– Думаю, что теперь нам удастся продать Бревенный Мыс и больше уже не придется вести там хозяйство. Меня до сих пор не оставляют мрачные воспоминания о Харальде Конской гриве, а кроме того, я очень хочу взять с собой в Виноградную Страну Торкатлу. Она хорошая повитуха.
– А что будет со Стейном, Хелльдором и остальными? – спросил Карлсефни, прижавшись губами к ее лбу.
– Скюву и Бьярни понадобятся умелые руки. А может случиться, что Лейв захочет, чтобы Стейн вел хозяйство в Братталиде, пока они с Торкелем будут отсутствовать.
Он поцеловал ее и улыбнулся.
– Мне кажется, что Ауд Мудрая, моя прародительница, была очень похожа на тебя, Гудрид. Она могла бы быть настоящим хёв-дингом, как и ты!
Лейв обрадовался, узнав о том, что Карлсефни предлагает ему Стейна в качестве надсмотрщика в Братталиде. И едва лед на фьорде вновь затвердел, он послал верхового на Бревенный Мыс.
Гудрид выбежала навстречу Стейну, увидев, что он подъезжает к дому на лошади, купленной им прошлым летом на тинге. Она, волнуясь, поведала ему о намерениях Лейва и прибавила от себя:
– Если это предложение тебе не подходит, Стейн, ты можешь отказаться, ибо тогда Карлсефни договорится со Скювом и Бьярни о твоем пребывании на Бревенном Мысе. Но если ты поможешь Лейву в Братталиде, я смогу увезти Торкатлу в Виноградную Страну.
– Торкатла готова тебя на руках носить. Да и я тоже, – все мы, кто служил в доме у Торбьёрна.
Торкатла прибыла в Братталид, когда уже заканчивались последние приготовления к свадьбе и йолю. Она в одиночестве бродила вокруг очага, на Бревенном Мысе, с тех пор как Финна дочь Эрпа уехала домой и вышла замуж. И теперь, соскучившись, она по пятам ходила за Гудрид, болтая без умолку. Ее особенно волновало, какие бочки им понадобятся в Виноградной Стране, и она утешала Гудрид, что само долгое путешествие вовсе не так уж и страшно.
– Я ведь приехала в Гренландию, разве нет? – кичливо повторяла Торкатла. – Кто же иначе будет там повитухой для ваших с Карлсефни детей? Может, какой-нибудь скрелинг?… Вот будет славно!
Гудрид чувствовала в себе силы для того, чтобы родить Карлсефни ребенка, хотя хлопоты последних дней и тяжкий труд с самого лета привел к прекращению месячных гораздо раньше, чем обычно перед зимой. И Гудрид радовалась тому, что они не будут мешать ей, когда они с Карлсефни будут делить брачное ложе.
Лейв спрашивал у Гудрид, не желает ли она взять себе ту самую спальню, которая принадлежала ей и Торстейну в другом доме, но она решила остаться в спальне Тьодхильд, где стояла ее кровать с тех пор, как она вернулась в Братталид.
В день свадьбы Гудрид постелила на кровать новый матрац, набитый душистым сеном, душицей и засушенным диким тимьяном. Затем она достала белое шерстяное белье, подушки из гагачьего пуха и новую овчину вместо одеяла. Ей хотелось окропить ложе святой водой Тьодхильд. Лейву следовало бы оставить ее хоть немного. Гудрид помнила, что Белый Христос помогал ей в первом браке, и тогда она забеременела почти сразу же после свадьбы.
Когда они с Карлсефни, в сопровождении многочисленных гостей, двинулись в церковь, чтобы помолиться Господу, снегопад прекратился, и низкое зимнее солнышко проглянуло из-за туч, осветив каждую сосну голубоватыми или розовыми лучами, любовно, словно Торкатла, заботливо расправившая складки на красном свадебном платье Гудрид. Карлсефни подарил ей и синий плащ, подбитый горностаем, и коричневые замшевые ботинки со шнурками и серебряными носками. Когда Гудрид вышла на расчищенную дорожку, она с восторгом поняла, что значит быть женой богатого человека.
