины раздулось и начало уже разлагаться; там и тут мускулы скользкими лохмотьями отставали от костей.

Сперва Сингх подумал, что голову утопленнице отрезало винтом лодки. В этом случае срез должен быть чистым и свежим. Приподняв распухшую шею трупа, он поднес к ней сильную лупу.

Две минуты спустя он уже звонил в полицию.

Капрал Джеймс Родейл был не очень рад звонку. Не то, чтобы он был лентяем, халатно относившимся к своим обязанностям: просто у него после завтрака часто болел желудок, и он не хотел лишнего приступа тошноты после посещения морга. Хорошо еще, что доктор Сингх был так предупредителен. Заметив взгляд вошедшего Родейла, он предложил капралу подождать итогов в глубине комнаты.

– Там на столе телефон, – добавил он. – Если надо, можете позвонить.

Капрал Родейл был небольшого роста, худой, двигающийся осторожно и выверенно. На нем была обычная униформа КККП из коричневой саржи и фуражка, от постоянного ношения которой он уже начал лысеть. От рождения у него были глаза разного цвета: один карий, другой зеленый. За это его в школе дразнили Светофором.

Закончив вскрытие, доктор Сингх повернулся к Родейлу. До этого он периодически излагал в микрофон результаты, и капрал, хоть и сидел к нему спиной, не мог пропустить их мимо ушей.

– Труп белой женщины лет двадцати двух. На обеих руках множественные следы уколов...

– На обеих сторонах шеи разрезы длиной 4,5 сантиметра. Впереди на горле разрез длиной 6 сантиметров...

– Вес сердца 280 граммов. Коронарные артерии расширены, атеросклероз в начальной стадии. Аорта не повреждена...

– Имеются повреждения половых губ. Несколько спаек фаллопиевых трубок...

Вскрытие продолжалось почти час. Когда доктор подошел к Родейлу, он вытирал руки салфеткой.

– Могу я заполнить бланк? – спросил он.

Родейл нашел нужный бланк и протянул доктору. Тот вернулся к столу, на котором лежали изрезанные останки женщины, и сделал инъекции глицерина во все десять скрюченных пальцев. Потом один за одним прижал каждый палец к чернильной подушечке и приложил к бумаге. Вернувшись к Родейлу, он отдал бланк ему, и капрал положил листок в папку, предварительно помахав им в воздухе, чтобы высохли чернила.

– Ну – спросил он наконец, глядя в глаза доктору.

– Она не утонула, – сказал Сингх. – Воды в легких нет. Это значит, что она была уже мертва, когда ее бросили в реку. На обеих сторонах шеи и на горле разрезы, сделанные острым металлическим лезвием. Голова отделена от тела вторым разрезом спереди.

– Изнасилование? – спросил Родейл, делая пометки в блокноте.

– По гениталиям этого не видно, хотя в их районе имеются ушибы. Мы проведем анализ на сперму, но она ведь неделю пробыла в воде. Единственное другое повреждение – разрез на обеих грудях. Он проходит по грудине, соединяющей ребра, от одного соска до другого.

Родейл кивнул:

– Значит, голову отрезало не винтом?

– Нет, – Сингх взял со стола банку и пошел с ней к трупу.

Когда он взял с подноса со сверкающими медицинскими инструментами скальпель, капрал поспешно отвел глаза. Чувствуя, как к горлу подступает комок, он заставил себя взглянуть на вернувшегося доктора и на то, что тот держал в окровавленной руке. Человеческий позвонок.

– Видите эти отметины?

Родейл посмотрел на несколько царапин на кости.

– Движение лезвия зигзагообразное. Отметины две, с расстоянием между ними четверть сантиметра. Возможно, в лезвии была выемка. Не знаю винта, способного нанести такой удар.

Патологоанатом опустил позвонок в банку, которую держал, и протянул ее капралу. Родейл закрыл банку и приклеил этикетку со временем, местом и порядковым номером.

