— Имя девочки тоже должно быть на уэльский манер, сэр Николас?
Он взглянул на Элис и улыбнулся.
— Валлийский парнишка и английская девчонка, по-моему, неплохо, а, милая? У меня нет никаких возражений назвать ее Анной. Что скажете насчет Анны-Мэдлин?
Элис посмотрела на довольную улыбку Мэдлин и согласно кивающую Гвинет.
— С вашего позволения, сэр, — обратилась она к священнику, — мы используем три имени, потому что я хочу назвать ее Анна-Мэдлин-Гвинет.
— Длинноватое имя для ребенка, — заметил Николас, — но пусть будет так.
Церемония без обычных перерывов и продолжительной службы скоро закончилась. Когда все вышли, Джонст наклонилась над крошечным мальчиком, все еще спящим на руках отца.
— Теперь я должна забрать его в детскую, сэр.
Прежде чем Элис успела возразить, Николас опередил ее:
— Мы оставим его здесь, с нами. Принесите моей жене что-нибудь поесть, пожалуйста. Думаю, она не ела как следует. Она должна восстановить силы.
Они ели по очереди, чтобы один из них мог держать малыша, а когда день превратился в вечер, Николас взял лютню и стал играть им. Элис совершенно обессилела, и пока он играл, се веки так отяжелели, что глаза закрылись. Сверток в се руках стал таким легким, что, когда Николас взял у нее ребенка, она даже не заметила.
Проснувшись, она мгновенно осознала отсутствие Дикона и в панике села на кровати. В комнате царила темнота, если не считать круга света у камина, и сквозь потрескивание огня она услышала приглушенное пение. Николас сидел, сгорбившись, в кресле у камина и тихонько напевал колыбельную их ребенку. Выскользнув из постели, она осторожно подкралась ближе, но он заметил ее. В его глазах она увидела боль, слезы катились по щекам, и тогда она все поняла.
— Он умер, дорогая, всего несколько минут назад. Я… я подумал, что он может все еще слышать меня, поэтому не перестал петь.
Закричав от боли, она рухнула на колени около его кресла, обняла неподвижный сверток на его коленях и дала волю своему горю.
Николас не мешал ей плакать, пока Джонет, молча появившаяся через несколько минут, не унесла мертвого ребенка, чтобы приготовить к погребению. Тогда Николас встал, поднял Элис с пола и, баюкая ее в своих руках, отнес в постель. Из его глаз продолжали литься слезы, и, устроившись в постели рядом с ней, даже не снимая сапог, он натянул на них обоих одеяло и крепко обнимал ее, пока они оба, измученные, не заснули.
Когда Элис проснулась, он все еще обнимал ее и смотрел глазами, красными от слез.
Первые слова, сорвавшиеся у нее с языка, удивили его.
— Я не думала, что увижу когда-нибудь ваши слезы.
— Я ведь не каменный, милая.
Слезы заструились по ее щекам.
— Я потеряла вашего сына, Николас. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?
— Вы не виноваты, любовь моя, на все воля Божья, — успокоил он Элис. — У нас будут другие сыновья… и дочери тоже, помоги мне, Господи. Вот так-то лучше — улыбка, пусть даже и в слезах.
— У меня мало причин улыбаться, но я рада вашему приезду.
— Я хотел приехать раньше, но Генрих потребовал задержаться, чтобы продемонстрировать мощь своей армии перед восточной Англией. Я оставил его в Хантингтоне. Он едет в Ковентри и хочет, чтобы королева и леди Маргарет присоединились к нему там, в замке Кснилуорт.
— Вы опять должны уехать! — Она не попросит его остаться, как бы сильно ей ни хотелось. Она знала, что он нужен своему королю, но слез сдержать не могла. Они побежали по ее лицу и намочили ночную рубашку.
Николас попытался промокнуть их краем одеяла.
— Мой платок совсем мокрый, милая, я вас прошу, не плачьте. С королевой поедет Хью, что, конечно, отложит его свадьбу, потому что, как только вы будете в состоянии путешествовать, я собираюсь отвезти вас и нашу дочь в Вулвестон. Джонет же не позволит вам обеим ехать без нее.
