– Я почти уверен, что в молоко было добавлено снотворное. Поэтому они даже не пытались выскочить. И было найдено неопровержимое свидетельство поджога. – Его голос не дрожал. – Все решили, что дом поджег отец, но я-то знал, что этого не могло быть. Когда он отключался, то не меньше чем на восемь часов.
      – Но тот пожар был расценен как несчастный случай.
      – Город наш невелик, и у власти в то время находились хорошие друзья моего отца. Они решили, что правда лишь превратит в ад мою жизнь. Только когда мне исполнилось шестнадцать, я заставил их подтвердить свои предположения.
      – Ты совсем не такой, как он.
      – Достаточно, Джесс. – Он поцеловал ее в затылок. – Я больше не хочу говорить об этом.
      Гейб улыбался все чаще, и душа Джесс постепенно наполнялась счастьем. В таком состоянии она случайно столкнулась с Кори в магазине, и ей стало стыдно, что она забыла о его проблемах… Забыла о безжалостном увольнении, на которое пошел Гейб.
      Кори громко приветствовал ее. Подойдя, Джесс улыбнулась и ему, и маленькой девочке, которую он держал на руках.
      – Привет.
      – Это Кристи, моя дочь.
      – Рада встретиться с тобой, Кристи. Твой папа мне рассказывал о тебе.
      Кристи застеснялась и уткнулась лицом отцу в шею, но Джесс успела заметить улыбку девочки.
      – Кори, мне очень жаль, что все так случилось.
      Кори помотал головой.
      – Я сам виноват. Мистер Дюмон был прав, когда рассердился. Я бы тоже рассвирепел, если бы такое случилось с моей женой. Я хотел сказать вам, что бросил курить. Навсегда.
      – Это замечательно. – Джесс была удивлена его спокойствием. – Вы все еще хотите, чтобы я написала портрет Кристи?
      – Вы напишете? – Когда она кивнула, он просиял. – Вы можете это сделать по фотографии?
      – Конечно.
      – Только мы не скоро опять появимся здесь. Я приехал, чтобы забрать мою маму и Кристи. К лозам я еще не привык, но думаю, что трудиться на винограднике еще интереснее, чем на ранчо.
      Джесс почувствовала облегчение, что Кори нашел работу.
      – О, я рада за вас.
      – Ну, нам надо поторопиться домой. Приятно было поговорить с вами, миссис Дюмон.
      – Удачи вам на новом месте.
      Она уже собиралась повернуться, когда Кори хлопнул себя по лбу.
      – Я такой болван. – Он улыбнулся. – Я же хотел поблагодарить вас.
      – Меня? За что?
      – За то, что поговорили с мистером Дюмоном. Если бы он не позвонил своему другу в Марлборо, я мог бы искать работу вечно.
      Джесс кивнула, стараясь не показать своего изумления.
      – Счастливого пути.
      – Спасибо. И не волнуйтесь. Этот шанс я не упушу.
      Джесс остановилась в раздумье. Значит, Гейб не только услышал ее слова, но и выполнил просьбу. Но почему этот упрямец не сказал ей?
      Потому, что продолжал держать ее на расстоянии.
      И это ему на руку! Ее мужу – мужчине, который перенес потерю всех, кого нежно любил, – было намного легче принять ее недоверие, чем любовь и заботу.
      Губы Джесс сами собой начали раздвигаться в улыбке. Она раскусила его!
      Жаль, что так поздно.
      Джесс была готова рискнуть и открыть Гейбу свои чувства. Осталось только выбрать подходящий момент. Возможно, заветные слова она прошепчет ему сегодня ночью.
      – Скажи, Гейб, – спросила она после ужина, уютно устроившись на диване в его кабинете, – ты хочешь заранее знать, родится ли мальчик или девочка, или пусть это будет неожиданностью?
      – Я не хочу знать.
      – Да? А мне не терпится узнать пол ребенка.
      – Это не то, что я имею в виду. – Он положил факс, который внимательно читал. – Я сказал тебе, что не хочу быть отцом. Не вовлекай меня в то, в чем мое участие необязательно.
      Глядя в его непроницаемое лицо, Джесс старалась найти хоть какой-то намек на чувства.
      – Но, Гейб, теперь, когда мы все выяснили… Ты совсем не такой, как он. Ты не должен волноваться, что причинишь вред своему ребенку.
      Он обошел вокруг стола и стал перед нею.
