Они бросились бежать от него. Он едва переставлял ноги и боялся снова потерять их сейчас, когда только что обрел, но они не исчезли из поля зрения и скоро привели его на поляну среди высоких треугольных деревьев с похожими на веревки, свисающими конечностями. Они валялись по волнистой голубоватой траве под странными деревьями. Он так долго был один, что едва мог с ними разговаривать. Наконец, он сказал:
      — Почему вы не пришли за мной раньше?
      — Нам казалось, что ты хорошо проводишь время, — ответила Хенмер.
      — Ты — серьезно? Ну да, конечно. Но… — Клей покачал головой. — Я страдал.
      — Ты учился. Ты рос.
      — Мне было больно. И физически и морально.
      Хенмер коснулась бедер Клея:
      — Ты уверен, что это была боль? — И стал мужчиной. — Пора исполнить обряд.
      — Один из Пяти Обрядов?
      — Четвертый. Цикл почти завершен. Ты примешь участие?
      Клей пожал плечами. Эти Скиммеры, их ритуалы, косвенность, их непредсказуемость начали его раздражать. Он испытывал по отношению к ним теплоту, хотя временами подумывал, не лучше ли вернуться в пруд к Квою или на грязевую банку к Ждущему, может даже в мир-тоннель, прежде чем Скиммеры выкинут с ним шутку похлеще, чем последняя. Но он откинул плохие мысли. Они ведут его и они — его друзья. Он их любит. Они любят его.
      И Клей кивнул.
      — Что я должен делать?
      — Ляг на спину, — попросил Хенмер, — закрой глаза. Стань восприимчивым.
      Появилось чувство, что сейчас он снова потеряет их.
      — Подожди, не уходи, Хенмер, разве мы не можем получше узнать друг друга? Пропустите меня к себе. Что вы чувствуете все на самом деле? Что вы думаете о цели жизни? Почему мы в этом месте? Вы боитесь когда-нибудь? Сомневаетесь? Бываете не уверены? Хенмер.
      Посмотрев вверх, он увидел, что Хенмер стал уже полупрозрачный, что он на пути к невидимости. Не осталось ничего, кроме усмешки.
      — Хенмер? Не уходи, Хенмер. Не начинайте пока обряд. Поговори со мной. Хенмер, если ты меня любишь, поговори со мной!
      — Ложись на спину, — раздался голос Хенмер. — Закрой глаза. Будь восприимчив.
      Теперь исчезла даже усмешка. Снова один. Он сделал так, как его просили.
      Через мгновение руки стали ласкать его тело. Мягкие нежные пальцы прокладывали дорожки чувственности по груди, во впадине между шеей и плечом, вверх по щекам, вниз за ушами. Нежные прикосновения пересекли живот и достигли расслабленного пениса, который быстро поднялся, когда пальцы обвили его твердеющую плоть. Другие руки играли пальцами его ног. Слабенько пощипывали мошонку. От возбуждения его дыхание стало прерывистым. Он шевелится, вздыхает, изгибает спину дугой. Как хитры эти руки! Как легки их прикосновения! Утонченные ласки бедер, лона, лица, рук, ног, икр, предплечий, шеи. Его одновременно касаются сотни рук.
      Сотни?
      У Хенмер, Нинамин, Ангелон, Ти, Брил и Серифис их не больше двенадцати. Но сейчас этих ласковых рук больше дюжины, намного больше. Не открывая глаз, он пытается выделить каждую зону контакта и сосчитать руки. Невозможно. Они крадутся повсюду. Сотни. Сотни.
      Испугавшись, он решается открыть глаза, но видит лишь темноту и переплетенные волокна. Скиммеров над ним нет совсем. Кто же его трогал? Понятно. Руки принадлежали треугольным деревьям, которые так низко склонились над ним, что свисающие веревочные конечности почти доставали до земли. Каждая конечность заканчивалась рукой и каждая рука блуждала по его телу. Наверное, возбуждаться от прикосновения деревьев непристойно? Он едва сдержался, чтобы не вырваться из этих объятий, и не сделал это лишь потому, что испугался. А вдруг, если он двинется с места, руки схватят его за горло и задушат? Или дернут за конечности? Разве он может противопоставить мощи деревьев свою силу? Наполненный страхом, он покорился. И снова, закрыв глаза, отдался деревьям.
