Фарсаны
ModernLib.Net / Слепынин Семен / Фарсаны - Чтение
(стр. 1)
Автор:
|
Слепынин Семен |
Жанр:
|
|
-
Читать книгу полностью
(302 Кб)
- Скачать в формате fb2
(120 Кб)
- Скачать в формате doc
(123 Кб)
- Скачать в формате txt
(35 Кб)
- Скачать в формате html
(121 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|
Слепынин Семен
Фарсаны
Семен Слепынин "Фарсаны" Нет, решительно не клеится у меня сегодня работа. Какая-то глухая тревога, предчувствие чего-то недоброго не дают мне покоя еще со вчерашнего утра. Цефеиды, загадочные пульсирующие звезды... Какая все-таки увлекательная тема! Но я никак не мог начать сегодня вторую часть своего многолетнего труда о цефеидах. Три часа назад заложил в клавишный столик чистый кристалл для записей. Но на нем так и не появилось ни одного слова. Я всячески пытался освободиться от непонятного чувства тревоги и войти в привычный ритм. Но ничего не помогало. Работа не двигалась... Наконец я встал и подошел к иллюминатору. Нажал кнопку - и внешняя, противометеоритная шторка отошла в сторону. Засверкала многоцветная звездная пыль. Наша Галактика... Я любил часами стоять у иллюминатора и, вглядываясь в пылающую Галактику, в эту непрочитанную огненную книгу, чувствовать себя словно шагающим по межзвездным просторам. Одним словом, вид Космоса приносил мне радость. Но сейчас... Сейчас Космос показался мне угрюмой и пугающей бездной. Чудилось, что с ледяной улыбкой сфинкса он смотрит на тщету жизни, на тщету усилий человека, вторгшегося на крохотном корабле в его безграничные холодные просторы. И снова вспомнился Вир-Виан... Не знаю почему, но в последнее время я все чаще вспоминаю этого выдающегося ученого и странного мыслителя. Все чаще и чаще забредаю в сумрачные дебри его космической философии - философии ущербной, закатной и так соответствующей моему теперешнему подавленному настроению. Вот и сейчас, глядя в бездонную звездную пучину, я словно слышу шепот Вир-Виана: "Вселенная активно враждебна жизни... Жизнь - это крошечный водоворотик в огромном потоке звезд и галактик... А разум человека?.. Мертвая материя, безграничный Космос всегда торжест вует над разумом Вселенной, над мудростью человека - над этим зыбким и кичливым духом..." Я закрыл внешнюю шторку иллюминатора и, чтобы освободиться от смутных, тревожных мыслей, снова сел за клавишный столик. Но не для того, чтобы продолжать свой научный труд. Нет, я решил писать нечто вроде дневника. Быть может, это занятие принесет мне облегчение, и я забуду о недобрых предчувствиях. Во всяком случае, попытаюсь разобраться в своих ощущениях. Прямо против меня на стене тускло поблескивает экран внутренней связи. После квантового торможения связь расстроилась, и я был доволен, что никто не нарушит моего одиночества. Но, к моей досаде, экран вдруг засветился. На нем возникло лицо Рогуса. Больше всего мне не хотелось видеть именно его. - Эо, капитан! - начал он виноватым голосом.- Как изображение? Я сейчас в кают-компании. На своем экране Рогус не увидит и не услышит меня до тех пор, пока я не включу связь с этой стороны. Что делать? Быть может, не включать? Но я все же протянул руку к правому краю столика и нажал кнопку. Рогус обрадовался, увидев меня. - Чего вы хотите, Рогус? - нетерпеливо спросил я. - Извините, капитан. Я исправил внутреннюю связь и хотел проверить, как она работает. Вижу, что все в порядке. И он улыбнулся. Удивительная улыбка у Рогуса - простодушная, как у ребенка, получившего удовольствие . Но она мне почему-то не понравилась с самого начала, с первого дня межзвездного полета, а сейчас показалась еще неприятней. - Спасибо, Рогус,- сухо поблагодарил я.