168. Битва Сверрира конунга с посошниками

Сверрир конунг сошел с корабля на берег, а войску своему сказал, что теперь он собирается искать встречи с посошниками или с бондами, кто скорей подвернется. Слишком уж долго тащился он вперед вдоль берега, но так и не получил от бондов того, что ему причиталось. Он разделил войско: одних он оставил стеречь корабли, а остальные поднялись на берег, и это была большая часть войска. Тут-то и пригодились те лошади, что у них были, а некоторые пошли пешком. Так они шли целый день, однако оказалось, что бонды оставили свои селения. На исходе дня конунг взошел на гору, остановился и сказал:

– А теперь повернем назад и сожжем все селения, мимо которых мы шли.

Немного погодя к конунгу подошел какой-то человек и сказал:

– Там внизу, в долине под северным склоном горы, идет войско бондов.

Конунг сказал:

– Раз так, повернем туда, им навстречу, и посмотрим, что из этого выйдет, – и приказал трубить к битве.

Тут собралось все войско, и конунг повернул на север, в долину, а его дружина шла впереди всех. Бонды, заметив это, тут же взялись за оружие, двинулись им навстречу и сошлись с ними в том месте, где протекал какой-то мутный ручеек, а неподалеку лежали поля. Конунг сразу вступил в бой, а в первых рядах противника шли дружинники Сигурда Ярлова Сына с его знаменем, но самого его не было поблизости. Битва была жаркой, и войско конунга быстро продвигалось вперед, а бонды все больше присматривались да совещались, куда им лучше податься – вперед или назад. Берестеники сразили почти всех дружинников, которые шли впереди, и срубили знамя посошников. Тут и бонды согласились, наконец, на том, что им лучше не связываться с берестениками. Все их войско разом обратилось в бегство, а берестеники бросились за ними и перебили много народу. Вечером они возвратились к своим кораблям. Эта битва произошла неподалеку от двора, который зовется Скарпстадир.

169. Сверрир конунг велит сжечь селения бондов

На другой день бонды сошли вниз и явились с повинной Сверрир конунг давал пощаду каждому, кто просил, и тогда сверху пришло еще множество бондов, и они принесли конунгу большой выкуп. После этого Сверрир конунг ушел оттуда со своим войском и направился на север Вика. Он остановился во фьорде, который зовется Хорнесфьорд, и послал сказать бондам, чтобы те пришли к нему мириться. Кое-кто явился, чтобы покончить дело миром, а другие не стали приходить, и тех, кто не пришел, было много больше – все население Агдира, жившее к востоку от реки. Они рассчитывали, что посошники подоспеют к ним на помощь. Конунг простоял там некоторое время и поднялся наверх к поселению на северном берегу фьорда. Весь тамошний люд покинул свои дворы. К концу дня, когда они успели проделать большой путь, конунг сказал, что пора поворачивать назад, а еще сказал, чтобы Хакон, его сын, с частью войска пошел вниз по другой стороне селения.

– А мы тем временем, – говорит конунг, – спустимся по этой стороне и вдвоем сожжем его целиком.

Потом они принялись поджигать дома, и так спалили все на своем пути. Там сгорело много больших дворов. Они сожгли тогда усадьбу Большая Долина, принадлежавшую Хаварду Бонду. Вечером из лесу выскочил какой-то мальчишка, бросился прямо к конунгу и сказал:

– Государь, молю Вас во имя господа, не велите жечь усадьбу моего отца тут, впереди!

Конунг ответил:

– Коли ты просишь об этом, мы, конечно, не станем ее жечь. Мы и вовсе ничего не сожгли бы нынче, если бы бонды сидели по домам и просили мира. Так им и передай, а еще передай, что больше мы ничего жечь не будем.

После этого конунг вернулся к своим кораблям. А на другой день бонды спустились вниз и пообещали уплатить конунгу выкуп, и тогда все жители тех мест подчинились конунгу и принесли ему выкуп. Когда конунг покончил там со всеми своими делами, он направился на север через Фольд и остановился в проливе Хавстейнссунд, потому что узнал, что посошники готовятся уйти из Тунсберга. Потом конунг зашел в Гриндхольмасунд, а оттуда поплыл вслед за ними и прошел севернее Тьюмы. Тут стало смеркаться. Ночь конунг провел в заливе Хравнсваг, неподалеку от Тьюмы, а посошники стояли немного южнее у берега. Как только рассвело, конунг снарядил легкие корабли и отправился на поиски посошников, но те еще до рассвета вышли в открытое море. Конунг поплыл за ними.

