Я растопырил над столом пальцы.
      - Вот, вижу.
      - Морщины сплошные - как кожа ящерицы! Кошмар! Вы не обижайтесь. На самом деле вы вполне обычный мужчина. Не очень даже старый для своего возраста. Но для меня вы, простите за откровенность, ужасающее зрелище. У вас и изо рта наверняка уже пахнет.
      - Никто не жаловался.
      - Ну, значит, скоро. Неизбежно. Теперь как? Все еще хочется говорить о влюбленности?
      - Не очень.
      - Вот и хорошо.
      ... Шебуев, Панаевский и другие мои авторы часто описывали ситуации, когда встречаются двое и вдруг неожиданно появляется третий. Двоим он, как правило, напрочь не нужен, зато авторам обычно позарез необходим. Для сюжета. Для обострения. И т.п. Сочиняя это, я всегда посмеивался. Нет, жизнь, конечно, богата неожиданностями, но не такими нарочитыми и специальными.
      И вот не в детективно-любовном романе, а в совершенно реальном подвале нарочито и специально, детективно-любовно появился господин Беклеяев, которого я до этого не раз видел в газетах и телевизионных ток-шоу, посвященных большому бизнесу. А поодаль сели два молодых человека в черных костюмах.
      Баязет Бекмуратович в свои пятьдесят с чем-то лет был хорош: строен, темноволос, глаза карие, большие, движения плавные.
      - Иринушка! - сказал он ласково, сев рядом с Ириной и поцеловав ее в щеку.
      - Здравствуй, Бек, - улыбнулась Ирина, погладив его по руке. - А это вот...
      - Неужели ты думаешь, что я не знаю? Ты представляешь, эти глупые газеты продаются даже в Женеве. И есть люди, которые их читают! Прочли, доложили мне. Я только что прилетел - и вот, нашел тебя.
      - Я не скрываюсь, Бек.
      - А зачем тебе скрываться от своего жениха? - удивился Беклеяев. - Вы уже придумали, как будете объяснять это недоразумение?
      - Но это действительно недоразумение, Бек! - смущенно оправдывалась Ирина - так, как добропорядочная невеста оправдывалась бы перед ревнующим женихом. - Посмотри на него!
      - Вижу.
      Тут Ирина изложила ему свой план, с которым только что познакомила меня.
      - Значит, ему стало плохо? Это в самом деле так?
      - Бек!
      - Верю, Иринушка, верю. А чем болен?
      - Нарушения мозгового кровообращения.
      - Серьезная штука. То есть почти инсульт? Я в этом ничего не понимаю.
      - Ты очень здоровый человек, Бек...
      - Послушайте! - решил я вмешаться.
      - Не буду слушать, - покачал головой Бек. - Серьезных слов у вас быть не может, зачем вас слушать? На карте честь и достоинство моей любимой женщины, моей невесты. - При этом он очень быстро, но медленно, я не знаю, как у него это получилось, быстро, мимолетно, но, не могу найти другого слова, медленно, почти величаво, по-орлиному как-то, посмотрел на Ирину, и была в этом взгляде уверенность, что, если Ирина предала его и рассказала мне о настоящем положении вещей, он тут же догадается; однако лицо Ирины оставалось искусно безмятежным. - Необходимо, - продолжил Беклеяев, - чтобы это недоразумение как можно скорее разъяснилось. Твои коллеги тоже это понимают? - спросил он Ирину и кивнул еще до того, как она ответила, ибо не сомневался в положительном ответе.
      - Да, - сказала Ирина.
      - Вот и отлично. Итак, публикуем разъяснения. Влюбленный издатель, больной на всю голову, почти маньяк, обманом добивается встречи с тобой. Набрасывается. Ты пытаешься его оттолкнуть. В этот момент вас и фотографируют. Согласна?
      - Не совсем.
      - Но это ведь твоя версия.
      - Разве? Он все-таки не маньяк и не влюблен. Просто издатель, просто хочет издать книгу.
      - А если у меня есть своя версия? - наконец сумел вставить я слово.
