Фарсаны

      - Хорошо. Пусть дежурит Тари-Тау,- согласился я и ушел в каюту.
      Здесь я с облегчением вздохнул, усаживаясь за клавишный столик. Итак, впереди у меня еще много дней. Фарсаны не убьют меня по крайней мере до тех пор, пока корабль не возьмет обратный курс на Зургану.
      На минуту я представил себе картину возвращения корабля на родную планету. Жители Зурганы встретят астронавтов, не подозревая, что это уже не люди, а фарсаны. На планете появится новое поколение. Вир-Виана давно уже не будет в живых. Но фарсаны, это жуткое воплощение программы и философии Вир-Виана, снова начнут убивать людей, принимать их облик, действуя при этом более тонко и осторожно, чем в прошлый раз. Под видом людей они проникнут в индустриальные и энергетические центры, чтобы установить свое бессмысленное господство. Вероятно, люди справятся с фарсанами и на этот раз. Но каких жертв будет стоить борьба!
      Нет, этого допустить нельзя!
      20-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
      У меня сегодня до смешного разыгралось воображение. Не так уж плохо: я способен к юмору, а это значит, что я спокоен и готов бороться.
      Вечером, прежде чем засесть за дневник, который полюбил как своего единственного собеседника, я долго стоял у открытого иллюминатора. Я смотрел на нашу Галактику, на эту огромную звездную колесницу, и думал о том, что было бы, если бы осуществилась безумная мечта Вир-Виана и его единомышленников шеронов. Сначала Вир-Виан с помощью фарсанов установил бы свое господство на Зургане. А потом... Потом на экране своего воображения я увидел Вир-Виана на троне диктатора Галактики. Его лицо торжественно и вдохновенно - Вир-Виан погружен в видения. Он созерцает сияющий космический апофеоз воинственной и могучей расы шеронов. Одетая в броню властолюбия, закованная в сталь высших научно-технических достижений, она победно шагает по Вселенной...
      Вот Вир-Виан очнулся от сладостных видений и властной рукой посылает новые звездолеты для покорения новых отдаленных планет. А в звездолетах его гордость - фарсаны, завоеватели Вселенной...
      Я рассмеялся над пышной картиной, нарисованной моим воображением. Но это был горький смех. Все же Вир-Виан отчасти добился своей цели: его фарсаны у меня на звездолете, и в их задачу входит завоевание планет. Но я сегодня принял твердое решение: буду бороться до конца. И уж во всяком случае не допущу, чтобы корабль с фарсанами совершил посадку на планету Голубую. Высадившись, они погубят молодую, неокрепшую цивилизацию. А в том, что на этой планете есть зачатки цивилизации, я сегодня окончательно убедился. В разрыве облаков я видел тот же город, расчерченный темными линиями улиц на квадраты. Я видел на улицах какие-то передвигающиеся темные точки. Вероятно, это разумные обитатели планеты.
      Сегодня же, оставшись один в рубке внешней связи, послал на Зургану космограмму: "На корабле фарсаны. Ищу среди экипажа живых союзников. Приму все меры к ликвидации фарсанов. В случае неудачи не ждите возвращения. Тонри-Ро".
      21-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
      Из кабины утренней свежести я сразу же зашел в рубку управления. За пультом, который беззвучно и дружелюбно подмигивал разноцветными огоньками, сидел Али-Ан.
      Он внимательно всматривался в экран радиолокатора, на котором виднелись четкие контуры материков планеты Голубой.
      - Да, экран маломощный,- сказал он, обернувшись ко мне.- Но скоро и здесь можно будет увидеть следы разумной жизни на планете.
      Я спросил его о курсе корабля.
      - Курс в плоскости эклиптики,- ответил он четким языком доклада.- Мы только что прошли орбиту самой отдаленной планеты.
      - Вот как! Выходит, мы уже внутри планетной системы. Сейчас возможны встречи с кометами и метео-ритами. Надо быть особенно осторожными. Передайте это Тари-Тау. И пусть он сейчас стихи слагает не за пультом управления, а у себя в каюте. А локатор теперь же переведите с ручного управления на автоматическое, на фиксацию метеоритов.
