1

— Необычен день, мой лорд, когда Короналу приходится являться просителем к Королю Снов, — сказал Слит, прикрывая лицо ладонью от знойного ветра, беспрестанно дувшего навстречу со стороны Сувраеля. Через несколько часов им предстояло сойти на берег в Толигае, крупнейшем порту южного континента.

— Не просителем. Слит, — спокойно возразил Валентин. — Собратом по оружию, которому требуется помощь в борьбе с общим врагом.

Карабелла удивленно переспроси на:

— Собрат по оружию, Валентин? Я еще не слышала от тебя столь воинственных слов.

— Разве мы не на войне?

— И ты будешь сражаться? И убивать своими собственными руками?

Валентин пристально посмотрел на нее, не поняв, подзуживает она его или нет; но ее лицо выражало обычную безмятежность, а в глазах читалась любовь. Он ответил:

— Тебе известно, что я не стану проливать кровь. Но есть другие способы вести войну. Однажды я уже сражался, и ты была рядом; разве я убивал?

— Но кто был тогда среди врагов? — нетерпеливо вмешался Слит. — Ваши друзья, введенные в заблуждение обманом метаморфов! Элидат, Тунигорн, Стасилейн, Миригант — все они были на противоположной стороне, вы мягко обошлись с ними! Вы не имели ни малейшего желания убивать таких людей, как Элидат или Миригант, и хотели привлечь всех на свою сторону.

— Доминин Барьязид не относился к моим близким друзьям, но и его я пощадил: думаю, сейчас мы будем тому рады.

— Да, то был чрезвычайно милосердный поступок. Но теперь

— Слит!

— Я называю их так, как они того заслуживают, мой лорд! Они поклялись уничтожить все, что мы возвели в нашем мире.

— В их мире. Слит, — поправил Валентин. — Не забывайте, что это их мир.

— Был их, мой лорд. Они проиграли его нам из

— Неужели мы опять возобновим этот бесконечный спор? — взволновалась Карабелла, не пытаясь скрыть раздражение. — Зачем? Вам что, слишком легко дышится на суховее с Сувраеля, чтобы еще напрягать легкие ради бесплодной болтовни?

— Я имел в виду, миледи, лишь то, что война за реставрацию была войной, которую можно было выиграть мирными средствами, дружеским рукопожатием, братским объятием. А теперь у нас совсем другой противник. Этот самый Фараатаа насквозь пропитан ненавистью, и он не успокоится, пока мы все не погибнем. Как вы думаете, можно ли его победить любовью? А вы, мой лорд?

Валентин смотрел в сторону.

— Мы будем использовать те средства, которые окажутся наиболее подходящими, — ответил он, — чтобы восстановить целостность Маджипура.

— Если вы искренни в ваших словах, — мрачно заметил Слит, — то должны готовиться уничтожить врага. Не просто загнать в джунгли, как это сделал Лорд Стиамот, а извести их, искоренить, навсегда устранить угрозу нашей цивилизации, которую они…

— Извести? Искоренить? — Валентин рассмеялся. — В ваших речах есть что

— Не надо воспринимать его буквально, мой лорд, — сказала Карабелла.

— Нет, надо! Верно, Слит?

Пожав плечами. Слит ответил:

— Вы же знаете, что моя ненависть к метаморфам не выдумана мной, а навязана мне посланием — посланием из той самой страны, куда мы сейчас направляемся. Но независимо от этого я считаю, что они должны заплатить жизнями за уже причиненный вред. Я не раскаиваюсь в своих мыслях.

— И вы пожертвуете миллионами за преступления вождей? Эх, Слит, Слит, да вы представляете для нашей цивилизации большую угрозу, чем десять тысяч метаморфов!

Кровь прилила к бледным щекам Слита, но он промолчал.

— Вас обидели мои слова, — сказал Валентин. — Извините.

Слит произнес сдавленным голосом:

— Короналу не нужно просить прощения у кровожадного варвара, который ему служит, мой лорд.

