ГЛАВА 3

Лондон, сентябрь 1750 года.

Если грохот железных ободьев по мощенным булыжником улицам и не был достаточно громким, чтобы Мэгги нестерпимо захотелось заткнуть уши, то у нее все равно возникло бы такое желание из-за шумной перебранки между кучером и служанкой, наполовину высунувшейся из окна и во всю мощь своих легких выкрикивав – язвительные оскорбления в его адрес.

– Фиона, сядь и успокойся, – чтобы хоть как-то перекричать невообразимый шум, Мэгги пришлось значительно повысить голос. Но все было бесполезно. Многолюдную улицу буквально наполняли различные звуки – крики, топот ног и цоканье копыт, скрип и грохот колес множества экипажей сделали все, чтобы голос девушки прозвучал не громче комариного писка.

Итак, наконец-то она в Лондоне. По правде говоря, все произошло довольно быстро – стоило Мак-Друмину с большой неохотой согласиться на ее поездку в Лондон, как тут же начались сборы, и она отправилась в путь. Сегодня, если Мэгги не ошибалась, пятница, одиннадцатое сентября, так что до прибытия принца Чарльза оставалось еще несколько дней, Мэгги невольно приложила руку к груди, где за корсажем надежно спрятано послание шотландских горцев, которое она должна передать принцу.

Она боялась, что путешествие затянется, поскольку Мак-Друмин, пользуясь властью отца, запретил ночевать в общественных местах. Вместо этого устроил дело таким образом, что ее перевозили, как секретный пакет, из одной семьи якобитов в другую. Всем, кто так или иначе проявил интерес к ее отъезду, было сказано: Мэгги едет в Эдинбург навестить друзей. Она путешествовала с большим удовольствием и многое узнала на своем пути, хотя не все новости оказались утешительными.

В домах, где ей пришлось ночевать в Шотландии, поддержка принца показалась неожиданно слабой, но, тем не менее, Мэгги продолжала верить, что шотландские якобиты тут же придут ему на помощь, как только начнется восстание. Однако чем дальше она продвигалась на юг, тем меньше искренности было в словах людей, сочувствующих принцу. Многим нравилось быть вовлеченными в некие «тайные дела», и они не упускали случая поднять бокал вина над бокалом с водой – так пили за короля «над водой», а не за короля Георга Ганноверской династии. Это был не более чем жест, и о серьезной поддержке говорить не приходилось. Мэгги очень огорчил факт, что леди выказывали принцу больше преданности, чем мужчины, которые все время предупреждали об опасностях столь рискованного путешествия и, похоже, совсем не одобряли благородную миссию. Тем не менее все, с кем девушке доводилось встретиться, были в восторге, что принц намеревается тайно приехать в Лондон для встречи со своими сторонниками.

Когда Фиона издала еще одни пронзительный крик, Мэгги не выдержала и бесцеремонно втащила ее в карету за юбку.

– Фиона, Мунго знает, куда ехать, – твердо сказала она. – Своими воплями ты только мешаешь и сбиваешь с пути. Кроме того, делаешь из себя посмешище.

– Но, мисс Мэгги, он заедет не туда. Я в этом совершенно уверена. Мунго из тех мужчин, которые даже при ясном утреннем свете не могут найти собственных чулок, не говоря уже о башмаках.

– Ему всего лишь нужно найти Эссекс-стрит, и поскольку мы знаем, что она заканчивается на берегу Темзы, это не может быть сложным.

– Лондон – ужасно большой город, – упрямо возразила Фиона.

– Но вполне цивилизованный. Посмотри, везде светло и чисто, – Мэгги смотрела в окно и вспомнила, что большая часть Лондона заново отстроена восемьдесят лет назад после большого пожара. Красные и желтые кирпичные дома, мимо которых они проезжали, со временем немного поблекли, но ни один не был покрыт таким толстым слоем сажи, как дома в Эдинбурге.