Она взглянула на Карлсефни. Его белокурые волосы и борода выделялись на черном, подбитом норкой плаще с серебряным шитьем. На нем были надеты красные кожаные чулки и платье из английской шерсти, и из разреза виднелась свадебная рубашка, которую сшила для него Гудрид. Заметив, что она смотрит на него, Карлсефни взял ее за руку и ввел в церковь, а потом помог опуститься на колени на новую шкуру белого медведя перед деревянным крестом.
Карлсефни дал Лейву два медных подсвечника и восковые свечи для церкви, но привычный запах жира полярной акулы все еще стоял в маленьком помещении, особенно теперь, когда стало душно от множества народу. Прочитав «Отче наш», Карлсефни ровным, твердым голосом сказал символ веры, а Гудрид с гостями повторяли за ним. Затем он перекрестился, помог Гудрид подняться и обратился к собравшимся.
– Я и Гудрид дочь Торбьёрна, по обычаю, подтвердят в присутствии гостей брачную сделку в доме Лейва. А здесь, в церкви, я прошу Отца и Сына и Святого Духа, благословить нас, даже если у нас нет ни священника, ни святой воды.
Он перекрестил Гудрид и перекрестился сам, а потом вывел свою невесту на двор. Гудрид была так переполнена радостью, что едва могла идти.
Лейв произнес приветственную речь и сообщил о приданом, подарках и отдельно – о том подарке, который приготовил муж жене после брачной ночи. А затем некоторые из приглашенных женщин помогли Торкатле и служанкам Братталида обнести гостей блюдами. Гудрид пила из одной чаши вместе со своим мужем и гостями, думая о том, как же хорошо сидеть за столом на собственной свадьбе и не хлопотать об угощении. Но ей было приятно выслушать похвалы в свой адрес за пиво, которое они сварили вместе с Альдис из ячменя Карлсефни. Оно получилось покрепче, чем пиво на ее прошлой свадьбе!
Гудрид осторожно отпила из чаши, надеясь, что Карлсефни не захмелеет. Еще по Исландии она помнила мужчин, которые от пива приходили в неистовство или пели, кричали и хватались за мечи, готовясь отомстить за вымышленные оскорбления. Помнила она и свое опьянение в первую брачную ночь с Торстейном. Ей не хотелось повторять этого с Карлсефни. Теперь она, став его женой, желала бы ощущать его всем телом.
Она спросила у Стейна и Торкеля, не сыграют ли они что-нибудь, чтобы гости поняли, когда им надо взять лампы и проводить новобрачных в спальню. Наконец они привели с собой еще одного музыканта, играющего на свирели. Это был Эйндриди Лебединая шея из людей Карлсефни. Гости начали хлопать в такт музыке, а в Гудрид нарастало возбуждение.
– А теперь мы засвидетельствуем, что Торфинн сын Торда и Гудрид дочь Торбьёрна вместе идут в спальню, как и подобает супружеской паре по исландскому и гренландскому обычаю. Мы просим Тора, Ньёрда, Фрейра, Фрейю и Белого Христа благословить их и всех гостей на брачном пиру.
Гудрид и Карлсефни подошли к постели. Жених отстегнул свой золоченый пояс и отдал его Снорри сыну Торбранда, а Гудрид медленно сняла платье, которое взяла Торкатла. На ней осталась лишь желтая сорочка с высоким воротничком, под которой висел амулет Фрейи. Взявшись за руки, они с Карлсефни сели на край постели.
Учтиво пожелав гостям доброй ночи, Карлсефни закрыл дверь спальни. Пир в доме продолжался с удвоенной силой, но Гудрид чувствовала только губы Карлсефни на своей груди, когда тот бережно снял с нее сорочку, словно охотник – шкуру с тюленя.
Вскоре после праздника Креста весной люди в Братталиде увидели на горизонте корабль Скюва и Бьярни. Гудрид выглянула из дома, чтобы убедиться в том, что Лейв со своими людьми, которые ловили на берегу фьорда рыбу, возвращаются. А потом они с Альдис начали спешно готовиться к приему гостей. Бревенный Мыс будет продан, и Карлсефни останется доволен. Теперь он без промедления хотел созвать тинг. Ради этого он срочно отправился в Кимбавог, где Торбранд и Снорри приготовили для «Рассекающего волны» новую парусину.