— Вы повезете нас сами? — Она не стремилась уехать, но и не хотела оставаться в Лондоне или ехать вместе с королевой, особенно если Элизабет поедет в Кенилуорт и возьмет с собой Артура. Мысль о принце вызвала новый поток слез, и Николас ответил с испугом:
— Вы плачете от мысли, что я сам повезу вас! Вы предпочитаете, чтобы я послал с вами Хью?
— Нет-нет. — Она попыталась объяснить причину своих слез, но не смогла.
— Я думал, вы не захотите ехать прямо сейчас, — предположил он. — В стране может что-то случится, и я хочу, чтобы вы и малютка Анна находились вдалеке от двора, за безопасными стенами Вулвестона, с Гуилимом и целым войском вооруженных мужчин, чтобы защитить вас. Мой отец хочет скоро вернуться в Мерион-Корт.
— Вы останетесь с нами в Вулвестоне?
— Столько, сколько смогу, милая.
— Хорошо, потому что там так одиноко без вас.
— На сей раз вы не будете одиноки, — пообещал он. — Я собираюсь взять с нами Мэдлин Фенлорд.
Элис улыбнулась, почувствовав благодарность.
— Надеюсь, ее отец не будет против.
— Думаю, нет. Я вам скажу по секрету, дорогая: Гуилим хочет жениться на ней, как я и говорил, и уже получил благословение ее отца, если тот сможет добиться согласия Мэдлин.
— Значит, она была права! Но она думала, что сэр Уолтер отказал ему. — Она объяснила, что Мэдлин видела, как мужчины разговаривали, и подозревала о предмете их разговора. — Она думает, что ее отец хочет найти для нее более снисходительного мужа, и не такого, кого волнуют только ее деньги.
Николас улыбнулся:
— Здесь играют роль не только деньги, милая. Гуилим понял, какие сильные чувства испытывает к девушке, когда один из людей Эверингема посмел дотронуться до нее, но он еще сказал, что она тоже должна полюбить его так же сильно, как он любит ее. Ей слишком потакали, чтобы она могла высоко ценить мужа, сказал он, а он не может жить всю жизнь с женой, которую придется уговаривать и баловать. Сейчас его шансы кажутся слабыми, но я уверен, что его терпение восторжествует. И в любом случае небольшие перепалки между этими двумя сделают для нас жизнь в Вулвестоне гораздо интереснее.
Элис ждала путешествия с большим нетерпением. Мучительную грусть, охватившую ее после смерти крошечного сына, понемногу смягчала радость, которую она чувствовала каждый раз, когда брала Анну на руки и смотрела, как она спит в колыбельке. Наконец на горизонте появился огромный серый замок, и сердце Элис затрепетало от радости, что она возвращается домой. Вулвестон теперь ее дом больше, чем когда-либо, потому что она сама приводила его в порядок и могла даже гордиться свежевспаханными полями, мимо которых они ехали, поднимаясь на холм, и восхищаться маленькими ягнятами на зеленых пастбищах.
Путешествие проходило медленно, потому что ребенок, кормилица, а временами и сама Элис ехали в носилках, но сегодня Элис скакала верхом рядом с мужем, а Джонет, Элва и Мэдлин ехали позади них. Взглянув на Николаса, сидящего на Черном Вайверне, Элис заметила удовольствие в его взгляде, и он с улыбкой повернулся к ней.
— Красивое здесь место, особенно весной, когда холмы такие зеленые, как в Уэльсе.
— Вы бы предпочли Уэльс?
— Нет, милая. В Уэльсе это место скоро раскроили бы на части для моих сыновей, а потом для их сыновей. Здесь лучше, потому что все останется таким, как есть, чтобы поддерживать всех, кто обитает в этих пределах.
— Может быть, король изменит Англию, чтобы она стала больше похожа на Уэльс, — сказала она.
— Он скорее изменит Уэльс. Английские традиции ведут к власти и стабильности, а валлийские — к разделению и разногласиям. А они приводят к тому, что мужчины борются изо всех сил, чтобы со своих маленьких наделов прокормиться самим и обеспечить вооруженных ратников для своего короля. Но вот и Гуилим идет встречать нас.