– Вы получите отчет о вскрытии еще до конца дня, – сказал Сингх.

– Спасибо, доктор, – Родейл взял "дипломат" и встал.

– Минуточку, – Сингх снял перчатки, быстро вымыл руки под краном и выдвинул ящик стола. – Возьмите, – он протянул капралу коробочку "Алка-Зельцера". – В другой раз будем говорить по телефону.

Спустившись вниз, Родейл нашел туалет и проглотил несколько таблеток, запив их водой. Потом поглядел на полицейского в зеркале.

– К черту другой раз, – сказал он сам себе и вышел.

* * *

12.15

Ричмондское отделение.

КККП

6900, б-р Миноритов,

Ричмонд, БК.

Капралу Дж.Г.Родейлу.

Из отделения полиции Ванкувера,

312, Мейн-стрит,

Ванкувер, БК

Дет. Берни Зеброфф, отдел по борьбе с наркоманией.

Установление личности по отпечаткам пальцев.

Утопленник (река Фрэзер).

Личность установлена.

Хелен Энн Грабовски, она же Патриция Энн Палитти.

Приводы: хранение наркотических средств (героин),

Ванкувер.

Родилась 12 июня 1961г., Топика, Канзас.

Фото предоставлено ФБР.

Описание прилагается: белая женщина, рост 175 см, вес 50 кг, худощавая, груди большие и необычайно твердые (правда, тут так и написано), черные длинные волосы, глаза карие, на обеих руках следы от уколов, на спине длинный шрам.

Б.Зеброфф.

* * *

15.45

Отдел Е, КККП,

Ричмондское отделение.

Капралу Дж.Г.Родейлу.

Из отдела N, КККП, Оттава, Онтарио.

N 4722067.

Личность (установлена через ФБР): Хелен Энн Грабовски, она же Патриция Энн Палитти.

Привод 12 апреля 1980 г. полицейским отделением Нью-Орлеана по обвинению: проституция.

Сутенер: Джон Линкольн Харди (он же Хорек). К суду не привлекалась.

Фото прилагается.

* * *

17.30

Каждый входящий сюда знал, куда он попал. Ничего определенного, только слабое ощущение, висящее в воздухе, как опиумная дымка. Каждый чувствовал, что в баре правят бал наркотики.

В "Руках лунного света" было человек пятьдесят, но звуков они издавали не больше, чем десять. Большинство просто сидели, потягивая пиво и глядя друг на друга стеклянными глазами. Единственный шум исходил от неопрятной толстухи, которая с пьяным усердием колотила по крышке музыкального аппарата. Можно было сказать наверняка, что наверху, в комнатах, извиваются в наркотическом бреду мужчины и женщины с впившимися в их вены стеклянными пиявками шприцев.

Можно было почувствовать все это и поскорей уйти.

Слева от стойки к стене прислонилась женщина. Она была шести футов ростом, с крепким, мускулистым телом, и слегка напоминала Урсулу Андрес в фильме "Доктор Но" – те же высокие скулы, миндалевидные глаза и медового цвета волосы. Но на этом сходство кончалось. Эта женщина была одета в тряпье, и ногти на ее загрубевших руках были покрашены дешевым красным лаком. Ее волос недели две не касалась расческа.

Сегодня женщина нервничала.

Ее голубовато-серые глаза метались по комнате, ясно говоря всем: «Мне нужна доза».

– Уж не меня ли ты ищешь, детка? – прошептал чей-то голос слева.

– Ay тебя есть? – она оглянулась на мужчину.

Это был невысокий индеец с мощными бицепсами, охваченными медными браслетами. Драная джинсовая куртка, распахнутая на груди, обнажала кожаный амулет с зубом кита. Такие же драные джинсы поддерживал черный ремень с рокерской пряжкой. Из-под полей стетсоновской шляпы оценивающе смотрели холодные глаза. Когда он улыбался, а именно это он делал сейчас становились видны желтые гнилые зубы.

