5

Развалившись в кресле заведующего отделением, Кривокрасов нервно дергал рычаг массивной зажигалки на столе Перельмана. Из-под подпрыгивающей крышки черепа вырывалась струя пламени.

– Разрешите, Анатолий Федорович?..

– Где ты шлялся? – Он с трудом сдерживал гнев. – Я потерял из-за тебя все утро. Все утро коту под хвост!

– Простите.

– Что значит – простите? Это не детский сад.

Андрей молча стоял перед профессором, словно нерадивый ученик перед завучем. Что толку оправдываться? Да, опоздал. Но сегодня особенный день... Сказать ему, что они с Анжелой поженятся? А какой смысл? Кривокрасов не поймет этой маленькой радости. Да он Анжелу-то не знает. Его интересует только своя ненаглядная персона.

– Я всегда подозревал, Ильин, – произнес Кривокрасов, – что ты необязательный человек. На тебя нельзя положиться.

«Что он сказал? – поразился Андрей. – Кто необязательный?»

Обвинение было настолько несправедливым, что он потерял дар речи. Как Кривокрасов мог назвать его необязательным! Андрей приходил на работу раньше всех и уходил позже всех. Он сгорал от стыда, если не выполнял поручений, а потому всегда их выполнял. Он никогда не забывал, о чем его просили. Как можно назвать его необязательным!

– Не буду долго предварять, скажу в лоб. Университет собирается открыть лабораторию сновидений.

Вот и подтвердился слух, рассказанный Тюриным. Андрей огорченно сник. От радости после разговора с Анжелой не осталось и следа.

– А как же мы?

– Займемся препаратами от бессонницы.

– Но вы же понимаете, это не моя тема. Я не занимаюсь лекарствами.

– Кто сказал, что ты ими займешься? Твоя должность на кафедре будет сокращена.

Андрея бросило в холод.

Вот так неожиданно он лишился трети своего заработка. Конечно, о том, чтобы забыть о сновидениях, не могло быть и речи, он продолжит ими заниматься. Просто найдет другую кафедру... Хотя вряд ли кто-то поддержит исследования, для которых создана целая лаборатория. Поездка во Францию, естественно, отменяется. Ха-ха. Анжела уже составила список покупок. Боже, как обидно! Его выкинули на улицу в тот момент, когда создано учреждение, в котором он мог бы добиться успеха. Но путь туда закрыт, туда взяли своих да наших.

Андрей ощутил жестокое разочарование. Девять лет после окончания медуниверситета он упорно трудился. Все свободное время тратил исключительно на работу, стараясь чего-то добиться в этой жизни. Редко встречался с друзьями, не брал отпуска. Он точно не знал, чего добьется – званий, почета или денег, но был уверен в успехе. А еще ему нравилось заниматься сновидениями. Безумно нравилось. Эти исследования он любил, возможно, больше, чем Анжелу. Но за все девять лет в голову даже не приходила мысль, что можно разом лишиться всех перспектив. Что лайнер под названием «Успех» пройдет мимо.

– Руководство университета сочло невозможным продолжение твоей работы на кафедре, – невозмутимо добивал Кривокрасов. – Меня просили поговорить с тобой.

– Чего уж тут говорить! – расстроенно сказал Андрей.

– Тебе предлагают возглавить новую лабораторию.

У Андрея ослабли колени. Он застыл с раскрытым ртом, а ухмыляющийся Аптекарь выбрался из-за стола и стал трясти его руку, бормоча нечленораздельные поздравления. Какая сволочь. Чуть до инфаркта не довел, а теперь улыбается.

– Лабораторию сновидений? – переспросил Андрей осипшим голосом.

– Университет решил вплотную заняться ими. Отстали мы от американцев и французов, нагонять пора. Лаборатория будет сформирована через шесть месяцев. Средства пойдут частично из бюджета, частично от спонсоров.

– Потрясающе, – ответил Андрей, в голове которого снова и снова повторялось: «Тебе предлагают возглавить новую лабораторию».

Кривокрасов вернулся за стол:

– Теперь поговорим о нашем докладе на конференции во Франции.