В последовавшей суматохе, пока они спешивались, из замка подбежали слуги, чтобы заняться вьючными лошадьми и помочь кормилице с ребенком. Элис наблюдала за Гуилимом, но не могла заметить никаких изменений в его отношении к Мэдлин и опять решила, что Николас ошибается. Мэдлин делала вид, что не обращает внимания на Гуилима, но Элис было трудно провести. Сомнений не оставалось — Мэдлин любила. Однако если Гуилим действительно хотел жениться на ней, подумала Элис, ему следовало бы проявить хоть немного заинтересованности, иначе Мэдлин будет упрямиться только ради того, чтобы настоять на своем. В настоящий момент она бы с радостью ответила на его внимание.
— Спокойная поездка? — спросил он Николаса, как будто даже не замечая, что Мэдлин мимоходом нечаянно наступила ему на ногу.
Николас улыбнулся и ответил небрежно:
— Да, мы не видели ни намека на вторжение или восстание.
— Здесь достаточно тихо, — констатировал Гуилим. — Думаю, мы будем в полной безопасности, несмотря на слухи. Ты наверняка хочешь осмотреть владения.
В следующие две недели Николас осматривал свои владения, каждый день выезжая с Гуилимом и посещая деревни и арендаторов. Иногда к ним присоединялись Элис и Мэдлин. Элис стала замечать, что мистрис Фенлорд все сильнее обижается на отношение к ней Гуилима.
— Он хуже, чем раньше, — говорила Мэдлин, вздыхая, когда они с Элис наблюдали за Гуилимом и Николасом, которые показывали двум маленьким мальчикам, как обращаться со стрелой и луком. — За целый день хорошо если поздоровается.
— Господи, ты хочешь, чтобы он с тобой разговаривал? — усмехнулась Элис.
— Его разговор для меня ничего не значит, — задрала нос Мэдлин. — Он все равно не скажет ничего интересного. Почему он дает ребенку монету? Николас должен награждать детей своих арендаторов, если считает нужным. Он не обидится?
— Только не Николас, — ответила Элис. — Гуилим дает монеты всем мальчишкам, которых видит упражняющимися в военном деле, потому что уверен, что скоро тяжеловооруженные всадники из Вулвестона будут лучшими в стране, и Николас одобряет его действия. Он говорит, что Гуилим всегда все делает правильно. — Мэдлин насторожилась, поняв намеки Элис.
Гуилим перестал критиковать и замечать неуклюжесть Мэдлин в делах по управлению имением. Валлиец не раз стискивал челюсти после какой-нибудь ее небрежности. Элис как-то заметила веселье в его глазах после такого случая, а однажды, когда Мэдлин из-за неудачного движения оцарапала руку, — даже сочувствие. Элис показалось, что он недолго будет оставаться бесстрастным, и через два дня, когда Мэдлин, помогавшая ей мыть голову около камина в большом зале, вдруг вызвалась сама унести таз с водой, вместо того чтобы позвать слугу, Элис, предупрежденная ее взглядом, что она затевает озорство, с веселым волнением наблюдала, что будет дальше.
Николас и Гуилим сидели, удобно устроившись с другой стороны камина, и увлеченно играли в кости. Ни один из них не обратил внимания на несколько провокационных замечаний, оброненных в разговоре дам, и Элис не раз пришлось прятать улыбку, слыша, как Мэдлин повышает голос в явной попытке добиться хоть какого-нибудь отклика с их стороны. Мужчины, слишком поглощенные бросанием костей и продвижением фишек, не замечали ничего вокруг.
Джонет, оборачивая голову Элис полотенцем, предупредила Мэдлин:
— Вам не нужно нести таз, госпожа. Позовите слу… — Она умолкла на полуслове, изумленно открыв рот, когда Мэдлин споткнулась, по-видимому, о свою собственную ногу и выплеснула весь таз прямо на Гуилима.
Он вскочил, чертыхаясь, и услышал от Мэдлин:
— О, я так сожалею, сэр. Вы должны простить мою неуклюжесть.