– Сколько? – прохрипела женщина.

– Шестьдесят за штуку. Встретимся в пять на выходе.

Он отвернулся и быстро зашагал прочь.

* * *

17.45

Смеющейся девочке было не больше пяти. С головы до ног ее закрывал красный комбинезон, из-под капюшона которого виднелось румяное личико, обрамленное рыжими кудряшками. Визжа от удовольствия, она вновь и вновь скатывалась по травянистому склону, вся покрытая липкой, жирной грязью.

– Синди, хватит! – крикнула ей сестра, которой было уже семь лет, и она чувствовала ответственность за малышку.

Они увидели порванную палатку с вершины холма в Северном Ванкувере, в четверти мили от их дома.

Уже темнело, и пихты отбрасывали длинные тени на склон, спускающийся вниз, к воде залива. Дайане тени не нравились, но Синди не было до них дела. Она продолжала свою игру.

– Хватит, я сказала! – крикнула Дайана, спускаясь следом за сестрой. – Как ты думаешь, кто тут живет?

– Клоун Оскар, вредина! – отозвалась Синди.

Она подбежала к палатке и заглянула внутрь.

– Оскар, ты здесь? А ну выходи! – внезапно ее нога по щиколотку погрузилась в грязь.

– Какая ты неряха, Синди! Тут, должно быть, болото.

Не обращая на сестру внимания, Синди сделала еще шаг, но это не помогло. Ее левая нога выскочила из резинового ботика, и несколько секунд девочка балансировала на одной ноге, как циркачка на трапеции. Потом упала – прямо в грязь.

– Ох, Синди! Что скажет мама, когда увидит, как ты перемазалась?

Синди кое-как встала и начала вытягивать свой ботик. С чавкающим звуком он выскочил из грязи, но тут девочка упала снова и не поднялась. Широко раскрытыми глазами она смотрела вниз, туда, где взрыхленная ею земля обнажила руку скелета, тянущуюся вверх из неглубокой могилы.

* * *

20.05

Они включили фары, чтобы осветить место преступления, но внизу, в тени деревьев, все равно было темно. Небо сегодня было чистым, и в нем горели мириады звезд, но землю покрывал густой туман. Внизу стояли люди, все, кроме одного, в форме и все с пластиковыми чашечками в руках. Пар от кофе смешивался с ползущим внизу туманом.

Когда капрал Родейл двинулся к ним, один из людей в форме обернулся.

– Это вы, Родейл? – он говорил командным тоном.

– Да, сэр.

– Хорошо. Я хочу, чтобы вы на это взглянули. Похоже, у нас появилась проблема.

Человеку, который это говорил, было за пятьдесят, и он едва достигал минимума веса, необходимого для службы в КККП. Когда Родейл подошел поближе, фары осветили внимательные голубые глаза человека, аккуратно подстриженные усы и плотно сжатые губы. На нем были синий пиджак и серые фланелевые брюки. На кармане пиджака красовалась эмблема Конной полиции – голова бизона под короной, окруженная кленовыми листьями. Человека звали Джек Макдугалл.

Капрал Родейл окинул взглядом всю картину. Фотограф из отделения Северного Ванкувера щелкал вспышкой, полицейский, стоящий рядом с ним, набрасывал план местности. Невдалеке бегала большая немецкая овчарка, обнюхивая сухие листья и грязь. У самой кромки воды черным силуэтом двигался человек с металлоискателем.

– Когда мы приехали, могила уже была разрыта, – сказал Макдугалл. – Скелет нашли две девочки, которые рассказали об этом отцу. Вместо того чтобы сразу позвонить нам, он пошел сюда посмотреть и зачем-то убрал все листья, сучья и грязь. Пока мы узнали и приехали, уже стемнело.