- Не ожидал, что так быстро наладите связь. Вы хороший бортинженер. Положив палец на кнопку, я хотел уже выключить связь, как вдруг подумал: "Сэнди-Ски... Каким он мне сейчас покажется - таким же необычным и чуждым, как вчера, или нет?" - Сэнди-Ски в рубке внешней связи? - спросил я. - Да. - Позовите его. На экране возник улыбающийся Сэнди-Ски. И такое дружелюбие было написано на его крупном и выразительном лице, что я невольно улыбнулся в ответ. Тут же внутренне упрекнул себя: как я мог заподозрить в чем-то Сэнди-Ски! - Эо, Тонри! - радостно приветствовал он меня. - Эо! - воскликнул я.- Что нового на экране внешней связи? Как видна планета Голубая? - Плохо,- вздохнул Сэнди-Ски. Улыбка на его лице погасла.- Вся освещенная часть Голубой затянута облаками. Видимость отвратительная. Пока веду наблюдение за другими планетами. - Как только улучшится видимость, позови меня. - Хорошо, Тонри. А ты, я вижу, начал вторую часть своего труда о цефеидах? - Да. - Успешно? - Успешно,- ответил я, смутившись: я впервые солгал своему другу. - Отлично, дружище. Не буду мешать. Сэнди-Ски выключил связь. Его лицо затуманилось и исчезло с экрана. В моей каюте снова наступила тишина. Лишь со стороны кормы доносился едва слышный гул планетарных двигателей. Чистый и ровный, он свидетельствовал об их отличном состоянии. Вообще на корабле все благополуч но. И все же мое сердце снова сжала тревога. Ощущение неведомой опасности, гнетущее чувство чего-то недоброго вновь охватило меня. Что же, собственно, произошло? Почему я стал избегать членов экипажа и чего-то бояться? Пожалуй, с этого Сэнди-Ски все и началось. Вернее, с одного случая в рубке внешней связи. Было это утром 8-го дня 109-го года Эры Братства Полюсов - знаменательного дня в нашей жизни. В этот день мы приблизились к окраине планетной системы - цели нашего полета. Кибернетический пилот корабля, используя всю мощь двигателя, очень быстро погасил межзвездную, субсветовую скорость до межпланетной. Мы же в это время, одетые в специальные скафандры, спасались от перегрузки в магнитно-волновых ваннах и висели там в паутине силовых полей. Если бы звездолет не был оснащен тормозными устройствами и магнитно-волновыми ваннами, наше торможение затянулось бы на годы... Когда заработали планетарные двигатели и корабль перешел на межпланетную скорость, мы выползли из ванн. Именно выползли, устало и ошалело оглядывая друг друга. Даже в ваннах, опутанные защитными силовыми полями, мы чувствовали удушливую, свинцовую тяжесть невероятной перегрузки. Члены экипажа разбрелись по своим каютам. Лишь один Сэнди-Ски остался в кают-компании. Растянувшись в мягком кресле, он проговорил: - Отдохну и здесь. У меня же было много дел. Да и чувствовал я себя, пожалуй, всех бодрее. Я уселся в глубокое кресло перед пультом управления и по приборам долго следил за работой всех агрегатов корабля. Торможение почти не отразилось на показаниях приборов. Все было в норме. Молодец все-таки Рогус, хороший, знающий бортинженер. Затем по приборам и по гулу, доносившемуся со стороны кормы, я тщательно проверил работу планетарных двигателей. Только после этого вошел в рубку внешней связи. Субсветовая скорость до сих пор мешала получать хорошее изображение. Сейчас же мне хотелось посмотреть на планеты при замедленной скорости корабля. Я сел перед огромным круглым экраном связи и включил телескоп - мощный глаз корабля, дающий возможность производить локацию отдаленных космических тел. На экране развернулась изумительно четкая картина целого хоровода планет. Обернувшись назад, я крикнул в кают-компанию: - Сэнди! Ты отдохнул? - Немного отдышался. А что? - Иди сюда! Здесь такое зрелище... Сэнди-Ски вошел в рубку и встал за моей спиной, опираясь руками о спинку кресла. Касаясь пальцами кнопок, я стал увеличивать изображение. На экране выплывали отдельные планеты. Первой показалась полосатая гигантская планета самая большая в этой системе. На ее поверхности бушевали неимоверной силы атмосферные бури. Она имела около десятка спутников. Небольшой поворот тумблера - и на экране возникла соседняя планета, чуть меньше, но с оригинальным украшением - ярким кольцом. - Зачем выхватываешь планеты из середины? - проворчал Сэнди-Ски.