Гуилим отвечал ей с достоинством и спокойствием:
— Вашу неосторожность, мадам, мы обсудим обстоятельно после нашей свадьбы.
— Свадьбы? Да как вы смеете, сэр! Я никогда не говорила, что выйду за вас, и никогда не скажу подобного.
— Вашего согласия не требуется, нужно только согласие вашего отца, и оно у меня есть, милая злючка, даже в письменной форме. Я надеялся, что вы поймете, чего хотите, прежде чем узнать свою судьбу, но раз уж вы упорствуете, отрицая свои чувства, и флиртуете, как избалованный ребенок, требующий внимания, я решил, что коль скоро Хью приезжает, чтобы жениться на мистрис Хокинс, мы тоже поженимся. Поменьше будет хлопот из-за двух церемоний.
— О! — воскликнула Мэдлин. — Вот как? — Ее рука взметнулась, и она дала ему звонкую пощечину.
Гуилим не сделал никакой попытки уклониться от удара, но предупредил зловещим тоном:
— Никогда больше не делайте этого, мадам, если не хотите, чтобы я вас как следует отшлепал в ответ.
— Но вы никогда не спрашивали меня! — воскликнула она, подбоченясь.
— Я сказал вам, что совсем не обязательно иметь ваше согласие. У вас настолько вошло в привычку отбрасывать поклонников, как непонравившиеся платья, что вы даже не останавливаетесь, чтобы посмотреть на них и разобраться в своих собственных чувствах. Поэтому я не собираюсь спрашивать вас. Когда Хью Гауэр приедет, любовь моя, мы поженимся без возражений.
— Никогда! — выкрикнула она, снова поднимая руку, но быстро опустила ее и спрятала за спину. Наклонившись вперед, она приблизила свое пылающее лицо к его бледному. — Я никогда не выйду ни за вас, ни за другого мужчину, ведь вы даже не любите меня!
— Мы обсудим такой интимный вопрос наедине. — Гуилим подхватил ее на руки и унес из комнаты.
Элис не слишком удивилась. Когда позже они встретились, Мэдлин имела задумчивый вид и не хотела разговаривать, но вся словно светилась. Однако ее настроение каждый день менялось, и Элис, уверенная, что ее подруга больше всего на свете хочет выйти замуж за Гуилима, согласилась с ним, считая ее просто слишком гордой, чтобы признать очевидное. В результате Мэдлин довела себя до такого состояния, что, когда в следующую среду Хью Гауэр без предупреждения вошел в зал, она, едва увидев его, упала в обморок.
Глава 23
Хью не обратил никакого внимания на Мэдлин и, бросив взгляд на Джонет, которая поспешила к ней, прошел прямо к Николасу. Тот с улыбкой встретил его.
— Бунтовщики высадились, — начал Хью, — в Ланкашире, из Ирландии. Они заявляют, что их ведет настоящий граф Уорвик, которого они в Дублине короновали королем Англии. Они хотят захватить трон, Ник. У них целая армия ирландских наемников, и немецких тоже. Говорят, что они маршируют под флейты и барабаны, как всегда делают немцы. Сейчас, когда мы говорим, они приближаются к Йоркширу.
— Где Гарри? — спросил Николас.
— Я в последний раз видел его в Ковентри, но он собирался двинуться им навстречу. Он отослал свою семью назад в Гринвич. Гарри направляется в замок Ноттингем, уверенный, что злодеи пойдут на юг, а мы должны как можно скорее встретиться с ним там, собрав столько людей, сколько сможем.
Вошел Гуилим и остановился в испуге, увидев Джонет на коленях перед Мэдлин, пытающейся сесть. При виде Хью его лицо просветлело. Он улыбнулся:
— Какая встреча, Хью! Мне послать за священником?
— Нет времени, — мрачно известил Николас. — Линкольн и Ловелл, очевидно, объединились, чтобы посадить на трон их фальшивого Уорвика. Они высадились в Ланкашире и сейчас приближаются к Йорку.
— Они возьмут город? — спросил Гуилим.