      Беклеяев посмотрел на меня со скорбью. Увы, он вынужден считаться с тем, что окружающие недоумки тоже полагают себя людьми, на что-то имеющими право. Это их искреннее заблуждение, его трудно искоренить, и приходится всякий раз растолковывать эту ошибку. Другой бы просто пресек, но у Беклеяева репутация демократа и человеколюбивого человека.
      - И какая, например? - спросил он, глянув на часы.
      - Я не собирался издавать книгу. Я просто влюблен в вашу невесту. Что, нельзя?
      Мне очень, очень хотелось добавить - "влюблен в невесту, которая вам совсем не невеста", но я сдержался. Еще не время. Посмотрим, что он ответит.
      - Я именно это и предлагаю! - сказал мне Беклеяев вразумительно, как ребенку.
      - Вы еще предлагаете меня маньяком объявить.
      - Конечно! Вы сами издатель, разве не знаете законов массовой прессы? Нелепый слух ни в коем случае не должен опровергаться чистой правдой, потому что чистая правда бывает, как правило, скучной, пресной и неправдоподобной. Нам нужна контр-правда, такая же нелепая и несуразная, вот тогда поверят, тогда прочтут с удовольствием. То есть прочтут с удовольствием - и поэтому поверят. Психология!
      - А если я не соглашусь?
      - Значит, мы обойдемся без вашего согласия! - сразу устал Беклеяев, ибо понял, что имеет дело с человеком нереалистичным. Возможно, просто дураком. И поднялся из-за стола, в очередной раз поцеловав Ирину.
      18
      В тот вечер я расстался с Дашей. Она не видела газет, к Интернету и вообще к компьютеру я ее не подпускал, по телевидению информации не было, но рано или поздно все равно узнала бы. Да и не в этом дело. У Темновой написано:
      "Вернувшись домой, Переверчев с удивлением смотрел на Элю (бездомная провинциалка, прибившаяся к художнику, которую он рисовал и употреблял до встречи с Ариной), как бы не понимая, что тут делает эта незнакомая девушка. То есть знакомая, и не первый день, и даже не первый уже месяц, но вдруг почудилась абсолютно чужой. Ее ужимки балованой школьницы показались нелепыми, красота большеглазого лица увиделась кукольной, глупой, словечки, над которыми он умилялся, вызывали тошноту, он даже невольно брезгливо вздрогнул, когда она подошла к нему, сидящему в кресле, и привычным жестом обняла его сзади за шею. Вот так она меня и задушит, подумал Переверчев. Задушит привычка! Задушат ее омлет по утрам, ее обеденные котлеты, ее любовь к походам в залы дешевых игровых автоматов, к которым и он глупо пристрастился, ее привычка смотреть вечерами по телевизору все подряд, выпивая четыре-пять бутылок пива (и он делает то же самое!)... И он ведь понимал, что девушка не виновата, просто все познается в сравнении, а он сегодня провел полдня с Ариной и именно сегодня понял, что только она ему нужна на белом свете. Эля - недоразумение, временный вариант! Она никуда не зовет его, она его не вдохновляет, она не побуждает его делаться другим! Казалось бы, идеальный вариант, ибо надо как раз жить с человеком, который, выражаясь современно, "не напрягает", но Переверчев вдруг понял, что это чепуха, люди обязаны напрягать друг друга, иначе заснут на ходу, заснут душой, перестанут двигаться! Именно за то он и полюбил Арину, что она вечно им недовольна: ему хочется дотянуться до нее, соответствовать ей! А тут тянуться не надо, наоборот, надо только нагибаться, подставляя щеку для поцелуя. И сок этого вполне любовного поцелуя на самом деле страшнее яда!
      - Вот что, - сказал Переверчев, залезая в карман. - Я лишних слов не люблю. Это тебе деньги на первое время, а потом сама не пропадешь. И никаких вопросов, никаких скандалов, никаких слез! Выкину! Ты меня знаешь!"
      Девушка Переверчева знала и убралась в течение получаса.
      Мне пришлось на разговор с Дашей употребить гораздо больше времени. Ей очень не хотелось терять нагретое местечко и верный заработок. Поэтому она стала чуть ли не о любви говорить. Не выдержав, я спросил ее прямо:
      - Слушай, а ты никогда не думала, что даже по любви нехорошо за деньги жить с чужим и старым дяденькой?
