— Я окажу вам любезность и забуду, что видели мои глаза. Вы леди Элис Вулвестон, я уверена. Вы разве не знаете, как вести себя в королевском присутствии?

Быстро присев в таком же глубоком реверансе, как все остальные, Элис твердо решила, что не ее дело говорить об общепринятых вещах. О таких, например, что в любом случае на королевское присутствие мог бы претендовать только мужчина. Ей не пришлось напрягать свой интеллект, чтобы понять, кто перед ней.

— Простите меня, леди Маргарет, — спокойно произнесла она. — Я не слышала, как вы вошли, и не слышала объявления вашего имени.

— Мне не требуются никакие объявления, — заявила графиня Ричмонд. — Вы можете встать, вы все, и объяснить мне, что здесь произошло, почему леди Элис Вулвестон осмеливается обращаться к принцессе Элизабет без должного почтения.

Элис тут же почувствовала себя как в детстве, когда от нее требовали ответа ее наставник или сама Анна.

Поборов желание опустить глаза в пол, она подняла голову, выпрямилась и молчала. Элизабет также не делала никакой попытки заговорить. Тишина продолжалась, пока Маргарита Боуфорт сама не прервала ее.

— Я уверена, — спокойно продолжала она, — что леди Элис прочтет по четкам дополнительно несколько десятков молитв, когда в следующий раз обратится к Богу. Возможно, тогда наш Господь в его вечном милосердии наставит ее и научит в будущем вести себя с должным послушанием. — Потом без всякой паузы она повернулась к Элизабет и добавила:

— Я заказала шелка и канву для вас и ваших дам. Мы желаем, чтобы вы вышили покрывало на алтарь в здешней часовне. И я попросила королеву-мать позволить вашей сестре Сесили присоединиться к нам. Я бы не сказала этого, если бы вы были разлучены с вашей семьей по моей воле или по воле его величества. Ваша мать тоже, если пожелает, может присоединиться к нам здесь.

— Она знает это, ваша светлость, — ответила Элизабет тоном кроткого подчинения. — Уверена, она бы первой выразила вам благодарность за вашу доброту ко мне, ко всем нам, но я знаю, что вы, как никто другой, можете понять ее желание оставаться хозяйкой в своем собственном доме до тех пор, пока это возможно.

Элис закрыла глаза, с трудом сохраняя спокойствие. Она знала Элизабет Вудвилл только понаслышке, но чувствовала возрастающее уважение к Элизабет Йоркской за то, что она могла так легко представить Маргарет Боуфорт известную всем бесконечную одержимость своей матери властью. Элизабет Вудвилл, став женой короля Эдуарда IV, прилагала все усилия, чтобы для себя и многочисленной семьи Вудвилл добыть награды и почести гораздо большие, чем предназначил им Господь. Элизабет Вудвилл, как знали все, кроме самих Вудвиллов, совсем не подходила Эдуарду, который поэтому и держал их брак в секрете, пока короля не вынудили признать его.

Элис вспомнила, что Маргарет Боуфорт одержима такой же жаждой власти, как и Элизабет Вудвилл. Правда, амбиции Маргарет сосредоточивались на ее сыне, а не на ней самой. Если Тюдор задумал получить английский престол, то только потому, что подобную мысль ему внушила Маргарет. Но притязания Ланкастеров считались уязвимыми, потому что основывались на наследовании по женской линии и двум внебрачным связям. Требования же Йорков были законны и шли по мужской линии. Вдруг Элис осознала, что если Эдуард или Ричард Плантагенеты все еще живы, Генрих Тюдор будет последним, кто посчитает их незаконнорожденность препятствием для наследования престола. Элис почувствовала, как холодная дрожь страха пробежала по ее спине.

В то время как она предавалась невеселым мыслям, леди Маргарет говорила что-то Элизабет, но затем обратилась прямо к Элис:

— Вас отведут в одну из спален, где вы сможете освежиться и приготовиться быть представленной королю. Он может и не послать за вами сегодня, но вы должны явиться к нему по первому зову. То, что он выразил желание увидеть вас и поговорить с вами лично, свидетельствует о его сострадании и милосердии к своим врагам.