Андрей непонимающе посмотрел на профессора.

Он не ослышался? Кривокрасов назвал доклад «нашим»? Если имеется в виду кафедра неврологии, которую они будут представлять на конференции, тогда понятно. Но если...

– О чем будет доклад?

– Я собираюсь написать о спектре исследований, проведенных мной...

Анатолий Ефимович покачал пухлым пальцем:

– Говори правильно. Мы делаем общее дело.

– ...проведенных нашей кафедрой, – выдавил из себя Андрей под удовлетворенный кивок профессора. Неужели через шесть месяцев он отпочкуется от Аптекаря? Не верилось в это счастье. – Тема доклада: «Ранняя диагностика патологических заболеваний по сновидениям». Я начну с исследований профессора Касаткина, подробно объясню, как мы развили его исследования, приведу примеры сновидений, показывающих заболевания на ранней стадии...

– Ранняя диагностика – это на восемьдесят процентов вылеченная болезнь, – влез Кривокрасов. – Не забудь вставить в текст.

– Хорошо. После теоретической части перейду к примерам. По сновидениям мы выявили на ранней стадии ишемию, геморрагические инсульты, аневризмы, опухоли внутренних органов, спинного и головного мозга.

– Все это хорошо, но тему нужно поменять, – сказал Кривокрасов. – Она должна быть броской и запоминающейся.

– Как поменять? – удивился Ильин. – Название точное, это именно то, чем я занимаюсь.

– Но доклад буду читать я.

Оторопевший Андрей уставился на неандертальца за столом Перельмана. Он впервые об этом слышал. Что за новость? Кривокрасов не занимается сновидениями, хотя... На память пришли совместные статьи, имя профессора, стоящее перед его именем. После конференции авторство работ будут связывать с тем ученым, который выступит с докладом. Кривокрасов легко и небрежно водрузил волосатую лапу на исследования Андрея.

– Но мы договаривались, что доклад прочту я, – возразил он.

– Ты слишком молод. Это международная конференция, для выступления нужен представительный ученый.

– Но это мои исследования!

– Не хочешь лететь во Францию? – невинно поинтересовался профессор.

Андрей промолчал.

– Если не хочешь, тебя заменит Ковальчук. Он не упрямый, как осел, подготовит доклад по другой проблеме, которой занимается кафедра.

Андрей не знал, что делать. Аптекарь безжалостно загнал его в угол.

– Слушай, Ильин... – Кривокрасов решил сменить тактику и улыбнулся, изображая своего парня. У акулы было бы больше шансов. – Ну что ты упрямишься? Через шесть месяцев ты возглавишь лабораторию сновидений и вплотную займешься исследованиями. А пока нужно показать, что наша кафедра не стояла в стороне, а сыграла важную роль в становлении этой перспективной работы... Или боишься, что я не упомяну о тебе в докладе? Неужели ты думаешь, я могу так поступить?

Андрей не думал. Он был уверен, что Кривокрасов так и поступит.

– Я хочу выступить сам, – упрямо произнес Андрей.

Улыбка исчезла с лица профессора. Глаза превратились в щели.

– Ты едешь в Париж, – с расстановкой сказал он. – Будь благодарен.

– Это мои исследования. Я потратил на них девять лет. Вы не имеете права отбирать мои исследования!

Опираясь ладонями на столешницу, Кривокрасов поднялся из кресла.

– Начальником себя ощутил, да? Власть унюхал? Неблагодарный! Я ему карьеру устраиваю... – Он обвел диким взглядом стены кабинета. – За границу с собой беру, а он мне заявляет!

– Вы едете на конференцию только потому, что вовремя втиснули свое имя рядом...

Воздух вокруг Кривокрасова, казалось, задрожал от злости.

– Ты что себе позволяешь, щенок!

Андрей застыл.

Ему тоже захотелось выпустить гнев, откровенно выложить все, что думает о профессоре. К счастью, возобладал разум. Андрей не ввязался в ссору, только побелел лицом.