— Я не собирался насмехаться над вами, а лишь выразил свое несогласие.

— Пусть тогда останется несогласие, — сказал Слит. — Будь я Короналом, я бы их всех перебил.

— Но Коронал — я, по крайней мере, в некоторых частях этого мира. И пока я им являюсь, я буду искать способы выиграть войну по возможности без искоренения и истребления кого бы то ни было. Вы не возражаете, Слит?

— Все пожелания Коронала приемлемы для меня, мой лорд, и вы это знаете. Я говорю лишь о том, что сделал бы, если бы был Короналом.

— Да убережет вас Дивин от подобной участи, — с легкой улыбкой заметил Валентин.

— А вас, мой лорд, — от необходимости отвечать насилием на насилие, поскольку, как я знаю, это противно вашей натуре, — ответил Слит с еще более легкой улыбкой и церемонно отсалютовал. — Скоро мы прибудем в Толигай, и мне нужно отдать немало распоряжений относительно вашего размещения. Позвольте удалиться, мой лорд.

Валентин какое

Сувраель! Одно название вызывало трепет!

Он никогда не думал оказаться здесь, на этом пасынке среди континентов Маджипура, малонаселенной территории, скопище унылых пустынь, почти начисто лишенных растительности и вызывающих самые мрачные чувства. Сувраель настолько отличался от Цимроеля и Алханроеля, что казался осколком другой планеты. Хотя на нем и проживало несколько миллионов жителей, сосредоточенных в наиболее пригодных для обитания местах, в течение нескольких столетий Сувраель поддерживал с остальными двумя континентами лишь самые незначительные связи. Чиновники центрального представительства, которых посылали сюда с различными поручениями, воспринимали поездку как наказание. Немногие из Короналов бывали здесь. Валентин слышал, что тут был Лорд Тиверас во время одной из великих процессий, да, кажется. Лорд Кинникен попал однажды сюда таким же образом. Вдобавок, разумеется, необходимо вспомнить знаменитый подвиг Деккерета, бродившего по пустыне Украденных Снов в сопровождении основателя династии Барьязидов, но то случилось задолго до того, как Валентин стал Короналом.

С Сувраеля исходили всего три вещи, которые сколько

Метаморфы, чья первая неудачная попытка мятежа на заре правления Валентина провалилась, понимали силу Короля Снов, и, когда заболел старик Симонан, глава дома Барьязидов, они подменили умирающего одним из своих агентов, следствием чего стал захват трона Лорда Валентина младшим сыном Симонана Доминином, который и не подозревал, что на эту авантюру его толкнул не родной отец, а изменивший обличье метаморф.

Да, подумал Валентин, Слит прав: в самом деле странно, что Коронал вынужден обращаться к Барьязидам чуть ли не с протянутой рукой в тот момент, когда его трон вновь зашатался.

На Сувраель он попал почти случайно. Для возвращения из Пьюрифайна Валентин избрал юго

Население Беллатюла составляли в основном хьорты: рассудительные мрачноватые существа с глазами навыкате, большие рты которых заполняли ряды упругих жевательных хрящей. Большинство из них зарабатывало на жизнь морскими перевозками: они получали товары, производимые по всему Маджипуру, и переправляли их на Сувраель в обмен на скот. Но всемирные бедствия стали причиной снижения производства товаров и почти полного прекращения сообщения между провинциями, и беллатюлские купцы оказались чуть ли не у разбитого корыта; однако, они, по крайней мере, не голодали, поскольку провинция в основном обеспечивала себя продуктами по большей части за счет обильного рыболовства, а довольно скромное сельское хозяйство осталось практически не затронутым болезнями, свирепствовавшими в других регионах. Поэтому провинция сохраняла спокойствие и верность центральному правительству.