      Рука Али-Ана потянулась к тумблеру переключения. На экране исчезло изображение Голубой. Локатор стал шарить в пространстве в поисках опасных метеоритов.
      На экране появилась точка, отливающая тусклым светом.
      - Вот и метеорит,- сказал я.
      Мерцающая точка вначале металась в разные стороны, но вскоре замерла в центре экрана. Электронно-вычислительный мозг, соединенный с локатором, быстро определил массу и орбиту метеорита. Тот, видимо, был далеко в стороне, так как автопилот никак не реагировал на него и корабль не изменил курса.
      - Удары мелких метеоритов корпус корабля выдержит,- рассуждал Али-Ан.- А большие встречаются здесь редко.
      - Как знать,- возражал я, прислушиваясь к голосам, доносившимся из рубки внешней связи. Там находились Сэнди-Ски и Лари-Ла. Я зашел туда.
      - Смотрите, капитан,- восторгался Лари-Ла.- Какая буйная зелень! Безбрежные моря зелени, целые океаны хлорофилла! А какие диковинные животные бродят там, под зелеными сводами! Скоро мы их увидим.
      Такая ребяческая радость, такой восторг были написаны на его полном лице, что в эту минуту я нисколько не сомневался: он человек!
      - Рад за вас, Лари,- улыбнулся я.- Для биолога эта планета - находка.
      Сэнди-Ски встал и предложил мне свое место за экраном. Но я отказался, солгав при этом, что сейчас безраздельно увлечен научным трудом о звездах-цефеидах. Я ушел, мрачно поздравив себя с немалым успехом: я научился врать фарсану Сэнди-Ски без малейшей тени смущения.
      22-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
      Сегодня мне удалось около часа провести за экраном внешней связи в одиночестве, без омерзительного соседства фарсана Сэнди-Ски. Здесь у меня возникла счастливая мысль: передать свой дневник, записанный на кристалле, разумным обитателям планеты Голубой. Пусть он будет весточкой о моей родной Зургане. Наше путешествие, таким образом, пройдет не совсем бесцельно. Это на случай, если посадка на планету из-за фарсанов не состоится.
      Наблюдая за Голубой, я задавал себе вопросы: смогут ли разумные обитатели этой планеты прочитать мой дневник? И каковы вообще эти обитатели? Как они выглядят? Быть может, они имеют самые неожиданные и безобразные формы, которые подействовали бы угнетающе на наше эстетическое чувство? Надо спросить об этом вечером Лари-Ла.
      Присутствие на вечерах в кают-компании стало для меня неприятной обязанностью. Но я, надеюсь, искусно подавлял омерзение и даже вместе со всеми смеялся сегодня рассказу Лари-Ла. Рассказ был проникнут не подражаемым человеческим юмором. Но главное - в нем при описании нашей планеты присутствовали такие живые, чувственно-конкретные детали, что я обрадовался: человек! Но тут же подумал, что фарсан может черпать свои рассказы из юмористического дневника убитого биолога. А Лари-Ла был талантливым рассказчиком, умеющим повествовать живописно и красочно.
      - Скажите, Лари,- спросил я, как только тот закончил свой рассказ,- как могут выглядеть разумные обитатели Голубой? Похожи они на нас или нет? Смогут ли они понять нас?
      Улыбка сошла с лица Лари-Ла. Он стал серьезным.
      - Я уже думал об этом, капитан. Конечно, данных, взятых с экрана квантового телескопа, маловато, но кое-какие выводы у меня уже есть.- Лари-Ла вытащил из кармана своего широкого экстравагантного костюма шкатулку. Он раскрыл ее и несколько хвастливо продемонстрировал всем кристалл с записью, пытаясь показать этим, что и для него настала увлекательная пора научных исследований. Я вглядывался в танцующие цветные знаки-буквы, стараясь запомнить почерк. У меня отличная зрительная память.