На последних словах в голосе Маргарет прозвучала зловещая нотка, удержавшая Элис от каких-либо замечаний.

— Да, леди Маргарет, — ответила она, поклонившись.

— Через час мы прослушаем мессу, — бросила леди Маргарет, давая понять, что уходит. Все дамы снова поспешили сделать глубокий реверанс.

Когда она вышла, Элис почувствовала чрезвычайное облегчение и взглянула на Элизабет, не ощутила ли она то же самое. Но лицо принцессы, когда она выпрямилась, ничего не выражало. Ростом Элизабет была выше многих женщин, определенно гораздо выше Элис, и очень худая. Ее блестящие льняные волосы свободно лежали под короткой вуалью. Тонкие прямые шелковистые пряди свисали, доставая до колен, как освещенное солнцем полотно. Элис с удовлетворением вспомнила, что сэр Николас назвал их слишком блеклыми.

— Эмлин, — повернулась к старшей фрейлине Элизабет, — прошу, будьте так добры проводить Элис и проследить, чтобы ей дали все, что нужно. Без своей собственной камеристки она будет чувствовать себя очень неуютно в незнакомом окружении.

В первый раз у Элис не возникло желания возразить Элизабет. Даже до появления грозной леди Маргарет огромный гринвичский дворец показался ей чужим местом, где ни одна живая душа не желает ей ничего хорошего. С тяжелым сердцем она повернулась и вышла из комнаты вслед за леди Эмлин.

Не успела Элис вымыться, расчесаться, убрать волосы под прозрачный головной убор в форме бабочки и надеть темно-желтое бархатное платье, наверняка безнадежно вышедшее из моды, как король послал за ней. Леди Эмлин провела ее через весь огромный дворец к дверям аудиенц-зала и неожиданно оставила.

Элис ввел в королевские покои вооруженный йомен[2], что удивило ее, поскольку короли Плантагенеты окружали себя дворянами, а не солдатами. Одежда йомена, усовершенствованная для королевского дворца, состояла из зеленых лосин и белой дамастовой туники, расшитой зелеными виноградными листьями с серебряными и золотыми блестками. Вышитая красная роза, герб Ланкастеров, украшала грудь и спину туники. В приемном зале, среди большой переговаривающейся толпы роскошно одетых дворян, присутствовали и другие вооруженные йомены, одетые в такую же форму. Новый король явно не чувствовал себя в безопасности даже в своем собственном дворце.

Генрих Тюдор сидел на троне на высоком помосте. Представляя его чем-то средним между величественным Эдуардом Плантагснетом и дьяволом (вероятно, из-за валлийского влияния сэра Николаса), Элис ожидала увидеть высокого широкоплечего темноволосого мужчину. Вид настоящего Генриха с вытянутым бледным лицом, серыми глазами и прямыми русыми волосами до плеч шокировал ее. Несмотря на королевское облачение, драгоценности и не такой уж маленький рост, он напоминал больше ученика, чем короля. Руки, сцепленные под острым подбородком, худые и бледные, совсем не походили на руки рыцаря-воина. Длинный, заостренный нос, тонкие бесцветные губы да еще красная бородавка на правой щеке производили отталкивающее впечатление.

В бело-золотом зале вдруг установилась тишина, и она осознала, что йомен объявил ее имя. Она опустилась в реверансе и наклонила голову, ненавидя себя за то, что преклонила колени перед Тюдором, но не в силах и представить последствий отказа. Только сейчас она осознала поражение так, как никогда раньше. И вновь она порадовалась, что Анна умерла и ей не придется покоряться узурпатору.

— Вы можете встать. — Даже голос его звучал тонко. Голос короля Эдуарда был громкий и обычно веселый. Голос Дикона отличался сдержанностью, скорее твердостью, чем властностью, кроме тех моментов, когда он обращался к Анне. Тогда он сразу становился мягким, даже если ему приходилось отказывать ей. Голос Генриха, по ее мнению, подходил для ленивого священника, но уж точно не для короля.