Карета въехала в город со стороны Хампстеда по Грейинн-Роуд, дома на большинстве улиц, выдержанные в одном стиле, составляли приятный глазу ансамбль. Карета свернула на Чансери-лейн, славившуюся своими магазинами; здесь дома отличались гораздо большим архитектурным разнообразием, и зачастую старые постройки соседствовали с совершенно новыми. Над входом в каждый магазин располагались затейливые вывески, чаще всего с рисунками, чтобы служить своеобразным ориентиром для неграмотных кучеров и слуг. Мэгги с интересом разглядывала богато украшенные кареты, разноцветные портшезы и яркие наряды прохожих.

И проезжая часть, и пешеходные дорожки большинства улиц были вымощены небольшими круглыми камнями, но на главных улицах тротуары были выложены каменными плитами. На улицах кипела своя собственная жизнь, и Мэгги старалась ничего не пропустить. Вот мальчик скачет верхом на трости отца, а там уличный музыкант играет на флейте. На перекрестке карета замедлила ход, и Мэгги с Фионой стали свидетелями забавной сценки: два паренька пытались сорвать поцелуй хорошенькой девушки. Мэгги звонко рассмеялась, когда девушка, изловчившись, стащила парик с бритой головы одного из проказников, а затем бросилась убегать от назойливых кавалеров. Фиона неодобрительно зацокала языком, глядя на такое бесстыдство, хотя сама отнюдь не слыла скромницей.

На углу улицы призывно позванивала колокольчиком продавщица имбирных пряников, их аромат витал в воздухе, преобладая над другими, менее приятными запахами. Вскоре карета свернула на улицу гораздо уже предыдущей. Здесь преобладала совершенно другая публика, Мэгги увидела забулдыгу, пьющего прямо из горла бутылки, и бедно одетую женщину, на глазах у прохожих кормившую грудью младенца.

Толпа, совсем недавно выглядевшая веселой и беззаботной, теперь казалась угрюмой и грубой, принадлежавшей к другому классу. Мэгги заметила, как на нее с наглой ухмылкой смотрят двое неотесанных мужланов, быстро откинулась на спинку сиденья и постаралась унять дрожь в коленях.

– Этот тупица Мунго свернул не в ту сторону, – резко сказала Фиона. – Я скажу ему, чтобы поворачивал назад.

Но не успела она высунуть голову в окно, как Мэгги остановила ее:

– Нет. Не делай ничего, что может привлечь к нам внимание. Мне не нравится, как на нас смотрят те двое. Должно быть, Мунго и сам догадался, что не туда заехал. Скоро мы будем в конце этой ужасной улицы и, конечно же, следующая окажется более похожей на те, по которым мы только что ехали.

Но следующая улица, вопреки ожиданиям, оказалась еще хуже. Узкая и грязная, она производила гнетущее впечатление, которое усиливалось еще и тем, что здесь было намного темнее. Верхние этажи зданий практически смыкались друг с другом, мешая проникновению солнечного света. Карета сразу же привлекла внимание немногочисленных прохожих, и взгляды, которыми те ее провожали, были отнюдь не дружелюбны. Мэгги захотелось крикнуть Мунго, чтобы тот гнал во весь опор, но решила, что гораздо осмотрительнее с ее стороны оставаться незамеченной.

Она вжалась в угол кареты, стараясь не глядеть ни вправо, ни влево, и молила Бога, чтобы Фиона вела себя таким же образом. Господи, ну почему она не послушалась служанку, ей следовало заставить кучера повторить все еще раз перед тем, как въехать в город. Теперь они пожинают плоды ее легкомыслия.

— Нас окружили! – заорала Фиона, схватив Мэгги за руку. – О Боже, мисс, что же делать?