– Если это все, что вы хотели сказать, – холодно ответил он, – тогда до свидания. Меня ждут больные.

Андрей вышел из кабинета, звучно хлопнув дверью. Уже в коридоре прислонился к стене и провел дрожащей рукой по лбу.

– Потише с дверью, – раздался голос Перельмана. – Месяц, как ремонт закончили. Угробите кабинет.

Заведующий неврологией как раз выходил из процедурной. Под мышкой торчал журнал учета лекарств, весь в закладках.

– Что мне всегда нравилось в ваших отношениях с Кривокрасовым, – сказал он, – так это тонкий дух товарищества и взаимопонимания.

– Мне предложили возглавить научно-исследовательскую лабораторию в университете.

– Я слышал об этом. – Миша пожал ему руку. – Поздравляю. Ты этого заслуживаешь.

– Так неожиданно. Я думал, ее возглавит кто-то из университета.

Перельман не спеша, по-сталински достал из кармана трубку и сдавил зубами мундштук. Он не курил давно, но привычка возиться с трубкой осталась. Взяв Андрея под руку, Миша повел его по коридору прочь от своего кабинета.

– А кто? – спросил он. – Исследование совершенно новое. Нужен ученый, который разбирается в этой области и может набрать подходящую команду. Где взять такого? А вот... – Он указал трубкой в сторону. – На кафедре неврологии чего-то там копаются со сновидениями. Давайте посмотрим... Кривокрасов? Его, кроме испытаний лекарств, ничего не интересует. Да и характер у Аптекаря известен, скверный характер... Ковальчук? Исследование механизмов сна. Уже теплее, но все равно не то. К тому же Дениска теоретик до мозга костей, в книжках копаться ему нет равных, но в остальном... Остаешься ты. Ты занимаешься именно теми исследованиями, ради которых организуют лабораторию. У тебя огромный практический опыт. Ты кандидат медицинских наук и отличный диагност, пашешь двадцать четыре часа в сутки на протяжении девяти лет. Организаторские способности присутствуют. Чего еще надо?

– Я не уверен, что потяну должность.

– Это хорошо. Значит, будешь преодолевать себя, чтобы не пасть в грязь лицом.

Они дошли до палат. Андрею было нужно к своим пациентам, Перельману к своим.

– У тебя все получится, – произнес Миша. – Единственное, о чем хочу предупредить: остерегайся Кривокрасова. Мы вместе учились, я его прекрасно знаю. Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь.

6

Экран монитора показывал комнату, погруженную в полумрак. Посреди комнаты стояла кровать, на которой, опутанный датчиками и электродами, спал худой мужчина. Рядом с изображением тянулись кривые физиологических параметров: кардиограмма, биотоки мозга, движение глазных яблок, кислород в крови, сокращение мышц.

– Побежал куда-то твой Константин Петрович, – сказала Ольга Савинская, медсестра при сомнологическом кабинете отделения функциональной диагностики.

– Побежал, – кивнул Андрей. – Это сновидение повторялось дважды. Он приводит внучку в террариум, расположенный в грязных подвалах. Аквариум питона разбит, а сам питон исчез. Константин Петрович ищет выход, но не может найти. Внучку удается высадить наружу через узкое окошко, но самому в него не пролезть. Он бежит по подвалам, задыхается, чувствует, что питон где-то рядом, ползет за ним в темноте и вот-вот набросится...

– Что тебя настораживает, Андрюша? – спросила Ольга.

– Сон повторяется. Питон все ближе. Не знаю, на что и думать. Болезнь развивается, но что это за болезнь? – Андрей задумчиво поглядел в монитор.

Сомнологический кабинет организовывали своими силами и при активном участии Ильина. Здесь обследовали тех, кто во время сна страдал нарушением дыхания и сердечной деятельности. Когда Андрею требовалось понаблюдать за сновидениями своих пациентов, он договаривался с завотделением, и ему выделяли окно в расписании. Как, например, сегодня.

– Говорят, идешь на повышение?

– И ты знаешь! – Он усмехнулся. – Похоже, меня последнего поставили в известность.