Она выпрямилась, надеясь, что накидка на голове не сбилась, а подол платья не зацепился за что-нибудь. Ей стало жарко в переполненной комнате, и она бы предпочла надеть дамаст или парчу, но случай требовал надеть самое элегантное из ее платьев, не важно, бархатное или нет. В Драфилд-Мэноре она не слишком задумывалась о моде, поскольку леди Драфилд не поощряла такие мысли. Но теперь она находилась при дворе, и ей придется найти способ обзавестись новыми модными платьями. Может быть, Генрих окажется щедрым опекуном.

Пока что он молчал и смотрел на нее так, будто разглядывал какую-то диковинку. Чтобы не поддаться искушению посмотреть на него с вызовом, Элис опустила ресницы и стала незаметно разглядывать окружающих.

По бокам Тюдора стояли два стражника-йомена, а за спиной — три штандарта, которые он объявил своими: крест святого Георга на белом шелке, огненно-красный дракон Тюдоров на бело-зеленом поле и серая корова Уорвиков. Но взгляд Элис скользнул к окружавшим короля придворным, чьи великолепные одежды заставили ее еще больше стыдиться своих устаревших одеяний. Ее глаза вдруг наткнулись на знакомую улыбку, и она поняла, что смотрит на сэра Николаса.

Если бы не улыбка, она не узнала бы его так быстро, хотя он и стоял на самом виду. Он сменил панцирь на бледно-серый камзол, украшенный бледно-розовым бархатом, со свисающими прорезными рукавами, подбитыми таким же бархатом, и тунику более темного розового тона поверх белой рубашки. Мягкую шляпу розового цвета венчали черные и белые страусиные перья. Он отказался от своих кожаных штанов в пользу бледно-розовых лосин, вместо сапог буйволовой кожи надел черные туфли. Элис лишь молча взирала на него удивленными глазами.

— Мы уверены, что ваше путешествие оказалось приятным, — наконец проговорил Тюдор.

Повернувшись к нему, Элис почувствовала, как ее щеки вспыхнули жарким румянцем, но достаточно спокойно ответила:

— Да, ваша милость. Оно не было неприятным.

— Значит, сэр Николас Мерион хорошо присматривал за вами?

— Да, сэр. — Ее щеки пылали все сильнее, потому что она знала, что сэр Николас наблюдает за ней, может быть, даже смеется. Вдруг у нее возникла озорная мысль сказать, что он дурно обращался с ней, но она не решилась шутить и, отбросив ненужные мысли, спросила:

— Что будет со мной теперь, ваша милость?

Король нахмурился и ответил коротко:

— В данный момент вы имеете для нас мало значения, леди Элис. Ваш отец умер, а ваш брат лишен прав за участие в недавних неприятных событиях. Однако я могу проявить к нему милосердие, если он покорится мне. Граф Линкольн, сэр Джеймс Тирелл и многие другие уже это сделали. Но до тех пор, пока мы не расторгнем в церкви ваше неподходящее обручение с сэром Лайонелом Эверингемом, вы будете жить в Тауэре. В настоящий момент у вас нет состояния, так что я должен обдумать, не поместить ли вас где-то еще, и если да, не приведет ли это к убыткам для нашей казны.

Элис кивнула. Его намерения достаточно ясны — она станет пешкой в чужой игре. Анна жила такой жизнью, пока не вышла за Дикона. Отец Анны использовал ее в своих собственных интересах, не задумываясь о ее желаниях, и ей очень повезло, что она в конце концов все-таки стала женой Дикона, ведь к тому же она любила его с детства.

По крайней мере, подумала Элис, она теперь знает, что Роджер, Линкольн и сэр Лайонел уцелели в битве при Босворте, и человек по имени Тирелл тоже. Она помнила, что отец называл его имя. Но если Тирелл стал сторонником Тюдора, для нее он теперь бесполезен. Пока король не решит, что с ней делать, у нее не будет настоящей свободы, хотя ей и предстоит жить в королевском замке и с ней станут обращаться подобающе ее положению. Лондонский Тауэр — главная резиденция Эдуарда IV, и она знала, что они оба, он и Ричард, часто держали там двор. Тюдор, без сомнения, поступит так же, если уж он решил хорошо с ней обращаться. Он легко мог бы подарить ее одному из своих солдат, потому что она — всего лишь его военная добыча.