Мэгги стиснула зубы, стараясь не закричать от ужаса, как Фиона. Как бы ей хотелось сейчас иметь при себе кинжал, а еще лучше, заряженный пистолет. Девушка понимала: они находятся на краю гибели, и сознание смертельной опасности мешало ясно соображать. Карету окружило так много людей, что они заслонили собой остатки света. Окно со стороны Мэгги со звоном разбилось, и на девушку плотоядно уставилось чье-то грязное лицо.

Она схватила лежавшую под ногами небольшую сумку и со злостью ударила по лицу, пытаясь отогнать нахала, но тот ловко схватил сумку и бросился наутек. С другой стороны кареты распахнулась дверца, и пара цепких рук попыталась стащить Фиону с сиденья. Та изо всех сил принялась отбиваться ногами и кулаками, но силы были неравны – к одному негодяю присоединились еще двое, втроем они без труда выволокли бедную женщину на мостовую.

Мэгги ухватилась за юбку Фионы, но тут почувствовала на себе чьи-то руки.

– Нет! – закричала она, отчаянно отбиваясь.

Девушка дралась, как загнанный в угол барсук, но вскоре тоже оказалась на улице. Обезумев от страха, она пронзительно кричала. А жадные руки лапали ее грудь, лицо, ягодицы и голые бедра.

Внезапно ей стало нечем дышать, и все вокруг погрузилось во тьму.

Придя в себя, Мэгги обнаружила, что лежит на грязной мостовой, вся избитая, а вокруг странно тихо и пустынно. Преодолевая подступающую к горлу тошноту, попыталась сесть и оглядеться. Голова кружилась так сильно, что Мэгги закрыла глаза и поспешно прислонилась к стене дома. Когда стало немного легче, открыла глаза и осмотрелась. Улица была не совсем безлюдной, но никто из прохожих не обращал на девушку внимания. Ни Фионы, ни Мунго не было видно, карета тоже исчезла. Вспомнив о своей миссии, Мэгги испуганно ощупала лиф платья. Слава Богу, послание на месте. Она облегченно вздохнула и опять закрыла глаза.

Кто-то тронул ее за плечо.

Мэгги вздрогнула от неожиданности, больно ударилась головой о стену и чудом вновь не потеряла сознание.

– Успокойся, девушка, – произнес скрипучий, но явно женский голос. – Мерзким негодяям не следовало обижать такую славную девчушку, как ты, но могло быть и хуже, не вздумай они укатить на твоей карете. Синяки заживут, и скоро ты будешь в полном порядке. Глотни из моей бутылки, это тебе поможет.

Женщина говорила на местном диалекте, но Мэгги поняла достаточно, чтобы поверить – ей желают добра. Она поднесла ко рту бутылку, из которой пахнуло дешевым джином. Задержав дыхание, сделала глоток, и обжигающая жидкость протекла по горлу. Затем подобрала ноги под юбку, чтобы принять более приличную позу, и внимательно посмотрела на спасительницу.

Та стояла перед девушкой, одетая в грязные черные лохмотья и, судя по всему, принадлежала к классу, о котором Мэгги не имела ни малейшего представления. На севере Шотландии так ужасно не выглядели даже самые бедные, а те, кто чрезмерно любили виски, никогда не воняли столь отвратительно, как эта старуха. От нее несло кислым запахом давно немытого тела и разило перегаром. Мэгги хотелось. зажать нос – еще немного и ее вырвет.

Кое-как поборов дурноту, она протянула оборванке бутылку и пробормотала слова благодарности. Горло саднило, как будто в него попал песок, грудь ныла, шишка на затылке причиняла нестерпимую боль.

– Мне бы немного воды, – еле выдавила она и с горечью посмотрела на разорванное платье.

– Помилуйте! – воскликнула женщина и огляделась вокруг, как бы обращаясь к слушателям. – Она хочет воды… – ее смех был похож на карканье вороны. – Ты не станешь пить здешнюю воду, девушка. Понюхай, чем пахнет то, что в ней плавает, – она схватила с мостовой пригоршню свежего конского навоза и поднесла к носу Мэгги. – Нравится? – Девушка отпрянула, а старая ведьма отбросила навоз в сторону и опять зашлась в приступе грубого смеха. Затем увидела, что из бутылки выплескивается джин, мгновенно посерьезнела и закрыла горлышко грязной ладонью.