Сержант Макдугалл провел Родейла к месту, окруженному веревкой. Здесь свет был особенно ярким, и земля казалась белой. Посередине в неглубокой яме лежал скелет. Большинство плоти отгнило, но внизу брюки удержали какую-то часть кожи и мышц. Там еще трудились черви.

– Я хочу, чтобы вы занялись этим. Настаиваю, чтобы каждая операция дублировалась. Включая просеивание земли на двести ярдов вокруг. Если это то, что я думаю, нам придется быть крайне внимательными. Понимаете, о чем я?

– Да, – кивнул Родейл. – У него нет головы.

* * *

Среда, 27 октября, 10.34

Такие газетчики, как Скип О'Рурк, теперь не рождаются. А жаль.

Скип был верзилой с налитым "Гиннесом" животом и с татуировкой на предплечье – памятью о службе во флоте. Татуировку он заполучил на Тайване во время увольнения на берег, непонятно где и как. Он невзлюбил ее сразу же, как только протрезвел. Татуировка изображала Попайя^[21] с пучком шпината в руке.

Сегодня, как всегда, на Скипе была рубашка с длинным рукавом.

Он сидел за столом редактора, попыхивая сигарой и просматривая гранки, когда слева к нему подкатила секретарша Эдна. Плоскогрудая и вся в веснушках, она почему-то напоминала Скипу растительное масло.

– Только что принесли, – сказала она своим скрипучим голосом. – Подписано «лично редактору», – в руке у нее был коричневый конверт.

– Кинь его в корзину. Видишь же, что я занят.

– Да, сэр, – проскрипела Эдна и вышла. Скип хмыкнул, продолжая напряженно думать. Охотник за головами. Вот как мы его назовем. Это должно сработать.

Скип О'Рурк был редактором с незапамятных времен. В дни компьютерной графики и спутниковой связи он продолжал тосковать о желтой газетной бумаге и свежих оттисках. Слава Богу, говорил он себе, что хоть гранки остались.

До эпохи компьютерного набора гранки были главной вещью, и О'Рурк каждый день читал их с благоговейным вниманием. Не будучи редактором, вы и представить не можете, сколько шуму способна наделать опечатка.

Закончив, Скип откинулся в кресле, положил ноги на стол и выпустил большой клуб дыма. Он думал, как начать историю об отрезанных головах.

В этом городе и "Ванкувер Сан", и "Провинс" принадлежали издательству "Пасифик Пресс". В мире монополистов это была хоть маленькая, но монополия. Да и какая разница, из одного источника идут плохие новости или из нескольких?

В это утро обе газеты вышли под одинаковой шапкой. 96-м шрифтом они извещали читателей: «Кто-то охотится за головами». О'Рурк решил, что вечерний выпуск «Сан» будет другим. Он уже видел заголовок: «Охотник за головами среди нас».

"Мертвым все равно, – подумал Скип философски. – Какая им разница, говорят о них или нет, и что говорят? А для газеты маньяк-убийца – отличная находка".

Да, Скип был настоящим редактором.

Его делом было продавать новости. И он умел это делать.

Он потянулся к конверту, который Эдна положила в почту. Разрезав его ножом, он вытряхнул содержимое на стол. Две фотографии лицом вниз и вырезка из журнала.

Взяв вырезку, О'Рурк только хмыкнул. Это, была статья под названием "Золотые яблоки". На снимке вверху была изображена обнаженная до пояса женщина с самой большой парой грудей, какие он когда-либо видел. Подпись гласила: "Как вам это?"

О'Рурк покачал головой и перевернул фотографии. Тут сигара выпала у него изо рта, и он издал вопль, о котором мечтает любой редактор:

– Черт побери, остановите выпуск!

На обеих фотографиях изображалась отрезанная голова женщины, укрепленная на деревянном шесте.