- Ты давай по порядку. Я перевел луч телескопа туда, где находилась орбита планеты, ближайшей к центральному светилу. С трудом нащупал маленькую, юркую планету, лишенную атмо-сферы. - Я так и знал: мертвая планета,- сказал Сэнди-Ски.- Она похожа на нашу Зиргу. Давай дальше. Сэнди-Ски хотел поскорее рассмотреть третью планету - Голубую, как мы назвали ее раньше. Но я все же сначала показал ему вторую от центрального светила планету. Она имела плотную и совершенно непрозрачную атмосферу. Таинственной незнакомкой назвал ее как-то Сэнди-Ски. - Давай дальше,- нетерпеливо шептал за моей спиной Сэнди-Ски. Я стал нащупывать Голубую. Вот она! Отчетливо, как никогда раньше, мы видели голубые океаны, зеленые материки, белоснежные полярные шапки и облака. - Жизнь! - воскликнул Сэнди-Ски.- Я же говорил, что здесь есть жизнь. Голубая - настоящая жемчужина этой планетной системы. Какая пышная, богатая биосфера! Да это настоящая оранжерея! Не то, что наша Зургана. "Жемчужина", "оранжерея" - как естественно прозвучали эти образные слова в устах Сэнди-Ски. И все же, когда он сравнивал Голубую с нашей родной Зурганой, я почувствовал, что в его речи чего-то не хватает. Чего? Я и сейчас не могу дать на это определенный ответ. Если бы вместо Сэнди-Ски был Рогус или пилот Али-Ан, я бы не удивился. Тех я считал людьми несколько скучноватыми. Но ведь это Сэнди-Ски с его необузданной, причудливой фантазией, Сэнди-Ски я знаю, как самого себя! Почему же в его упоминании о нашей родной планете я не уловил какой-то живой и дорогой сердцу нотки? Словно Сэнди-Ски никогда не жил на Зургане, а имел о ней основательное, но книжное предст авление. Неужели он не помнит, например, как мы совершили с ним труднейший пеший переход по Великой Экваториальной пустыне до оазиса Хари? Я до сих пор чувствую, как немилосердно палило тогда солнце, как захлестывали нас горячие бури, а на зубах противно скрипел песок. Но мы шли и шли по бескрайнему океану песков, гордясь своей силой и выносливостью. Нет, я не прав! Сэнди-Ски хорошо памятен этот эпизод из нашей жизни на Зургане. Он сам тут же вспомнил о нем. Но вспомнил так, что я не почувствовал жаркого дыхания пустыни, как-то рассудочно... И нельзя сказать, что речь Сэнди-Ски была унылой и плоской, как та пустыня, о которой он говорил, сравнивая нашу обожженную солнцем планету с многоводной планетой Голубой. Его речь была по-прежнему сочна и метафорична. Но странное дело: все метафоры и живописные слова словно потускнели. Да, именно такое впечатление, как будто Сэнди-Ски не жил на Зургане. Он словно не впитывал всеми порами своего тела жарких лучей нашего буйного солнца, словно никогда не ощущал упоительной прохлады северных лесов... Когда я подумал об этом, сидя за экраном внешней связи, я почувствовал вдруг какое-то смутное беспокойство, даже тревогу и невольно обернулся. Меня не удивило выражение жадного любопытства на лице Сэнди-Ски. Именно таким я и ожидал увидеть лицо моего друга в этот момент. Но его глаза! Не знаю почему, но я вздрогнул, взглянув в его глаза!.. Хрусталев отодвинул рукопись в сторону, достал папиросу и, улыбнувшись, взглянул на своих слушателей Кашина и Дроздова - давних друзей и сослуживцев по научно-исследовательскому институту. На их лицах он увидел любопытство с некоторой долей недоумения. И не мудрено. Хрусталев позвал их вечером к себе домой, чтобы прочитать какую-то рукопись и услышать их мнение. Но какую рукопись, он толком не объяснил. Хрусталев не спеша закурил, придвинул рукопись и, еще раз взглянув на друзей, приготовился снова читать. - Подожди, Сергей,- остановил его Кашин.