      – Не пытайся подвергать меня психоанализу на основе того, о чем вообще ничего не знаешь. Я уже принял решение.
      Чувствуя, как страх леденит ей кровь, она встала.
      – Я тебе не верю.
      Он провел рукой по волосам.
      – Я не буду игнорировать ребенка, если это то, о чем ты волнуешься. Я только хочу, чтобы он как можно меньше находился рядом со мной.
      – И как наш ребенок сможет чувствовать себя любимым, если с раннего детства будет проводить почти все время в интернате? Его подбородок напрягся.
      – Я буду обеспечивать все потребности нашего ребенка.
      – Понятно. – Да уж, яснее сказать невозможно. – Любовь не является частью сделки?
      – Об этом никогда и речи не было.
      Она вздрогнула, почувствовав крушение всех своих надежд и мечтаний.
      – А я-то думала…
      Она покачала головой, сердясь на себя за то, что опять влюбилась в мужчину, который существовал лишь в ее воображении. Но на сей раз это не было безумным юношеским увлечением!
      Ужас охватил ее от мысли, как близко она подошла к тому, чтобы объясниться в любви мужчине, которому плевать на ее чувства. Охватив себя руками за плечи, она собрала все силы, чтобы не разрыдаться. Во всяком случае, не здесь и не сейчас.
      – И ты никогда не изменишься, да?
      – Почему ты ждешь, чтобы я изменился?
      Этот вопрос Гейба снова и снова звучал в ушах Джесс, когда она сидела на ступеньках здания, которое когда-то было ее домом. Однако ранчо ее родителей уже не владело всем ее сердцем. И ее новым домом стало «Энджел стейшн».
      Но этого оказалось недостаточно.
      Касаясь стен любимого дома, ради спасения которого она могла, как ей раньше казалось, пожертвовать чем угодно, она покачала головой.
      – Только не счастьем моего ребенка.
      Ее дитя не будет заложником фамильного ранчо. Да, ее сердце будет страдать, когда она уйдет и оставит землю родителей на милость застройщиков. Это она сможет пережить. Но никогда не простит себе, если будет стоять в стороне и смотреть, как ее ребенок растет несчастным. Видит бог, она сделала все, что могла.
      – Прости меня, папа. – Джесс положила руку на живот. – Прости, что я не сдержала своего обещания, но знаю, ты поймешь.
      И одна-единственная слеза скатилась по ее щеке.
      Она оказалась дурой. Во-первых, потому, что думала, будто сможет жить в браке, основанном только на сделке, и, во-вторых, потому, что приняла Гейбриела Дюмона за своего рыцаря в сверкающих доспехах. Он вовсе не рыцарь. Она опять ошиблась.
      Возможно, способность любить он потерял задолго до пожара, когда его сердцу непрерывно наносил раны его же собственный отец своим грубым обращением с матерью. Возможно, он разучился любить той ночью, когда «Энджел стейшн» стал огненным адом, поглотившим всех, кто был ему дорог.
      Или она просто не такая женщина, какую он мог бы полюбить.
      Одно Джесс знала точно: ее ребенок не будет страдать из-за ее же глупости.
      Она встала и пошла к машине. Уезжая, она позволила себе только раз взглянуть в зеркало заднего вида. И лишь когда дом исчез за поворотом, она остановила машину и разрыдалась.
      Джесс вновь обрела спокойствие к тому времени, когда вернулась на «Энджел стейшн». Ей не хотелось, чтобы Гейбриел видел ее слабой и жалкой. Она больше не была той сломленной девочкой, которая умоляла его спасти землю ее родителей. Наконец-то она повзрослела.
      Гейба в доме не оказалось, и Джесс испытала облегчение. В спальне она упаковала чемодан. Потом отнесла его вниз и пошла в студию, где начала собирать в маленькую сумку самое необходимое. Она решила попросить миссис Крофт прислать картины, когда найдет постоянное жилье.
      – Черт возьми, что ты делаешь, Джесс?
      Закрывая сумку, она взглянула на мужчину, который стал центром ее жизни за несколько коротких месяцев.
      – Я ухожу от тебя.
      Это прозвучало чересчур прямолинейно, но Джесс было все равно.
      Глаза Гейба опасно блеснули.
      – Если ты думаешь, что этот трюк заставит меня бежать за тобой, ты ошибаешься.
      Она прерывисто вздохнула.