Ее аудиенция закончилась очень быстро, она вернулась в выделенную ей спальню и едва успела надеть свой алый плащ, как ее повезли по Темзе на барже в Тауэр. Баржа причалила около широкой лестницы, где йомен помог ей сойти на берег, и они вместе пересекли королевскую пристань и вошли через Крейдлгейт. Тауэр оказался гораздо больше Вулвестона и Мидцлхэма. У нее хватило времени заметить только несколько серо-белых каменных зданий и широкую зеленую центральную лужайку, как ее провели внутрь. Пришлось подняться по двум лестницам и пройти через множество залов, прежде чем она оказалась в уютно обставленной гостиной. Йомен поклонился, повернулся и вышел.

Элис пересекла комнату и подошла к двум огромным окнам. Выглянув наружу, она увидела, что они выходят на центральный двор и зеленую лужайку.

— О Господи, кто вы?

Низкий женский голос заставил ее вздрогнуть. Она удивленно повернулась и увидела красивую темноволосую молодую женщину с фиалковыми глазами, чуть выше ее ростом. Незнакомка склонила голову набок и разглядывала Элис с неприкрытым любопытством.

Элис, довольная тем, что не оказалась здесь совершенно одна, дружелюбно ответила:

— Я Элис Вулвестон. А кто вы?

— Мэдлин Фенлорд. Должна ли я знать вас? Мне незнакомо ваше имя, но я постыдно невежественна, по крайней мере мой отец часто мне так говорит. Правда, я заметила, что он упоминает о моей невежественности, только когда я не соглашаюсь с ним, что случается очень часто.

Даже в Миддлхэме, где Элис и ее подругам предоставлялась свобода, обычно недоступная молодым женщинам, она не знала никого, кто бы так беззаботно говорил о дочернем непослушании, и посмотрела на мисс Фенлорд с откровенным удивлением.

— О Боже, вы смеете не соглашаться с отцом? Я бы никогда не осмелилась на такое.

Мэдлин улыбнулась, продемонстрировав ряд ровных белых зубов.

— Я здесь потому, что я не только противоестественно непослушная дочь, но и невероятно избалованная. Признаюсь, я надеялась, что вы точно такая же, потому что если вы, как положено, послушны и покорны, у нас едва ли будет время узнать друг друга, ведь в таком случае я снова окажусь здесь одна.

— Вы можете не бояться, — со вздохом ответила Элис. — Я должна оставаться здесь, пока папа не расторгнет мою помолвку, что может занять несколько месяцев. Видите ли, король взял меня под свою опеку.

Мэдлин наклонила голову в другую сторону, напомнив Элис птичку, которая разглядывает насекомое, прежде чем клюнуть, и задумчиво промолвила:

— Ваша помолвка должна быть расторгнута, да? Значит, вы сторонница Йорков или ваш жених йоркист?

— И то и другое, — ответила Элис, — хотя король сказал, что многие уже присягнули ему. Возможно, сэр Лайонел — один из них.

— Ваши слова звучат так, будто вы не очень-то заботитесь о нем, — заметила мисс Фенлорд.

Элис пожала плечами:

— Я совсем не знаю его, какие уж тут чувства…

— Я вас прекрасно понимаю. Именно поэтому я отказалась выйти за последнего из предложенных отцом женихов. Он сын одного девонширского рыцаря, но я не знала о нем ничего, кроме имени, а оно явно не может рекомендовать человека. К тому же его зовут сэр Хэмфри Туодлхем. Только подумайте!

— Я не знаю этого имени, — призналась Элис.

Мэдлин хихикнула.

— Дело совсем не в том. Просто я не хочу провести всю оставшуюся жизнь Мэдлин Туодлхем. Это напоминает мне шутовскую песенку.

Элис рассмеялась.