- Признаюсь, ты нас заинтриговал.И, насмешливо сощурившись, спросил: - Ты что, на старости лет ударился в научную фантастику? - Нет, друзья, это не фантастика,- рассмеялся Хрусталев.- Я вас, видимо, еще больше заинтригую, если скажу, что это дневник астронавта, прилетевшего на Землю в начале нашего века. Дроздов, невозмутимый, несколько располневший человек, сидевший в мягком кресле в ленивой и удобной позе, усмехнулся и, махнув рукой, сказал: - Конечно, фантастика. Я даже догадываюсь, о какой планетной системе говорится в твоей рукописи. О нашей Солнечной системе. Самая большая планета это Юпитер, другая, поменьше, с ярким кольцом,- Сатурн. А планета Голубая с богатой биосферой - это, конечно, наша Земля. - Верно,- сказал Хрусталев.- Между прочим, тебя эта рукопись особенно должна заинтересовать. Ты же участник одной из экспедиций в район Подкаменной Тунгуски, и ты работал над разгадкой тайны тунгусской катастрофы. - Никакой тайны уже нет, Сергей,- лениво возразил Дроздов.- Сам знаешь, что это был метеорит, а вернее всего,- комета. - Да, я раньше тоже был сторонником метеоритной гипотезы. Но сейчас нет. Давайте вспомним обще-известные факты. Утром 30 июня 1908 года жители Сибири видели в небе огненный след. Затем в районе Подкаменной Тунгуски раздался чудовищный, ни с чем не сравнимый в те времена взрыв. Лишь в наши годы ученые сравнивают его со взрывом многих водородных бомб. Ослепительную вспышку сибиряки видели на расстоянии 400 километров. Воздушную волну зарегистрировали даже в Лондоне, она дважды обошла земной шар. Подсчитано, что такой взрыв мог произойти только в том случае, если бы метеорит весом в сотни тысяч тонн, войдя в атмосферу с огромной, космической скоростью, ударился бы о землю. Но в том-то и дело, что, как вы знаете, никакого удара о землю не было. Все экспедиции, побывавшие на месте катастрофы, в центре взрыва нашли совершенно неповаленный лес. Однако деревья стояли голые, как телеграфные столбы. Ветви с них содраны. До сих пор стволы носят на себе следы мгновенного и очень сильного ожога. Лишь на большом удалении от эпицентра деревья повалены в сторону взрыва. Все это говорит о том, что взрыв произошел на большой высоте в воздухе. Это первая и ничем не объяснимая загадка метеорита. Вторая за-гадка заключается в том, что от огромной массы небесного тела не осталось ни малейшего следа, ни одного осколка. Факт невероятный! Ведь даже намного меньший Сихотэ-Алинский метеорит распался на тысячи осколков от одного миллиграмма до нескольких тонн весом. А вспомните Аризонский метеорит! Весил он также десятки или сотни тысяч тонн. Но он сохранился почти целиком. А вот от Тунгусского метеорита, от его колоссальной массы не осталось ничего. Чем вы это объясните? А все загадки - и то, что взрыв произошел в воздухе, и то, что от небесного тела не осталось ни следа,- все эти загадки объясняются очень хорошо и просто, если предположить, что в воздухе взорвался... - Космический корабль! - рассмеявшись, прервал его Кашин.- Брось, Сергей. Все это выдумки безответственных фантастов и немногих романтически настроенных ученых. Ты лучше почитай свою фантастику, а мы послушаем. - Нет, это не выдумки,- спокойно возразил Хрусталев.- Раньше я тоже считал эту гипотезу слишком романтической, чтобы быть правдивой. Но я для этого и позвал вас, чтобы представить доказательство в пользу этой гипотезы, которая уже перестает быть гипотезой. Хрусталев вынул из ящика письменного стола небольшую странного вида шкатулку и открыл ее. Внутри лежал прозрачный многогранный кристалл величиной с голубиное яйцо. - Вот это доказательство - кристалл,- чуть волнуясь, сказал Хрусталев. - Похож на алмаз,- проговорил Дроздов. - Похож,- согласился Хрусталев.