Могильный столб

10.45

Первый отряд по поимке Охотника был не отрядом, а скорее координационным центром. Если бы не Клиффорд Олсон и не его кровавые дела летом 81-го, то никакого отряда и не стали бы создавать; но тогда КККП получила горький урок, говорящий о необходимости координации действий. Итак, отряд был образован. Состоял он из сержанта Джека Макдугалла и капрала Джеймса Родейла, и утром они встретились в выделенном им кабинете, чтобы обсудить положение.

– Это доктор Сингх, – сказал Макдугалл, вешая трубку. – Он в госпитале Лайон-Гайт, куда мы отправили кости. На грудине скелета те же отметины, что у утопленницы. Значит, убийца тот же.

Родейл кивнул:

– И что нам делать?

– Думаю, пока следует сосредоточиться на Грабовски. Эта, вторая вряд ли наведет на след, раз мы не знаем даже, когда она умерла. Я отправил вертолет просветить склон инфракрасными лучами, но они ничего не нашли. Единственная зацепка – ткань палатки. Она сделана в Швейцарии. Я уже запросил Интерпол.

– Думаете, она иностранка?

– Не исключено. А что у вас?

– Пока можно сказать, что Грабовски пробыла здесь всего три-четыре дня. Из Нью-Орлеана это подтвердили. Они не знают, что она делала здесь, и мы тоже. Мы ищем ее сутенера. Может, удастся что-то узнать от наших информаторов.

– Это все?

– Боюсь, что да, – Родейл пожал плечами. – Охапка неопознанных костей и неизвестно зачем здесь оказавшаяся американская шлюха. Не густо для начала.

Макдугаллу оставалось только с этим согласиться.

* * *

Четверг, 28 октября, 5.15

"Что за день! – подумала она. – Как мы это пережили?"

Рыжеволосый веснушчатый мужчина привез свою жену в больницу Св. Павла в 7.05. Уже за сорок минут до этого у нее отошли воды, и мужчина ужасно нервничал – это был их первый ребенок. Одна из сестер отвела его в сторону и попыталась успокоить.

– Я хочу, чтобы все было натурально, – мужчина дрожащими пальцами достал из кармана сигарету. – Без всяких там щипцов и наркотиков. Кто у вас акушер?

Сестра вежливо попросила его не курить.

Мужчина сломал сигарету и швырнул ее в урну, глядя, как его жена, переваливаясь, идет к лифту в сопровождении людей в белом.

– Не верю я больницам, так и знайте. Это ведь здесь внутри какого-то парня забыли тампон? – он опять достал сигарету из пачки.

Сестра так же вежливо попросила его не курить.

Схватки начались в 17.21, как раз после начала смены Джоанны Портмэн.

Следующие пять часов совершенно измучили Джоанну. Вообще-то она любила работать в гинекологии – хотя больница по определению была местом страданий и смерти, здесь она находилась у источника жизни. С каждым рождением она сама как будто рождалась вновь. К тому же ей нравилось ощущать себя полезной матерям, чувствовать их благодарность.

Но эта миссис Уокер была тяжелым случаем.

Все эти часы она пролежала, мучаясь от боли и с ужасом в глазах ожидая очередного приступа. Джоанна держала ее и утешала ласковыми словами, а к концу начала даже цитировать Библию. Она всегда удивлялась, как это действует даже на отъявленных атеистов.

Смена Джоанны кончалась в полночь, но ребенок миссис Уокер ждал до 4.13. И, как обычно, Джоанна осталась и дождалась его появления на свет.

"Что за день! – думала она теперь. – Как мы все это пережили?"

Сейчас было 5.15, и Джоанна сидела на скамейке, ожидая автобуса. Она улыбалась.