Когда посошники увидали, что у берестеников корабли более быстрые, чем у них, и им вряд ли удастся ускользнуть, они повернули к берегу. Тут быстроходное судно, которым правил Сэбьёрн Лимр, повернуло к мысу Тьюмускагар. Берестеники погнались за ним, и Сэбьёрну, а с ним еще одному человеку удалось спастись, но все остальные были убиты. Берестеники захватили корабль со всем, что на нем было. Посошники на семи небольших кораблях прошли к северу от Оксней, зашли в Сандафьорд и высадились на его северном берегу, в месте, которое называется Хеллисвик. Сверрир конунг напал на них и перебил множество народу, а потом захватил корабли со всем, что на них было. Посошники бежали на берег, а конунг повернул назад в Тунсберг и оставался там некоторое время.

170. О Сверрире конунге

Вскоре после этого конунг отправился дальше на север. Однако когда он приплыл в Портюрью, то поворотил назад в Вик, взяв с собою несколько небольших кораблей. Он надеялся захватить у посошников, что удастся, и плыл день и ночь, ожидая, что они подадутся в города сразу же, как только удостоверятся, что он ушел из Вика. Первым делом конунг зашел в Тунсберг и убил там семерых посошников, а потом направился в Осло, и там было убито еще несколько человек. Потом он поплыл назад к своему войску и присоединился к большим кораблям в Аскейярсунде, на северном берегу у Лимгардссиды. Сверрир конунг направился со своим войском на север в Бьёргюн, а ополченцам разрешил разойтись по домам. Зиму он провел в Бьёргюне, а посошники тем временем сидели в Вике и собирали там все подати и платежи.

171. Сверрир конунг осаждает гору

Весной[319] Сверрир конунг созвал ополчение со всего севера страны и двинулся с огромной ратью на восток в Вик. На горе Тунсберг сидел тогда Хрейдар, с ним было всего каких-нибудь двести человек. Там были Халльвард Крутой и многие военачальники, а их конунг вместе с Сигурдом Ярловым Сыном и большим войском стоял на берегу выше того места. Сверрир конунг направился на восток через Фольд. Летом он ходил в тех краях, собирая подати с бондов, и ему покорилось там все население, кроме жителей Скауна. Потом он отправился к Боргу, приказал втащить струги наверх по водопаду Сарп и пошел дальше на веслах вверх по реке. Придя в Скаун, он сжег там все селения, и тогда бонды пошли на мировую и уплатили штраф. Потом конунг вернулся к своим кораблям и отправился на север через Фольд к Тунсбергу.

Сверрир конунг осадил гору, закрыв посошникам все выходы. К северу от горы, между городом и морем, он приказал разбить лагерь, а перед лагерем, от самого залива на севере до Скельястейнссунда на юге, велел выкопать ров и поставить по всему рву палисад, – все это было сделано для защиты от нападений с суши. Еще конунг приказал вытащить на берег корабли и огородить их, а войско свое разделил для осады. Гости стояли на северной стороне, рядом с той улицей, что ведет вниз от Фродааса. Предводителем у них был Пэтр Литейщик. Они перенесли туда дома снизу из города, и с тех пор это место зовется Гестабакки.[320] Конунг часто ночевал в городе, и всякий раз его сопровождало много народу.

172. Сверрир конунг замышляет захватить гору Тунсберг

Сверрир конунг осадил гору, закрыв посошникам все выходы, а потом повел свое войско на приступ. Конунг приказал нести знамя с юга вверх по крутому склону горы, а гости тем временем двинулись на северную крепость. Когда берестеники пошли приступом на гору, посошники приготовились обороняться и стали стрелять в них и метать камни. Берестеники подошли к самой крепости и пустили в ход топоры. Тогда посошники, сидевшие в крепостце, Принялись сбрасывать на них сверху большие камни, от которых не спасали ни щиты, ни стальные шлемы. Берестеники, все израненные, полетели вниз прямо на скалы. Тут конунг увидел, что при таком преимуществе, какое было у посошников, им ни за что не взять гору приступом. Посошники ликовали и хвастались своей победой. Простояв некоторое время под горой, конунг разослал своих людей по всей округе, чтобы они раздобыли продовольствие и собрали ему подати. Все шло хорошо до самого ледостава, пока берестеники могли ходить на кораблях.