      - Я не за деньги! - закричала Даша сквозь слезы.
      - Неужели? Хорошо. Оставайся. Но платить я тебе не буду ни копейки!
      - И останусь! - завопила она.
      Я даже растерялся: а что делать, если останется?
      Но Даша, посидев молча некоторое время, взвесила все за и против и пришла к разумному решению:
      - Ладно, гад! Только за месяц ты мне еще не платил!
      - Месяц только начался.
      - Жаться будешь, да?
      Я не стал жаться, и мы расстались почти мирно.
      19
      Следующая картинка, следующая глава этой образцово глупой истории.
      Нас трое: Ирина, я и молодой человек Женечка Лапиков, называющийся Директором Дирекции По Связям С Общественностью И Средствами Массовой Информации. Женечка угощает нас кофе, глядит на нас весело. И бодро начинает:
      - Значит так, дорогие мои!..
      - Значит так, Женечка, - перебивает Ирина, - все решено. Александр Николаевич в меня влюблен. Он маньяк. Добился встречи со мной и зверски напал.
      Она изложила версию, предложенную Беклеяевым, максимально просто и грубо, рассчитывая на изумление Женечки.
      И Женечка изумился.
      - Кто эту чушь придумал?
      - Баязет Бекмуратович.
      - Да? Ему так хочется? Это хорошо! - воскликнул Женечка. - Нет, то, что он придумал, это нехорошо, а вот то, что это именно он придумал, это хорошо! - Женечка вылепил эту корявую фразу с удивительной ловкостью. - В таком случае, Ириночка, мы предлагаем следующее: уважаемый Александр Николаевич никакой не маньяк. И не напал на тебя. Он скромный издательский служащий. Но ты его полюбила, потому что любовь зла и сердцу не прикажешь. Беклеяев же получил отставку, тебе стало известно, что он ухаживал за тобой для отвода глаз, по-настоящему его интересует совсем другое. Другие. Не женщины вообще. Вы это знаете? - спросил меня Женечка.
      Я не хотел подводить Ирину.
      - Нет.
      - Минутку, - сказала Ирина. - Вы что, хотите утопить Беклеяева?
      - Именно! Политический заказ, дело уже решенное! Он зарвался, он на власть покушается! Вот власть и собирается его укоротить. С нашей помощью в том числе. И нас очень попросили, чтобы мы воспользовались готовым скандалом. Мы не будем опровергать то, что появилось в печати, мы это поддержим. Но с тем уклоном, что у вас, вроде того, любовь, а злой Беклеяев и сам не гам, и другим не дам, угрожает расправой и тебе, Ирина, и вам, Александр Николаевич. Можно даже организовать попытку покушения на убийство вас, Александр Николаевич. Абсолютно безопасно!
      Эка! - подумал я. Историю заносит явно в политический памфлет. Ни Шебуев, ни Ликина этим не занимались, я не люблю этот жанр. Но вот сижу же в нем! - и мало утешает тихий внутренний голос, убеждающий, будто я всего лишь наблюдатель.
      - А другого ничего нельзя было придумать? - спросила Ирина.
      - Можно, но зачем? Тут вот еще какая штука. Кичину очень нравится любовная история.
      - Это еще кто? - спросил я.
      Женечка переглянулся с Ириной и растолковал:
      - Илья Борисович Кичин, извините, руководитель нашего канала. Тут еще такие обстоятельства, понимаете ли...
