1

Уже не надеясь на чудо, Юрий Иванович начал наконец хождения по инстанциям с подготовленными на подпись документами, упрекая себя за то, что только зря потерял время. Он встряхнулся, он стал прежним, он входил в кабинеты бодрым и уверенным, помня о первой заповеди делового человека: пусть все видят, что у тебя всё в порядке, а если и есть неприятности, то они временные или даже вообще запланированы.

Правда, он помнил о том, что эти заповеди, эти штучки наивного Дейла Карнеги не всегда действенны в российских пространствах и закоулках. У нас часто вид человека, у которого все в порядке, вызывает в партнере и собеседнике не чувство доверия и уважения, а, напротив, подозрительность, а то и вовсе раздражение: не с чего, мол, веселиться — и с какой стати вообще у тебя все хорошо, если у меня все плохо?

Но и эти нюансы Юрий Иванович прекрасно знал и умел вести себя по ситуации, по человеку, по его настроению и расположению.

И дело пошло, за неполный день он подписал бумаги аж в трех местах — и фактически беспрепятственно. Конечно, при этом выбрал что полегче, в этом товарищ Карнеги прав: чтобы не сбить психологический настрой, реши сначала то, что наверняка решаемо. Возникает необходимое ощущение, что решится и все остальное.

А тут звонок из мэрии — и от людей намного выше, чем те, с которыми он недавно беседовал. Дошло-таки до них! Просили приехать, когда сможет. Естественно, Юрий Иванович смог тотчас же.

Высокие люди приняли его почти ласково. Вернее, был один высокий человек невысокого, к слову сказать, роста, а вокруг него молчаливые консультанты и помощники. Высокий человек известен своим простонародным нравом и умением наорать с порога, но вот не наорал, пригласил не к своему большому столу, а в уютный угол, где стол поменьше, чайный, с креслами по бокам. Спросил:

— Не кажется ли вам, Юрий Иванович, что кому-то очень хочется, чтобы наш замечательный комплекс не был сдан вовремя?

Карчин напрягся. Он знал, что высокий человек прямой информацией почти никогда не обладает, все знает через своих помощников и консультантов. А у каждого помощника и консультанта свои интересы. К примеру, консультант X. дружит со строительной фирмой "А", а «Стар-трек» строит фирма "Б", и строит, к сожалению, успешно. Но жизнь не сегодняшним днем кончается, завтра возникнет вопрос о новых подрядах, поэтому фирму "Б" неплохо бы опорочить, используя ее временные трудности. Что X. и делает. От Карчина теперь требуется подтверждение или опровержение сомнительной репутации фирмы "Б". И лучше бы, конечно, угадать тот ответ, которого ждет высокий человек. А угадать трудно, Карчин в последние дни оказался вне оперативной информации. Поэтому он ответил осторожно:

— Чтобы кто-то нарочно тормозил процесс — не замечал.

— Не замечали? — переспросил высокий человек с каким-то нехорошим сочувствием.

— Не замечал.

— Конечно, самого себя со стороны трудно увидеть!

— Извините?

— Да посудите сами! — интонация высокого человека была еще добродушной, но чувствовалось, что он сдерживается: — Все шло нормально, тут начинаются предложения по изменению проекта. Которые вы выдвинули, между прочим.

— Это не так. Это проектировщики...

— Ваша идея была, Юрий Иванович, проектировщики об этом прямо говорят. Вы, возможно, мимоходом сказали, но они же вас уважают, они приняли как руководство к действию. А строители тем более рады: денег больше, следовательно, извините за откровенность, можно и сэкономить. А говоря проще — украсть!

Голос высокого человека зазвенел. Вот оно в чем дело. Кто-то решил представить дело так, будто Карчин в сговоре с проектировщиками и строителями, да еще в сговоре корыстном. От этого обвинения отбиться легко. Некоторый откат, конечно, имел место, как всегда, но был произведен так сокровенно и грамотно, что никто не подкопается.

— Денег больше не намного, — спокойно ответил Карчин. — Но вы же сами хотите, чтобы Москва была красивым городом. Не шифером же крыши крыть!

— Он не понимает! — обратился высокий человек к помощникам, становясь все более гневным. — Да не в деньгах дело! Зарабатывайте, хрен с вами, на то оно и строительство, чтобы зарабатывать! Сроки — вот в чем вопрос! Из-за ваших выдумок сроки сдвигаются!