– Уволишься из областной?

Он пожал плечами:

– Пока не знаю.

– Жаль, если уволишься, – сказала Савинская, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили соблазнительные ямочки. – Неизвестно, кто придет вместо тебя. Может, какой-нибудь павлин. Лет пять потребуется, чтобы он превратился в нормального врача.

– Я был напыщенным павлином.

– Ты всегда был добрым. Слишком добрым...

– Хорошо, что у меня есть Кривокрасов.

– Да, этот компенсирует твою доброту.

Прерывистое кваканье вернуло их к монитору.

– Пульс скакнул, – сказала Ольга.

Константин Петрович во сне охнул и дернулся.

– Что он делает руками? – спросила Ольга, глядя на графики. – Во как двуглавые мышцы напряглись.

– За что-то дергает, – предположил Андрей, а в следующую секунду компьютер издал сигнал тревоги более громкий, чем предыдущее кваканье.

– Кислород, – указала Ольга. – У него остановка дыхания!

Андрей бросился к двери, опрокинув стул на роликах. Устройство кабинета не предусматривало прямую дверь из технического помещения в комнату пациента. Андрей оказался в маленьком тамбуре.

Торопясь, он дернул за ручку. И покрылся холодным потом.

Дверь не открылась. Не отошла защелка.

Ни он, ни опытная Савинская не могли ее запереть. Комната пациента вообще никогда не запиралась, он даже не представлял, как выглядит от нее ключ. Для защиты от посторонних существует крепкая наружная дверь. Но внутренние комнаты...

Внутри задыхался пациент, а лечащий врач стоял перед дверью и не мог ему помочь.

– Отойди, Андрей Андреевич! – деловито произнесла набегающая сзади Савинская. – Ты сильно давишь, защелку заклинило.

Ошеломленный Андрей отнял ладонь от ручки. Савинская быстро распахнула дверь, и они влетели в комнату.

Константин Петрович хватал губами воздух. На жилистой шее набухли вены. Он спал, силился вдохнуть... и не мог.

– Язык, – сразу определила Ольга.

– Вижу.

Андрей пропихнул в рот указательный палец и сдвинул запавший язык. Константин Петрович с хриплым присвистом втянул воздух, заморгал, приходя в сознание.

– Все в порядке, – сказал Андрей, присаживаясь на кровать. – Теперь все в порядке... Ух и напугали вы нас.

Пациент ошалело уставился на Андрея.

– Он... он набросился на меня, – невнятно заговорил Константин Петрович. – Питон набросился на меня! И стал душить! Господи, это было ужасно! Я не знал, что делать, не знал...

– У вас дряблое, рыхлое небо. Вдобавок во время сна западает язык, блокируя воздухоносные пути. Поэтому казалось, что вас душит питон. Это лечат лазером, операцию можно провести в нашей больнице.

Выпученные глаза страхового агента Константина Петровича уставились на Андрея.

– Доктор... сегодня я нашел выход.

– Правда? – Андрей проверил пульс – И что там было?

Савинская отлепила от груди пациента датчики, сняла шапочку с электродами.

– Там была странная дверь.

Андрей почувствовал себя так же, как пять минут назад, когда с отчаянием дергал за ручку, пытаясь войти к умирающему пациенту.

– Вы сказали – дверь? – переспросил он.

Константин Петрович кивнул.

– Не очень большая. В центре узор... похож на лабиринт в журнальчике моей внучки. Знаете, в таких нужно найти путь к центру, где сидит принцесса или чудовище.

Перед глазами Андрея вспыхнули обрывки собственного сна. Дверь, в которую он ударяет плечом, пытается подцепить за край...

– Вы пробовали ее открыть? – спросил Андрей изменившимся голосом.

– Пробовал. Но не смог. А потом питон набросился на меня, обвил, стал душить. Я хотел вдохнуть, но он не давал – все душил, душил...

В глазах страхового агента появилась паника. Андрей взял его за руку:

– Все в порядке. Думаю, в течение нескольких дней мы проведем операцию по подтяжке неба. Десять минут неприятных ощущений – и тревожащие сны уйдут.