— Возможно. На севере многие еще верны покойному королю. — Он взглянул на Элис, сосредоточенную на новостях и не обратившую внимания на подтекст его слов. — Для нас сейчас не важно, возьмут ли они Йорк, — сказал он. — Мы выезжаем немедленно, чтобы встретиться с королем.
— Нет! — крикнула Элис. Она подбежала к Николасу и схватила его правую руку обеими руками. — Вы не можете ехать. Вы нужны нам здесь!
— Мадам, контролируйте себя, — резко отбросил он ее руки. — Вы знаете, что я не могу остаться, когда король призывает меня. А теперь успокойтесь и отведите Мэдлин и Джонет в ваши покои. Мне нужно обсудить очень важные дела с Хью и Гуилимом.
— Мне наплевать на ваши важные дела! — выпалила она. — Я ничего не прошу для себя, но у вас есть дочь — и защищать ее тоже ваш долг. Я не позволю вам уехать, забрав всех до единого солдат. Если мятежники победят, потому что даже вы сказали, что ваш король не солдат, вы потеряете все наше состояние.
Николас схватил ее за руку и потащил к галерее, крикнув через плечо:
— Дайте мне минуту, ребята. Хью, поешь что-нибудь… Гуилим, принеси тот список вооруженных всадников, я посмотрю его, как только разберусь с женой.
Слишком поздно Элис вспомнила, что характер ее мужа не выдерживает, когда она призывает его к ответу в присутствии остальных. Она не сопротивлялась, но когда он втолкнул ее в их спальню и захлопнул дверь, ей пришлось собрать все силы, чтобы удержаться от желания закрыться руками.
— Николас, — торопливо начала она, — я сожалею, что говорила опрометчиво, но я так испугалась и… и я просто не подумала. Я боюсь за вас. Я не хочу, чтобы вы уезжали.
— Знаю. — Он прислонился спиной к двери и вытер лоб тыльной стороной ладони. — У вас есть редкий талант, девочка, выводить меня из себя. Две минуты назад я больше всего на свете хотел высечь вас, но я этого не сделаю. Я понимаю, что вы боитесь. Я должен ехать, хотя не сомневаюсь, что вы предпочли бы удержать меня здесь, чтобы дать вашим друзьям-бунтовщикам больше шансов. Не притворяйтесь, что боитесь только за меня. Я не поверю вам.
— Вы должны поверить мне, — возразила она, — но вы заботитесь только о вашем дурацком короле и его ложных притязаниях на английский трон. Если Недди действительно у Ловелла и остальных, даже вы должны признать, что у него прав гораздо больше, чем у Генриха Тюдора.
— Я не думаю, что нам стоит бояться Недди, — ответил он. — Сейчас никто не будет прилагать такие усилия, чтобы посадить на трон мальчишку. Если Линкольн не окажется во главе армии, я буду очень удивлен. За него выступают Ловелл и остальные.
— Линкольн тоже достойный наследник, — упрямо повторила она.
— Мятеж, поднятый вашими друзьями, обречен на провал, мадам, — резко парировал он. — И предупреждаю, вы не должны иметь никаких дел с бунтовщиками. Я оставляю людей, чтобы защищать вас и ребенка. Гуилим будет командовать ими. Я прикажу ему запереть вас, если потребуется, чтобы удержать от любых глупостей. Я знаю, что вы ненавидите Гарри Тюдора, но он ваш король, так же как и мой, а ваши безрассудные слова сегодня — не что иное, как измена. Когда вы научитесь думать, прежде чем кричать о своих чувствах всему миру?
И он ушел прочь, а она не окликнула его. Элис не хотела больше бороться. Он, конечно, должен ехать. Он никогда не оставит свою семью без защиты. Она хваталась за соломинку в тщетной попытке отговорить его от поездки. Противников Тюдора Элис защищала по привычке, хотя произошедшие события давно поколебали ее убеждения. Она действительно боялась за Николаса и не хотела зла королю. После того как она танцевала с королем и увидела, что он никакое не чудовище, а просто человек, который не стремится к войне, она прониклась к нему уважением. Король хотел Англии мира и процветания. К таким стремлениям ни один здравомыслящий человек не мог относиться с презрением. Даже ее чувства к Элизабет изменились. Элис знала, что королева никогда не станет ей близкой подругой, но теперь лучше понимала ее и больше не испытывала ненависти.