Валентин надеялся найти здесь судно, чтобы добраться до Острова, где он собирался посоветоваться с матерью относительно того, как ему действовать дальше. Но судовладельцы Беллатюла твердо стояли на своем, отговаривая его от плавания на Остров. «Уже несколько месяцев отсюда не уходил на север ни один корабль, — твердили ему. — Все из

Валентина страшила возможность оказаться запертым в отдаленном Беллатюле. Возвращаться в Пьюрифайн не имело смысла, а предпринимать любое путешествие по суше через провинцию метаморфов в обширные центральные территории континента было рискованно и обещало занять много времени. Но представилась еще одна возможность. «Мы можем доставить вас на Сувраель, мой лорд, — сказали судовладельцы. — Драконы в южных водах вообще не появлялись, и путь остается свободным». Сувраель? Идея, на первый взгляд, представлялась весьма необычной. Но потом Валентин подумал: «А почему бы и нет?» Помощь Барьязидов могла бы пригодиться; во всяком случае, не стоит отвергать затею вот так, сразу. Кроме того, возможно, что найдется какой

Итак, Сувраель. Путешествие оказалось недолгим. И вот флот беллатюлских купцов, что на всем протяжении плавания боролся с обжигающим встречным ветром, вошел в гавань Толигая.

Город, раскаленный полуденным солнцем, производил гнетущее впечатление и представлял собой унылое скопление одно— и двухэтажных строений грязноватой расцветки, вытянувшихся в линию вдоль берега, а от побережья доходивших до отдаленной гряды невысоких холмов, что обозначали границу между прибрежной равниной и суровой пустыней внутренних районов. Когда королевская свита сходила на берег, Карабелла с ужасом посмотрела на Валентина, ответившего ей ободряющей, но не слишком убедительной улыбкой. Сейчас казалось, что Замковая Гора находится отсюда не в десяти тысячах, но в десяти миллионах миль.

Но во дворе здания таможни их ожидали пять великолепных флотеров, украшенных широкими пурпурными и желтыми полосами. То были цвета Короля Снов. Возле флотеров стояли охранники в ливреях тех же цветов. Когда Валентин и Карабелла подошли поближе, из первого флотера вылез высокий могучего вида мужчина с густой черной бородой с проседью и медленно, слегка прихрамывая, направился им навстречу.

Валентин хорошо помнил эту хромоту, потому что когда

— Добро пожаловать, мой лорд, — с большой теплотой произнес Доминин Барьязид. — Ваш визит, на который мы надеялись столько лет, — большая честь для нас.

В высшей степени смиренно он сделал Валентину знак звездного огня — как заметил Коронал — трясущимися руками. Да Валентин и сам был далек от спокойствия, поскольку возможность снова лицезреть свое первое тело, теперь, когда оно принадлежит другому, вызвала странное волнение. После поражения Доминина он не стал искушать судьбу и потому не стремился заполучить свое тело обратно, но все равно, чужая душа, смотревшая на него его же глазами, приводила его в сильное замешательство. Так же странно и волнительно для него было видеть перед собой узурпатора, полностью искупившего грехи и смывшего с себя клеймо предателя, столь искреннего в своем радушии.

Кое

И потому было бы совершенно бессмысленно налагать какое угодно наказание на этого совершенно раздавленного обстоятельствами человека. Вернув себе трон, Валентин помиловал Доминина и передал того его родичам, чтобы он мог вернуться на Сувраель. Здесь он долго выздоравливал. Несколько лет спустя он умолял позволить ему приехать в Замок, чтобы попросить прощения у Коронала. «Я уже простил вас», — ответил тогда Валентин, но Доминин все равно приехал и, насколько можно было судить, с чистым сердцем преклонил колени в тронном зале Конфалума во время приема и снял груз предательства со своей души.

Теперь, подумал Валентин, положение вновь полностью переменилось: я стал беглецом и ищу приюта во владениях Доминина.

Доминин сказал:

— Мой царственный брат Минакс послал меня, мой лорд, сопроводить вас во Дворец Барьязидов, где вы будете нашим гостем. Прошу вас ко мне, в головной флотер.