7

В архив он спустился, держа под мышкой завернутые в пакет три бутерброда и бутылочку минеральной воды – фирменный обед доктора Ильина.

– Добрый день, Настасья Павловна!

Хранительница медицинского архива, шестидесятичетырехлетняя бабушка, оторвалась от газеты с телепрограммой, в которой отмечала маркером латиноамериканские сериалы, и подозрительно посмотрела через стойку.

– Чего надо?

– Вы не поверите, если скажу. – Андрей наклонился к ней и произнес заговорщицким шепотом: – Мне нужны истории болезни.

– Очень смешно, – ответила она без тени улыбки.

Ильин прочел из блокнота фамилии пациентов.

– Часть я сегодня выдавала, – заметила бабушка, надевая очки с огромными линзами.

– Кому? – удивился Андрей.

В дальнем углу читального зала он обнаружил Дениса Ковальчука, родственника по кафедре неврологии.

Денис всегда выглядел так, словно только проснулся. Халат мятый, шевелюра всклокоченная, глаза за стеклами очков красные. Как точно заметил Перельман, Денис был теоретиком до мозга костей, поэтому Андрей не особенно удивился, застав его в затхлом помещении архива. Ковальчук работал с историями болезни, а не с больными.

– Здорово, Денис! – сказал Андрей. – Каким ветром?

Ему показалось, что Ковальчук вздрогнул, когда поднял глаза. Наверное, от неожиданности.

– Андрей... – Его голос слегка дрожал. – Рад тебя видеть.

– Я тоже рад... Долго будешь работать? У тебя некоторые истории, которые я хотел глянуть.

– Как раз собирался поговорить по этому поводу. Слышал, ты возглавишь лабораторию сновидений. Поздравляю!

– Спасибо, – улыбнулся Андрей.

– Я, вероятно, тоже войду в состав...

– О! Буду только рад.

– Вот читаю твоих пациентов. Пытаюсь понять, чем ты занимаешься. Не возражаешь?

– Вовсе нет. Мне даже приятно.

– Тема потрясающая, – признался Ковальчук, поправляя очки. – Я нашел твои листочки с записями сновидений, вклеенные в истории. Особенно заинтересовали сновидения Самойлова и Политовой.

– Там простые случаи. Сорокачетырехлетний электромонтер Иван Самойлов лежал у нас в неврологии, восстанавливаясь после травмы позвоночника. Видел повторяющийся сон о том, как жена, умершая несколько лет назад, подавала на обед протухшую рыбу. Он всегда боялся своей жены, а потому не мог отказаться от блюда. Я предположил язвенную болезнь. Хотя Самойлов никогда не жаловался на расстройство желудка, эндоскопия подтвердила диагноз.

Ковальчук беззвучно изобразил губами: «Ух ты!»

– Политовой было за шестьдесят, она страдала склерозом и почти не помнила сновидений. Только какие-то обрывки. Они показались мне странными. Я несколько ночей дежурил возле ее кровати и будил в разные моменты быстрой фазы. Из кусочков сновидений, которые рассказала Политова, сложилась общая картина. В одних снах ей виделись деревья с набухшими почками, в других – как она плывет на лодке по мутной реке, а рядом плывут бочки. В обоих снах присутствовали карлики с изуродованными затылками... Я предположил аневризму.

– Ангиограмма, естественно, подтвердила аневризму.

– Еще какую!

Ковальчук кивнул. Поглядел на часы. Засобирался:

– Пожалуй, мне пора. Потом расскажешь подробнее?

– С удовольствием.

– Еще раз с повышением тебя.

– Еще раз спасибо, – улыбнулся Андрей.

Он сел на место Дэна, освободил от полиэтилена один бутерброд, откусил половину и, жуя, начал листать страницы. Записи двух-, трех-, четырехгодичной давности, сделанные его рукой, замелькали перед глазами.

Политова Ольга Вячеславовна, сорок пятого года рождения:

«Пыталась открыть деревянную дверь. Не смогла. Выход из дома оказался рядом, через другую дверь».