Карлсефни попросил Гудрид прийти на Площадку тинга, чтобы рассказать Скюву и Бьярни, что Бревенный Мыс ждет их. Оба они собирались поселиться в Эриковом Фьорде. Скюв похвалился:
– Теперь мы разбогатеем. Видели тех здоровых и сильных рабов у склада? Мы купили их на рынке в Дублине. Одного подарили Торкелю на Херьольвовом Мысе, в благодарность за то, что он приютил нас на зиму, а сегодня утром еще двоих купил муж Фрейдис, и попросил меня оставить ему еще и третьего. Но у нас есть еще четверо, так что выбирай, Карлсефни.
– Может, я тоже куплю себе рабов, – задумчиво произнес Карлсефни. – Когда вы посмотрите на Бревенный Мыс и решите наконец, купите вы его или нет, тогда мы подсчитаем стоимость с обеих сторон.
– Мы можем поехать с тобой на Мыс сегодня же вечером, когда солнце будет стоять между теми двумя вершинами. Ты не желаешь, чтобы мы оставили для тебя какого-нибудь раба? Единственный, кого ты не сможешь купить, тот, кто спит в траве.
Карлсефни с Гудрид подошел поближе к рабам. На земле сидели три женщины: они пряли, не поднимая головы. Один из рабов плел веревку, а другой – спал. Карлсефни тихо промолвил:
– Гудрид, может, ты хочешь взять кого-то из этих женщин в Виноградную Страну?
«Нет, никого!» – собиралась уже ответить Гудрид, но не сказала этого. Трудное это дело – подыскать служанок, которые согласились бы отправиться в далекую страну. Кроме нее самой и Торкатлы, с ними ехали еще двое женщин: они были женами двух мужчин из команды Торхалла и Бьярни. У раба же иного выбора не будет… Гудрид все продолжала смотреть на трех женщин и в конце концов указала на черноволосую, примерно тридцати лет от роду. Рабыня эта сидела и пряла, ловко двигая худыми пальцами.
– Спроси у Скюва, как ее зовут и понимает ли она северный язык.
Скюв почесал в затылке.
– Ты ведь знаешь, каковы они, эти рабы: стоят как бараны и даже не ответят, как их зовут. Мы назвали эту женщину Эммой, и она прилично изъясняется на нашем языке, потому что переспала с доброй половиной норвежских моряков в Дублине. Хозяин ее клялся, что она многое умеет, а продал он ее потому, что она больше не привлекала клиентов. С ней на борту не будет никаких хлопот.
Гудрид подошла к Эмме и сказала:
– Мне нужна служанка, которая многое умела бы по хозяйству. Ты сможешь приготовить еду на большое количество человек?
Рабыня не отрывала глаз от веретена, но все же ответила с сильным, но приятным акцентом:
– Я долго помогала по хозяйству Герде Кожаные губы на Херьольвовом Мысе.
– И ты сумела поладить с тамошней хозяйкой, Торунн?
В черных глазах Эммы блеснуло презрение.
– Торунн никогда не появлялась на кухне.
– Так… А ты умеешь ухаживать за крупным и мелким скотом?
– У моего отца было много скота.
– И ты ему помогала?
Вновь в усталых глазах проскользнула презрительная усмешка.
– Я помогала шить своей матери… А потом родителей убили, и я оказалась в плену.
Гудрид задумчиво посмотрела на рабыню и повернула назад к Карлсефни и остальным.
– Мне понравилась Эмма, она разумная женщина и понимает по-нашему. Она нам подходит.
Скюв и Бьярни недолго торговались о Бревенном Мысе, и еще до захода солнца Эмма перешла к новым хозяевам. Она должна была помогать Торкатле до отправления в Виноградную Страну. Гудрид решила, что чем быстрее Эмма и Торкатла найдут общий язык, тем лучше.