Дворец располагался довольно далеко от Толигая, в суровой и печальной долине. Валентин иногда видел его во сне: зловещее, угрожающего вида здание из темного камня, увенчанное фантастическим переплетением остроконечных башен и угловатых парапетов. Его явно строили с таким расчетом, чтобы оно внушало страх.

— Ужасно! — шепнула Карабелла, когда они подъехали поближе.

— Подожди, — ответил Валентин. — Подожди немного.

Они миновали массивные, мрачные опускные решетки и оказались внутри, где ничто не напоминало о неприятном, отталкивающем фасаде дворца. В просторных внутренних двориках эхом отдавалось нежное журчание фонтанов, а прохладные, насыщенные ароматами ветерки заменяли здесь испепеляющую жару внешнего мира. Когда Валентин и Карабелла вышли из флотера, они увидели ожидавших их слуг с охлажденным вином и шербетом, услышали музыкантов, игравших на сладкозвучных инструментах. Их встретили двое мужчин, облаченных в свободные белые одежды. Один из них был бледнее лицом, имел мягкие черты и округлый живот; второй, загорелый почти до черноты под пустынным солнцем, был худощав и обладал орлиным профилем. Голову худощавого венчала сверкающая золотая диадема — знак Владык Маджипура. Валентину не нужно было представлять Минакса Барьязида, ставшего Королем Снов после своего отца. Вторым был, по всей видимости, его брат Кристоф. Оба сделали знак звездного огня, и Минакс пошел навстречу Валентину, чтобы собственноручно предложить ему пряного голубого вина.

— Мой лорд, — заговорил он, — в нелегкое время вы навещаете нас. Но мы от всей души приветствуем вас, какой бы мрачный момент мы ни переживали. Мы перед вами в неоплатном долгу, мой лорд. Все, что у нас есть, принадлежит вам. Все, чем мы располагаем, находится в вашем распоряжении. — Он явно заранее готовился к этой речи и, судя по тому, как гладко она прозвучала, тщательно отрепетировал ее. Но потом Король Снов подался вперед, его жесткие, мерцающие глаза оказались в нескольких дюймах от лица Валентина, и уже другим, более глубоким, задушевным голосом он произнес:

— Вы можете оставаться здесь столько, сколько сочтете нужным.

Валентин спокойно ответил:

— Вы неправильно меня поняли, ваше высочество. Я прибыл к вам не для того, чтобы просить убежища, а для того, чтобы добиться вашей помощи в предстоящей борьбе.

Король Снов, похоже, несказанно удивился.

— Конечно, я помогу вам всем, что в моих силах. Но неужели вы видите хоть малейшую возможность преодолеть тот хаос, который обрушился на нас? Я должен вам сказать, мой лорд, что очень пристально наблюдал за миром с помощью вот этого… — он прикоснулся к своей диадеме, — и не вижу никакой надежды, мой лорд, ни малейшей надежды.

2

За час до заката в Ни

— Таллимон! Таллимон! Лорд Таллимон! Таллимон! — Эти громогласные радостные вопли прокатились по склонам окрестных гор хребта Гимбелия и захлестнули тихие пределы Парка Легендарных Животных подобно огромной, беспрепятственно распространяющейся волне.

Уже третий день шли демонстрации в честь самого нового из новоявленных Короналов, и сегодняшний взрыв эмоций был самым яростным из того, что происходило до сих пор. Вполне вероятно, что чествование сопровождалось волнениями, грабежом и разрушением всего и вся. Но Ярмуз Хитайн тревожился о другом. Сегодня он пережил один из самых страшных дней за все время своей службы в качестве смотрителя парка: покушение на то, что он полагал достойным, разумным и здравым; какой смысл теперь волноваться из

На рассвете этого дня Ярмуза Хитайна разбудил юный помощник смотрителя, который робко сообщил:

— Вернулся Винголь Найила, сэр. Он ждет у восточных ворот.