Джоанна Портмэн была миниатюрной женщиной двадцати двух лет. На работе она собирала волосы в пучок, но теперь позволила им свободно рассыпаться по плечам. Ветер, дующий вдоль по Баррард-стрит, закрывал ей лицо черными прядями, и она выбрала скамейку обращенную к больнице. Основанная в 1894 г. сестрами Провидения, больница Св. Павла – приземистое здание из красного кирпича – с течением лет обрастала пристройками, но уже было решено снести ее и выстроить на ее месте новую. Джоанна посмотрела на статую апостола в нише наверху. "Будешь ли ты так же защищать меня, когда выстроят новую больницу?" – подумала она.

Тут подошел автобус.

Через десять минут она вышла на Пойнт-Грей-роуд, и в лицо ей ударил холодный ветер с моря. Поднимая воротник, она подумала: «Кажется, скоро снег», – и тут же ругнула себя за глупые мысли. Ведь это Ванкувер, и теперь еще только октябрь. «Все равно ужасно холодно», – решила она, трогаясь с места.

Кратчайший путь к ее квартирке в трех кварталах от остановки лежал через Татлоу-парк. Обычно она шла по краю теннисных кортов до Бейзуотер-стрит, а там уже оставалось совсем немного.

Но сегодня утром этот путь казался немыслимым. Было еще совсем темно, а со всеми этими историями про Охотника за головами... нет уж, лучше прогуляться в обход.

Она была уже в двух кварталах от дома, когда сзади до нее донесся шум машины.

"Тише, – сказала она себе. – Прежде всего, без паники (Легко сказать! Тут впору обделаться со страху.)"

В старых домах, окружавших улицу, не горело ни одного огонька.

"Ну, оглянись. Если это он, можешь закричать. Или побежать".

Она оглянулась через левое плечо и с облегчением вздохнула, видя, что автомобиль проезжает мимо.

* * *

Пятница, 29 октября, 2.03

Сладкий дымок марихуаны заполнил внутренность машины. Окна запотели. Парень быстро втянул в себя дым, спеша наполнить легкие, отчего огонек самокрутки ярче разгорелся в темноте. Потом он выпустил клуб серого дыма, окутавший лицо Вал.

– Клево, – объявил он слабым голосом.

– Знаешь, что в тебе плохо, Крис? Ты никогда не бываешь серьезным.

– Насчет тебя я серьезно, – он пододвинулся к ней и погладил сосок под обтягивающим свитером.

– Вот и будь серьезным, – она закрыла грудь ладонями.

Парень рассмеялся и сделал еще одну затяжку.

– Это отличная штука, Валерия. Ты просто не знаешь, от чего отказываешься.

Час назад они попробовали поставить машину у обелиска на скале рядом с университетом, откуда Саймон Фрэзер впервые увидел Тихий океан. Уже через несколько минут их осветила фарами полицейская машина, и Крис тронул "Фольксваген" с места, бормоча что-то сердитое в адрес Трюдо^[22], обещавшего вытащить Государство из постели Нации.

Теперь они остановились в тупике недалеко от Музея антропологии. В обычное время они могли бы с такого расстояния разглядеть здание с его шестидесятифутовыми стеклянными стенами и стоящими у фасада индейскими тотемными столбами. Но сегодня все закрывал туман.

Крис снова потянулся к груди Вал.

– Слушай, Крис, нам правда нужно поговорить. Я не хочу вылететь из университета.

– Вылететь? – он опять рассмеялся. – Экзамены ведь в декабре, а сейчас только октябрь.

Крису Сетону было восемнадцать, и Валерия Причард познакомилась с ним на танцах две недели назад. Ей сразу приглянулись его веселые глаза, волевой крепкий подбородок и то, что он почти все время смеялся. Теперь ей казалось, что он смеется чересчур много.

– Знаешь, что у тебя? Страх перед жизнью, прикрываемый смехом.

– Вот здорово! Цыпочка отучилась полгода на психфаке и уже думает, что может меня анализировать. Ты не думаешь, что я просто такой смешливый?

– Это и означает, что у тебя скрытый невроз.

– А почему тогда ты трахаешься, как швейная машинка?