Не веря своим глазам, Мэгги наблюдала, как старая карга поднесла бутылку ко рту, но, видимо, почувствовав отвратительный запах, сморщила нос и, подслеповато прищурясь, посмотрела на запачканную навозом бутылку. Не долго думая, старуха обтерла горлышко краем юбки и сделала большой глоток, потом посмотрела на Мэгги.

– Что уставилась, девушка? Не видела, как люди пьют? Привыкнешь, если задержишься здесь хотя бы ненадолго.

Мэгги сделала глубокий вдох и сказала как можно спокойнее:

– У меня нет ни малейшего желания задерживаться здесь. Вы случайно не знаете, что стало с моими слугами и каретой?

Старуха гадко хихикнула:

– Девочка, мертвецы тоже здесь не задерживаются.

– Мертвецы? – до Мэгги не сразу дошел смысл услышанного. – Они не могут быть мертвыми… – пролепетала она.

– Еще как могут! Ведь здесь была большая драка, так? Женщина вопила изо всех сил, пока они делали с ней то, что хотели… им пришлось заткнуть ей глотку, а мужчина… Для него все закончилось быстро; когда его скинули на землю, он ударился головой о камни… да, разбил себе голову, девушка, – она пыталась заглянуть в лицо Мэгги. – Дорогуша, ты точно не хочешь глотнуть еще джина?

Мэгги отрицательно замотала головой и тут же пожалела – так закружилась голова. Закрыла глаза и подождала, пока это пройдет. Затем попыталась немного сосредоточиться.

– Что стало с моей каретой? – слабым голосом спросила она.

Не знаю, мисс. Карета не пробыла здесь и минуты. Они забрались в нее и как бешеные погнали лошадей. Твое счастье, что забыли про тебя. Карета стоит кучу денег, такие редко заезжают в Алсатию[1] и никогда здесь не задерживаются. Мертвые тоже, — глубокомысленно изрекла старуха.

– Алсатия?

– Да, мы в ней находимся.

– Чепуха, мы ведь в Лондоне. – Раздалось уже знакомое Мэгги карканье.

– Господи, дорогуша, конечно, мы в Лондоне, где же еще! Алсатии в другом месте нет! – старуха обвела вокруг себя взглядом, словно ища поддержки у воображаемых слушателей. – У бедной девочки, наверное, помутился рассудок.

Мэгги с трудом встала на ноги и оперлась о стену. Голова все еще кружилась, но колени не подкашивались. Она оказалась с женщиной одного роста и только сейчас разглядела, что та не так уж стара.

– Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?

– Все меня кличут Коротышкой Пэг.

– Я Маргарет Мак-Друмин, – вежливо представилась Мэгги.

– Шотландка, значит?

– Да, шотландка, – подтвердила Мэгги, наблюдая за реакцией Пэг. Поведав о своем происхождении, она подвергала себя опасности, но Пэг только кивнула.

– Я так и подумала… из-за фамилии. Но ты очень красиво говоришь. Сразу и не догадаешься, что шотландка. Подозреваю, мисс, те негодяи оставили тебя без денег. Что ты будешь есть?

Они забрали не только деньги, но и кольцо, которое отец подарил Мэгги на шестнадцатилетие. Она вдруг поймала себя на мыли, что ничего не чувствует. Бог с ними, с деньгами, из-за них не стоит убиваться, но она не проронила ни одной слезинки из-за гибели Мунго и Фионы, ее верных слуг – нет, скорее, добрых друзей, которых знала всю жизнь. Казалось бы, самым естественным было бы зареветь во весь голос, изливая свое горе, но плакать не было ни малейшего желания. Вообще ничего не хотелось, разве что лечь и крепко уснуть.