Элис смотрела из окна в башне, как мужчины миновали высокие ворота и поехали дальше, вниз по склону холма на юг, и наконец скрылись из виду. В последний момент Николас обернулся, улыбнулся и помахал ей, уверяя своим жестом, что больше не сердится. У Элис вдруг защемило сердце, и ей страстно захотелось обнять свою дочь. Она поспешила к ребенку, по дороге стараясь совладать со своими чувствами. Николас уехал. Его могут убить. Когда она схватила Анну на руки, ее глаза наполнились слезами, и она ходила взад-вперед по детской, пока Мэдлин не нашла ее и не передала малышку няньке, которая стояла робко поодаль, не решаясь заговорить с расхаживающей Элис.
— Они обязательно вернутся, — заверила Мэдлин. — Хью поклялся Джонет, что ничего не случится ни с ним, ни с сэром Николасом, а Джонет говорит, что Хью никогда не лгал ей.
Элис справилась с собой и даже смогла улыбнуться.
— Никогда не лгал? Значит, она согласилась со всем, что он говорил о ней в Уолтеме?
Мэдлин тоже улыбнулась.
— Я не настолько глупа, чтобы спрашивать ее. А ты? Она, похоже, смирилась, что выйдет за Хью. Я не думала, что она все-таки согласится; однако она перестала говорить о нем плохо.
— Я думаю, она специально не подпускала к себе мужчин — может быть, из привязанности ко мне, — поведала Элис, — но Хью продолжал упорствовать, несмотря на ее острый язычок. И как ни странно, похоже, она действительно полюбила его.
— Мне ее чувства совсем не кажутся странными, — резко проговорила Мэдлин и отвернулась, делая вид, что занята помешиванием огня в очаге железной кочергой. — Некоторые женщины любят очень странных мужчин.
Элис не потребовала объяснений ее слов, но не удивилась, что Мэдлин стала даже менее вздорной, чем раньше. Опасность, окружавшая их, сделала ее покорнее, рассудительнее. Она, так же как и все остальные, беспокоилась о возвращении мужчин.
Элис видела, что Гуилим, в свою очередь, больше не игнорирует Мэдлин и даже не критикует ее. Теперь между ними установились добрые и мягкие отношения, а может, и гораздо более глубокие чувства.
Гуилим отправил людей охранять границы владений и, не довольствуясь только донесениями, сам часто выезжал проверить, как обстоят дела. Пришло известие, что мятежники продвигаются очень быстро. Они не пытались взять Йорк. Пройдя мимо города, они продвигались по Большой северной дороге, которая вела к Донкастеру. Гуилим усилил охрану.
Новости стали приходить с тревожащей частотой — сначала о столкновениях с бунтовщиками в Тэдкастере, затем в Стейнфорте, в опасной близости от Вулвестона. В этот вечер женщины собрались в покоях Элис. Весь день они почти не видели Гуилима, потому что он уехал рано утром встретиться со своими наблюдателями.
— Думаешь, они придут сюда, Элис? — спросила Мэдлин. — Ведь, возможно, лорд Ловелл все еще считает поместье Вулвестон верным делу Йорков.
— Нет, — решительно ответила Элис, зная, что, как и она сама, ее подруга больше беспокоится о том, что может случиться с Гуилимом и остальными мужчинами, если придут мятежники, чем о возможной опасности для женщин.
Элис тоже думала, что мятежники могут прийти, не столько потому, что Ловелл будет ожидать преданности Йоркам, сколько потому, что он может использовать Вулвестон как место сбора. Поступило сообщение, что верные королю войска бегут на юг от Трента, что мятежники контролируют Йоркшир и быстро продвигаются в Уорвикшир и Ноттингемшир. Элис не боялась Ловелла или Линкольна и уж тем более мальчика, которого они могли привезти с собой, но она не хотела видеть их в Вулвсстоне, не хотела, чтобы всадники топтали свежезасеянные поля или забивали для еды ягнят. Поэтому, когда в следующий четверг вечером она вошла в свою спальню и увидела Дэйви Хокинса, сидящего перед камином и разговаривающего со своей сестрой, она чуть не позвала стражу.