— Он привез с собой много?

— О, да, сэр! Три транспортных флотера набиты под завязку, сэр!

— Сейчас иду, — сказал Ярмуз Хитайн.

Главный зоолог парка Винголь Найила последние пять месяцев провел в экспедиции в подвергшихся бедствию северных районах центрального Цимроеля. Ярмузу Хитайну он не слишком нравился, поскольку в нем всегда проявлялись нахальство и самодовольство, а когда он подвергался смертельной опасности во время преследования какого

Экспедиция, очевидно, оказалась успешной. Подойдя к восточным воротам, Ярмуз Хитайн увидел Найилу, с деловитым видом расхаживавшего вдоль дальнего конца энергетического поля, которое не впускало непрошеных гостей и не выпускало редких животных. Находясь вне зоны, имевшей вид розоватой дымки, Найила наблюдал за разгрузкой многочисленных деревянных контейнеров, из которых доносились всевозможные звуки: шипенье, рычанье, жужжанье, гуденье, повизгивание. При появлении Хитайна Найила закричал ему:

— Хитайн! Вы не поверите, что я привез!

— Неужели? — откликнулся Хитайн.

Процедура поступления, кажется, уже началась: весь оставшийся персонал занимался переноской ящиков с животными Найилы через ворота к приемному зданию, где звери будут содержаться в клетках, пока их не изучат достаточно хорошо, чтобы выпустить в один из открытых вольеров.

— Осторожней! — взревел Найила, когда двое рабочих, возившихся с массивным контейнером, чуть не завалили его набок. — Если эта зверюга вырвется, то пожалеть придется всем, а вам — в первую очередь! — Ярмузу Хитайну он сказал: — Это — воплощение ужаса. Хищники, все до единого хищники — зубы как ножи, когти как битвы, — будь я проклят, если понимаю, как мне удалось вернуться живым. Не раз и не два я думал, что мне конец, и я сгину, не оставив даже записи в Считчике Душ. Какой бы это было потерей, какой потерей! Но вот он я, живой

Действительно, зрелище было ужасающим. Все утро и почти весь день Ярмуз Хитайн наблюдал за проходившей перед ним чередой невозможных, отвратительных, просто невыносимых созданий — уродов, чудовищ, омерзительных аномалий.

— Вот эти бегали в окрестностях Мазадоны, — сказал Найила, показывая на пару яростно рычавших тварей с бешеными, налитыми кровью глазами и тремя десятидюймовыми рогами на лбу. По густой красноватой шерсти Ярмуз Хитайн признал в них хайгусов, но ему до сих пор не доводилось видеть столь злобных хайгусов, да еще с рогами. — Маленькие мерзкие убийцы, — сказал Найила. — Я высмотрел их, когда они гнались за злосчастным одичавшим блавом и прикончили его в пять минут, проткнув ему живот. Я поймал их во время еды, а потом появилась вот эта гадость, чтобы доклевать скелет. — Он показал на темнокрылого канавонга со зловещим черным клювом и единственным горящим глазом посреди выпуклого лба: обычный стервятник, таинственным образом преобразившийся в существо из ночного кошмара. — Вы когда

— Надеюсь, ничего более уродливого у вас нет? — справился Ярмуз Хитайн.

— Есть, есть. Более уродливое, более мерзкое, более гнусное, — просто смотрите, что появится из ящиков.

Ярмуз Хитайн вовсе не был уверен, что ему этого хочется. Всю жизнь он посвятил животным — изучал их привычки, заботился о них. Любил их, по

— А теперь взгляните сюда, — продолжал Найила. — Думкар в миниатюре, вероятно, одна десятая от обычного размера, зато в пятьдесят раз быстрее. Ему мало просто сидеть на песочке и тыкаться мордой в разные стороны в поисках обеда. Нет, это адское отродье бросается прямо на тебя и отхватывает тебе ступню, не успеешь охнуть. Или вот: вы бы сказали, что это манкулайн, верно?