Такое происходит с ней уже не в первый раз. Помнится, когда пришло известие о поражении при Каллодене и об остальных ужасных событиях, была такая же реакция. Создается впечатление, что ее мозг покрывается непроницаемой защитной оболочкой и позволяет пережить особенно тяжкие моменты в жизни. Конечно, это хорошо, но было бы еще лучше, если бы странное спокойствие облегчало способность ясно мыслить. Но, увы… Мысли путались. И среди них Мэгги могла выделить лишь одну – ей не хочется оставаться там, где она сейчас находится.

– Я должна добраться до Эссекс-стрит.

Глаза Пэг удивленно округлились.

– И кого ты знаешь в этом шикарном районе? Ты уверена, что тебе нужна Эссекс-стрит?

– Моего прибытия ждут в доме виконтессы Примроуз. Ты знаешь, где это?

– Возможно, но почему я должна тебе помогать? И зачем? Ведь тебе нечем отплатить старой Пэг за ее доброту.

– Но тебя вознаградит леди Примроуз, если ты поможешь мне добраться до ее дома. Если для тебя это слишком далеко, то хотя бы помоги выйти из этого квартала. Когда я окажусь в более безопасном месте, возможно, смогу нанять экипаж…

– Боже упаси, мисс, о чем ты говоришь! Ни один порядочный человек не захочет с тобой связываться. Посмотри на себя! Даже если у тебя будут деньги, никто не пустит в экипаж такую оборванку.

Мэгги с досадой закусила губу. Коротышка Пэг абсолютно права.

– Что же мне делать?

Пэг задумчиво закатила глаза, как бы желая спросить ответа у Всевышнего. Затем пронзила девушку острым взглядом.

– Десять шиллингов и я помогу тебе найти Эссекс-стрит.

– Хорошо, я уверена, леди Примроуз заплатит тебе гораздо больше, если поможешь мне благополучно добраться до двери ее дома.

Пэг посмотрела направо, затем налево, словно советуясь с видимыми только ей друзьями, и решительно тряхнула головой.

– Согласна. Мисс может идти? Ведь я не собираюсь тащить тебя на себе.

Мэгги заверила, что вполне в состоянии идти самостоятельно и, стараясь не отставать, зашагала рядом с Пэг, горя стремлением как можно быстрее выбраться из самого ужасного места Лондона.

Она не смотрела по сторонам в надежде, что так привлечет к себе меньше внимания. И действительно, никто не смотрел на нее, похоже, в своих лохмотьях она ничем не отличалась от Пэг.

Мэгги показалось, что они шли целую вечность, прежде чем очутились на более широкой улице, очень напоминающей ту, где они ехали, прежде чем свернуть в этот злосчастный район. Мэгги утомилась и едва поспевала за Пэг, но решила не жаловаться, пока хватит сил. По крайней мере, сейчас она чувствовала себя в безопасности, хотя здесь было больше народа, чем там.

Неожиданно Пэг столкнулась с каким-то упитанным джентльменом, произошло секундное замешательство, после чего каждый пошел своей дорогой. Через несколько шагов Пэг остановилась, быстро наклонилась и тут же выпрямилась. Повернувшись к Мэгги, протянула ей пухлый кошелек.

– Тот человек, мисс, с которым я только что столкнулась, уронил кошелек. Догони его и верни. Быстрее! Я на своих старых ногах не могу этого сделать.

Мэгги посмотрела на спину удаляющегося джентльмена и растерянно подумала: «Почему Пэг решила, что я смогу его догнать? Я еле-еле волочу ноги». Мэгги повернулась, чтобы сказать об этом Пэг, но той нигде не было видно. Вместо Коротышки Пэг перед Мэгги стоял огромный сердитый человек в странной шляпе с широкими, опущенными вниз полями и просторной коричневой накидке, какие обычно носят извозчики. На нем были светлые бриджи с чулками в тон и черные сапоги, В одной руке он держал дубинку, а другой крепко схватил Мэгги за правый локоть.