- Но это не алмаз. Присмотритесь внимательно. Внутри кристалла вспыхнула оранжевая искра. Она все больше разгоралась. И вдруг весь кристалл заполыхал буйным многоцветным пламенем. На мгновение он погасал, образуя как бы паузы, затем вспыхивал с прежней силой. Закрыв шкатулку, Хрусталев сказал: - Когда шкатулка закрыта, пламя гаснет. Я не хочу зря тратить энергию, источник которой еще неизвестен. Вероятно, вы догадываетесь, что этот кристалл и есть дневник астронавта. Дневник написан разноцветными пламенеющими, как огонь, знаками - буквами, которые образуют слова. Слова и фразы разделены паузами. Жителям планеты Зурганы, откуда прилетел астронавт, такие кристаллы заменяют книги. Когда обитатель Зурганы хотел сделать какую-либо запись, он вставлял неиспользованный кристалл в особый аппарат - так называемый клавишный столик. После этого человек - я так буду называть разумных обитателей Зурганы - садился за столик и пальцами нажимал разноцветные клавиши. Он словно играл на клавишном музыкальном инструменте. Аппарат настолько чуток, что на кристалле в цветах, в их трудноуловимых оттенках воспроизводил душевное настроение человека. Каждое слово наполнялось не только логическим, но и лирическим, эмоциональным содержанием. Таким образом, каждая фраза, запечатленная в гармонии цветов, захватывает, чем-то волнует, производит впечатление какой-то неземной музыки - то радостной, то торжественной, то печальной - в зависимости от настроения человека, сделавшего запись. Но о цветовой музыке немного позже. - Все это очень интересно,- задумчиво проговорил Кашин. Он был серьезен и больше не подтрунивал над Хрусталевым.- И все это так фантастично, что с трудом верится. Но кристалл! Он убеждает меня, заставляет верить. Кристалл действительно любопытный. Как он попал к тебе? - Как попал, спрашиваешь? Случайно попал. Летом прошлого года, как вы знаете, я проводил отпуск у себя на родине, в Красноярском крае. Как-то я пошел на охоту и забрел в небольшую деревню, затерявшуюся в тайге. Она расположена в ста километрах к югу от Подкаменной Тунгуски. Заночевать пришлось в избушке старого охотника Вавилова. Утром мы вместе отправились на охоту. Зашли очень далеко и сделали привал на небольшой поляне, на которой рос раскидистый могучий кедр. Вавилов рассказал случай, который произошел с его отцом здесь, на этой поляне, свыше восьмидесяти лет назад. Из его рассказа я догадался, что это случилось 30 июня 1908 года, в день падения Тунгусского метеорита. Вавилову-старшему было тогда 17 лет. Охотясь в лесу, он неожиданно увидел в небе огненный шар, пролетевший на север. Затем в небе он заметил какую-то медленно опускающуюся точку. Скорость ее стремительно нарастала. И вдруг почти к самым ногам упал какой-то предмет, напоминающий небольшой ящичек или шкатулку. Вавилов взял ящичек, но тут же, вскрикнув от боли, выпустил из рук. Ящичек был горяч, как уголь, взятый только что из костра. В тот же миг ослепительная вспышка заставила Вавилова закрыть руками глаза. Ему показалось, что в тайгу, совсем рядом, упало солнце. Когда он открыл глаза, то с любопытством и страхом осмотрелся вокруг. Ничего не изменилось. Тайга имела обычный вид. Вавилов подождал, пока остынет ящичек, и снова взял его. В этот момент раздался оглушительный грохот. Воздушной волной Вавилова сбило с ног. Оглушенный и испуганный, он пролежал, заткнув уши, около четверти часа. В тайге бушевал ураган, трещали деревья. Когда Вавилов, наконец, встал, ему показалось, что тайга чуть поредела. И в самом деле, у многих деревьев верхушки и ветви были