      И Женечка с неожиданной откровенностью рассказал про обстоятельства. Он рассказывал как бы только мне, Ирина, естественно, не хуже его все знала. Но Женечке было важно напомнить ей. Оказывается, некоторое время назад Ирину начал преследовать некий бесшабашный политик. (Не будем называть имен, сказал Женечка.) Влюбился, потерял голову, а человек он богатый и бессовестный. Устилал подъезд Ирины миллионами алых роз, постоянно звонил, установил слежку, его помощники каждый час докладывали, где она, с кем и что делает. Ирина пошла на прямой разговор с ним и объяснила: никогда и ни за что она не станет ни его женой, ни его любовницей, - он ей категорически не нравился. Политик заверил, что ему это и не нужно. Жена у него есть, другой не надо. Жена ведь зачем? Чтобы была, но не мешала. Вот его жена и не мешает, растит себе в загородном поместье цветы, огурцы и детей, варит варенье. Любовницу тоже заводить не собирается, с любовницами одна морока, к ним привыкаешь, они начинают пользоваться добротой, но главное: продают, сучки, - едва успеют узнать о нем что-то тайное, личное, тут же продают продажным журналистам! Нет, объяснил бойкий политик, ты мне, красавица, нужна на раз-два-три, не больше, у меня, видишь ли, характер такой: не могу терпеть, когда вижу красивую женщину и думаю, что она не моя. Теряю сон и аппетит. У меня гипертрофированное самолюбие, приходится с этим считаться, сказал политик со вздохом. А если откажусь? - спросила Ирина. Замучаю преследованиями, сказал политик. Куда Ирине податься, куда пожаловаться? Только родному руководству родного канала. А к каналу именно в это время обратился уважаемый (в ту пору) Баязет Бекмуратович с просьбой подыскать молодую, красивую и одинокую ведущую, штатную или из актрис, на роль невесты - чтобы вся страна знала, что он обычный человек, собирающийся жениться, как все люди женятся. Например, Ирину Виленскую, она ведь свободна? Вот оно и сошлось. Стоило появиться Беклеяеву, наглый влюбленный политик моментально исчез - не та весовая категория. Естественно, были кое-какие договоренности между Беклеяевым и каналом.
      - О которых я до сих пор не знаю, - вставила тут Ирина.
      - Зато у тебя была железная защита! И подарочки, Ириночка, подарочки!
      - Какие?
      - Которые Баязет Бекмуратович дарил! Его широта всем известна!
      - Если ты о машине, то она в кредит...
      - Конечно, конечно, - охотно кивал Женечка.
      - Ты не веришь, что ли?
      - Верю, верю! Ладно, о чем мы? Да! Итак, все были довольны. Но уважаемый Баязет Бекмуратович некоторых договоренностей не соблюл. Поэтому мы собирались разобраться с ним независимо от его претензий политического характера и мнения власти по поводу этих претензий. Желания власти и наши в данном случае совпали, очень приятно!
      - Допустим, - согласилась Ирина. - Но при чем тут любовный сюжет? Он зачем? По-другому нельзя?
      - Я же говорю: этот сюжет Кичину нравится. Говоря по секрету, у Ильи Борисыча у самого сейчас роман с молодой, красивой и бедной девушкой. Ему очень по душе сочетание романтики и денежно-имущественных отношений. Он сериал даже хочет снять. Но сериал когда еще будет, а тут в самой жизни такая замечательная история. Только немножко наоборот: она богата, молода и красива, а он беден, немолод и... Ну, и так далее. Но они любят друг друга. Они встретились в телецентре и, не сдержав чувств, обнялись. Тут их подстерег фотограф...
      - Хватит! - сказал я. - Снимайте сериал, делайте, что хотите. Я в этом не участвую!
      - Александр Николаевич! Отнеситесь как к игре! Когда мы Ирине вариант с Беклеяевым предложили, она тоже сначала сомневалась, но поняла, что это почти безобидно, почти в самом деле игра, и успокоилась. Правда, Ириночка?
      Ирина не ответила. Может быть, вспоминала, как она на самом деле отнеслась к этой почти игре, когда ей предложили сыграть в нее.