Затем зажал дубинку под мышкой, вытащил из кармана накидки колокольчик и потряс им высоко над головой. Звон колокольчика перекрыл его звучный голос:

– Воровка! Джентльмены, посмотрите, на месте ли ваши кошельки! Она у кого-то украла кошелек!

Мэгги была слишком напугана, чтобы оказать сопротивление. Она с ужасом увидела, как джентльмен, с которым столкнулась Пэг, остановился и похлопал себя по карманам, затем повернулся и быстрым шагом направился к ним.

– Это мой кошелек! – закричал он, багровея от злости. – Меня обокрали!

– Тогда вы должны знать, сколько в кошельке денег, сэр.

– Конечно, знаю! Там около пяти фунтов.

Мужчина, державший Мэгги, убрал в карман колокольчик и открыл кошелек.

– Да, сэр. Похоже, здесь именно столько, – он пощелкал языком. – Даже если бы в нем было всего сорок шиллингов, этого вполне достаточно, чтобы повесить преступницу.

– Но я не брала его кошелек, – возразила Мэгги и с достоинством спросила: – А кто вы такой, чтобы меня задерживать?

– Я караульный констебль, девка, и призван охранять покой короля в славном городе Лондоне. А ты кем себя возомнила, что говоришь со мной в таком тоне?

– Я… – Мэгги осеклась, увидев вокруг десятки любопытных глаз. Меньше всего ей хотелось сейчас публично назвать свое имя. Она беспомощно переводила взгляд с одного джентльмена на другого – теперь до нее дошло, что воровка не кто иной, как Коротышка Пэг. – Я не брала кошелек этого джентльмена. Позвольте объяснять…

– О да, бесстыдница, конечно, ты его не брала! Кошелек сам вылетел из кармана этого господина и попал прямо в твои руки!

– Нет, это было не так, но я не воровка. Со мной была женщина, Коротышка Пэг, она подняла его с тротуара и дала мне, – Мэгги чувствовала, что ей никто не верит. Какая же она дурочка! Пэг всучила ей кошелек, чтобы самой успеть скрыться.

– Ты не умеешь врать, девушка, – пробасил патрульный. – Придумай-ка историю получше, чтобы без запинки рассказать его милости, – он потянул Мэгги за руку. — Пошли со мной.

– Но куда вы меня ведете?

– К мировому судье, куда же еще? Тебе повезло, что сегодня пятница, а то бы пришлось посидеть в тюрьме несколько дней. Его милость созывает суд только один раз в неделю. Тебе не мешало бы умыться, – он осмотрел ее критическим взглядом. – Может случиться, что твое личико понравится ему больше, чем твоя история, и он тебя не повесит.

«Констебль уже дважды упомянул, что меня могут повесить, – с содроганием подумала Мэгги, – Они не посмеют повесить меня!»

Как же! Повесят в два счета! А если бы ты была мужчиной, то надели бы кандалы и вздернули бы перед въездом в город, как предупреждение тем, кто собирается нарушить закон.

Мэгги вспомнила, что видела подобное зрелище вдоль дороги из Хампстеда. Типично английский метод наказания. Она тогда ужаснулась, а Фиона рассудительно заметила, что этим отпугивают разбойников с большой дороги.

Воспоминание о Фионе неожиданно вызвало поток слез, и спустя несколько мгновений Мэгги истерично зарыдала. Фионы и Мунго больше нет в живых, она осталась совершенно одна, и проклятые англичане намереваются ее повесить.

На караульного слезы не произвели никакого впечатления, он еще крепче сжал руку девушки и потащил за собой. Мэгги еле успевала перебирать ногами, но в конце концов колени подогнулись, в глазах потемнело.

Очнулась на руках караульного, который вносил ее под арочный свод какого-то здания. Похоже, это и была та самая тюрьма, где сегодня заседает суд присяжных, со страхом решила Мэгги.