Он вскочил на ноги и поклонился:
— Простите меня, миледи. Я не хотел напугать вас.
— И все же напугали, — резко ответила она. — Где его светлость, Дэйви? Ты заставил его спрятаться за шторой?
— Нет, миледи. Он далеко отсюда. Джонет, оставь нас, — бесцеремонно бросил он сестре. Она без возражений вышла, и Элис поняла, что до ее прихода они уже какое-то время разговаривали.
— Как ты прошел мимо охраны? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Многие все еще верны нашему делу, госпожа, но мне пришлось дать клятву, что я никому не причиню вреда, и так и будет.
— Вы не можете расположиться здесь.
— Мы и не будем. Его светлость послал меня успокоить вас и отдать письмо, чтобы вы показывали его любому участнику мятежа, который может прийти по ошибке, сейчас или потом. — Он протянул ей сложенный лист бумаги, где она узнала руку Ловелла, и продолжал:
— Наша армия расположилась к западу отсюда, ближе к Лондонской дороге. По строжайшему приказу его светлости и милорда Линкольна здесь не будет никаких боев, никакой опасности вам или вашим людям.
— Значит, руководит всем действительно Линкольн? — спросила она, пряча письмо за корсаж. — Мой муж подозревал это.
Дэйви снова пожал плечами.
— Он руководит, мальчик руководит, его светлость руководит. Кто знает, кто будет во главе не сегодня завтра?
Элис пристально смотрела на него, потрясенная его словами.
— Что ты хочешь сказать, Дэйви? Говори яснее, или я точно позову стражу.
— Нет, госпожа, не надо. Я не могу сказать больше, но милорд Ловелл дал мне одну вещь, которую я должен передать вам лично в руки. Вы должны хранить ее, пока все не закончится. Если мы победим, вещь вам не понадобится, но если восстание не удастся, вы должны передать ее королеве.
— Элизабет?
— Да. Ой нет, нет, — быстро поправился он, — не девушке, вдовствующей королеве Элизабет Вудвилл. Лорд Ловелл не доверял ей раньше, но теперь она заслуживает получить эту вещь, если дело примет дурной оборот. Она будет знать, что делать, а вы должны сказать ей, что все хорошо, даже тогда.
— Если вы проиграете? — Элис покачала головой. — Я не понимаю, Дэйви. Как я могу сказать ей, что все хорошо, если восстание провалится? И как я смогу передать вещь вдовствующей королеве? Она же сейчас в Бермондси.
— Дочь навещает ее. Не будет никакой спешки, госпожа. Вы устроите все когда сможете. Вы назовете ей день, когда получили посылку, и скажете, что тогда прошла всего неделя. Она поймет. К тому времени вся страна придет в движение. Впереди ждут большие перемены.
— Если только Гарри не победит, — заметила она.
— Гарри Тюдор не победит, хотя его армия и может, — зловеще предсказал Дэйви. — В субботу узурпатор будет мертв, где бы он ни скрывался. Тут и кроется главная цель поднятого восстания. — Прежде чем она могла спросить что-то еще, он протянул руку с таинственным предметом:
— Возьмите, госпожа, и берегите, чтобы он не попал в чужие руки. Милорд Ловелл не осмеливается хранить его больше.
Ее любопытство возобладало надо всем остальным, и Элис, разжав ладонь, увидела что-то похожее на золотую монету с дырочкой для цепочки. Она внимательно взглянула на нее и узнала выгравированное на одной стороне сияющее солнце, эмблему короля Эдуарда. На другой, обратной, стороне медальона красовалась роза. Она уже слышала раньше об этом медальоне и в изумлении подняла глаза, чтобы спросить, как он попал к Ловеллу. Но дверь уже закрывалась за Дэйви, а она не посмела с криками бежать за ним.
Когда Джонет вернулась, она нашла свою госпожу свернувшейся калачиком на кровати, погруженной в глубокие раздумья.