Ага, дело еще проще, с облечением подумал Карчин, обвиняют не в намерении прикарманить какие-то суммы, обижаются, что комплекс не будет введен ко Дню города. На эти претензии ответить еще легче.

— В этом и дело, — сказал он, — что изменения в проекте ускоряют процесс. Потому что...

— Не уверен! — бесцеремонно оборвал высокий человек. — Больше того, уверен, что кто-то хочет мне свинью подложить, да еще с вашей помощью. Вопрос, сознательная ли это помощь или нет?

Тут Карчин растерялся. Он не понял. Высокий человек пояснил:

— Те же документы. Уж в очень удобный момент они пропадают. Именно тогда, когда они позарез нужны!

— Вы же знаете, их украли.

— Слышал. История, конечно, интересная: важные документы крадут среди бела дня на улице. Чуть ли не мальчишка какой-то пробегал и схватил. За дурачков, что ли, вы нас держите, Юрий Иванович?

Карчин оторопел. Всего он ждал — но не этого! Обвинить в ошибке, в нерасторопности, в материальных интересах, в лоббировании намерений проектировщиков и строителей, это понятно. Но в такой глупости! За кого они его принимают?

— Вы что же, считаете, что я их нарочно потерял, эти документы?

— Не знаю! Не знаю! — сказал высокий человек так, как говорят, когда уверены в проступке (и даже в преступлении), не хватает лишь доказательств. Впрочем, для высокого человека его уверенность в вине другого человека и есть главное доказательство этой вины.

Карчин чуть ли не в первый раз за последние десять, а то и пятнадцать лет потерял лицо, начал глупо и многословно оправдываться, бормотать что-то вроде: «если вы так считаете, то скажите, что я должен сделать, чтобы заслужить доверие» — и т. п.

Кончился разговор катастрофически. Карчин собирался уже поклясться, что за три дня разобьется в лепешку, но подпишет документы, однако высокий человек сказал:

— Вы, я знаю, в отпуск собирались?

— Я собирался после того, как комплекс...

— Не обязательно. Отдыхайте. Документы Юшаков подпишет. Ему помогут.

— Значит ли это, — спросил Карчин, еле удерживая голос в ровной тональности, — что я уволен?

— Да бог с тобой, работай! И я не твой начальник вообще-то, я тебя уволить не имею права!

— Но хотели бы?

— Слушай, ты не нарывайся! Отдыхай, говорю же! На море слетай, а лучше, мой тебе совет, в Карелию. Там сейчас в это время — рай!

— Спасибо.

Выйдя из здания, Карчин шел к машине, заново переживая весь разговор. Но что-то, происходящее во внешнем мире, его отвлекало. В поле зрения делалось что-то несуразное, глупое, но он не сразу обратил на это внимание, мало ли в Москве случается всяческой ерунды? Потом пригляделся: что за чушь — чья-то машина вся обсыпана огромным количеством клочков бумаги. Нет, не клочки, это самолетики. Они устилают асфальт вокруг машины, грудами лежат на капоте, на крыше и багажнике. А мимо машины продолжают идти какие-то люди и бросают самолетики. На них смотрят, смеются, удивляются, но никто даже не пробует прекратить безобразие: ко всему привыкли. Карчин и сам, пожалуй, прошел бы мимо, не до этого, если бы не понял, что это его машина. Он бросился к ней. Смел самолетики, разбросал их ногами, кинулся поймать хоть одного вредителя, но никого не было. Ни одного человека с самолетиком. Обычные люди вокруг. Карчин сел в машину и уехал, не оглядываясь.

Он пообещал себе не пытаться разгадать, что это было, зачем и почему: если думать обо всех нелепостях, которые с тобой случаются в жизни, можно сойти с ума. А ум еще пригодится. Здоровье вообще важнее всего. Карчин ухватился за эту успокоительную мысль. Надо беречь себя, надо во всем искать позитив. Что произошло, в самом деле, какая трагедия? Ну, пусть даже уволят. Он что, пропадет со своей квалификацией, своим авторитетом, своими связями? Да никогда! Если захочет, конечно. Потому что есть ведь и другой вариант. Средств накоплено достаточно, чтобы дожить до глубокой старости, не отказывая себе в еде и одежде. Так что можно вообще удалиться от дел. Или заняться чем-то спокойным, связанным с небольшим постоянным доходом. Лиля, если любит, поймет, а не любит — пусть проваливает к черту. Женщины умеют устраиваться: вон у Юли, оказывается, вполне обеспеченный покровитель — и пусть, и замечательно.