Сверрир конунг считал большой неудачей, что у него не было никаких сведений о том, какие приготовления ведутся наверху на горе. И вот он распорядился, чтобы по всему городу из церквей вынесли лестницы, связали их друг с другом и установили на южной стороне у колокольни церкви Лавранца. Один человек взобрался по ним на самый верх колокольни, с той стороны, которая была обращена к горе, обхватил руками её верхушку и увидал оттуда всё, что происходило на горе. Посошники заметили его, и Хрейдар Посланник пустил в него стрелу, но она угодила в верхушку колокольни. Вторая стрела пролетела у него между рук, в тот самый миг, когда он их разжал, а крыша защитила его от других стрел. Он спустился вниз и рассказал конунгу обо всем, что увидел. Посошники приволокли на гору несколько небольших кораблей, а чуть ниже северной крепости был ручей, и они положили там перевернутый вверх дном корабль, так что им ничего не стоило сойти с горы. Крепости были построены так: стояли четыре столба, а сверху между ними были укреплены балки, там находился очаг, а вход – внизу между столбами.

Как-то раз осенью в безлунную ночь конунг послал на гору одного человека. Звали его Свейн Монашек. Он прихватил с собой канат и два копья, одно копье с коротким древком торчало у него из-за пояса. Он взобрался на гору и обвязал конец каната вокруг одного из столбов, на которых стояла крепость, а другой конец каната держали больше сотни человек. Свейн ударил по канату и этим подал им знак, что он привязал свой конец к столбу. Тогда они ухватились за канат и принялись тянуть изо всех сил, так что крепость вся зашаталась. Посошники в крепости страшно перепугались, но в тот же миг канат лопнул. Свейн Монашек влез на гору и пошел на восток, туда, где на страже стояли два человека. Стражники спали, и он проткнул одного из них копьем, тогда другой проснулся и вскочил, но Свейн уложил и его и так убил обоих. Потом он спустился вниз по восточному склону и вернулся назад к берестеникам.

Сверрир конунг не раз пытался захватить гору. Он велел изготовить из дерева большое боевое прикрытие, приделать к нему снизу крепкие шесты, а потом поднять его наверх к крепости. Однако эта затея оказалась делом нелегким, и ничего путного из нее не вышло. Днем берестеники часто подходили к горе на расстояние выстрела и вступали в перестрелку с посошниками, но всякий раз победа оставалась за посошниками.

173. Об Инги и посошниках

Инги, конунг посошников, и Сигурд Ярлов Сын, Арни Родич Епископа и многие другие военачальники вместе с главными силами посошников стояли в Упплёнде и лишь временами заходили в Вик. У них с Хрейдаром была договоренность, что они придут друг другу на помощь, если в этом возникнет необходимость. Но, когда Сверрир конунг приступил к осаде Хрейдара и его людей, те решили, что им трудно рассчитывать на поддержку своих товарищей, и сочли свое положение весьма опасным. Тогда они решили отправить людей к Инги и однажды ночью взяли легкий стружок на восемь гребцов и отволокли его на западный склон горы, к морю. Потом они вложили в него весла, обвязали канатами, принесли ворот и спустили его с горы. На этом струге было десять человек, главным у них был Торд Лебедка. Они спустили корабль вниз в море, а это было дело трудное и опасное, потому что под горой стояли на своих кораблях берестеники и каждую ночь несли там охрану. Посошники налегли на весла и проскочили через узкий проход между их кораблями, а потом высадились на берег неподалеку от Смьёрборга. Берестеники бросились вслед за ними, но им удалось захватить всего-навсего пустой струг. А те шли своей дорогой, покуда не встретились с Инги и Сигурдом. Тогда они передали им послание Хрейдара и рассказали обо всем, что у них произошло. Однако, когда посошники получили это известие, они не стали торопиться искать встречи со Сверриром конунгом и говорили, что он, верно, и так уберется восвояси, когда выпадет снег или ударят морозы. А когда на следующее утро Сверрир конунг узнал о том, что посошникам удалось спуститься с горы, он сказал:

– Как вам всем не надоело сидеть вокруг этой горы, им, как видно, надоело сидеть на ней куда больше.