– Твоя жена не тратит времени понапрасну! – усмехался Скюв, обращаясь к Карлсефни. – Поберегись, иначе через год у тебя появится столько ребятишек, что в доме повернуться будет нельзя!
Гудрид виновато улыбалась, но ее вовсе не радовало, что Бревенный Мыс был теперь продан, хотя и на выгодных условиях. Всякий раз, оказываясь в объятиях Карлсефни, она думала, что не может столь пылкая страсть не породить ребенка, подобно тому, как нельзя не выковать из раскаленного железа знакомую, узнаваемую вещь. Но она по-прежнему оставалась бесплодной.
Получилось так, что Лейв и Торкель должны были ехать в Исландию и Норвегию, когда Карлсефни и Бьярни предстояло отправиться на север. Стейн проводил теперь часть времени в Братталиде, чтобы получше исследовать само место и его окрестности, но больше всего он упражнялся в стрельбе из лука. Через тонкие стенки молочной кладовой Гудрид слышала глухие удары стрел, вонзающихся в мишень, которую Стейн подвесил во дворе, чтобы люди могли пострелять на досуге, и в сумерках после ужина у дома разносились одобрительные вьпсрики, язвительные насмешки, а на берегу слышался звон мечей. Гудрид не видела столько оружия с тех пор, как уехала из Исландии, и воинственные звуки приводили ее в трепет.
Однажды она разминала кусок масла, и взгляд ее упал на лук и колчан со стрелами, подаренные Арни. Они висели в молочной кладовой рядом с сырными формочками матери. Гудрид протянула передник Ауд и торопливо сказала:
– Я сейчас вернусь. Последи, чтобы молочная сыворотка хорошенько закисла.
У мишени стояли Стейн и Торкель. Гудрид вышла на двор с луком и сказала им:
– Думаю, мне тоже не мешает немного потренироваться. Если хотя бы половина из того, что мы слышали о Виноградной Стране, окажется правдой, то мне придется сидеть на крыше, вместо того чтобы обносить вас едой за столом…
Рыжие волосы Торкеля были мокрыми от пота, и он отступил в сторону.
– Ну что же, твоя очередь, Гудрид. Я, признаться, думал, что ты тренируешься только на людях!
– Да, если нет ничего другого, – насмешливо ответила Гудрид и отступила от мишени так, как учил ее когда-то Стейн. Натянув тетиву, она довольно отпустила ее и осторожно наложила в нее стрелу, а затем прицелилась.
– Опусти плечи, девочка! – крикнул Стейн. – Иначе попадешь не в мишень, а в овцу на лугу!
Вняв раздраженным интонациям в его голосе, Гудрид сделала так, как он велел, и послала стрелу прямо в яблочко. А потом повернулась к дому. Стейн схватил ее за руку и сердито спросил:
– Это ты называешь тренировкой? Один случайный удачный выстрел?
– У меня много дел по хозяйству… И потом, я не хочу мешать тебе с Торкелем.
– Я вовсе не поэтому рассердился на тебя, Гудрид, – сказал Стейн. – Я так надеялся, что ты поупражняешься, прежде чем уедешь в Винланд. Мне хочется, чтобы рука у тебя была твердой.
Гудрид заглянула в его серые глаза и улыбнулась:
– Ты говоришь так серьезно, Стейн. Что-то должно случиться?
– Ты всегда была отважной женщиной, Гудрид. Конечно, вы отправляетесь в богатую и заманчивую страну, но так просто ничего не достается.
– Ты боишься скрелингов? Ты рассуждаешь ну прямо как Карлсефни. Я тоже думала об этом, но Лейв не видел ни единого скрелинга в тех местах, где он построил дома. Да и люди Торвальда обратили этих скрелингов в бегство. А мы к тому же берем с собой вдвое больше людей, чем было у Торвальда.
– Да, но вы же не будете все время сидеть в домах Лейва. Вы будете исследовать новые земли, и никто не знает, как поведут себя скрелинги. И откуда тебе знать, может, они следили за Лейвом и его людьми, оставаясь незамеченными? Нет, думаю, тебе просто необходимо быть готовой и владеть луком, как и прежде. Надеюсь, ты еще не забыла, как я учил тебя наносить удар ножом, если на тебя напали?