Израйлев Сергей Львович, шестидесятого года рождения.

«Низкая дверь. Постучался в нее, подергал за ручку...» Последние два слова, зачеркнуты, и далее следует: «Нет, дверь без ручки, но на ее поверхности странные узоры».

Андрей съел два бутерброда и запил минералкой. Взял следующую историю болезни.

Соломатина Татьяна Тимофеевна, пятьдесят восьмого года рождения.

Андрей перевернул лист и наткнулся на карандашный рисунок.

Соломатина оказалась художницей и кропотливо зарисовала эпизод из своего сновидения.

Старая, полуразрушенная церковь. Рядом темное, кряжистое дерево с ветвями, похожими на рога. Под деревом черный бык с красными, горящими глазами. Бык нападал на Татьяну Александровну, сбивал с ног и кусал за колени. Артрит в тяжелой форме...

В кирпичной стене церкви выделялась дверь. Центр украшен спиралью, края – узорами в виде волн.

Дверная ручка отсутствовала.

Он сдал истории болезни и в раздумьях вернулся на седьмой этаж в отделение неврологии. До встречи с Анжелой оставалось четыре часа.

До катастрофы не больше пятнадцати минут.

8

Прежде чем отправиться к пациентам, он заскочил в ординаторскую, чтобы оставить там последний бутерброд. Пригодится на полдник. А вообще, нужно питаться более основательно, иначе и ему будет сниться протухшая рыба.

Мобильник на поясе заиграл тему «атака акулы» из «Челюстей».

– Мама, привет! – сказал он, открыв трубку.

– В общем, так, Андрюша! – как всегда затараторила мама. – Юбилей пройдет в кафе «Прима» в следующую среду. Так что ждем вас Анжелой.

– Сколько вам? Ситцевая, что ли, свадьба?

– Ай-яй-яй. Такой молодой, а такой льстивый! Прекрасно знаешь – сколько.

– Извини, мам.

– Извинения принимаются подарками. Электрический чайник меня устроит.

Около секунды Андрей думал, стоит ли ей говорить. Не удержался:

– Мам, мы с Анжелой сегодня заявление подадим.

– Какое заявление? Неужели то, о котором я думаю?

Андрей подтвердил ее догадку многозначительной паузой.

– Господи, как я рада! – взвизгнула мама. – Это что же, зимой свадьба?

– Может, и раньше.

– Ну, Андрюшенька, сынок, сделал подарок старикам к юбилею!

– Ладно тебе, какие вы старики.

– Ведь так хочется с внучатами повозиться!

– Мама! Я могу и передумать.

– Молчу-молчу. Все, сынок, пока! Целую. Только отцу не говори, сама его огорошу.

Мама отключилась. Андрей с усмешкой убрал мобильный в чехол на поясе. Едва он отнял руку, как зазвонил телефон на столе.

– Алло?

– Мне Ильина. – Незнакомый женский голос.

– Это я.

– Здравствуйте. Шакина из отдела международных связей университета. Я звоню по поводу вашей поездки.

– Ох, простите, – вспомнил Андрей. – Сегодня же привезу анкету.

– Не торопитесь. Вы бы зашли документы забрали.

– Какие документы? – опешил Андрей.

– Свои на визу.

– Она готова? Так скоро?

– Нет. Вместо вас поступили бумаги на Ковальчука.

Андрея будто ударили, больно и неожиданно. Он уставился на бутерброд в руке, который не успел положить в шкафчик. «Остерегайся Кривокрасова, – всплыли слова Миши Перельмана. – Он злопамятный... Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь».

Сразу вспомнился Ковальчук, впервые за два года появившийся в клинике и читающий истории болезни пациентов Андрея. Вспомнились его дрожащие руки, сконфуженный взгляд. От неожиданной догадки по внутренностям пробежал нехороший холодок.

Кривокрасов...

– Так вы зайдете сегодня? – поинтересовалась Шакина, озабоченная своими конторскими проблемами.

– Нет! – воскликнул в трубку Андрей.