— Конечно. Но на Цимроеле нет манкулайнов.

— И я так думал, пока не увидел моего красавчика на горной дороге Велатиса. Очень похож на манкулайнов Стоензара, правильно? Но есть, по крайней мере, одно отличие. — Он присел на корточки возле клетки, в которой находилось грузное многоногое существо, и издал низкий рычащий звук. Манкулайн тут же зарычал в ответ и принялся угрожающе топорщить длинные, напоминающие лезвие стилета иглы, что покрывали все его туловище, будто хотел метнуть их в зоолога через ячейки клетки. Найила сказал: — Мало того, что он покрыт шипами. Эти шипы еще и ядовиты. Одна царапина — и ваша рука вздувается на неделю. Проверил на себе. Чего не знаю, так это того, что будет, если шип проникнет чуть глубже, не знаю и не хочу знать. А вы?

Ярмуз Хитайн содрогнулся. Его приводила в ужас одна мысль о том, что эти кошмарные создания поселятся в Парке Легендарных Животных, который основан уже много лет назад в качестве убежища для животных по большей части добрых и безобидных, которых распространение цивилизации на Маджипуре поставило на грань исчезновения. В парке было, конечно, и немало хищников, и Ярмуз Хитайн никогда в том не раскаивался: в конце концов, их сотворила Дивин, и если они были плотоядными, то не из врожденной жестокости. Но эти… эти…

«Эти животные — порождение зла, — подумал он. — Их надо уничтожить».

Эта мысль поразила его. Никогда ему в голову не приходило ничего подобного. Зло в виде животных? Как могут животные быть злом? Он мог сказать: «Думаю, что животное очень уродливо» или «Считаю животное очень опасным», но зло? Нет и нет. Животные не способны быть злом, даже эти. Зло коренится где

Только не животные.

— Как так получилось, — спросил Ярмуз Хитайн, — что метаморфы оказались способны выращивать таких существ?

— Как оказалось, метаморфы умеют очень многое, о чем мы даже не удосужились узнать. Они годами сидели в Пьюрифайне, спокойно разводили этих зверюг и все увеличивали их численность. Вы только представьте себе, на что должно быть похоже то место, где они содержались — зоопарк ужасов, одни чудовища! А теперь они оказались столь любезны, что поделились с нами.

— Но мы можем быть уверены, что они появились из Пьюрифайна?

— Я тщательно изучил направления их перемещений. Все линии исходят из района к юго

Старик кивнул.

— Думаю, вы правы.

— Самое худшее я оставил напоследок. Пойдемте, посмотрим.

В клетке из густой мелкоячеистой металлической сетки Хитайн увидел небольших крылатых существ, сердито порхавших по клетке, колотившихся о стенки, яростно бивших черными кожистыми крыльями, падавших и поднимавшихся для новых попыток. То были маленькие мохнатые создания дюймов восьми в длину, с непропорционально огромными ртами и сверкающими круглыми глазками красного цвета.

— Дхимсы, — сказал Найила. — Я поймал их в двикковом лесу возле Боргакса.

— Дхимсы? — охрипшим голосом переспросил Хитайн.

— Да, дхимсы. Я обнаружил их, когда они пожирали парочку маленьких лесных братьев, которых, как я предполагаю, сами же и убили. Они были так заняты едой, что не заметили меня. Я уложил их парализующим газом и подобрал. Несколько из них проснулись еще до того, как я поместил их в ящик. Мое счастье, Хитайн, что у меня уцелели все пальцы.

— Я знаю дхимсов, — сказал Хитайн. — Они имеют до двух дюймов в длину и не больше половины дюйма в ширину. А эти — не меньше крысы.

— Да. Летающие крысы. Крысы, которые питаются мясом. Гигантские плотоядные дхимсы, да? Дхимсы, которые не просто щипают и покусывают, но которые способны ободрать лесного брата до костей за десять минут. Восхитительно, да? Представьте, что в Ни