– Я должна бить под ребра…
– Правильно, не забудь, что я тебе говорил.
Гудрид вновь завела этот разговор с Карлсефни, когда они вечером легли в постель, и он обнял ее за плечи. Он спросил:
– Ты боишься ехать в Виноградную Страну?
– Нет, я очень рада! Подумать только, оказаться в таком месте, где скот пасется на лугах круглый год! Я могу сидеть на дворе и шить и следить за малышами, а ты будешь учить старших, как обращаться с косой, чтобы накосить сена… Какой родной запах!
Она уткнулась носом в его шею, ощутив, как пульсирует в ней кровь. Кожа его была горячей и гладкой в том месте где кончалась борода. Карлсефни беззвучно улыбнулся и обнял ее за талию.
– Если нам повезет, то сено у нас не залежится. Но сперва надо постараться ради старшего.
Лейв в присутствии свидетелей передал хозяину Солнечной Горы право созывать тинг, пока сам он будет отсутствовать. Он надеялся, что кто-то из людей Эйнарова Фьорда сумеет заменить его в качестве хёвдинга, не захватив при этом себе власть целиком. В эти напряженные дни Лейв пребывал в хорошем настроении, и каждый вечер, перед тем как ложиться, он выходил на берег полюбоваться большими кораблями, блестящими от тюленьего жира и свежевыкрашенными.
И вот первые вьючные лошади двинулись к Фьорду, а Лейв стоял у дома вместе с Карлсефни и Гудрид и следил, как животные исчезают внизу, пыля по дороге. Лето выдалось засушливое, и Лейв даже приказал прорыть канавки, чтобы вода из озер стекала в сад. Кашлянув, он наконец сказал:
– Я подумал, Карлсефни, что нам с тобой можно договориться об общем ведении хозяйства на Песчаном Мысе. Ты видишь, что двор наш удобно расположен как раз на пути в Виноградную Страну, И здесь можно было бы вести выгодную торговлю. Мы могли бы вместе заняться этим. Я охотно куплю половину двора на тех же условиях, на каких мой брат купил часть двора Торстейна Черного. А прибыль мы поделим пополам.
Карлсефни хранил молчание, и Лейв продолжал:
– Всем будет только лучше, если я стану совладельцем хутора. Я собираюсь привезти сюда священника из Исландии. Мне не хочется, чтобы Гренландия отставала от материка, где уже утвердилась новая вера, которую исповедуют теперь так много могущественных людей. Но если норвежский король пришлет к нам своих людей, не спросясь у нас, то нам придется платить Норвегии налоги! Я скажу Олаву, что мы сами позаботимся о священнике… На Песчаном Мысе он никому не помешает… Он смог бы научить людей новой вере, а через лето он приезжал бы к нам, чтобы крестить народ и отправлять службы. А когда мы проложим маршрут отсюда в Виноградную Страну, то священник наш мог бы проповедовать людям и в тех далеких землях.
Гудрид украдкой посматривала на Карлсефни. Она уже успела рассказать ему о первом священнике в Братталиде, но муж ее так и не сказал, что он сам думает о людях, которых некоторые называют «торговцами новой верой».
Карлсефни медленно проговорил:
– Насколько мне известно, в Исландии не хватает священников и мало кто из них умеет заниматься делом. Большинство из них плохо представляют себе, что от них требуется, и они лишь исполняют волю хёвдингов, которые наняли их. Прежде чем ты привезешь сюда священника, Лейв, тебе самому стоит решить, чего ты ждешь от него. Будет ли это неопытный человек, который все будет исполнять по твоему слову, или же это будет ученый муж, иногда противящийся твоей власти.
– Я и сам думал об этом, – вздохнул Лейв. – Простофиль нам не надо, но вряд ли мне придется по вкусу, когда кто-то пойдет мне наперекор. Если священник будет жить на Песчаном Мысе, я буду спокоен. А кроме того, люди запомнят, что именно Песчаный Мыс является жилищем хёвдинга в Западном Поселении. Так что ты решил о продаже половины двора?