      - Вот они, предположения и предварительные данные,- сказал Лари-Ла и, захлопнув шкатулку, продолжал поучительным тоном: - Мир животных планеты Голубой может поразить нас, когда мы высадимся, самыми неожиданными, самыми причудливыми формами. Таких зверей и птиц мы на Зургане и во сне не увидим. Однако закон наиболее целесообразного, наиболее адекватного приспособления к окружающей среде приводит к принципиально схожим формам разумных существ на планетах со схожими условиями. А что такое природа? Это огромная кибернетическая машина. В процессе своей эволюции она действует статически, по методу проб и ошибок, учитывая успешные и не-удачные действия. Создавая в процессе эволюции мыслящий дух, орган своего самопознания, она стихийно, вслепую миллионы лет перебирает множество вариантов, стремясь найти для высших организмов наиболее рациональное решение, наиболее целесообразную форму. Все эти хвостатые, бегающие, прыгающие, ползающие, четвероногие, десятиногие и прочие животные - все это пробы и ошибки, неудачные варианты, так сказать, отходы производства. Высшая целесообразность развития узка. Она приводит, повторяю, на разных планетах Вселенной к принципиально схожим формам для носителей разума. И я думаю, что разумные обитатели планеты Голубой очень похожи на нас. Они такие же двуногие, с вертикальной походкой существа, как и мы с вами.
      "Любопытно",- думал я, слушая биолога. Но Лари-Ла не был бы подлинным Лари-Ла, если бы тут же не проявил своей несравненной иронии. Его убеждения не всегда выдерживали набегов его же собственного бесшабашного скептицизма. Усмехнувшись и отбросив докторальный тон, Лари-Ла начал говорить о том, что не исключена и другая возможность. И он обрисовал разумных обитателей иных планет в самых фантастических, удручающе безобразных формах. Но говорил он об этом несколько шутливо, иронически предположительно, в виде любопытного курьеза.
      Как все это похоже на настоящего, на живого Лари-Ла!
      Конечно, он не фарсан! Или, может быть, прав ВирВиан, утверждающий, что он добьется абсолютной адекватности фарсана и человека?
      Но почерк! Он поможет мне разрешить сомнения. Почерк человека исключительно индивидуален. Его невозможно подделать, особенно в наше время, когда широкое распространение получил такой тонкий, почти музыкальный инструмент для записей, как клавишный столик. Разные люди неодинаково нажимают на клавиши, по-разному вибрируют их удивительно чуткие пальцы. В огненно-танцующих знаках на кристалле, в их особом цветовом и ритмическом рисунке запечатлевается вся душа человека, весь диалектически-противоречивый строй его мыслей и переживаний. Скорее бы уйти в каюту... Вот, наконец, послышались звуки ночной мелодии.
      В своей каюте я сразу подошел к библиотеке - ячейкам в стене, где хранились шкатулки с кристаллами. В разделе "Астробиология" я нашел шкатулку с надписью: "Лари-Ла. Высшие организмы Вселенной".
      Закрыв на минуту глаза, я до мельчайших подробностей, до тончайших оттенков вспомнил почерк, который видел сегодня. Затем открыл шкатулку.
      В кристалле запламенели цветные знаки. И я словно увидел Лари-Ла - то серьезного, то шутливого, то иронически-бесшабашного Лари-Ла. Сначала я не нашел в почерках никакой разницы. Но, вглядываясь внимательней, я все же обнаружил едва заметное, но сущест венное отличие. В почерке сегодняшнего Лари-Ла не было какой-то певучести, всего многообразия чувств. Короче говоря, не было главного - души. Сердце сжалось у меня от этого открытия.
      Нет, душу человека, как и его почерк, не подделать, не воссоздать никаким фарсанам. Слова Вир-Виана об абсолютной адекватности, идентичности человека и фарсана - это чепуха, это софизм антигуманиста.
      Как тяжело признать, что Лари-Ла - фарсан, а не человек... Остается только Тари-Тау. Но спешить нельзя. Надо к нему присмотреться.