сломаны. Со страхом взирая на ящичек - причину, как ему казалось, всех непонятных и грозных явлений, он подошел к разл апистому кедру и сунул ящичек в дупло. Там он и пролежал более полустолетия. Потом отец показал его сыну и положил на место. Выслушав рассказ Вавилова, я подошел к кедру, сунул руку в дупло и действительно нашел в трухе ящичек, напоминавший небольшую шкатулку, сделанную из неизвестной пластмассы. Вавилов разрешил мне взять с собой этот напугавший в детстве его отца ящичек. Вернувшись с охоты, я попытался открыть шкатулку, но не смог, так как поверхность ее была немного оплавлена. И только дома, в Москве, я с трудом открыл шкатулку и увидел кристалл. - И ты заинтересовался им как геолог? - спросил Дроздов, слушавший Хрусталева с нескрываемым любопытством. Его обычной апатии и невозмутимости как не бывало. - Ну, конечно, я же геолог! - воскликнул Хрусталев.- Пляшущие цвета поразили меня, а сам кристалл не походил ни на один земной минерал. В шкатулке я обнаружил небольшой осколок кристалла. Я тщательно осмотрел кристалл и нашел его в полной сохранности. Создавалось впечатление, что осколок положен специально. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: для того, чтобы произвести анализ кристалла, не нарушая его целости. Я так и сделал. Вот что дал анализ: углерод - 53 процента, азот - 19, кремний - 12, магний - 10 и золото - 6 процентов. Итого - пять элементов. Вглядываясь в загадочные пляшущие цвета, я словно почувствовал звучание какой-то музыки и смену моего собственного настроения. Я переживал то страх, то радость, то грусть. И тут меня ошеломила догадка: на кристалле огненными знаками записаны какие-то сведения. Я, конечно, тогда еще и не думал, что кристалл - дневник астронавта. Но начал предполагать, что все это связано с тайной Тунгусского метеорита. Но как расшифровать эти сведения? Я тщательно изучал запись на кристалле, особенно начало, и уловил некоторые закономерности. А именно: вначале шли пять огненных знаков, разделенных небольшими паузами. Эти пять серий повторялись трижды. Затем длинная пауза, за ней - целая группа серий. В ней наряду с другими я уловил уже знакомые мне серии. Я начал сообра жать: пять серий, разделенных небольшими паузами,- это пять слов, а целая группа серий - это уже фраза. И тут меня осенила еще одна счастливая догадка. Пять слов - это пять элементов, из которых состоит кристалл: углерод, азот, кремний, магний и золото. А фраза, повторенная дважды, должна была, на мой взгляд, переводиться так: "Этот кристалл состоит из пяти элементов - углерода, азота, кремния, магния и золота". Таким образом, у меня было что-то вроде ключа к неведомому языку. - Молодец, Сергей! - воскликнул Кашин и добавил со своей обычной добродушной иронией: - Я давно подозревал, что ты смышленый малый. - Вот именно,- усмехнулся Хрусталев.- То же самое, только иными словами, сказал и Хабанов. Это мой приятель - очень способный лингвист из института языкознания. Дело в том, что один я не смог бы расшифровать запись и попросил помочь мне Хабанова. Я ему все рассказал, и он одобрительно отозвался о моей догадке: пять слов - пять элементов кристалла. Но своей особой заслуги я не вижу. Ведь я уже знал, что кристалл состоит из пяти элементов. И догадаться было нетрудно. Вся материя Вселенной состоит из одних и тех же элементов, записанных в таблице Менделеева. Предположим, что житель другой планеты захочет научить нас своему языку. Он постарается дать к нему ключ. И начнет, конечно, с элементов - с этого универсального языка Вселенной. Цветные знаки кристалла мы с Хабановым сняли на цветную пленку. Хабанов часто брал ее с собой в институт языкознания, чтобы поработать там, привлекая на помощь компьютер. Эта машина специально