Юшаков, вот кто причина, вдруг догадался Карчин. Вот кто выставил его кругом виноватым — да еще и злоумышленником! Надо ему позвонить. Нет, без крика, без шума, просто поздравить с грядущим назначением и дать понять, что он, Карчин, все понимает в его махинациях. Он взял телефон, но тот зазвонил сам. Чей-то незнакомый номер. Карчин поднес трубку к уху.

Шиваев. Какой Шиваев? Следователь. Какой следователь? Дело о старике. Каком старике?

Шиваев напомнил Карчину, что у него подписка о невыезде и что он обязан явиться к следователю в любой момент. Так что будьте любезны, желательно прямо сейчас.

Карчин хотел отговориться, но подумал: нет, уж лучше все неприятности в одну кучу. А потом домой, и в самом деле, взять отпуск. И дело желательно перед отпуском закрыть.

Шиваев говорил с ним долго и нудно, бесконечно уточняя детали. Карчин разнервничался, позвонил Володе, попросил подъехать, а до его приезда отказался давать показания. Попутно высказал претензию насчет того, что дело более важное, о краже документов и значительной суммы, похоже, Шиваева не интересует. Шиваев, улыбаясь, ответил, что интересует, но всему свой черед.

Явился Шацкий, разговор начался заново. Володя пытался убедить Шиваева, что, если он уговорит старика забрать заявление, всем будет хорошо. Шиваеву в том числе. Но тот по непонятным причинам уперся. Володя никак не мог понять, в чем дело, наконец спросил напрямик:

— У вас что, указания какие-то на этот счет?

— Зачем нам указания, у нас закон, — ответил Шиваев.

Володя кивнул так, будто этот ответ именно и свидетельствовал об указаниях.

— Ладно, — сказал он. — Но вы человек опытный, я смотрю, вы хоть подскажите, как нам оптимально действовать?

— Да никак. Ждать суда, — успокоил Шиваев.

— Опять все сначала! Да о том речь и идет, что до суда доводить нет никакой необходимости!

— А я считаю, что есть, — сказал Шиваев. — И потерпевший так считает. Кстати, — он выпрямился, вытянул руки вверх, сцепил пальцы и хрустнул ими, устав от долгого сидения, — что вы со мной-то говорите? С ним и говорили бы.

— Пробовали! — махнул рукой Володя.

Шиваев только того и ждал. Опустив руки на стол, как пианист на клавиши, он сказал:

— Знаю! И уговаривали, и деньги предлагали! А человек оказался с неподкупной совестью! Что, удивительно? А я считаю — это норма! Вы всё на милицию валите, а она ни при чем! Милиция бы и рада любого посадить, в смысле за дело, за преступление, но сплошь и рядом потерпевшие не дают! Продают за копейки, можно сказать, священное право возмездия!

Карчин настолько отупел от всего, что даже не удивился этим словам в устах милиционера. Впрочем, слово «возмездие» уловил.

— То есть он мне отомстить хочет?

— Вроде того.

— За что? Он даже меня не знает.

— Вот и познакомились бы. Глядишь, и договоритесь по-человечески! Хороший совет даю, — сказал Шиваев с некоторым как бы даже сожалением: не настолько много, дескать, у меня хороших советов, чтобы на кого попало тратить, поэтому — цените.

Володя сделал вид, что оценил, а Карчин не потрудился на это. Только хмуро спросил:

— Можно идти?

— Пока можно.

И Шиваев отпустил их, ничего не сказав о другом, не менее важном пункте, о нападении Карчина на милиционеров. Тут у него был свой игровой расчет: пусть они решают вопрос со стариком и, скорее всего, решат, пусть придут счастливые: закрывай дело, следователь! А он им: какое дело? Что вы мне пустяками голову морочите? Избиение милиционеров — вот настоящее дело! Забыли?.. Очень хочется посмотреть, как вытянутся их лица при этих словах...

На улице Карчин набросился на Володю с упреками.

— Все, что могу, я делаю, — сухо сказал Шацкий. Он уже советовался с Ясинским и тот сказал ему, что, по его сведениям, Карчин становится фигурой сомнительной, поэтому бросать заниматься им пока не надо, но и стараться слишком ни к чему.

— Да ничего ты не делаешь! Старика не уговорил, с этой семейкой воровской ничего не ясно! Где пацан? Ты можешь организовать, чтобы розыск объявили?