174. О риббальдах[321] и посошниках

Йон, английский конунг, еще в начале лета прислал Сверриру конунгу сотню воинов, которых называли риббальдами. Они были быстроноги, словно олени, и к тому же превосходные лучники, храбрецы, каких мало, и не останавливались ни перед каким злодейством. Конунг послал их в Упплёнд и поставил во главе них человека по имени Хиди. Он был братом Сигурда Косого. Люди отзывались о нем не слишком хорошо. Риббальды сошли вниз в Хаддингьядаль, миновали по верхней дороге Сокнадаль и спустились в Теламёрк. Где бы они ни появлялись, они убивали и мужчин, и женщин, всех без разбору от мала до велика. Они уничтожали всю домашнюю скотину, собак и кошек и все живое, что им ни попадалось. Они сжигали и все селения на своем пути. Но, если люди на них ополчались, они убегали в горы или на пустоши, а появлялись всегда лишь там, где их меньше всего ждали. Они приходили с разбоем в те селения, в которых никогда до того не видали войска, и учинили такую резню, подобной которой не помнил никто. Они пришли к Сверриру конунгу, когда он стоял со своим войском вокруг горы, и, не ведая страха, ходили на посошников и вступали с ними в перестрелку. Однажды посошники послали стрелу в одного из риббальдов, и он был убит на месте, а другие риббальды, увидев это, стали с громкими кличами то взбегать на гору, то сбегать вниз, осыпая посошников стрелами. Вскоре один из них настиг стрелой Викинга Вэвнира, и он тут же умер. Стрела угодила ему в горло с левой стороны. Это был могучий воин.

175. О хитрости Сверрира конунга

Торд Лебедка был отослан с горы, так как Хрейдар решил, что ему не обойтись без поддержки Инги и Сигурда. Сверрир конунг проведал об этом. Он сказал так:

– Посошники теперь станут ждать своих товарищей, если те, конечно примут их приглашение. А мы пока воспользуемся безлунной ночью и сыграем с ними шутку. Пускай наши люди с большим войском отправляются наверх через Фродаас, да так, чтобы ни посошники, ни горожане ничего не заметили, а оставшиеся берестеники пускай тем временем прислушиваются и ждут когда конунг прикажет трубить, и тогда не мешкая возьмутся за оружие. После этого оба войска быстро построятся и сделают вид, будто сражаются между собой, да пусть остерегается поранить друг друга. И те, кто выйдет из города, пусть начнут уступать нападающим. Поднимите побольше шума и прикиньтесь, будто у тех дела идут куда лучше, чем у вас, а под конец обратитесь в бегство, и тогда уж навряд ли посошники усидят на своей горе. Тут они и попадут в ловушку.

Так и сделали. Утром, когда рассвело, дозорные, стоявшие у северной крепости, заметили, что сверху с Фродааса спускается большое и хорошо вооруженное войско. Не теряя времени, они пошли и разбудили Хрейдара и сказали, что это не иначе, как их товарищи. Хрейдар поднялся, а его люди стали вооружаться. Снарядившись, они отправились на север, к крепости. Тут они увидели знамена, которые несли оба войска, – то, что спускалось вниз с хребта, и то, что выходило из города ему навстречу, и услыхали громкое пение трубы. А в следующий миг они увидели, что берестеники бегут, а некоторые падают на землю. Тогда посошники стали говорить Хрейдару, что всем им пора покинуть гору и присоединиться к своим товарищам, чтобы не дать берестеникам уйти за ров. Хрейдар ответил:

– Поглядим сперва, что из этого выйдет. Если берестеники позволят гнать себя до самого рва, то им не так-то легко будет одолеть палисад, и тогда наши люди перебьют их там сколько хотят.

И еще он сказал:

– Сдается мне, что бегущие ведут себя странно, и все это смахивает на игру. Или вы не видите, что они будто отыскивают себе местечко посуше, чтобы упасть, а нет – так валятся на свои щиты? Или, может быть, вы заметили кровь на их оружии и одежде? Нет, – сказал он, – и я тоже не вижу ничего такого. Похоже, что это всего-навсего проделки Сверрира.

А когда конунг увидел, что посошники остерегаются покидать гору, он повернул со своим войском назад в лагерь.