      Тари-Тау! Милый юноша! Неужели мы остались только вдвоем?
      Сначала я всматривался лишь в форму знаков, в почерк Лари-Ла. Но вот до сознания стал доходить и смысл отдельных фраз: "Природа, словно кибернетическая машина, действует по методу проб и ошибок... Отходы производства..."
      Я рассмеялся. Вот откуда, оказывается, любопытные рассуждения фарсана о высших организмах Вселенной!
      23-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
      Жители планеты Голубой, если они сумеют прочитать мой дневник, будут, вероятно, в недоумении: кто же такие фарсаны? Несколько позже я подробно расскажу о фарсанах, о том, как они у нас появились.
      Но сначала хочу рассказать собратьям по разуму о нашей родной планете.
      Я подошел к ячейкам и стал искать кристалл, в котором были бы просто и сжато изложены сведения о Зургане. Наугад взял одну шкатулку: "Рой-Ронг". Здесь записаны стихи Рой-Ронга - первого поэта Зурганы. Первого... Если Тари-Тау не фарсан, а живой человек, он затмит всех поэтов Зурганы. Я положил шкатулку обратно и взял другую. "Тонри-Ро"- прочел я и улыбнулся.
      Здесь мои собственные стихи, записанные на кристалл еще в школе астронавтов. Стихи наивные, подражательные, но искренние.
      Я раскрыл шкатулку и прочитал:
      Мне снилось, что я в звездолете
      В пространстве лечу и лечу.
      Я летчик межзвездного флота,
      Любой мне маршрут по плечу.
      Передо мной словно распахнулся мир моей юности, мир, полный звуков, красок, света... Густой и прохладный парк около школы астронавтов. В перерыве между занятиями я и Сэнди-Ски, спасаясь от палящих лучей солнца, зашли под могучую крону гелиодендрона, тихо звеневшего широкими плотными листьями. Здесь я впервые прочитал свои стихи Сэнди-Ски. Тот в шутку предложил записать стихи на кристалл, а шкатулку всегда ставить рядом со шкатулкой Рой-Ронга...
      Возникшее в моем воображении казалось настолько реальным, что я почувствовал запах мохнатой коры гелиодендрона, услышал свист ракетоплана, пролетев шего в чистом, без единого облачка небе. Именно в таких картинах я и решил показать разумным обитателям Голубой нашу планету. Это лучше, чем излагать сухие книжные сведения о Зургане. К тому же, вспоминая прекрасные дни моей юности, я хоть на короткое время забуду об окружающих меня фарсанах.
      Но с чего начать? В памяти хорошо сохранились лишь отдельные, разрозненные моменты моей жизни на Зургане. И тут сам случай помог мне. В глубине той же ячейки, где хранились мои стихи, я нашел не совсем обычную шкатулку, изящную, голубую и без надписи. Аэнна-Виан... Самая красивая девушка Зурганы... Во время нашего последнего свидания она подарила мне эту шкатулку.
      - Если ты в Космосе захочешь увидеть меня,- сказала она,- то две-три таблетки тебе не повредят.
      В шкатулке лежали три белых шарика - таблетки приятных сновидений. Эти возбудители приятных сновидений получили широкое распространение на Южном полюсе Зурганы в эпоху заката древней империи шеронов. В наше время, в эпоху Братства Полюсов, таблетки применяются лишь по рекомендации врачей, да и то в редких случаях. Их принимают на ночь. Засыпая, надо думать о тех минутах своей жизни, продолжение которых хочешь увидеть во сне. Клетки головного мозга, на которых как бы записана память об этих минутах, возбуждаются. И во сне видишь все, что было, с изумительной логичностью и красочной яркостью.
      24-й день 109-го года Эры Братства Полюсов
      Наконец-то я у себя в каюте. Первую половину дня вынужден был провести в обществе фарсанов - то в рубке управления, то перед экраном внешней связи.