— Я не могла предупредить вас, госпожа, — извиняющимся тоном промолвила Джонет. — Он подошел ко мне в галерее совершенно неожиданно.
— Будет битва, — пробормотала Элис. — Если не завтра, то самое позднее в субботу. И все за власть и трон.
Джонет кивнула:
— Дэйви сказал мне, что его светлость ожидает встретить короля в замке Ноттингем, может быть, на подходе к Ньюарку. У Ловелла там дом, и он знает ту местность как свои пять пальцев. Много мужчин погибнет, госпожа, мужчин, которых мы любим, и на той и на другой стороне.
— Дэйви сказал, что мятежники победят; Николас сказал, что нет. Николас заявляет, что знает свое дело. Господи, Джонет, надеюсь, что он прав.
Джонет нахмурилась.
— Дэйви заявил, что к ним присоединилось не так много англичан, как они надеялись, но что их все равно более чем достаточно — весь Йоркшир их, все земли к северу от Трента.
Они продолжали говорить, перебивая друг друга, пока не вошла Мэдлин. Обе замолчали так внезапно, что она потребовала объяснений.
Джонет посмотрела на Элис, но та не колебалась:
— Здесь был Дэйви, брат Джонет. Он сторонник Ловелла, и ему удалось пробраться через охрану, чтобы заверить нас, что на наших землях не будет боев. Они двигаются на юг, к Ньюарку и Ноттингему.
— Вот так так! — воскликнула Мэдлин с веселыми искорками в глазах. — Вот подождите, я скажу Гуилиму, как его оборону пробили с такой легкостью. А он думает, что сделал замок неприступным.
— Ты не должна ему ничего говорить, — набросилась на нее Элис. — Для нас нет никакой опасности, потому что Дэйви дал слово, но если ты скажешь Гуилиму, что я разговаривала с одним из бунтовщиков, он запрет меня в моей же спальне. Николас предупреждал, что даст ему такой приказ. Более того, — добавила она, внезапно приняв решение, — если ты скажешь Гуилиму, что кто-то смог пробраться внутрь, он сделает так, что выбраться наружу будет гораздо труднее.
— Значит, Дэйви еще не ушел?
— Конечно, ушел. Я говорила о… о другом. — Слишком поздно она вспомнила, что преданность Мэдчин, несомненно, изменила свое направление, что теперь она может считать себя обязанной рассказать все Гуилиму. Дальнейшие слова Мэдлин подтвердили ее опасения.
— Послушай, Элис. — Она плюхнулась на кровать рядом с ней и заглянула в лицо. — Я знаю твои взгляды. Ты готова совершить какую-то дьявольскую выходку, и я не позволю тебе обвести вокруг пальца бедняжку Гуилима, особенно в такое опасное время, как сейчас.
— Бедняжку Гуилима? — насмешливо переспросила Элис, но когда Мэдлин покраснела и смутилась, Элис выпрямилась и вымолвила гораздо более серьезным тоном:
— Я давно знала, что он тебе небезразличен, но вот любишь ли ты его, Мэдлин? Скажи мне. Это очень важно.
Мэдлин кивнула:
— Да, люблю.
— И ты не откажешься выйти за него?
Ответ прозвучал шепотом:
— Нет, но не дразни меня, потому что я сама только что поняла правду. Я так упряма и глупа, Элис! Когда я увидела, как Николас и Хью выезжают за ворота, и поняла, что они могут не вернуться, что даже здесь Гуилима могут убить, я больше не могла себя обманывать. Я не могу представить свою жизнь без него. Ты скажешь, что это глупости, но я очень люблю Гуилима.
— Мы все ждали, когда ты это поймешь, — заметила Элис, обнимая ее. — Поклянись, Мэдлин, что, если что-то случится со мной и если Николаса убьют, вы с Гуилимом будете заботиться об Анне как о собственной дочери. Клянись!
— Клянусь мадонной, — подняла руку Мэдлин, пристально глядя на нее, — но зачем тебе клятвы? Ты сказала, что нам здесь ничто не угрожает, и если так…
— Могу я верить, что ты меня не выдашь?