— Я не в милиции служу.

— Считай, что это отдельная услуга. Не задаром!

И Карчин дал Шацкому денег, и Шацкий взял их, вспомнив об одном знакомом человеке в управлении внутренних дел, который действительно может попробовать организовать розыск: разослать по низовым подразделениям фотографии и приметы. Мальчишка заметный — картавит, может, кто-то на него и наткнется.

2

Карчин поехал к старику: надо все-таки его уговорить забрать заявление, иначе невозможно будет отправиться на отдых — проклятая подписка о невыезде.

Остановившись на перекрестке, обратил внимание: девушка в соседней машине приветливо помахала ему рукой и улыбнулась. Карчин тоже улыбнулся ей, но не узнал. Может, дочь каких-то знакомых? Он отвернулся. С другой стороны был парень на мотоцикле, в шлеме. Он тоже помахал рукой Карчину и вдруг — Карчин не поверил своим глазам — достал откуда-то самолетик и кинул в его сторону. И тут же рванул — и уехал, Карчин даже не успел заметить номера. Он выскочил из машины, схватил самолетик, а сзади уже неистово гудели, он сел опять в машину, поехал, на ходу разворачивая самолетик. Пусто. Обычный стандартный лист А-4, никаких знаков и надписей. Ерунда какая-то.

Однако самолетик мотоциклиста, как и те, которыми была раньше обсыпана его машина, это пустяки, это непонятно, но можно считать глупостью, фантасмагорией. Может, у московской молодежи сегодня день бумажных самолетиков? Но с какой стати то из одной, то из другой машины на него смотрят, улыбаются, машут рукой? Что за чертовщина?

Карчин резко свернул, проскочив на желтый свет, словно хотел оторваться от неведомых преследователей. Петлял по улицам. Остановился в тихом переулке, огляделся, не вылезая из машины. И опять поехал.

И стал понемногу успокаиваться. Свернул к супермаркету, где часто брал продукты: Лиля просила кое-что привезти. Он словно надеялся, что это бытовое житейское дело, покупка продуктов, вернет его в мир привычной реальности.

Взял тележку и пошел с нею по залу. Женщина, взвешивающая фрукты, смущенно посмотрев на него, сказала:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

Карчин кивнул и пошел дальше.

Продавщица мясного отдела, подавая курицу, сказала, еле сдерживая смех:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

Карчин ничего не ответил.

Кассирша, принимая от него продукты и начиная считать, сказала:

— Здравствуйте, Юрий Иванович.

— Я вас не знаю! — раздраженно сказал Карчин.

Охранник у выхода сказал коряво, как человек, впервые принимающий участие в самодеятельном спектакле:

— Здравствуйте, Юрий Иванович!

Юрий Иванович молча вышел, но тут же вернулся и подошел к охраннику:

— Кто вам велел это сделать?

— Чего?

— Поздороваться со мной?

— А чего, вам неприятно, что ли? Люди заходили, сказали, что у вас праздник какой-то и что надо с вами поздороваться.

— Денег дали?

— Немного дали.

— А что за люди?

— Парень какой-то и девушка... Если что не так, извините. У нас культура обслуживания, если нас просят чего-то хорошее сделать, мы не против.

— Ага. Шутка юмора то есть?

— Вроде того.

Идиотизм продолжается, подумал Карчин. Но — зачем? Кто? Почему? Подумал, что самое лучшее — поехать домой и лечь спать. А предварительно как следует выпить.

Но сначала к старику.

И не обращать ни на что внимания. Не так-то просто вывести его из себя.

Старик был дома с женой. Карчин надеялся на ее поддержку, но хитрый пенсионер пригласил его пойти посидеть во дворе.

— Ну вот, вы все-таки приехали, — сказал он. — Интересно, что скажете.

— Скажу, что очень сожалею. Прошу принять мои извинения.

Старик усмехнулся:

— Да нет, вы не сожалеете. То есть, конечно, сожалеете, что у вас неприятность, но о том, что пожилого человека чуть не убили, конечно же, не сожалеете.

Карчин не вполне владел собой, издерганный сегодняшними необъяснимостями. Поэтому сказал прямо и не скрывая неприязни:

— Да, не сожалею! Вы мне, извините, не отец, не дядя и даже не знакомый. Вы попались мне на пути случайно. Это вы хотели услышать?