      – Я ничего не жду от тебя, Гейб. Я отказываюсь от сделки с полным пониманием последствий. – Джесс заправила волосы за уши, скрестила руки на груди и не дрогнула под суровым взглядом мужа. – Я знаю, что ты продашь «Рендалл стейшн». И не собираюсь просить, чтобы ты этого не делал. По закону ранчо принадлежит тебе.
      – По условиям брачного контракта ты не получишь денег, потому что мы не были женаты в течение двух лет.
      – Мне не нужны твои деньги. Теперь, когда у меня есть источник дохода, я верну тебе долг и за Лос-Анджелес. И не беспокойся о будущем ребенка. Едва ли будет справедливо требовать от тебя финансовой поддержки, поскольку ты предпочел бы, чтобы я не была беременна.
      – Не говори глупости, Джесс. – Морщины залегли вокруг его губ. – Я не дам людям повода говорить, что я выбросил на улицу свою беременную жену.
      Джесс подняла сумку.
      – Прекрасно. Обеспечивай ребенка, это твое право, но мне от тебя не нужно ничего.
      Гейб продолжал стоять в дверях.
      – Но почему? Ведь год назад наш договор тебя вполне устраивал.
      То ли она устала скрывать свои чувства, то ли у нее еще теплилась надежда, что этот не знающий милосердия мужчина вдруг сделает шаг ей навстречу, но она решилась открыть ему правду.
      – Год назад я еще не любила тебя.

      Никакого шага ей навстречу Гейб не сделал. Он долго молчал, и Джесс пришлось собрать все силы, чтобы не рассказать ему, какие страдания испытывает.
      Она позволила ему донести багаж до машины, и он лишь поинтересовался, где она будет жить.
      – Я позвоню тебе, когда устроюсь.
      По правде говоря, она понятия не имела, где остановится. Единственное, что она знала, – ей необходимо уехать. По дороге к Кауваи она подумала, не пожить ли ей какое-то время у Мерри Теннер, но ее муж был другом Гейба, и Джесс сочла неприличным втягивать Теннеров в свои семейные проблемы.
      Она продолжала ехать куда глаза глядят, пока не наступила ночь.
      Усталость вынудила Джесс остановиться в мотеле. Сон долго не шел к ней. И по прошествии нескольких тяжелых, одиноких часов она, наконец, приняла неизбежное – она больше не может жить в Маккензи. Здесь она все время будет слышать о Гейбе, будет сталкиваться с ним на вечеринках и собраниях. А ей необходимо забыть его как можно скорее.
      Утром она направилась в аэропорт «Крайстчерч». Поставив автомобиль на стоянке, позвонила на «Энджел стейшн» и оставила сообщение на автоответчике, чтобы Гейб мог забрать машину.
      Потом набрала еще один номер.
      Гейб так сильно сжал телефон, что едва не раздавил его. Джесс не позвонила ему. Но тот, к кому она сбежала, чувствовал себя обязанным дать знать Гейбу, что его жена в безопасности. Иначе Гейб и не узнал бы, куда делась Джесс после того, как три дня назад оставила автомобиль в аэропорту.
      Записав адрес, он положил листок под пресс-папье и попытался сосредоточиться на проверке счетов. Жена оставила его и сделала это, по всей видимости, без малейших сожалений. Они заключили честную сделку, но Джесс нарушила условия. Однако он знал, что сам во всем виноват. Им не следовало заводить ребенка. Хотя, конечно, он готов поддерживать и Джесс, и своего наследника. Гейб не из тех мужчин, кто убегает от обязанностей.
      Ручка сломалась в его пальцах, и чернила залили счета. Выругавшись, Гейб выбросил обломки в корзину для мусора и отправился мыть руки. На обратном пути он зашел в студию Джесс, к которой не подходил со дня ее отъезда, включил свет и начал рассматривать картины.
      Он гордился тем, какая у него одаренная жена. Сельские и городские пейзажи были выполнены мастерски, но в портретах ее талант проявился в полную силу. Подлинная жизнь была передана на холсте кистью Джесс.
      Портрет Дамона висел рядом с другими, подтверждая ее слова, сказанные той ночью, в отеле. Джесс повзрослела, оставив в прошлом свою детскую любовь к мужчине, который никогда не был достаточно хорош для нее.
      И теперь она оставила мужа.
      Год назад я еще не любила тебя.