– Я отвечу тебе после ужина, – спокойно сказал Карлсефни. – Я понял твои замыслы и желания.
Гудрид медленно отошла от них, направившись к пригорку, откуда открывался вид на окрестности. Бревенный мыс, принадлежащий теперь Скюву и Бьярни, мирно раскинулся, освещаемый косыми лучами солнца. У берега стоял «Морской конь», которого купил Лейв. Набежавшие тучи отбрасывали тени на землю и фьорд, напоминая Гудрид сумятицу ее собственных мыслей. Ей казалось, будто она сама вот-вот исчезнет. Почувствовав руку Карлсефни на своем плече, она вздрогнула.
– Что ты думаешь о предложении Лейва, Гудрид?
– Мне нечего сказать.
Но он нетерпеливо продолжал:
– Мне нужен твой совет. Песчаный Мыс – твоя собственность. Ты там жила, и ты знаешь, во что можно оценить этот хутор.
Гудрид тяжело вздохнула и ответила:
– Мне понравилось предложение Лейва. Он всегда знает, чего он хочет! Так же было и в тот раз, когда он купил «Морского коня». Он хорошо заплатил мне. Но у меня просто не было иного выбора.
– Что касается Песчаного Мыса, то здесь у тебя есть выбор: Лейв не сможет купить половину двора, если ты не захочешь этого, а я не продам его без твоего согласия.
– Должна сказать тебе, что с Лейвом не так-то просто жить бок о бок на одном дворе, когда он сердит. Когда Фрейдис просилась поехать с нами в Виноградную Страну, ты сам говорил, что тебе придется идти Лейву наперекор.
– Лейв имеет полное право требовать, чтобы я согласился на его условия, если хочу жить в его домах в Виноградной Стране. Однако у него нет такой власти над Песчаным Мысом, если мы не уступим ему свою половину. И я должен еще подумать, прежде чем выполнить его просьбу!
Гудрид повернулась лицом к мужу и увидела, что вспыльчивость его никак не связана с ней лично. Ее охватило разочарование.
– Ты что же, считаешь, что мы так и будем торговаться?
– Единственное, что я могу решить, так это чтобы двор наш остался под надежным присмотром. И я слышал, что Белый Гудбранд никогда не подводил!
– Хорошо. А что ты думаешь о священнике?
– Лейв прав: нам в Гренландии нужен христианский священник, но тогда на тинге могут возникнуть распри. Ради собственной безопасности, да и Лейва тоже, священнику лучше жить не в Братталиде.
– Я поддержу тебя, когда ты будешь договариваться с Торстейном Черным о цене. Напомни Лейву, что его брат расширил и сам благоустроил двор, обновив многие постройки, так что это важно принять во внимание…
– Ты самая подходящая для купца жена, Гудрид!
– Так вот о торговле, Торфинн… Что мы сможем продать в Виноградной Стране, если потребуется?
– Если мы встретим скрелингов и они захотят торговать с нами, мы сможем предложить им красную шерстяную ткань. У нас ее много. Во всяком случае, она хорошо идет в Финнмарке. Но прежде всего нам необходимо подыскать себе участки земли для домов и пастбища для скота, который мы привезем с собой.
Карлсефни решил взять с собой молодняк с Песчаного Мыса, а некоторые люди из его команды приготовили для отправки овец и поросят с Эрикова Фьорда. Животных грузили на корабль, пока Гудрид и Карлсефни задержались на церковном кладбище, в последний раз прочитав «Отче наш» в Тьодхильдовой церкви. Визг и блеяние стояли такие, словно начался убой скота.
Гудрид смотрела на узкую плиту из песчаника на могиле Тьодхильд, вспоминая горделивый образ старой женщины. Невольно и она сама выпрямилась. Они прощались навсегда. В скором времени Карлсефни возьмет ее с собой, когда отправится торговать в Гренландию и Исландию… «Рассекающий волны», качающийся у берега, унесет их к удаче, богатству, к радости от встречи с друзьями и родичами.