      В каюте я сразу же сел за клавишный столик, чтобы записать свой сон. Он был настолько конкретен и многозвучен, что я задаю вопрос: сон ли это? Я словно побывал на Зургане. Я страдал от знойного дыхания Великой пустыни, чувствовал приятную прохладу северных парков, видел людей, слышал их голоса...
      Но сначала коротко о нашей планетной системе. Она не отличается разнообразием. Вокруг центрального светила, нашего солнца, вращаются всего три планеты. Самая ближняя к солнцу - Зирга, настоящее адское пекло. Атмосфера ее давно сорвана мощным потоком светового излучения. Зирга - мертвый раскаленный шар. Среди дышащих жаром гор сверкают озера расплавленного олова и свинца. На этой планете можно изжариться в самом термостойком скафандре. Лишь один Нанди-Нан, прославленный астронавт и крупнейший ученый, сумел однажды совершить посадку на теневой стороне Зирги.
      Вторая планета - наша Зургана, колыбель разума и человеческой культуры. Ось ее вращения не имеет наклона к плоскости эклиптики. Поэтому у нас нет смены времен года. Зургана в шесть раз дальше от центральной звезды, чем Зирга. Но и здесь чувствуется могучее и жаркое дыхание яростно пылающего светила. Его жгучие лучи давно, еще на заре человечества, превратили обширную экваториальную часть в раскаленную пустыню. Зато на полюсах царит вечное лето с весело шумящей зеленью, с редкими грозами и дож-дями.
      Тутус - самая отдаленная планета, полная противоположность Зирги. Солнце отсюда кажется не больше того шарика, который я проглотил вчера перед сном. Здесь вечные снега, голубые льды, тонкая и ядовитая атмосфера. Планета холодная и неуютная, но более удобная для освоения, чем Зирга. Здесь уже несколько лет существовали небольшие поселения зурган-добровольцев. Они добывали редкие на Зургане металлы. Одно время я - молодой, но уже опытный астролетчик - совершал регулярные рейсы между Тутусом и Зурганой, перевозя редкие металлы для строительства транспланетной дороги.
      Проглотив вчера таблетку приятных сновидений, я улегся в постель и стал вспоминать свой последний рейс на Тутус. Ибо день возвращения на Зургану из этого рейса был для меня счастливым днем.
      Мой планетолет, задрав в фиолетовое небо тускло поблескивающий нос, стоял на ровной площадке небольшого космодрома. В раскрытую пасть грузового отсека поселенцы затаскивали слитки. Дело продвигалось медленно: подъемные механизмы на этой насквозь прохваченной космическим холодом планете часто выходили из строя.
      Около рабочих суетился начальник нашей экспедиции Данго-Дан, нерешительный, слабовольный и ворчливый пожилой человек.
      - Не мешало бы побыстрее, ребята,- уговаривал он их.
      В это время я, разминаясь после долгого сидения за пультом управления, с удовольствием бродил по льдистому берегу речки. Вместо воды здесь, дымясь, текла жидкая углекислота. Долго стоял около памятника Тутусу - первому астронавту из сулаков, погибшему здесь при посадке. В его честь и названа эта морозная планета.
      Когда планетолет был загружен, Данго-Дан направился ко мне, и я услышал в наушниках его голос:
      - Тонри-Ро! Хорошо, если бы ты, Тонри, поторопился. Строители транспланетной ждут материалы.
      Весил я на этой планете раз в пять меньше, чем на Зургане. Поэтому быстро, в два-три приема, поднялся на площадку верхнего люка и стал ждать, когда неповоротливый Данго-Дан взберется ко мне.
      Сняв скафандры, мы разместились в тесной каюте грузового планетолета. Я у щита управления, Данго-Дан - сзади.
      Планетолет легко оторвался от космодрома и быстро набрал скорость. Трасса Зургана-Тутус - была спокойной: ни метеоритов, ни комет. Я переключил планетолет на автоматическое управление и стал мечтать о первой межзвездной экспедиции, которая была приурочена к сто летию Эры Братства Полюсов. Меня могли зачислить в экипаж звездолета. Ведь я ученый-астрофизик и второй пилот после Нанди-Нана. Я согласен быть на корабле кем угодно, хоть третьим, запасным пилотом. Возглавит экспедицию, конечно, Нанди-Нан.