      Потом я узнал, что на телевидении и в шоу-бизнесе существует категория людей, которых знающие люди называют "женихи" и "невесты". К примеру, певичка Б. Молода, хороша, но не очень известна. Надо бы популярности прибавить. Способов много, и один из них - присватать ей знаменитость мужского пола. Иногда без ведома этой знаменитости, а иногда не только с ведома, но даже и по ее просьбе, по соглашению устному (чаще) или письменному (реже). То есть певичка Б. соглашается, чтобы М., кинозвезду, спортсмена, бизнесмена и т.п., считали ее женихом. Они вместе появляются на различных светских мероприятиях. Газеты начинают трендеть, телевидение вещать, Интернет взрывается баннерами: "Б. ТАНЦУЕТ С М. НА ВЕЧЕРЕ В ЧЕСТЬ Х.!" "М. ПОДАРИЛ Б. ОБРУЧАЛЬНЫЙ ПЕРСТЕНЬ СТОИМОСТЬЮ 2 МИЛЛИОНА!" И т.п. Певичка Б. получает полные залы, а М. - смотря что ему надо. Иногда тоже побольше популярности. Иногда вес для своего имени, если он бизнесмен. Вес не для своих коллег: они каждому цену знают четко и никаким пиаром их не собьешь. Для лопоухих новых клиентов и новых партнеров. Для дам, в конце концов. Потому что мужчина, окруженный ореолом романтической истории, более привлекателен, чем мужчина, таким ореолом не окруженный.
      Ирина сказала:
      - Нет. Мне это не нравится.
      - Тогда буду шантажировать, Ириночка! - радостно воскликнул Женечка. Речь идет о твоей работе на канале. А у тебя пока не настолько раскрученное имя, чтобы другой канал тебя с радостью перекупил! Особенно со шлейфом странного скандала!
      - Сволочи! - сказала Ирина.
      - Естественно! - подтвердил Женечка, явно этим гордясь. - Но это кнут, Ириночка. А есть и пряник: возможность запустить уже с этого сезона твой проект.
      - "Были о небывалом"?
      - Да. Будут у тебя и были, и небывалое.
      - Сволочи! - повторила Ирина, но уже с другой интонацией. Чуть ли не с уважением.
      - А меня чем будете шантажировать? - спросил я. - Какие для меня кнут и пряник?
      - Объясню! - с охотой откликнулся Женечка. - Кнут: компетентные органы узнают о вашем участии в сомнительных делах, то есть в издании сомнительных книг и выплате сомнительных гонораров авторам. Ваш друг и начальник Костик тихо уйдет в отставку, Щирый при нашей поддержке отмажется и будет благодарен за помощь, нам это пригодится. Все грехи спишут на вас. Судить будут и посадят в тюрьму. Заодно за левые тиражи. Скажете, не было? Было! А деньги в конвертах брали? Брали!
      - Ничего я не брал, - буркнул я. Информированность Женечки меня, конечно, поразила. (Кстати, именно тогда, кажется, до меня дошло, какие именно дела у нас со Щирым. Или раньше? Не помню. Неважно.)
      - Бросьте! - весело закричал Женечка. - Посадят, Александр Николаевич! Элементарно и грубо посадят. В тюрьму. Вы даже не представляете, насколько легко посадить в тюрьму человека без влиятельных друзей и без денег!
      - А пряник?
      - Ну, во-первых, Ирина сама по себе пряник. Шучу, Ириночка, не хмурься. Пряник такой. Мы тут изучили книги, которые вы написали...
      - Я их не писал.
      - А кто? - вдруг по-настоящему испугался Женечка. Это явно рушило красивую комбинацию.
      - Нет, я вообще-то. Под псевдонимами.
      - Это мы знаем! Так вот. Известная ведущая Виленская влюбляется в неизвестного, но гениального писателя Асимова.
      - Это кто?
      - Да вы же! Мы вам новый псевдоним придумали. Фамилия простая и запоминающаяся. Акунин, Донцова, Асимов. З. Асимов, Зиновий Асимов! Очень хорошо! Но не сразу, не сразу, должна развиться целая история. Она разглядела в нем гения! Убедила его обнародовать свои произведения.
      - Они уже обнародованы.
      - Это неважно! Изменим названия, чуть переработаем, сойдут за новые. Кстати, Кичин пролистал пару книг, ему понравилось. А у него безупречный вкус, между прочим! Через год вы бешено популярны. Переводы за рубежом. И так далее. Ты читала его книги? - спросил Женечка Ирину.
      - Я вообще впервые о них слышу.
      - Ознакомься при случае. Ну, родные мои, пора соглашаться, мы два часа уже обсуждаем!