– Если ты пришла в себя, значит, можешь идти сама, – прозвучал над ухом голос констебля. Он бесцеремонно поставил девушку на ноги и больно придержал за плечо, когда она покачнулась.

В нос Мэгги ударил ужасный запах, и она с отвращением поморщилась.

– Да, здесь воняет, – согласился караульный. – Трудно представить, что когда-то это был королевский дворец. А теперь здесь исправительный дом… уже двести лет, – он хмыкнул и искоса глянул на Мэгги. – Тебя будут исправлять. И начнут прямо сейчас. Ты уже бывала здесь, а?

– Нет. Конечно же, нет!

– Можешь посмотреть, какой сброд здесь находится, – мужчина толкнул ее вперед. – Карманники, бродяги, проститутки и прочие бездельники, не говоря уже о слугах, которые непочтительно вели себя со своими хозяевами. Над всей этой нечистью будет вершиться справедливый суд. Вон там, – он указал на заполненный людьми двор, обнесенный железной решеткой. Рядом со входом стоял здоровенный охранник со связкой ключей в руках. – Ты проведешь здесь свои последние дни. Будешь трепать пеньку или будут трепать тебя, – он двусмысленно хохотнул. – Возможно, кому-то из караульных посчастливится по приказу судьи задать тебе порку.

Мэгги увидела, что во дворе в основном находятся женщины – одни в лохмотьях, другие разодеты, в парчовые платья… Мужчин было совсем мало, и один из них стоял, привязанный к позорному столбу. Но Мэгги больше интересовали женщины. Некоторые действительно походили на отъявленных преступниц, но встречались и совсем юные девочки. Охранник замахнулся палкой на одну из таких девочек – та оторвалась от работы и уставилась на Мэгги. Не желая быть избитой, она поспешно схватила деревянный молоточек. Мэгги содрогнулась при виде этой картины.

– Видишь тот столб? Зрителям больше всего нравится, когда секут молоденьких девушек. Если Его милость прикажут, то тебя разденут догола и высекут уже сегодня. А если не сегодня – то за день до твоей казни, – с этими словами констебль ввел ее в большой зал.

Мэгги остановилась, слегка качнувшись, и чуть было вновь не потеряла сознание. Ее охватил животный страх – никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Девушка впервые попала в столь многолюдное помещение; единственное, что было знакомо – черная мантия и парик мирового судьи. У судьи из Инвернесса точно такой же наряд. На этом сходство кончалось, поскольку, в отличие от краснолицего приземистого шотландца, этот судья был худым и чрезвычайно жестоким на вид.

– Как бродяга, шатающийся по нашему городу, – сурово говорил судья, не мигая глядя на стоящего перед ним человека, – ты приговариваешься к порке по голой спине. К порке до тех пор, пока кровь не зальет твои пятки. А если когда-либо увижу тебя вновь, то приговорю к сотне ударов. – Прозвучал удар молотка. У приговоренного подкосились ноги, и два тюремщика тут же поволокли его прочь.

Мэгги начала бить крупная дрожь. Если ужасный судья прикажет, чтобы ее высекли по голой спине, то будет обнаружено послание. Она почувствовала толчок в спину и, спотыкаясь, пошла по проходу между рядами зрителей. На одной из скамеек в передних рядах сидел молодой мужчина и торопливо делал наброски на бумаге, бросая взгляды вслед бродяге, которого волокли прочь. Мысль, что кто-то приходит сюда, чтобы рисовать людей, по тем или иным причинам представших перед грозным судьей, ужаснула Мэгги, но она, как зачарованная, следила за движениями художничка. Наконец заставила себя оторвать взгляд и, высоко подняв голову, посмотрела на судью.

– Следующий, – холодно провозгласил тот.