      Шум подъехавшего автомобиля отвлек его от воспоминаний, и Гейб надеялся, что это Джесс осознала свою ошибку и вернулась. Распахнув входную дверь, он вышел на веранду и увидел, что из машины выходит молодая женщина, но совсем не та, которую он хотел бы видеть.
      – Что ты здесь делаешь, Сильвия?
      – Я вернулась из Веллингтона и услышала, что Джесс ушла от тебя. – Сильвия положила руку ему на локоть. – Нам с тобой было хорошо вместе.
      – Это давным-давно в прошлом. Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь из нас лил слезы при расставании.
      – Мы могли бы возобновить наши отношения. – Она говорила спокойно, но настойчиво. – Я готова, и ты тоже. А она вовсе не та женщина, которая тебе нужна.
      Гейбриел не сомневался, что Сильвия согласилась бы не иметь детей. И она никогда не требовала бы от него больше, чем он был готов дать. Именно такими всегда и были их отношения – отношения двух взрослых людей, не желающих давать волю чувствам.
      – Нет, Сильвия. Ты не сможешь возобновить то, чего не было.
      Ее лицо побледнело.
      – Она никогда не будет тебя знать так, как я.
      Гейб понял, что с него хватит.
      – Ты знаешь о пожаре только потому, что однажды ночью подслушала разговор отца со старым судьей, – напомнил он ей. – меня ты никогда по-настоящему не знала.
      И никто, даже ее отец, не знал правды о том, кто на самом деле поджег дом.
      Гейб рассказал это только одному-единственному человеку – Джесс. Он верил, что она никогда не выдаст тайны, потому что она была нежна, честна и чертовски сильно любила его. Он понял это в тот день, когда сделал ей предложение.
      – Ты действительно думаешь, что Джесс может стать тебе хорошей женой?
      – Возможно, нет, – спокойно ответил он, – но я люблю ее и у нас будет ребенок.
      Рука Сильвия упала.
      – Однако ее здесь нет.
      А все потому, что он позволил ей уйти. Это была самая идиотская ошибка, какую он когда-либо совершал, но ее еще можно исправить. Джесс – его жена и останется ею.
      В этот раз он не позволит ей поступить по-своему.
      Когда Джесс позвонила Ричарду и спросила, где можно дешево снять квартиру, он настоял, чтобы она жила у него в доме, пока он будет в Австралии, и посоветовал ей пересмотреть свое решение и возвратиться к мужу. Она поймала Ричарда на слове и остановилась у него. Погрузившись в работу, Джесс делала эскиз за эскизом в маленьком блокноте, купленном в соседнем книжном магазине.
      Ее мысли часто обращались к эскизу, сделанному на последней странице блокнота, но она не позволяла себе смотреть на него. Однако так было только днем – ночью ее попытки забыть Гейба были безуспешны.
      После неизвестно какой по счету бессонной ночи она отправилась в галерею пешком, хотя собирался дождь. Открывая дверь, Джесс поискала глазами Трикси, помощницу Ричарда, надеясь где-нибудь позавтракать с ней.
      И замерла от неожиданности.
      – Гейб?
      Она начала копаться в сумочке, чтобы скрыть замешательство.
      – У тебя здесь назначена встреча?
      – Да, и очень важная. – Гейб подошел ближе.
      – Прогуляемся?
      Джесс была так потрясена его внезапным появлением, что вышла, не сказав ни слова. Лишь прохладный весенний воздух вернул ей способность мыслить здраво.
      – Что ты от меня хочешь? – Она пыталась сохранять безразличие, но ее усилия ни к чему не привели. – Я должна подписать бумаги на развод?
      Его глаза сверкнули, но он сдержался.
      – Трикси сказала мне, что поблизости есть парк. – Гейб направился в сторону зеленых насаждений, и Джесс неохотно последовала за ним. – А ты вообще-то собиралась позвонить мне?
      – Я хотела сначала найти квартиру. Подумала, что тебе будет нужно знать, куда переслать мои картины и вещи.
      На самом деле она не звонила, потому что не могла заставить себя говорить с ним. Рана была еще слишком свежей.
      Он сунул руки в карманы, и рубашка – та самая зеленая рубашка – натянулась на его широких плечах. Даже теперь Джесс пришлось сжать руки в кулаки, чтобы удержаться и не обнять Гейба.
      – И ты не подумала, что я могу волноваться о тебе?
      Желая выиграть время, Джесс осмотрелась. В парке никого не было – наверное, из-за погоды. Низкие свинцовые тучи в любой момент угрожали пролиться дождем.