— Как ужасно! А я могла бы стать Элис Эверингем. Тут не на что пожаловаться.

— Возможно, нет, кроме того, что я просто не хочу выходить замуж ни за какого мужчину. Я думаю, мужчины в основном глупы и несерьезны, и у меня нет ни малейшего желания вручать мою судьбу никому из них.

У Элис просто не оставалось слов от удивления.

— Но что же вы будете делать?

— Не смотрите так испуганно. Я уж точно не умру из-за отсутствия мужа. Мой отец во всем мне потакает, так же как и мои братья. У меня их было четверо. Все мои сестры умерли в младенчестве.

— А ваши братья? Вы сказали, их было четверо?

Лицо Мэдлин затуманилось.

— Мой старший брат Джек погиб, когда ему исполнилось семнадцать, сражаясь за короля Эдуарда при Тьюксбери.

— Значит, вы тоже сторонники Йорков!

Мэдлин улыбнулась:

— В основном да, хотя мой брат Роберт сражался рядом с Бекингемом и Ланкастерами при Шрусбери. Уилли и Александр еще мальчики, но Уилл уже убежденный йоркист. Отец надеется, что мы с ним скоро одумаемся. Он уверен, что король Гарри пришел надолго. Вернее, отец надеется, что он принесет Англии мир, особенно если у него хватит здравого смысла жениться на Элизабет Плантагенет. К счастью, Генрих Тюдор сразу же по приезде в Лондон принял службу Роберта покойному Бекингему как знак того, что наша семья давно на его стороне. Он опечален, правда, тем, что мой отец отказался заставить меня выйти замуж за сэра Хэмфри, который оказался одним из самых рьяных сторонников Тюдора.

— Еще один прекрасный повод отказать ему, — ядовито заметила Элис.

— Вы так считаете? Признаюсь, я никогда не думала с такой точки зрения. Видите ли, мой отец отказался участвовать в каких-либо войнах. Мы жили себе спокойно в Девоншире, никто не требовал его лояльности, когда могло оказаться затруднительным выказать ее, и поэтому ему все прекрасно удалось, кроме потери Джека, разумеется. Но Роберт больше заботится о земле, чем Джек, так что, возможно, Бог и сохранил его. — Она помолчала, а потом добавила, подмигнув:

— Боюсь, отказать сэру Хэмфри за его приверженность Ланкастерам нетактично. Действительно, король мог именно поэтому пожелать настоять на браке с Хэмфри, а я сомневаюсь, что могла бы рассчитывать на дальнейшее потворствование отца моим желаниям, если бы такое случилось.

— Но почему ваш отец отказался? Я не понимаю, как вы можете не делать то, что вам велят.

— Ну, я не смогла бы, конечно, если бы мой отец действительно приказал мне, — согласилась Мэдлин. — Предложений было много, потому что я унаследовала состояние моей матери, умершей сразу после рождения Уилли. Но я пригрозила уйти в монастырь, если он прикажет мне выйти замуж, и он, смирившись, оставил меня в покое. Я сделала так просто для того, чтобы предостеречь его от угроз отослать меня к жениху. Я знаю, что это любимая уловка всех отцов. У меня дома, в Девоншире, есть подруга, с которой вот так обошлись и которая всю жизнь жалеет о своем согласии на брак.

— О Боже! — воскликнула Элис. — Но разумеется, если король решит, что вы должны выйти замуж, вам останется только подчиниться.

Мэдлин пожала плечами.

— Я должна поступать осторожно, конечно, и признаюсь, я не готова была оказаться в Тауэре. Отец привез меня в Лондон, потому что я умоляла его об этом, но скоро король вошел в город. Отец, конечно, сразу же явился к нему, чтобы поклясться в вассальной верности, но король не поверил в лояльность моей семьи и предложил оставить меня в качестве королевской гостьи, пока они не докажут ему свою верность. Таким образом, я оказалась здесь пленницей, так же как и вы.

— Пленницей! Но мы не пленницы, — возразила Элис.

— О нет, дорогая, мы пленницы, — решительно сказала Мэдлин.