Лейв с Торкелем уже стояли на берегу, чтобы проследить за погрузкой. Пряча улыбку в седой бороде, Лейв взял Карлсефни за руку и сказал:
– Надеюсь, в пути тебе будет сопутствовать удача, как и мне когда-то, и к тому же ты берешь с собой Асгрима Худого! Он наверняка сумеет помочь тебе отыскать могилу Торвальда.
– Если будет возможно, я перевезу тело Торвальда обратно в Братталид, – сказал Карлсефни ему в ответ, – но если не получится, он все равно останется лежать там, где он сам пожелал.
– После поездки в Норвегию я обязательно отправлюсь снова в Виноградную Страну, чтобы навестить могилу брата. Оставь мне парочку скрелингов, Карлсефни! Да помогут вам с Гудрид боги и удача.
Поцеловав Гудрид, Лейв неожиданно нежно сказал ей:
– Ты можешь сказать Белому Гудбранду, что в договоре не будет никакой разницы между ним и тобой, когда я стану владельцем половины Песчаного Мыса. Мы все хотим, чтобы именно он продолжал вести хозяйство.
Гудрид, улыбнувшись, ответила:
– А если ты пришлешь священника, Гудбранд сможет распоряжаться по-своему?
– Именно Гудрбанд будет принимать решения, – твердо пообещал Лейв.
Асгрим Худой выкрикнул что-то с корабля, и Карлсефни, махнув ему рукой, вновь повернулся к Лейву и Торкелю.
– Асгрим говорит, что отлив меняется. Спасибо за гостеприимство, Лейв. Ты оказал мне большую честь за все эти месяцы.
– Это ты оказал мне честь, остановившись погостить у меня, Торфинн. Не хочешь ли ты передать что-нибудь через меня твоему другу Снорри Годи, если я встречу его?
– Скажи им всем, что я счастлив, у меня хорошая жена и славный корабль. И если ты и Торкель окажетесь ненароком у Рябинового Хутора в Скага-Фьорде, то моя мать Торунн с радостью примет вас.
Гвалт на борту корабля указывал на царящую суматоху, и Гудрид была приятно удивлена, когда увидела, что и животные, и вся поклажа были аккуратно размещены под палубой, в серединной части судна, а Торкатла и Эмма сидят на палубе и прядут как ни в чем не бывало, словно они всю свою жизнь провели в море, а не на суше. Две другие женщины находились на другом корабле вместе со своими мужьями. Гудрид еще раньше встречала этих женщин: они жили у Хавгримова Фьорда, и им было около тридцати лет; они были крепкого сложения, сильные и, овдовев, вышли теперь замуж за людей из команды Бьярни.
Карлсефни произнес прощальную молитву, прося помощи у Тора и Белого Христа, а Гудрид позвала к себе Фафни, чтобы пес не мешал команде, путаясь в канатах. Сердце в ее груди билось в предвкушении нового и необычайного.
Огромный корабль плавно отошел от берега, – так спокойно и мягко, словно это потянулась кошка. Гудрид не отрываясь смотрела на Карлсефни. Корабль послушно повторял малейшее движение его руки на штурвале, словно живое существо. И Гудрид вспомнила, как она послушно отдавалась своему мужу по ночам.
«Лунный корабль» Бьярни и Торхалла тронулся в путь сразу же вслед за «Рассекающим волны», и теперь оба судна скользили по водной глади фьорда, держа курс на юг, а за ними следовали лодки, и люди, сидящие в них, кричали путешественникам последние напутствия и пожелания удачи.
В ясное, холодное утро, когда они поворачивали на север в открытом море, Гудрид оторвалась от приготовления рыбы и взглянула за борт: на темной полоске берега что-то ярко блеснуло. Она в волнении отправилась на корму к Карлсефни.
– Взгляни туда, Торфинн! Ты видишь, прямо на берегу сверкает лед? Это значит, что мы на полпути к Светлому фьорду!
– Ты уже шестой человек, кто говорит мне сегодня об этом, – добродушно ответил Карлсефни.
