Почти сегодня

Как Ядзя могла узнать Штольберга в этой толпе, хлынувшей из поезда, если она видела его более двадцати лет назад в течение нескольких минут, когда он влек ее из сарая и потом торопливо усаживал, почти втискивая в ящик из-под сигарет? А когда через полтора часа выпускал ее оттуда и ссаживал из грузовика, уже было сумеречно, и он только указал ей на темнеющий вдали лес и шепнул: «Беги!» Как она могла бы узнать его сейчас, отличить именно его в сутолоке вокзала среди других пожилых мужчин, дельцов, туристов, пенсионеров, торговцев, ученых, поездных воров, обладающих, как известно, особенно благородной наружностью?

И все же она узнала его.

Они сидели на балконе ее дома, и под ними шумела и сияла Варшава. Разговор у них получился какой-то прыгающий, и посреди этой радостной возбужденной сбивчивости они не могли прийти в себя от изумления, что видят друг друга, и считали это чудом.

– Неужели вы нас до сих пор не любите?

– Кого «вас»?

– Видите ли, дорогая Ядзя, я заметил еще в вагоне со стороны ваших земляков… Ну, выразимся так: несколько настороженное отношение к немцам.

Ядзя поиграла пальцами по столу.

– Ну, прямо скажем, некоторые основания для этого есть.

– Были!

– Знаете что, не будем углубляться в национальную психологию. Это материя довольно скользкая.

Ядзя засмеялась. Она выглядела молодо. Да она и не стара, сорока еще нет! Солнце, пронзая легкий туман, плывущий над Варшавой, золотило ее косы. Она все еще не расставалась с ними, она обернула их вокруг головы как корону.

– Ну, – сказала она, смеясь, – вас, например, я люблю.

– Спасибо. Но я ставлю вопрос широко. А Томаса Манна вы любите?

– Люблю.

– Так вот Томас Манн – он, конечно, самый большой немец нашего века и самый упорный борец с фашизмом – сказал: «Если ты родился немцем, значит, ты волей-неволей связан с немецкой судьбой…»

– Это совершенно естественно.

– Подождите, я не кончил, «…связан с немецкой судьбой и с немецкой виной». А вот я считаю, Ядзя, что не может быть у народа круговой поруки! Что ж, значит, выходит по Манну, что я не немец?

– Милый Штольберг, вы забыли, что я вам сказала тогда: «Вы больше немец, чем все они, взятые вместе».

– Когда вы мне это сказали?

– Ну, тогда, на дороге, когда вы меня вытряхнули из ящика.

– Я видел, что вы шевелите губами, но я просто не расслышал. И моторы так шумели. К тому же я спешил.

– Да и я с трудом говорила. Я страшно волновалась!

– Еще бы! Они ведь пронюхали, что вы были в одном из ящиков.

Ядзя всплеснула руками:

– Неужели? Значит, вы меня ссадили вовремя! Между прочим, еще и потому вовремя, что я чуть не задохнулась в том ящике. Если бы я там не провертела дырку…

Штольберг махнул рукой:

– Ох эта дырка! Когда моя автоколонна прибыла к месту назначения, там уже ждали ее гестаповцы, и они осмотрели каждый ящик. Они допросили всех шоферов. Ну, и, натурально, на меня как на начальника колонны завели дело. И эта ваша дырка сыграла не последнюю роль: она была тем, что мой следователь гауптштурмфюрер Биттнер назвал косвенной уликой.

– Что с ним стало, не знаете?

– Мне говорили, что он пустил себе пулю в лоб, когда фашизм рухнул. Но незадолго до этого он послал мой смертный приговор в Берлин, в тюрьму, где я был заключен. Меня уже собирались вздернуть. Да не успели. Русские меня освободили.

Ядзя на мгновение прикрыла глаза, как бы что-то вспоминая:

– А вы знаете, что вы едва не погибли гораздо раньше?

Штольберг посмотрел на нее с недоумением.

Она засмеялась:

– Два слова, которые вы тогда сказали, спасли вас от верной смерти.

– Когда?

– Когда вы вошли в тот сарай, где я спряталась.

Штольберг сказал несколько смущенно:

– Боже мой! Если бы вы знали, зачем я зашел туда. При даме сказать неудобно…

– Зачем бы вы ни зашли, вы тотчас об этом забыли: вы увидели меня.

– Да, вы сидели, скорчившись, в темном углу…

Ядзя неторопливо мотнула головой: не мешайте, мол! Брови ее были грозно сведены, но глаза светились нежностью.

– Когда я увидела вас – темный силуэт офицера на светлом фоне открывшейся двери, я вскинула пистолет и прицелилась. В это время вы сказали… Вы помните, что вы сказали?

– Разве я что-то сказал? По-моему, я выглянул за дверь, увидел, что переулок безлюден, поманил вас, ну, и усадил в ящик.

– Но до этого вы сказали… В этом все дело! Я услышала в ваших словах и в вашем голосе столько доброты, что опустила руку с пистолетом.

– Но что же я такое сказал?

– Вы сказали: «Бедный ребенок…»

1976

1

Осборн имеет в виду полугрузовичок вместимостью в три четверти тонны. (Здесь и далее примеч. автора.)

2

Вот это езда! (англ.)

3

Military police – военная полиция (англ.).

4

Да здравствует победа! (нем.) – приветствие в фашистской армии.

5

Верховное командование фашистской армии.

6

Освенцим.

7

Национал-социалистическая партия.

8

«Достойный смерти» (нем.) – фашистский термин для приговоренных к смертной казни.

9

«Волчье логово» (нем.).

10

Император. Царь.

11

Всегда говорящий (нем.).

12

Малые решения (нем.).

13

«Стража на Рейне» (нем.)

14

Имперский совратитель (нем.).

15

Банда (англ.).

16

Здесь и всюду (лат.).

17

А где мать того ребенка в колыбели… (пол.)

18

Что плывет по той быстрой по реке? Что плывет по реке? (пол.)

19

Большой человек! (англ.)

20

Он пьян, не правда ли?

21

Походную форму.

22

Что такое пошлячок? (англ.)

23

Что такое мещанин? (англ.)

24

Всю пищу в один горшок (нем.).

25

Выстрел в затылок (нем.).

26

Отряд пропаганды (нем.)

27

Берегитесь, дьявол спущен с цепи (англ.).

28

Жевательная резина (англ.).

29

Похоронная команда (нем.).

30

Герой сумасбродов.

31

Все. Всегда. Везде. Нет преград (англ.).

32

Отпускаю тебе (лат.).

33

Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? (англ.)

34

Нет… Если бы только вы могли… (англ.)

35

Отдел пропаганды.

36

Главное командование сухопутных войск

37

«Звезды и полосы» (англ.).

38

Master of Arts – магистр искусств (англ.).