      – Нет. – Она повернулась к нему. – Я знаю, что нахожусь в самом конце списка твоих приоритетов, где-то между конюшней и балансом твоего счета в банке.
      – Тогда почему ты любишь меня?

      – Не знаю! – закричала она. – Ты высокомерен, живешь сам по себе и все делаешь по-своему! Да если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я бы никогда не влюбилась в тебя! Он схватил ее за плечи.
      – Нет!
      – Ты не можешь ничем помочь мне, Гейб. – Прерывисто дыша, она положила руки ему на грудь и попыталась оттолкнуть его. – Но я хотела бы, чтобы у нас все сложилось иначе. Тогда я была бы счастлива и мое сердце не разрывалось бы на тысячу частей!
      Он не позволил ей оттолкнуть себя.
      – Если ты любишь меня, почему уехала? Ты могла бы оставаться на «Энджел стейшн». Ты можешь возвратиться хоть сегодня, и я не скажу ни слова.
      – Ты прекрасно знаешь, почему я здесь! – Она сжала кулачки. – Даже если бы я сама могла жить с мужчиной, который видит во мне лишь удобную…
      Его поцелуй не дал ей договорить. Страстный, крепкий, почти сердитый поцелуй застал ее врасплох, подхватил и закружил будто вихрь. Грянул раскат грома, но она не заметила – такая буря чувств бушевала в ней.
      – Я не могу жить без тебя.
      Она не ослышалась?
      – Что ты сказал?
      – Ты самая строптивая жена, какую можно себе представить. – Он взял ее лицо в свои ладони. – Ты постоянно споришь со мной. Ты не делаешь того, что я прошу тебя делать. Ты заставила меня погнаться за тобой так, как юноша бежит за своей первой любовью, и не покидаешь моих мыслей, хотя давно должна бы исчезнуть из моей памяти.
      Ее сердце билось так громко, что она едва слышала свой голос.
      – Я ничуть не жалею об этом.
      – Конечно, не жалеешь. – Он прижался лбом к ее лбу. – Возвращайся, Джесси. Дом стал пустым без тебя, и мне невыносима мысль, что я буду жить там один.
      Но она не собиралась так легко уступать. Джессике Бэйли Дюмон нужно все или ничего.
      – Но почему? Почему ты хочешь, чтобы я вернулась домой?
      – Ты моя жена.
      – Этого недостаточно.
      Он обнял ее крепче.
      – Несносная упрямица. Ты прекрасно знаешь, почему.
      Его голос дрогнул, и Джесс начала слабеть, словно уже услышала слова, которых он не мог вымолвить. Но ей было нужно, чтобы он произнес их вслух. Чтобы нашел в себе силы дать ей то, в чем она нуждалась.
      Она не была уверена, что он сможет.
      Но он смог.
      – Я люблю тебя.
      Время остановилось. Джесс коснулась дрожащими пальцами подбородка Гейба.
      – Почему ты говоришь таким тоном, словно не уверен в своих чувствах?
      Он сделал шаг назад.
      – А почему тебе обязательно все подвергать сомнению, Джесс? Просто прими, что я люблю тебя, и поедем домой.
      Капля дождя упала ей на щеку.
      – А ребенок, Гейб?
      Он убрал руки в карманы.
      – Мое решение осталось неизменным.
      К капле присоединилась другая, потом еще одна, и вскоре по щекам Джесс заструились настоящие потоки.
      – Но почему?
      Джесс интуитивно понимала, что если уступит сейчас, Гейб никогда больше не позволит ей заговорить об этом.
      – Потому что я не люблю детей и не хочу их, – бесстрастно произнес он.
      – Ты лжешь, – прошептала она.
      Гейб отвернулся, и Джесс поняла, что теряет его. Возможно, раньше она могла бы согласиться с таким решением. Но растущий в ней младенец требовал, чтобы она боролась за его счастье.
      Гейб повернулся к ней. Его глаза были наполнены болью.
      – Они могут умереть. Дети маленькие, слабые и хрупкие. И я не могу защищать их каждую секунду.
      И в этот миг Джесс стало ясно – Гейбриел просто боится любить!
      – Но если ты можешь любить меня, почему не можешь любить нашего ребенка? В конце концов, я тоже в любой момент могу умереть, – тихо сказала она. – Нет никаких гарантий.
      Ее слезы смешивались с холодной водой, льющейся с небес. Гейб вцепился руками себе в волосы.