— Я это и так знаю. Меня другой вопрос волнует. Даже не вопрос. А просто, пользуясь случаем, хочу понять, почему бы вам не действовать в открытую?

— То есть?

— Ну, как бывает, например, при открытой оккупации: одни грабят, расстреливают и зарывают живьем в землю других. И никаких сложностей. А при необъявленной сплошная морока: надо и в землю зарыть, и соблюсти видимость закона.

— Вы извините, конечно, я бы с удовольствием поговорил с вами на отвлеченные темы, но — время. Денег, как я понял, вы не хотите. Извинений тоже не принимаете. Чего вам надо? Только суда?

— Извинения я могу принять. Но без суда нельзя. Я хочу понять, как работает эта машина. Я ведь не дурак, я понимаю, что всё на вашей стороне. Шансов у меня минимум. За вас будут судьи, адвокаты, кому надо, дадут денег и так далее. За вами система. Вы, образно говоря, оккупант, а я, образно говоря, оккупированный.

М. М. не зря вставил «образно говоря». Не надо раньше времени раскрывать карты и показывать, что ты все понял. Пусть Карчин подумает, что он всего лишь догадывается. В силу старческого ума или, наоборот, благодаря старческому маразму, который есть безумие своего рода, а безумцы иногда способны на прозрения.

— То есть вы даже не надеетесь выиграть суд? Тогда зачем?

— Почему не надеюсь? Сложно, конечно, но есть общественное мнение, пресса. Нельзя упускать возможность объяснить людям, что есть что.

Карчин все меньше понимал М. М.

— Вы что, бывший министр или народный артист? С чего вы взяли, что какая-то пресса и какое-то там общественное мнение обратят на это внимание? Это, вы уж не сердитесь, на бред похоже! Поймите, в конце концов, я попал в страшное положение, меня фактически увольняют с работы, я ограблен, а теперь еще и судом грозят! По-человечески вы можете это понять?

— Вот это меня больше всего и поражает! — воскликнул М. М. — Меня поражает этот абсолютно новый прием: чуть что, оккупанты... я образно говорю... ну, скажем, властители, хозяева жизни... чуть что — они сразу начинают вопить о человеческих ценностях. Почему? Или они, то есть вы, стали такими слабыми? Или это хитроумный способ окончательно заморочить всем мозги? Думаю, вероятнее второе, — размышлял вслух М. М. — Слишком часто звучит идея единения нации. Вы сообразили, что для того, чтобы над кем-то властвовать, надо иметь объект власти, то есть народ. Иначе народ просто вымрет, исчезнет — и над кем тогда властвовать? На Западе давно поняли: нет никакого интереса владеть неимущими рабами, гораздо соблазнительней владеть людьми, которые считают себя свободными. Ну, это как с женщиной, — неожиданно вспомнил М. М. другую область жизни, — приятнее все-таки, когда женщина отдается по любви, а не из-за необходимости. Да, вам не повезло, вы столкнулись с человеком, который отказался подчиниться вам и по любви, и за деньги. Я хочу довести дело до конца. Я хочу на личном опыте убедиться, насколько прочна, насколько сильна эта ваша оккупация — это я образно говорю, повторяю. Кто знает, — добавил М. М. с такой интонацией, будто сам себе удивлялся, — может, втайне я как раз и жалею о том, что система не так сильна, как хотелось бы.

М. М. обратил внимание, что говорит слишком долго, а собеседник молчит.

Он взглянул на него и увидел, что тот смотрит куда-то вверх.

М. М. поднял голову.

С крыши дома, паря, крутясь, стремительно падая, разлетаясь и собираясь в стаи, летели десятки бумажных самолетиков.

3

А было так. Ответ пришел в тот же день: «Письмо принято к рассмотрению. Медиа-драйвер Z-18.» Гоша подумал, что это скорее всего автоматически настроенный ответ — всем, кто пишет. Но через несколько часов еще письмо: «Занятная история, занятный тип. Попробуем предложить Супер-драйверу. Драйвер River.» Это уже похоже на штучный ответ, не автоматический. И вдруг письмо самого Супер-драйвера: «Может, ты тот, кто нам нужен. Хочешь поговорить?» Гоша тут же ответил: «Конечно!», и в тот же вечер удостоился прямого общения в сети с Супердрайвером.

Super-driver. Ты удивился, что тебя выбрали?

Goshа. Вообще-то да. Хотя нет.

Super-driver. А точнее?