запрограммирована на расшифровку языков. В общем, не буду рассказывать о том, как мы работали, чтобы узнать морфологию, синтаксис, весь строй неземного языка. Скажу сразу, что через некоторое время мы имели перевод дневника астронавта. Правда, еще далеко не совершенный. В тексте было немало пропусков, неясных мест. Ведь в дневнике говорится о понятиях и явлениях, совершенно неизвестных на Земле. Я продолжал работать над текстом дневника, чтобы приблизить его, так сказать, к земным условиям. О многом мне пришлось догадываться, а многое - просто домысливать. Поэтому не удивляйтесь, что в дневнике неземного астронавта так много земных понятий, образов и представлений. - Вот теперь ясно, что за рукопись ты начал читать,- проговорил Дроздов.Неясно пока одно: почему космический корабль не мог совершить посадку? Почему он взорвался в самый последний момент? - Справедливые вопросы,- одобрительно сказал Хрусталев.- Станислав Лем, Казанцев и другие писатели-фантасты, а также те ученые, которые поддерживали их романтическую гипотезу, утверждали, что астронавты хотели совершить посадку, но не смогли. Корабль взорвался над тайгой в самый последний момент якобы из-за технических неисправностей. Это было, пожалуй, самое уязвимое место их гипотезы. Ведь чем совершеннее техника, тем она надежней. Поэтому трудно и даже невозможно предположить, что такое чудо техники, как звездолет, взорвался, словно старый паровой котел Джемса Уатта. Почему же все-таки взорвался корабль? Все станет ясно, если скажу, что капитан корабля мог совершить посадку, мог, но не захотел. Хотя посадка на Землю и была целью экспедиции. Но капитан корабля боялся, что посадка на тысячелетия задержит прогресс земной цивилизации. Поэтому он сам взорвал звездолет, сам уничтожил себя и всех членов экипажа. - Сам?! - воскликнули Дроздов и Кашин.- Невероятно! - Между тем, это так. Когда я прочитаю дневник до конца, вы поймете, что у астронавта не было иного выхода. - Твоя гипотеза довольно занимательна,- сказал Дроздов.- Но как ты объяснишь один удивительный факт: космическое тело взорвалось, даже не коснувшись Земли. Признаюсь, для меня, сторонника метеоритной гипотезы, причины этого явления неясны. Не может объяснить этот факт и романтическая гипотеза. Ведь если корабль погиб из-за технической неисправности, то он должен был взорваться, ударившись о Землю. Однако взрыв произошел на сравнительно большой высоте. - Этот действительно удивительный факт хорошо объясняет мой вариант романтической гипотезы,- сказал Хрусталев и, улыбнувшись, добавил: - Кстати, когда я дочитаю дневник, вы все же согласитесь, что моя точка зрения уже не гипотеза, а факт. Утверждаю, что звездолет был абсолютно исправен. Капитан корабля относился с исключительным уважением к инопланетным цивилизациям, и он не хотел взрывом причинить вред биосфере Земли. Поэтому, пролетев над сибирской тайгой на высоте нескольких километров и сбросив свой д невник, он в районе Подкаменной Тунгуски, как я пред полагаю, сделал попытку повернуть вверх и взорвать корабль за пределами атмосферы. - И что же ему помешало? - спросил Кашин. - Ему помешали члены экипажа. Когда капитан делал поворот, они в его действиях почувствовали что-то неладное и набросились на начальника экспедиции. И капитану ничего не оставалось, как немедленно взорвать корабль. - Это уж совсем любопытно! - воскликнул Кашин.- Тогда читай. Фантастика это или нет, но мы готовы слушать. - Но перед этим посмотрите, как выглядит в цветных знаках хотя бы начало дневника. Цветная запись на кристалле передает не только смысл речи, но и самое затаенное настроение астронавта. Она совершенна и музыкальна, в буквальном смысле музыкальна. Хрусталев открыл шкатулку. Через минуту кристалл заискрился, запламенел многоцветными знаками. В чередовании и интенсивности цветных знаков Дроздов и Кашин почувствовали что-то тревожное. И вдруг им почудилась какая-то музыка, какие-то певучие, волнующие звуки. В них послышалось чувство такого одиночества и скорби, что все вздрогнули. - Что это? - спросил Кашин.