      Тем не менее, мы обсуждали его предложения еще часа два.
      И согласились.
      20
      (адаптированная глава)
      Был длинный разговор с Валерой по телефону. Я просил его не относиться серьезно к тому, что может появиться в печати. Это такая игра. Очень глупая, но, если я в нее не сыграю, мне грозят серьезные неприятности. Валера выслушал, не особенно вникая. Его интересовало лишь одно: передал ли я Ирине его просьбу о встрече. "Да, передал, она не хочет". - "Почему?" Я объяснил. "Я просто хочу с ней посоветоваться, - сказал Валера. - Мы с ней друзья. Я тут жениться собрался. Она разбирается в женщинах, она посоветует". - "А со мной не хочешь посоветоваться?" - "Хочу, но после. В общем, скажи ей. Скажешь?" Я пообещал.
      21
      Газеты вышли через несколько дней.
      Бедный, но гениальный писатель Асимов (Анисимов - опечатка, ошибка, недоразумение, псевдоним, то есть Асимов псевдоним, путаницы было много) полюблен красавицей Виленской. Их роман был тайным, но страстным. Ради Асимова она отвергла богатейшего и известнейшего Беклеяева. И тому бы успокоиться, ему ведь Виленская не нужна (как и женщины вообще!!!), но он, подлец, преследует несчастных за любовь, тут ревность не только к людям, но и к любви натуральной, которая ему недоступна! Недавно Асимова сбило машиной при загадочных обстоятельствах, он остался жив, но попал в больницу с сотрясением мозга!
      И так далее, и тому подобное.
      Звонили Нина, опять Валера, другие некоторые. Дина звонила. Я говорил: все нормально, я не в больнице, машина на меня не наезжала. Что же касается любовной истории, сказал я всем, кроме Валеры, не могу отрицать! Так звезды сошлись, я не виноват.
      - Все-таки интересно, при каких обстоятельствах вы познакомились? спросила Нина. - И что у вас общего?
      - Тебе трудно поверить, что такая женщина может в меня влюбиться?
      - Не знаю. Я женщин никогда не понимала, - странно выразилась Нина. - И когда ты успел стать Асимовым?
      - Спроси еще, когда я успел стать гениальным.
      - У тебя всегда были задатки. А гениального сейчас из кого хочешь сделают.
      - И на том спасибо.
      А Валера спросил:
      - Ты, значит, Асимов теперь?
      - Вроде того.
      - В Интернете тебя нет. Скрываешься?
      - Я никогда не верил, что в Яндексе найдется все. Потерпи, появлюсь.
      - Ясно. Ты ей мою просьбу передал?
      - Да. Она сказала: чуть позже, - соврал я.
      Я понимал, что происходит с Валерой. Если бы меня действительно сшибло машиной, он и в этом случае, поинтересовавшись, конечно, здоровьем, первым делом спросил бы, передал ли я Ирине его просьбу.
      А Дина дружески посоветовала подумать, прежде чем жениться.
      - Я тебе только счастья хочу, ты же знаешь. У нее это, возможно, каприз, а ты примешь всерьез.
      - Я не принимаю всерьез.
      - А что это тогда?
      - Потом объясню.
      И Дина при этом даже не намекнула, что помнит о моем недавнем предложении. Благороднейшая женщина!
      Звонил Костик:
      - Я смотрю, у тебя какая-то совершенно отдельная жизнь началась. Проект новый... Не в нашем издательстве случайно? Мне будет приятно. Ты, кстати, на работу не собираешься зайти? Для моциона хотя бы? А то исчез, не спросясь. Глядя на тебя, другие тоже могут подумать, что на работу можно не ходить, особенно когда любовь.
      - Прости, брат, но я, наверно, уволюсь.
      - Дело твое. Но, сам понимаешь, все в тебе умрет, что ты знаешь. И финансовые проблемы надо бы решить.
      - Решим, не беспокойся.
      Еще звонок:
      - Александр Николаевич?
      - Да.
      - Извините, опаздываем, пробка. Через полчаса будем!