Gоshа. Я просто не ожидал, что так быстро.

Super-driver. Как ты думаешь, за что тебя выбрали?

Goshа. Не знаю. Может, я предложил интересный объект?

Super-driver. Объект понравился. Этих сук, которые так застраевают Москву, надо вешать на их же зданиях. Но дело не в нем.

Гоша заметил ошибку в слове «застраивают», но подумал, что это от торопливости. Он и сам много ошибается, когда спешит. Спасибо еще, что Супер-драйвер пишет с заглавными буквами, с точками и запятыми, сейчас это мало кто делает.

Goshа. Тогда не понимаю.

Super-driver. Объясню: ты злой парень. Это видно. Я это чуствую.

Опять ошибка — и опять Гоша не придал этому особого значения, но мимолетно подумал: а может, это иностранец? Может, он вообще не в России? Может, это вообще мировая партия? Но нет, акции-то в Москве проводятся. Хотя, за границей, возможно, есть филиалы...

Gоshа. Вообще-то я себя таким не считал.

Super-driver. Повторяю: я это вижу. Ты стесняешься этого?

Gosha. Да нет.

Super-driver. Правильно. Этого не надо стесняться. Будь со мной честным. Попытаешься врать, я сразу пойму. Давай о себе.

Gosha. А что вы хотите знать?

Super-driver. Можешь на ты, члены партии на ты. Хочу знать всё.

Gosha. Всего про себя я сам не знаю.

Super-driver. He пытайся со мной шутить. Если для тебя это просто проведение времени, я отключу тебя навсегда.

Gosha. Это не проведение времени. Это очень серьезно.

Super-driver. А чего ты от нас хочешь?

Gоshа. Хочу общаться с такими, как я сам.

Super-driver. А какой ты?

Goshа. Я лучший.

Super-driver. В чем это вырожается?

Goshа. В том, что я так считаю.

Super-driver. Хороший ответ. Мы любим людей, которые любят себя. Ты придумал акцию?

Gоshа. Еще нет. Я не ожидал, что так быстро.

Super-driver. Думай быстрее, заявок много. С кем ты живешь?

Goshа. Мать, старшая сестра, младший брат, отчим.

Super-driver. Ты их любишь?

Gosh а. Кого как.

Super-driver. Сестре сколько?

Goshа. Двадцать.

Super-driver. Красивая?

Gosh а. Ничего. Вообще-то красивая.

Super-driver. Чем занимается?

Gоshа. Танцует в ночном клубе.

Super-driver. Стриптиз? Она проститутка?

Gоshа. Стриптиз, но не проститутка.

Super-driver. Фотографии есть? Пришли.

Goshа. Они вообще в сети есть, кто-то выложил. В стиле ню.

Super-driver. Посмотрим. Она может быть нашей?

Goshа. Не знаю. Надо подумать.

Super-driver. Подумай. Красивые девушки у нас должны быть. Они тоже должны выжить. И рожать нам потомство. Она тебе нравиться?

Gоshа. В каком смысле?

Super-driver. Как женщина?

Gоshа. Я об этом не думал.

Super-driver. Ты сейчас соврал.

Gоsha. Допустим, думал. Но не конкретно. Она все-таки сестра.

Super-driver. Ты считаешь, что сестер не трахают?

Gоshа. Мне и так хватает.

Super-driver. Ты опять соврал.

Goshа. Ничего подобного. Сейчас временно никого, потому что надоели.

Super-driver. Понимаю тебя. Слишком хорошо тоже плохо. Я раньше блондинку утром, брюнетку в обед и какую-нибудь рыжую вечером. Я лидер, а лидерам все на шею вешаются. Надоели. А мать ты любишь? Только честно?

Gоshа. Вообще-то да.

Super-driver. Это правильно. Они такие, какие есть. Но выжить им не удасться. А отчим кто?

Goshа. Так. Писатель.

Super-driveг. Серьезно? Как фамилия?

Gosha. Ты его не знаешь, он сейчас не печатается.

Super-driver. А как его фамилия?

Goshа. Ходжян.

Super-driver. Армян?

Goshа. Удин. Это такая нация. Христианская.

Super-driver. Я смотрю, ты его защищаешь.

Goshа. Он нормальный мужик. Хотя мог бы делом заниматься, он сторож. Он хреновый писатель, если честно.

Super-driver. Молодец. К ним нельзя допускать жалости, они уже мертвецы.