- Почему такая скорбь? - Дальше вы все поймете, когда я прочитаю дневник,- сказал Хрусталев, закрывая шкатулку.- Это лишь начало. Не весь дневник написан в таких трагических и скорбных тонах. В нем много ликующих красок и звуков. И вообще весь дневник в целом звучит как гимн, как радостная, жизнеутверждающая музыка. А теперь наберитесь терпения и слушайте. Хрусталев зажег погасшую папиросу, раза два затянулся и, придвинув рукопись, принялся за прерванное чтение. Глаза Сэнди-Ски... Я лишь мельком заглянул в их глубину. И они мне почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело? Встревоженный, я встал с кресла. - Что с тобой, Тонри? - спросил Сэнди-Ски. В его словах было неподдельное участие. Да, с таким нежным участием мог обратиться ко мне только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось остаться сейчас наедине с ним. - Видимо, устал, Сэнди,- проговорил я как можно спокойнее.- Я же не отдыхал после торможения. Пойду к себе в каюту. - Конечно, отдохни... Я вышел и попал в соседнюю рубку - рубку управления. Члены экипажа успели отдохнуть и приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана. Рядом, у главного электронного мозга, возился аккуратный и трудолюбивый, как муравей, бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся. У меня не было желания с кем-либо разговаривать, и я постарался поскорее уйти в кают-компанию. Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого расположены наши каюты - святая святых каждого участника экспедиции. По нашим обычаям, в каюту никто не заходит без особого приглашения хозяина, никто не мешает заниматься научной работой, отдыхать, слушать музыку, читать. Вместе собираемся лишь в кают-компании. Я закрылся в своей каюте и сел за клавишный столик. Что меня, собственно, встревожило? - спрашивал я себя.- Глаза Сэнди-Ски? Да я их и не рассмотрел как следует. Но вот Рогус... Минуту назад, когда я проходил через рубку управления, Рогус обернулся ко мне. На его некрасивом лице появилась обычная по-детски бесхитростная улыбка. Но сейчас, вспоминая эту улыбку, я подумал, что она не такая уж простая и бесхитростная. На какой-то миг в ней проскользнуло нечто наглое и торжествующее. "Неужели? - обожгло вдруг страшное подозрение.- Неужели Рогус и Сэнди-Ски - это те... из банды Вир-Виана?" - Я встал и начал ходить из угла в угол. "Какая чепуха! - говорил я себе.- Какая нелепая мысль! Как они могли появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время у меня расшалились нервы и стала мерещиться всякая чертовщина". Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать свой труд о цефеидах. Но работа не клеилась... Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный дневник. В каюте раздался трехкратный мелодичный звон. Я взглянул на часы. Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки. Через полтора часа спать... А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в каюткомпании. Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на завтра. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные истории. Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет межзвездного полета, не хотелось идти туда. Но надо идти... ...Сейчас члены экипажа спят. Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вечером. Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах. - Как самочувствие, капитан? - послышались участливые голоса.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11
|
|