      Явились целой компанией. Начали суетиться, расставляли штативы с лампами, небольшой и юркий человек бегал по углам, примеряясь фотоаппаратом. По его команде в кабинете развесили какие-то старые фотографии в рамках, вытащили книги с полок и завалили ими стол в живописном беспорядке, а также стопками разложили на подоконнике, на стульях и на полу. Сняли с письменного стола монитор компьютера и убрали все компьютерные причиндалы, вместо них водрузили старую пишущую машинку "Москва".
      - Это зачем? - спросил я фотографа.
      - Вы на ней работаете.
      - Я на компьютере работаю.
      - Мы видели. Будет и компьютер - во второй сессии.
      Я ничего не понял, уволокся, ушаркал в другую комнату: лежать, мне в этот день было нехорошо.
      Но разнежиться не дали, подняли, усадили за письменный стол, одев в клетчатую рубашку на два размера больше.
      - Зачем?
      - Вы в ней худее кажетесь. А то слишком здоровый вид.
      - У меня здоровый вид? Спасибо.
      Снимали справа, слева, сзади, спереди, снизу и сверху. Попросили потерпеть еще немного. Быстро восстановили порядок: книги на полки, монитор на стол. Еще на столе оказалась антикварная лампа. Фотограф потребовал сменить шторы. Ему кто-то возразил. Он начал скандалить, звонил кому-то и кричал, что так не может работать. Неизвестно откуда возникли темно-синие, почти черные шторы. На меня надели такой же темно-синий пиджак. Попросили повязать пестрый шейный платок.
      - Это что-то значит? - спросил я фотографа.
      - Конечно. Было старое, теперь новое. Так вы жили, а так - живете.
      - Я так не живу.
      - Будете жить.
      Мне тошно, и нет сил сопротивляться. Ирине не звоню - не могу и не хочу говорить с ней.
      Была мысль подохнуть среди всего этого дикого карнавала.
      22
      Позвонили из приемной известнейшего издателя Хазарова, сообщили, что он просит прибыть. Если смогу, то незамедлительно.
      Кто ж из авторов не прибудет незамедлительно к Хазарову, если он того желает?
      И вот я у него на приеме. Он говорит со мной уважительно, но словно бы чего-то стесняется. Я догадываюсь: ему неловко перед самим собой из-за того, что он общается с автором не по личному интересу, а по чьей-то рекомендации (подкрепленной, возможно, неведомыми мне аргументами). Как человеку, привыкшему говорить о сути дела, ему неприятно сознавать, что он этой сути не знает, да и сомневается, существует ли она вообще. Впрочем, это разговор предварительный. Подробно - с главным редактором Чубиковым.
      У Чубикова на столе двадцать четыре книги. Шебуев, Панаевский, Ликина и Темнова.
      - Рад познакомиться, коллега. Не мне вам говорить, что, собственно, выбрасывает на рынок каждое издательство. С помощью типографов, естественно.
      - Книги, что ж еще.
      - Нет! - удивляется Чубиков моему непрофессионализму.
      - Ну, авторов, - лениво догадываюсь я.
      - Нет! - удивляется Чубиков еще больше.
      - А что же?
      - Да бумагу, конечно! Бумагу с буковками! И желательно так, чтобы она нам обходилась как можно дешевле! А читатель чтобы готов был покупать по любой цене! Понимаете? Впрочем, Хазаров, и тот не сразу это понял. Не уверен, что он и сейчас это понимает, - любовно покритиковал Чубиков хозяина. - Но, конечно, все-таки без авторов нельзя, - с сожалением развел он руками. - Вопрос в чем? Вопрос в том, как бы умудриться продать максимальное количество бумаги по максимальной цене. У меня давно готов проект, я только автора искал. Проект называется "Метро-ном". Это будете вы.
      - У меня нет такой книги. То есть у тех, за кого я писал, - кивнул я на груду книг.
      - Неважно. Это общее название всего проекта. Суть такова. Метро имеется в виду - метро. Где люди ездят. Вы давно там были?
      - Каждый день бываю. И сюда приехал на метро.
      - И как там?
      - Нормально.
      - Люди читают?
      - Как всегда.