      Погруженный в мечты о межзвездной экспедиции, я чуть не упустил момент, когда надо было переходить на ручное управление. Почти весь экран локатора занимала Зургана - огромный полосатый шар. На полюсах находились благоустроенные космодромы. Оттуда металл на грузовых гелиопланах доставляли строителям.
      - По-моему, сегодня лучше садиться на южный космодром. Оттуда ближе к дороге,- сказал Данго-Дан.
      Но у меня появилась дерзкая мысль - совершить посадку в пустыне, прямо на пески, совсем близко от строительства.
      Планетолет вошел в атмосферу и стал приближаться к пустыне. На экране возникли желтые волны песчаных барханов.
      - Что ты делаешь? - забеспокоился Данго-Дан.- Не видишь разве, где космодром?
      - Строители транспланетной ждут материалы,- повторил я его же слова.
      - Не надо было этого делать,- умоляюще проговорил Данго-Дан,- разобьешь планетолет.
      - Не бойтесь. Самое большее - слегка деформирую опоры.
      - Не позволю своевольничать! - вдруг закричал он. В его голосе слышалось отчаяние.
      Мне стало жаль его, но было уже поздно. Двигатели перешли на режим торможения. На экране замелькали барханы и многочисленные извилистые трещины. Их надо опасаться больше всего. Для посадки я выбрал самый пологий и мягкий бархан. Планетолет должен сесть на него, как на подушку. Нужен безошибочный расчет, чутье, вдохновение пилота, чтобы точно посадить планетолет в необычных условиях. И мои руки замелькали на щите управления среди многочисленных кнопок и верньеров.
      Наконец опоры мягко вонзились в песок бархана. Двигатели заглохли. Планетолет слегка накренился, но по аварийным огонькам щита управления я видел, что даже опоры в полной исправности. Я ликовал.
      Едва мы вышли на площадку верхнего люка, как на нас с визгом обрушился песчаный шквал. Данго-Дан встал сзади и, прикрывая глаза от пыли, с облегчением вздохнул:
      - Повезло тебе, Тонри, с посадкой.
      - Это не просто везение...
      Но тут я заснул. Таблетка приятных сновидений, наконец, подействовала. Вернее, не заснул, а провалился в сон, как в яму. Заснул мгновенно и крепко.
      Первое, что ощутил во сне, это песок. Он набивался в уши, в ноздри, противно хрустел на зубах. А сзади услышал облегченный вздох Данго-Дана:
      - Повезло тебе, Тонри, с посадкой.
      - Это не просто везение, а точный расчет,- несколько самоуверенно ответил я.
      Спускаясь вниз, мы чувствовали жаркое дыхание пустыни. От раскаленных песков поднимался горячий воздух, сверху немилосердно-жгучим потоком лились солнечные лучи. Но песчаный шквал, к счастью, затих.
      Мы увидели группу людей в серебристых комбинезонах. Они махали нам руками.
      - Приглашают нас под купол дороги. Там прохладно,- пояснил Данго-Дан.Идем туда.
      Как я ни всматривался, никакого купола не видел. Заметив мое недоумение, Данго-Дан рассмеялся:
      - Его и не увидишь. Он прозрачен, как воздух,- в словах Данго-Дана чувствовалась гордость энтузиаста транспланетной магистрали.
      - Видишь вон там,- он показал рукой,- матово-белую полосу, прямую, как стрела? Это и есть основание дороги. Над ним прозрачный купол - тоннель из стеклозона. Вернее, два купола: внешний и внутренний. Когда дорога протянется от полюса к полюсу, из внутреннего купола выкачают воздух. В вакууме по белой гладкой полосе с огромной скоростью помчатся в электромагнитных полях скользящие поезда.
      - Дешевле было бы обойтись воздушным транспортом.