Он выскочил из ординаторской, не помня себя.

В ушах отдавались удары сердца. Взор заволокла пелена. Пациенты в коридоре шарахались от разгоряченного врача словно от шаровой молнии. Кто-то, кажется старшая медсестра Наталья Борисовна, окликнула его, но он не обернулся.

Перельман был в кабинете один, что-то писал. Его карие удивленные глаза поднялись на Андрея, когда тот ввалился в дверь.

– Где он? – спросил Андрей, задыхаясь от волнения и гнева.

– Поехал в университет, – ответил Перельман. – Андрей, что случилось?

Ильин не ответил.

Он спустился на лифте на первый этаж. На улицу выскочил даже не переодевшись, прямо в белом халате. Ярость переполняла его. Кривокрасов собирался выдать исследования Андрея за свои и похвастать ими в Париже. И если сам автор отказывался подготовить доклад, то просьбу кафедрального гуру с готовностью выполнит Ковальчук.

Асфальт... асфальт под ногами мелькал. Прохожие не оборачивались на спешащего куда-то молодого врача, бормочущего что-то под нос.

На другой стороне дороги он увидел нужную маршрутку и ринулся к ней через проспект, не заметив красный сигнал светофора... Что произошло дальше, Андрей не понял. Кажется, он споткнулся из-за спешки. Потом над ним выросла темная громада, заслонившая солнце. При виде ее Андрей даже не успел почувствовать страх. Только сон, стершийся из памяти поутру, предстал во всех красках, драматизме и пугающих совпадениях.

С другой стороны улицы пронзительно закричала женщина. Взгляд инстинктивно дернулся в ту сторону... а затем на голову Андрея обрушился сокрушительный удар.

Он взлетел в воздух, оставив на асфальте зашнурованные туфли. Перед глазами мелькнул борт с ироничной надписью «Похоронное бюро „Ангел“. И вспышка черноты заволокла сознание еще до того, как тело в белом врачебном халате рухнуло под ноги прохожим.

Глава вторая

«НЕТ МНЕ МИРА, НЕТ ПОКОЯ, НЕТ ОТРАДЫ»

1

Усталость.

Вот что он почувствовал, как только первая мысль поднялась из небытия. Невероятная усталость во всем теле, полное бессилие. Надо бы открыть глаза, но не хочется.

Что произошло?

Он не помнил. Ведь это произошло во сне, а сны быстро забываются при пробуждении. Кажется, он бежал от бури. Но не убежал. Невидимая рука схватила его, бросила в воздух, закружила... И еще он получил удар по голове куском асфальта. Или это случилось не в этот раз?

Он вдруг вспомнил причину. Кривокрасов! Его руководитель решил прочесть доклад о диагностике сновидений на конференции в... в... он не помнил где. Андрей отказался готовить доклад, и тогда Кривокрасов вписал в заявку Ковальчука. Дэна Ковальчука, неплохого в общем парня, но знающего об этих исследованиях не больше, чем о технологии изготовления силиконовых имплантатов.

Кривокрасов повел себя как последняя сволочь. Только Андрею сейчас это безразлично... все безразлично. Он больше не чувствовал ярости, погнавшей его через проспект Луначарского. Да и личность Аптекаря не вызывала эмоций. Усталость, вот что всецело владело Андреем.

Нужно все-таки открыть глаза. Бог с ним, с Кривокрасовым, лицемером в халате врача. У памятника Плеханову в шесть будет ждать Анжела. Они договорились пойти в ЗАГС. Это важно, важнее всего на свете. Анжела всегда злится, когда он опаздывает. Сколько сейчас времени? И где он?

Андрей открыл глаза.

Пространство вокруг заливала слепящая белизна. Это все, что он успел разглядеть. От внезапного головокружения пришлось зажмуриться. Переждав приступ, он снова разомкнул веки.

Белизны стало меньше. Андрей разглядел потолок, кусок стены, угол, где они соединялись... Знакомый интерьер. Он раньше бывал здесь... Так и есть, это палата интенсивной терапии. Андрей оказался в родной больнице в роли пациента. Ну и дела!