      - Отлично. Значит, метро. Метро-ном, через черточку. С одной стороны, философски напоминает о времени. С другой, если читать буквы "ном" как латинские, получается "хом", усеченное "хомо", человек. Человек метро, понимаете? А еще "хом" - дом по-английски. То есть метро как дом, понимаете?
      - Не совсем.
      - Мы должны выпускать книги для людей, которые живут в метро. То есть они едут, но они же в это время живут! Объем - чтобы прочитать за сорок-сорок пять минут. Столько в среднем москвичи едут на работу и с работы. Буквы - большие. Свет там плохой, поэтому каждый должен разглядеть. Понимаете, сейчас тенденция к минимализму. Кратко, просто, глубоко. Притчи, понимаете?
      - У меня этого нет.
      - Есть! - Чубиков хлопнул рукой по книгам. - Тут есть все.
      - А вы это все прочитали?
      - Конечно. Я владею навыками скорочтения. За это и держат, - скромно усмехнулся он, давая понять, что держат, конечно, не только за это. - Эти книги хороши тем, что они как раз про человека метро. Обычного человека. Но надо кое-что изменить. Мы с вами знаем, большинство любит чтение легкое. Детективы, занимательные исторические книжки, фантастику попроще. Но люди таковы, что сами себя стесняются. Им хочется себя уважать. Им хочется думать, что и им высокая литература доступна. Про жизнь, но со всякой там как бы даже философией, со смыслом, короче. И мы им должны эту литературу дать. Понимаете? У вас есть сюжет, простота, это хорошо. Надо не просто сократить, а добавить чего-нибудь такого... Притчеобразного, повторяю. Чтобы читатель думал: о, я не просто развлекательную книжку читаю, я литературную книжку читаю! И вас начнут хватать, как горячие пирожки! Понимаете?
      - То есть надо адаптировать?
      - Именно! Но в самом лучшем смысле слова.
      - Можете, извините, не объяснять. Возможно, это нескромно, но я считаюсь одним из лучших адаптаторов.
      - И мы это знаем! Давайте обсудим конкретно по книгам...
      Меня увлекает разговор. Мы сидим с Чубиковым допоздна. Расстаемся, довольные друг другом. Меня даже на время почти оставили дурацкие мои симптомы, я вышел относительно ясным и приблизительно бодрым.
      Мне надо было попасть на другую сторону узкой центральной улицы. До угла, до светофорного перекрестка, идти далеко, но тут есть "зебра", то есть переход предусмотрен, надо только момент улучить. А поди улучи его: вечерний трафик, машины идут сплошным потоком. Но пробки при этом не намечается, а то бы я их, стоящих, обошел. Несколько раз я порывался пройти, увидев прогал между двумя машинами, но вторая тут же резко увеличивала скорость, не давая наглеть пешеходу и, как мне казалось, злорадствуя при этом. Я начал злиться. Хоть сам Пушкин тут прогуливайся, им все равно! В цивилизованных странах стоит только шаг ступить на проезжую часть - и все движение останавливается! Или, сам видел, когда ездил по издательским делам: человек еще с тротуара поднимает руку и спокойно себе идет, даже не глянув в сторону машин. Причем не на перекрестке, не там, где переход. Взвинтив себя этими мыслями, заметив, что наметилась очередная брешь в потоке, я поднял руку и сделал несколько осторожных шагов. И тут же отскочил: сверкающий серебром автомобиль чуть не проехал мне по ногам. Ладно! Я поступлю иначе. Моя нерешительность была наверняка замечена, надо действовать прямо.
      Черный "джип" тупо и важно двигался, не предвидя помехи, вот перед ним я и встал. Вышел на дорогу и встал, повернувшись к нему лицом, героически улыбаясь. Рассчитав, правда, что или он успеет затормозить, или я успею отскочить. Он затормозил. Водитель сквозь стекло (лицо в сумерках я видел смутно) что-то орал. Я не спешил. Я указал на полосы под моими ногами: дескать, имею полное право. Он продолжал орать, машина двигалась на меня. Я стоял. Вот бампер уже почти уперся мне в колени. Дверь открылась, высунулась дама неожиданно интеллигентной наружности.