      Это замечание рассердило Данго-Дана.
      - А пустыня? - недовольно спросил он.- Пустыня пусть, по-твоему, так и остается? Дорога - не только средство сообщения полюсов. Она нужна как первый этап для наступления на пустыню. Видишь по краям большие вогнутые чаши?
      - Это верно, гелиостанции? - спросил я, вытирая пот с лица. Данго-Дан почти в три раза старше меня, но он не страдал от жары и шагал по раскаленным пескам довольно легко. "Привык он, что ли?" - с завистью думал я.
      - Да, это гелиостанции. Для них-то мы и привезли редкие металлы. Гелиостанции превращают лучистую энергию жаркого экваториального светила в электрическую. А энергия нужна для синтеза воды и холодильных устройств. Вдоль дороги скоро зазеленеют сады и парки, появятся жилые дома. Это будет не просто дорога, а дорога-оазис.
      Данго-Дан говорил, все более воодушевляясь. Я все-гда любил слушать энтузиастов своего дела. Но сейчас изнемогал от жары, поэтому почувствовал большое облегчение, когда мы вошли под купол дороги. Здесь и в самом деле было прохладно.
      - Стеклозон,- с восхищением проговорил Данго-Дан, постучав по куполу.- Он не пропускает жаркие инфракрасные лучи. Потому здесь и прохладно.
      - Наши дома ведь тоже строятся из стеклозона?
      - Из вспененного стеклозона,- поправил он.- Наши дома - это легкая пена стеклозона, на девяносто процентов состоящего из воздуха, вернее - из воздушных пузырьков. Кроме того, туда добавляются красящие вещества: голубые, зеленые, пепельно-серые. Но купол дороги делается из чистого и монолитного стеклозона. Эта дорога просуществует тысячелетия, и никакие песчаные бури не нанесут куполу ни малейших царапин... Я ведь специалист по стеклозону,продолжал он.- И зачем я согласился стать начальником экспедиции на Тутус? Но нам так нужен был металл. Теперь откажусь от этого. Стеклозон! Перспективный строительный материал! Культура стекла - самая древняя. На нашей песчаной планете человек научился варить стекло раньше, чем металл. А стеклозон - это высшая ступень производства стекла. В сущности, это не стекло. Какое же это стекло, если оно прочнее всех металлов? Архитектурные и скульптурные ансамбли из стеклозона нетленны...       Данго-Дан разошелся. Он бы еще долго говорил, если бы ему не помешали. К нам подъехал большой гусеничный вездеход. Такие вездеходы, с кухней, душем и прочими удобствами, заменяют кочевникам-строителям жилые и служебные помещения.
      Из кабины выскочила загоревшая почти до черноты девушка и крикнула нам:
      - Вас вызывают к экрану всепланетной связи! - Подойдя ближе, она спросила:
      - У вас авария? Или горючего не хватило?
      - Какая там авария,- проворчал Данго-Дан.- Мальчишке захотелось отличиться - вот и все.
      Девушка с любопытством посмотрела в мою сторону. Она узнала меня: изображения астронавтов часто показывают на экране всепланетной связи.
      Я не заметил восхищения своим поступком. Более того, на ее губах дрогнула ироническая улыбка, когда она сказала:
      - Вам предстоит, видимо, крупный разговор с самим председателем Совета Астронавтики. Нанди-Нан ждет вас обоих у экрана.
      - Идем, Тонри,- вздохнул Данго-Дан.
      - Идите один. Вы же начальник экспедиции.
      Мне было неудобно перед Нанди-Наном за нарушение строгих правил космической навигации. Только сейчас я начал осознавать глупость своего лихачества.
      Вздохнув еще раз, Данго-Дан нерешительно направился к вездеходу.
      Вернулся он сияющий.
      - Все в порядке, я уже не начальник экспедиции,- радостно объявил он.Нанди-Нан больше всего расспрашивал о тебе. Он ждет тебя в Совете Астронавтики, хочет лично побеседовать.