176. Речь Сверрира конунга

Шла зима, ударили морозы и стал лед. Берестеникам теперь было труднее добывать себе продовольствие, да и бондов было не просто брать за рога. С едой стало хуже, и в войске начался ропот, большинство ополченцев решило разойтись по домам. Конунг созвал их на домашний тинг, держал речь и сказал так:

– Я слышал, что в войске поговаривают, будто эта осада – пустое дело и пора расходиться по домам. Ну что ж, желаю доброго пути всем, кто собрался восвояси! Не пристало, однако, воинам роптать на своего конунга только из-за того, что они не могут набить себе брюхо до отказа, точно молотильщики. Не похожи вы на тех, о ком слагали саги в стародавние времена, они-то осаждали своих врагов с таким упорством, что брали их измором, но никогда не уходили без победы. Впрочем, за примером недалеко ходить, ведь посошники, которые сидят там на горе и не думают сдаваться, проявляют больше твердости и упорства. А теперь, чтобы я не слышал больше вашего ропота, потому что мы останемся на месте и будем сидеть здесь до тех пор, пока не одолеем посошников, нравится вам это или нет.

И вот, по мере того как шла зима, на горе стали таять запасы продовольствия. Хрейдар увидел, что их припасы скоро подойдут к концу, если не подоспеет помощь от Инги и Сигурда. Однако они так и не получили никакого ответа на свое послание, и только берестеники твердили им изо дня в день, что, мол, идет ваш конунг Инги с огромной ратью и скоро вас освободит. А посошники принимали это за насмешку, да так оно и было.

177. О замысле Сигурда Ярлова Сына

После этого Хрейдар велел составить послание к Инги и Сигурду. Там говорилось, Что они, возможно, продержатся на горе до дня Николаса,[322] да и то с большим трудом, и в самых красноречивых выражениях высказывалась просьба о помощи. В то время ударили жестокие морозы и лед покрыл залив до самой горы. На следующую ночь Хрейдар отослал с северного склона горы одного человека. Он был на лыжах и пробежал по берегу мимо рва. Берестеники заметили его не прежде, чем он успел скрыться. Человек этот шел своим путем, пока не прибыл с письмом к Инги в Хамар. Инги собрал своих военачальников и велел читать письмо. Сигурд сказал:

– Мы и без того разбрелись в последнее время и теряем людей по милости Сверрира конунга, хотя нам случалось и ему причинять немалый урон. И теперь мы не полезем в самое пекло, сколько бы Хрейдар нас туда ни звал. Мы поступим иначе: пойдем на север по фьорду и добудем корабли, и тогда Сверрир услышит о нас такое, после чего ему покажется куда важнее защищать ту землю, на которую мы ступили, чем осаждать жалкую горстку людей на горе.

Все одобрили это решение. Посошники направились на север через Гудбрандсдалир и спустились в Раумсдаль. Там они раздобыли небольшие корабли и двинулись на юг вдоль берега. Ночью они вошли в Вик и захватили там корабль Йона Сталь со всем, что на нем было, а Йон бежал на берег. Он держал путь на юг в Бьёргюн. Йон скрылся со своими людьми в лесу, а бонды снабдили их оружием и одеждой.

178. О посошниках и берестениках

На следующее утро посошники отправились в Хов, в баню, их было около пятидесяти человек. Йон Сталь увидел, как они идут. Сам он в то время стоял наверху на горе и с ним было восемнадцать человек. Йон улучил момент и бросился вниз в усадьбу, а посошники, завидев его, отступили. Йон преследовал их до Алльдинхаги и одного человека убил. После этого он снова ушел в горы, а на следующий день отправился верхом на юг в Бьёргюн. В Бьёргюне он застал Эйнара Конунгова Зятя и Дагфинна. Не теряя времени, они собрали людей, какие у них были, сели на корабли и отплыли на север в Согн. Они узнали, что посошники обосновались в Лусакаупанге, созвали там жителей Согна на тинг и потребовали от них ополчения. Тогда же Инги был провозглашен конунгом.[323] Гуннтьёв звали того бонда, который нарек его конунгом. Ночью берестеники приплыли в Согн, а на рассвете подошли к городу и встали у пристаней. Они велели трубить и храбро ступили на берег, а посошники похватали свое оружие и бросились бежать. Кое-кто из них был убит. Одного человека звали Бьёрн Ростом-с-Ель, он был бродяга. В сарае на летнем пастбище над Лусакаупангом он нашел Арни Родича Епископа. Арни был тяжело ранен и не смог далеко уйти. Бьёрн убил его ради одежды и того добра, что при нем было. Его труп обнаружили только следующей весной. Посошники бежали кто наверх на Каупангсфьялль, кто в Сваворни, а некоторые – в Фольку. Потом они переправились на лодках и небольших кораблях в Лустр, а берестеники захватили их корабли, много оружия и одежды и все прочее добро.