К ним подошел Торбранд сын Снорри.
– Пока я был дома в Исландии, ты успела раньше меня узнать это побережье, Гудрид!
– Пожалуй, это так, – сказала Гудрид, – но когда мы минуем Светлый Фьорд, перед нами окажутся совершенно незнакомые воды. Я рада, что Асгрим сумел уговорить поехать с нами еще троих, которые бывали в плавании вместе с Лейвом и Торвальдом. А когда мы с отцом плыли в Гренландию, у нас на корабле был только один, кто знал дорогу к ее берегам, и он умер как раз тогда, когда вдали замаячил берег!
– Насколько я понимаю, мы скоро потеряем берег из виду, – задумчиво произнес Карлсефни. – Все, кто охотился у Медвежьего Острова, говорят, что на другом берегу отражаются снежные горы, а Лейв предупреждал меня, что ранней осенью туман здесь держится реже, да и столкновение с льдинами нам не грозит. И все же нам следует подробнее распросить обо всех опасностях в пути Белого Гудбранда, когда мы пристанем к Западному Поселению. Надеюсь, он не смутится, когда к его берегу причалят два корабля с шестьюдесятью человеками на бортах!
– Я говорила тебе, что Гудбранд только порадуется гостям, да еще свежим вестям в придачу, – решительно оказала Гудрид. – за Песчаным Мысом есть холм, на котором удобно разбить палатки, и еще там есть большая яма с углями, в которой можно приготовить себе пищу, а во фьорде полным-полно рыбы!
Белый Гудбранд поплыл им навстречу на лодке. Он был необычайно доволен, и всем нашлось место: и кораблям у причала, и людям, остающимся на ночлег, и скоту на лугах. Люва и рабыня Унна охотно приняли помощь, которую предложили им Гудрид и остальные четыре женщины, и все вместе они принялись накрывать на стол.
Пока Гудрид сидела у очага, она обратила внимание на то, что Люва по-прежнему проворна и умела, несмотря на то что была на сносях. А кладовые были полны, так что Гудрид взяла еще еды с собой в дорогу. Оставшись вечером с Карлсефни наедине, Гудрид услышала, что муж ее нашел двор в прекрасном состоянии и оставалось только подобрать себе молодняк для поездки в Виноградную Страну. Карлсефни добавил при этом:
– Гудбранд показал мне отличного бычка. Пожалуй, его-то я и возьму на корабль.
Гудрид подумала, не стоит ли рассказать ему о волшебном камне, который все еще лежал на том месте, куда положил его Торстейн, и не взять ли камень с собой. Но потом она вспомнила, что там, куда они направляются, много таких камней. И если она сама не забеременеет на Песчаном Мысе, то в новой далекой стране у них уж точно родится ребенок.
По соседним хуторам быстро разнеслась весть о том, что на Песчаный Мыс пожаловал новый хозяин, а с ним – много народу. Бонды съезжались со всех концов, везя с собой палатки и провизию, готовясь провести тинг, ибо после смерти Торстейна сына Эрика накопилось множество жалоб и запутаных дел. И главным истцом был на тинге Эйсольв Беззубый – бонд, которого почти два года назад во время подсчета овец ранил Торстейн Черный.
Карлсефни попросил Гудрид рассказать все, что она знает об этом деле, но этого оказалось мало. Торстейн же Черный воспринял жалобу как шутку, ибо с тех пор на Песчаном Мысе случилось немало бед и об Эйсольве все и думать забыли.
Тогда Карлсефни, усмехнувшись, сказал:
– Если верить Эйсольву Беззубому, он был силачом и красавцем до того, как Торстейн ударил его своим мечом. Однако жена Эйсольва утверждает, что муж ее переболел в детстве цингой и потерял все зубы, а в викингские походы он перестал ходить потому, что ему отрубили голень. Что же касается других шрамов на его теле, то он, скорее всего, заработал их по дороге сюда, вроде овцы, к которой цепляется репейник. И единственный крохотный новый шрам на нем – именно тот, что оставил меч Торстейна Черного. И за это Эйсольв просит виру!