Рядом что-то пискнуло.

Он скосил глаза на монитор, показывающий энцефалограмму работы чьего-то мозга. Бета-ритм. Ого, мозговая деятельность этого человека активизировалась. До сего момента только редкие всплески – от силы четыре-пять герц, а теперь живенькие двенадцать. Счастливчик!

– Господи!

Он повернул глаза.

Рядом с его кроватью застыла молоденькая медсестра. Андрей посмотрел на нее, открыл рот, чтобы поздороваться, и провалился в беспамятство.

...Когда он вновь пришел в себя, вместо молоденькой сестры у кровати стояла Ольга Савинская. Его добрый друг из отделения функциональной диагностики. Он попытался произнести имя. Не вышло. Губы не слушались.

Ольга заметила попытку.

– Узнал меня, – обрадовалась она. – Узнал!

Ее мягкая ладонь коснулась щеки. Андрей почувствовал тепло и необыкновенную нежность.

– О... о-о... – произнес Андрей. Чтобы выдавливать гласные из груди, помощь губ почти не требовалась.

– Что, Андрюшенька?

– О-о... – Произнести слово не удавалось.

Ольга провела по щеке.

– Чувствуешь руку? – спросила она. – Если да – моргни.

Он медленно закрыл, потом открыл глаза.

– Ты узнаешь меня, ощущаешь прикосновение, отвечаешь на вопросы!! Это здорово.

– О-о... – промычал Андрей.

Руки не слушались. Безвольно лежали по обе стороны от тела, словно поленья. Черт возьми, да что с ними такое?!

– Хочешь что-то сказать?

Андрей оглядел палату. Как показать ей, что ему нужно? Не найдя вариантов, он с отчаянием посмотрел на Ольгу.

– Что ты хочешь? – спросила она с жалостью. – Это слово начинается на «о»?

Андрей замер с открытыми глазами.

– На «п»?

Андрей моргнул.

– «По»? Я тебя правильно поняла, да? «Пов» ... «пос» ... «поз» ... Поз? Да, «поз»?

Веки подтверждающе сомкнулись.

– «Позвать»? Правильно, да? Кого-то позвать?

Андрей вдруг увидел висящий у нее на шее мобильный телефон. Ольга проследила за его взглядом.

– Позвонить!

Он закрыл глаза и даже, как ему показалось, кивнул.

– Кому позвонить, Андрей? Маме, отцу? Кому?

– А-а... – произнес он. Господи, как трудно. Словно поднимаешься в гору с грудой камней на спине. – Аже-э...

Ольга смотрела на него пристально, с какой-то грустью.

– Анжеле? – спросила она. – Ты хочешь, чтобы я позвонила Анжеле?

«Да, да! – мысленно закричал Ильин. – Позвони ей, скажи, что я не приду!»

Ольга кивнула, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили заманчивые ямочки. Андрей увидел, как глаза медсестры заблестели от влаги.

«Не надо плакать, я жив», – хотел прошептать он, но сил на новую фразу не хватило. Андрей попытался поднять руку, но не смог. Все дело в проклятой усталости. Она будто связала его.

– Сейчас придет врач, – сказала Ольга.

Андрей провалился в темноту.

2

Когда он очнулся, у кровати сидел Перельман. Вид у заведующего неврологией был растрепанный. Врачебная шапочка отсутствовала, обнажив курчавые, кое-где пробитые сединой волосы. Галстук сбился. Незажженная трубка вываливалась изо рта. Перельман сильно волновался.

Сжав ладонь Андрея, он долго не отпускал ее.

– Ты выкарабкался, – говорил Миша. – Ты везучий сукин сын!

Андрей закрыл глаза.

– Он за час проскочил вегетативный статус, – сообщила медсестра. Снова та, которая наблюдала его пробуждение.

– Сейчас проверим, так ли это... Андрей, слышишь меня?

Он повторил испытанный сигнал глазами, но Перельману это не понравилось.

– Нет, – недовольно произнес Миша. – Словами ответь! На что тебе язык, доктор Ильин?