Посошники собрались в Лустре, а потом перевалили через гору и спустились в Ардаль. Тут Йон Сталь проведал, где они находятся, и пошел им навстречу. Но посошники тем временем уже поднялись наверх, миновав озеро, и на следующее утро двинулись в гору к Вальдресу, а оттуда – в Упплёнд.

179. Посошники оставляют гору

Сверрир конунг по-прежнему стоял под горой. Уже истек тот срок, который назвал в своем письме Хрейдар, когда говорил, сколько времени они еще смогут там продержаться. Положение на горе стало таким тяжелым, что только и можно было добыть себе еду, как нарубив снаряжение из моржовой кожи, другого угощения к рождеству у них не ожидалось, да и того-то не было вдосталь. Как-то ночью к исходу рождества Халльвард Крутой, а с ним еще один человек бежали с горы и явились к Сверриру конунгу, и тот дал им пощаду. На другой день об этом узнали дружинники Сверрира конунга, и большинству из них не понравилось, что посошников принимают с миром. Посошники также проведали, что конунг даровал Халльварду пощаду, и тогда многие стали надеяться на пощаду, кто прежде и не помышлял о подобном. Многие бежали с горы к конунгу, и все получили пощаду. Тут конунг убедился в том, что посошникам не на что больше рассчитывать там на горе и припасы их подошли к концу. Наконец, и Хрейдар велел передать конунгу, что он собирается на следующий день сойти с горы, потому что, мол, лучше претерпеть смерть от оружия, чем от голода, но охотно принял бы пощаду, если это только возможно. А еще он просил даровать пощаду всем своим товарищам. Тогда Сверрир конунг велел трубить и созывать все войско на домашний тинг. Он сказал:

– Я хочу посоветоваться с вами, как нам поступить с Хрейдаром и его людьми, если они окажутся в нашей власти, а ежели так случится, то все наши люди, уж верно, обрадуются, что эта осада наконец окончилась, а всего больше должны будут радоваться те, кто громче всех выражал свое недовольство осенью и собирался тогда в обратный путь. Решайте теперь, давать ли нам кому-нибудь из них пощаду или нет.

Многие говорили на это:

– Тут на горе собрались те, кто причинил нам и нашим товарищам всего больше зла, и вряд ли кому покажется правильным после того, как мы здесь голодали всю зиму по их милости и терпели многие тяготы, вдруг ни с того ни с сего дать пощаду убийце своего отца или брата и усадить его на скамью рядом с собою.

Тогда Сверрир конунг сказал:

– Послушайте-ка, люди добрые, кто из вас возгордился настолько, что не может и помыслить о том, чтобы равнять себя со мною? И подумайте хорошенько, чтобы потом никого не винить, коли вы последуете моему примеру. Здесь, в Тунсберге, посошники убили Хиди, моего брата, а в Осло – Филиппуса ярла, моего родича, и многих других. А нынешней зимою вы, верно, слыхали, как они называли Сверрира сукой и кобылой и всякими другими поносными именами. Однако же теперь я прощаю им бога ради и жду у бога в ответ прощения за все, что я совершил наперекор ему. А ведь у каждого из вас, как и у меня, есть душа, и об этом не следует забывать, да и едва ли кто-нибудь станет называть вас за это трусами.

Все согласились, что решать это дело следует конунгу, и тинг на том окончился.

После этого конунг велел передать Хрейдару, что им будет дарована пощада, и на следующее утро чуть свет Хрейдар спустился со своими людьми с горы. Сверрир конунг приказал, чтобы их подвели к нему, и тогда они все поклялись ему в верности. Потом конунг велел распределить их по отрядам, а Хрейдара взял в свой отряд. Он просил своих людей позаботиться о том, чтобы их накормили, и это было исполнено. Их же самих он просил поначалу с осторожностью принимать и еду, и питье, но многие не знали в этом меры. Они были настолько близки к смерти, что не только не окрепли, а заболели, и многие из них умерли, а те, кто остался жив, проводили долгое время в мучениях. Хрейдар долго болел, и Сверрир конунг немало пекся о его исцелении.