      – Ты знаешь, как мне было трудно признаться самому себе, что я люблю тебя? В том пожаре я потерял такую большую часть своего сердца, что почти ничего не осталось.
      Джесс протянула руку, но Гейб отвернулся и упал на колени.
      С разрывающимся сердцем она подбежала к нему и тоже опустилась на колени – лицом к нему.
      – Я был их героем, – глухо сказал он. – Я был обязан их спасти.
      – Гейб…
      – Ты сильная, Джесс, чертовски сильная. Я верю, что ты сможешь сама позаботиться о себе, когда меня не будет рядом. А малютка сможет?
      – Меня тоже приводит в ужас мысль, что с нашей крошкой может случиться что-то плохое, – призналась она. – Но у меня нет выбора. Да и у тебя нет. – Она взяла руку Гейба и прижала к своему животу. – Этот ребенок будет звать тебя папой, подражать тебе и считать тебя героем, потому что ты на самом деле герой. И помешать этому ты не в силах.
      Он замотал головой и отдернул руку.
      – Нет.
      Бессилие и паника грозили задушить ее, но внезапно она увидела свет в конце туннеля.
      – Гейб, – она положила руки ему на плечи, – неужели ты действительно полагаешь, что сможешь послать своего ребенка, совсем маленького, в интернат, доверив его драгоценную жизнь незнакомым людям? Ты будешь спокойно спать после этого? Не лучше ли самим заботиться о нем?
      Лицо Гейба стало белым как мел.
      – О боже!
      – Ты обязательно полюбишь нашего ребенка, – уверенно произнесла она.
      Гейб покачал головой.
      – Нет. Но в одном ты права. Я никуда не отошлю малыша. Это все, что я могу. А любить его будешь ты одна.
      – Хорошо, Гейб. Хорошо. Пусть будет так.
      Скрепя сердце Джесс решила уступить. Ее потрясла глубина чувств мужа. Гейб наделен редкостным даром любить так сильно и самоотверженно, что потеря тех, кого он любил, едва не убила его. Но он нашел в себе силы признаться Джесс в любви, и его мужество смирило ее. Это же самое мужество даст ему силы открыть свое сердце и их ребенку. Джесс не сомневалась, что как только Гейб увидит младенца, он поймет, как сильно ошибался.
      – Джесс. – Снова взяв ее лицо в ладони, Гейб поцелуями стер капли дождя с ее губ. – Если ты опять оставишь меня, я за себя не ручаюсь.
      Она засмеялась. Дождь кончился, и из-за туч снова выглянуло солнце. Гейб встал и помог подняться Джесс.
      – Пойдем, тебе надо обсохнуть. Мы не можем рисковать твоим здоровьем.
      И она увидела, как его взгляд опустился ей на живот.
      Переплетая свои пальцы с его пальцами, она улыбнулась. Бедный, бедный Гейбриел, привыкший всегда поступать по-своему! Он, видно, еще не понял, что неудобная жена собирается сделать его жизнь еще более непредсказуемой…

* * *

      Джесс ошиблась. Ее муж не полюбил их ребенка с первого взгляда.
      Гейб полюбил Рейфиела Майкла Дюмона уже на восьмом месяце ее беременности.
      Улыбаясь воспоминаниям о том, с каким трепетом Гейб впервые взял на руки их малыша, Джесс разрезала пополам бутерброд с арахисовым маслом и протянула половину мальчику, подпрыгивающему от нетерпения.
      – Держи, мой сладенький.
      – А папе?
      Этот вопрос сопровождал каждый прием пищи их трехлетнего сына. Гейб уже привык, что его кормят в странное для взрослого время.
      – Папа в кабинете.
      – Я знаю.
      И малыш убежал.
      Поставив на поднос две чашки кофе и горячий шоколад для Рейфа, она медленно пошла за ним. В кабинете ее сын стоял около дивана, где сидел Гейбриел, и смеялся тому, что говорил отец, но в глазах мужа Джесс не увидела веселья. Вместо него была такая ранимость, что ее сердце сжалось. Она знала, что так будет всегда. И неважно, признает он это или нет, но именно поэтому он лучший в мире мужчина и замечательный отец.
      Откусив бутерброд, который принес сын, Гейб взъерошил его темно-рыжие волосы. Рейф подпрыгнул, залез на диван и уселся рядом с отцом. Гейб редко говорил о своей любви к сыну, но слова Рейфу и не были нужны.