Мэгги искоса глянула на караульного, но тот покачал головой:

– Найди себе место в переднем ряду и жди. Перед тобой много таких…

Она не смогла заставить себя попросить кого-нибудь подвинуться и осталась стоять в проходе. Но караульный прикрикнул на двух девиц, и те сразу же потеснились, освобождая Мэгги место на скамье. Ей стало плохо от одной только мысли, что художник может нарисовать ее в таком месте.

Время тянулось бесконечно долго. С каждым новым случаем, который разбирал мировой судья, Мэгги становилось все страшнее и страшнее, она окончательно убедилась, что этому человеку неведомо милосердие. Снова и снова он приговаривал людей к виселице или публичной порке, или тому и другому вместе. Утешало единственное: никого еще не наказали прямо в зале суда.

Мэгги уставилась в пол и решила сидеть так, пока ее не вызовут. Она старалась отвлечься от окружающего, но слышала все звуки, наполнявшие зал: голос судьи, шарканье ног, кашель, вздохи и бормотание. Несколько раз доносился шелест бумаги.

Наконец объявили следующее дело, и караульный дотронулся до руки Мэгги, побуждая встать. Вся дрожа, она подчинилась, ломая голову, как спастись.

– В чем она обвиняется? – прозвучал ледяной голос судьи.

– В воровстве, Ваша милость, около пяти фунтов.

Судья смотрел на девушку холодными серыми глазами.

– У вас есть что сказать в свое оправдание?

– Да, – Мэгги старалась говорить спокойно. – Если позволите, Ваша милость, я объясню, что произошло на самом деле.

Судья слегка приподнял брови.

– Вы говорите так, словно принадлежите к высшему обществу.

– Да, сэр, это именно так.

– Тем более жаль, что вы пали так низко, – судья взглянул на караульного. – Значит, пять фунтов?

– Да, Ваша милость.

– Суду все ясно. Ваш приговор…

– Подождите! – воскликнула Мэгги. – Вы не можете обойтись со мной подобным образом! Пожалуйста, сэр, есть люди, которые за меня поручатся. Вы должны позволить мне сказать, кто я, дать возможность все объяснить…

Судья злобно сверкнул глазами.

– Я не должен делать ничего подобного, но, признаюсь, вы меня заинтриговали… Позвольте узнать, кто может за вас поручиться?

Мэгги намеревалась назвать имя леди Примроуз, но буквально в последний момент передумала. Вдруг виконтессу подозревают в том, что она сторонница якобитов? Тогда упоминание о ней может принести только вред. Не раздумывая больше, Мэгги выпалила другое имя, единственное, которое знала в Лондоне.

– Граф Ротвелл, Ваша милость! Я родственница графа Ротвелла!

К ее неописуемому ужасу судья громко расхохотался.

ГЛАВА 4

Мэгги обескуражено уставилась на судью. Все в зале притихли, ожидая, когда тот перестанет смеяться. Но вот он, наконец, перестал, и Мэгги расслышала позади сдавленный смешок.

– Ротвелл, да? – звенящим от возбуждения голосом переспросил судья. По всей видимости, он находил ситуацию весьма забавной. Глядя куда – то мимо Мэгги, продолжил: – Вы сказали, что состоите с ним в родстве?

Она судорожно сглотнула.

– Ну, не именно в родстве, Ваша милость, но…

– Думаю, не состоите. Что именно вы хотели сказать?

Мэгги опять сглотнула. Господи, только бы он опять не засмеялся. А вдруг он и есть тот самый граф Ротвелл? Нет, вряд ли благородный граф будет сидеть в подобном месте и заниматься разбором преступлений. Она сделала глубокий вдох:

– Лорд Ротвелл имеет… особый интерес к моей семье, сэр.

Судья по-прежнему смотрел на кого-то позади Мэгги.

– Ваше слово, господин Карслей. Как так получилось, что вы до сих пор не просветили суд? Не сомневаюсь, сэр, если эта молодая женщина действительно родственница графа Ротвелла, вы должны ее знать.