Сверрир конунг в течение двадцати недель осаждал Тунсберг,[324] а когда гора была взята, собрался в путь и велел спустить свой корабль на воду.

180. О болезни Сверрира конунга

Сверрир конунг заболел в Тунсберге, но поначалу его болезнь не была тяжелой. Конунг отправился в дорогу сразу же, как собрался, и путь его лежал на север в Бьёргюн. Он прибыл туда в великий пост или незадолго до того.[325] На корабле он большую часть дня лежал на корме на своем месте. Там лежал и Хрейдар, ему устроили постель на сундуке рядом со скамьей конунга, и конунг велел, чтобы за Хрейдаром ухаживали так же, как и за ним самим, и часто с Хрейдаром беседовал. Тот был человек умный и сведущий. По прибытии в Бьёргюн Сверрир конунг поднялся в крепость, где для него были приготовлены покои.

Утром во вторник на второй неделе поста[326] Сверрира конунга прошиб пот, и ему полегчало. Тогда его посетило множество народу, а обычно при нем оставались лишь немногие. А когда большинство из них ушло, конунг обратился к Пэтру Черному и сказал, что хочет поведать ему свой сон.

– Ко мне приходил человек, – сказал он, – тот самый, что уже не раз являлся мне прежде и никогда еще меня не обманывал, а мне снилось, будто я знаю, что болен и немощен, и я спросил у него, чем кончится эта болезнь. И тут представилось мне, будто он пошел прочь от меня со словами: «Готовься к воскресению, Сверрир», – сказал он. Сон этот показался мне весьма двусмысленным, однако я жду, что теперь-то уж скоро сбудется не одно, так другое.

Пэтр сказал:

– Вам, государь, это, конечно, виднее, но я склоняюсь к тому, что речь идет о воскресении, которое случается в Судный день, и я начал бы к нему готовиться, государь, потому что об этом, вероятно, и предупреждал тот человек во сне.

Конунг отвечает:

– Похоже, что это так.

А к концу дня конунгу стало хуже.

На следующее утро.[327] конунг велел послать вниз в город за священниками, и все было приготовлено для соборования. Тогда же он приказал прочитать письмо об управлении государством, которое он предназначал для Хакона, своего сына, и повелел скрепить его печатью[328] Потом он сказал, обращаясь ко всем, кто при том присутствовал:

– Вы все здесь свидетели, – сказал он, – что не было у меня других сыновей, кроме Хакона,[329] а то впоследствии, может статься, объявятся и такие, которые станут называть себя так и захотят нарушить мир в этой стране. А теперь я хочу, прежде чем собороваться, чтобы меня подняли на престол, а там я буду ждать любого исхода: выздоровления или смерти. И все произойдет иначе, чем надеялся Николас епископ сын Арни: я умру здесь на троне, окруженный моими друзьями, а ведь он предрекал, что меня зарежут, как скотину, и скормят псам и воронью. Будь же благословен господь за то, что во множестве испытаний хранил он меня от оружия моих врагов!

Потом конунга соборовали, и после этого его силы стали убывать. А когда конунг понял, что конец его близок, он сказал:

– Когда я умру, – сказал он, – откройте мое лицо дабы и друзья мои и недруги могли сами видеть, появится ли на моем теле какой знак в подтверждение того проклятия и отлучения, которому предали меня мои враги. Уж тогда-то мне, верно, будет не утаить его, если дела и впрямь обстоят не лучше, чем они говорят. За все время, моего правления на мою долю выпало куда больше бед, немирья и тягот, чем спокойного житья, и, на мой взгляд, у меня было немало завистников, ставших впоследствии прямыми врагами. Теперь же да простит их всех господь и рассудит нас, а я отдаю себя на его суд!

181. Кончина Сверрира конунга и рассказ о его нраве и обличий

В субботу на великий пост[330] Сверрир конунг скончался. Его тело было пышно убрано, как того требовал обычай. Исполнили все, о чем просил конунг, и лицо его было оставлено открытым, и все, кто там находился, впоследствии свидетельствовали, что никому из них не доводилось прежде видеть покойника с таким прекрасным лицом. Да и при жизни выделялся он среди всех красотой своего облика.