      Настроение у меня совсем упало. Я вышел из прохладного купола в опаляющий зной пустыни.
      Подошел к одноместному гелиоплану и с удовольствием положил руки на его приятно-холодноватый корпус. Покрытые полупроводником корпус и крылья не накалялись и не отражали тепло. Наоборот, они почти без остатка поглощали лучистую энергию и превращали ее в электрическую. На этой даровой энергии гелиоплан летал по воздуху, раскинув свои широкие крылья.
      Одной ногой я уже забрался в кабину, но кибернетический пилот, вмонтированный в пульт управления, бесстрастным голосом доложил:
      - Энергии всего на пятьдесят лиг.
      Это означало, что гелиоплан после недавнего полета не успел накопить в аккумуляторах достаточно энергии. Пришлось снова идти по горячим пескам. К счастью, одноместных гелиопланов было много. Киберпилот соседней машины металлически отчеканил:
      - Энергии на тысячу лиг.
      "С избытком хватит",- думал я, усаживаясь в мягкое кресло. Прозрачный колпак кабины захлопнулся.
      - Куда? - спросил киберпилот.
      - В Совет Астронавтики,- ответил я. Меня так разморило, что не хотелось самому вести машину. Доверился автомату, чего я вообще-то не любил.
      Гелиоплан легко и бесшумно взлетел и, набирая высоту, взял направление на Северный полюс. На большой высоте воздух был прохладней, и мне захотелось впустить в кабину струю свежего ветра. На мою попытку открыть колпак киберпилот предупредил:
      - Сейчас не рекомендуется этого делать. Разогревшись в пустыне, вы можете простудиться.
      - Подумаешь, какая забота,- с неудовольствием проговорил я.
      Но автомат был прав, и я не стал открывать колпак. Не хватало еще, чтобы к Нанди-Нану явился законченный космический разбойник с осипшим голосом.
      Через два часа внизу зазеленели поля, сады и парки Северного полюса, заискрились реки и водоемы. Вдали, среди высоких раскидистых гелиодендронов и вечно-цветущих кустов, засверкали купола и шпили Зурганоры - столицы Зурганы.
      Гелиоплан пошел на снижение и вскоре плавно приземлился около Дворца астронавтов - величественного голубого здания, всеми своими легкими, воздушными линиями устремленного ввысь. Архитектор придал ему форму звездолета, каким представляли его себе писатели и художники-фантасты. Дворец, напоминающий космический корабль в момент старта, хорошо отражает мечту человечества о звездных полетах.
      Во Дворце я узнал, что Нанди-Нан находится в галактическом зале. Я вошел в зал и словно очутился в Космосе. В темноте сверкала мириадами звезд наша Галак тика. На фоне светлой туманности вырисовывался четкий профиль Нанди-Нана.
      Вспыхнул свет, и зал приобрел обычный вид. Нанди-Нан направился к клавишному столику, чтобы сделать какую-то запись. Нанди-Нан, как и Данго-Дан, давно п ерешагнул за средний возраст. Но какая разница! В противоположность располневшему и нерешительному Данго Дану, Нанди-Нан сухощав, строен, энергичен в движениях.
      - Ага, лихач! - засмеялся он, увидев меня.- Космический авантюрист!
      Я с облегчением заметил, что, несмотря на несмешливые слова, Нанди-Нан улыбался дружелюбно.
      - Ну-ка, расскажи, как ты ухарски посадил в пустыне грузовой планетолет.
      Не дослушав до конца, Нанди-Нан строго осведо-мился:
      - Ты был уверен в успехе или рисковал?
      - Абсолютно уверен.
      - Я так и предполагал. Узнаю себя, когда я был таким же молодым. Все же ты нарушил правила навигации, и многие предполагали от имени Совета Астронавтики выразить тебе порицание. Но я отстоял тебя.
      Помолчав немного, он внимательно посмотрел на меня и предложил:
      - Давай сядем и поговорим.
      Мы уселись в кресла друг против друга.
      - Ты не догадываешься, зачем я тебя вызвал?