      Невидимые руки все интенсивнее скользили к его талии, потряхивали яички, терли петушок. Идиот, ругал он себя. Извращенец. Позволить этим деревьям наяривать себя. Прочь! Сбросить эти грязные руки! Куда податься? Хлопающие крыльями утки! Лосось! Его наполнило сопротивление. Он был напряжен, зол, собран. У них были нервные окончания. Нужно позволить проэкзаменовать свою голову. Где чувства? Где стыд? Какая грязь. Покажи им спину. Руки прочь! Вы что, считаете меня педиком? Прочь! Прочь! Апогей полиморфизма. Но он не двигался. Он впустил в свою голову их мысли.
      — Любовь. Любовь. Мы — любовь.
      — Кто это сказал?
      — Все едины. Любовь — это все. Отдайся. Отдайся.
      — Нет.
      Его нет рванулось к солнцу. Мир содрогнулся. Облака покраснели.
      — Да, — говорили деревья. — Да, да, да.
      — Да.
      — Любовь.
      — Любовь.
      — Уступка.
      — Уступка.
      — Все.
      — Все.
      — Тепло.
      — Тепло.
      Он был завоеван и перестал сражаться. Теперь он попал в общий ритм, ноги распластались по земле, плечи ерзали по траве, голова откинулась назад, спина выгнулась; ягодицы поднялись в воздух, бедра двигались. Он снова и снова вонзал свой воспламененный член в нежную скользкую руку, которая его сжимала. Стыд исчез. Он стал рабом удовольствия. Пел хор, в вышине, словно перезвон колоколов, звучали рыдания, и звук спускался на землю светящимися золотыми слезинками. Он подумал, что кончает: мускулы всего тела дрожали и дергались, дрожали даже губы. Но ощущение экстаза распространилось по всей коже, и он не смог сосредоточиться на центре, но прошедший импульс все стер, оставив его удовлетворенным, но не кончившим. Возбуждение вновь стало нарастать, потому что рука (или другая рука?) не позволила ему выскользнуть, и он снова и снова вонзался в нее и снова превратился в космический передатчик, распространяющий чисто эротические потоки в нечто более общее, чтобы быть сексуальным, и вздохнув, осел в дымке всевозможных восторгов. И снова случилось то же самое, но на этот раз он проскользнул точку незначительного экстаза и добрался до места чисто сексуального удовольствия, где его член, увеличившись, закрыл небеса и разразился чистым блистающим огнем. Он чувствовал, как с нарастанием страсти губы его раздвинулись: и теперь вошел в свой оргазм с обнаженными зубами, расширенными ноздрями и закатившимися глазами, он посылал триумфальный салют космосу. Он весь осел и руки дерева отпустили его. Прозвучал большой гонг. Вынырнув из пучины охвативших его чувств, мокрый от пота, испытывая головокружение, он понял, что начался обряд Наполнения Долин.
      Скиммеры были высланы с земной сферы. Они делали неровности плоскими. Горы и холмы стали низкими. Так как планета вращалась, они парили над ней, сталкивая возвышения в ямы, выравнивая непредвиденные завалы, запахивая расщелины. Все несовершенное было убрано. Мир станет гладким шаром, сверкающей белой глыбой мрамора, танцующей на своей орбите.
      Изменения происходили быстро. Вот уже выровнены целые континенты. Мощные горные цепи сокрушены и элегантно распределены по скважинам и впадинам. Клей сознавал, что, не покидая места под деревьями, он на свой лад помогал доставлять Скиммерам энергию, с помощью которой производились тектонические перемещения. Но сам он ничего не делал. Скиммеров он не видел, но они должны были быть где-то наверху, шесть вихрей силы в пространстве, переделывающие Землю. Перед их усилиями ничто не устоит. Они, настроившие темноту, поднявшие море и открывшие Землю, теперь заполнят долины, и мир приблизится к совершенству.
      Вот они приблизились к месту, где лежал Клей.
      С востока нахлынула волна, смывшая его в поток жидкости и убравшая топографические изъяны его Нынешнего местоположения. Он был запечатан в землю. Он снова был погребен, но совсем по-другому, чем когда он был с Ждущим, потому что тогда он только отдыхал в земле, выпуская корни, а теперь он действительно слился с ней, стал частью вращающейся планеты. У него не было никакой формы и независимого существования. Он — крупица песка. Он — ядро кварца. Он — базальт. Он — пузырящаяся магма.
      Покой. Он подумал, что вполне возможно для него снова уснуть.
      — Хелло? — Это Хенмер, он звал издалека. — Клей? Клей? Хелло?
      — Я — любовь, — донесся голос Нинамин совсем с другой стороны.
      — Смерть немного похожа на это, — произнесла Серифис. — Мы попробуем вместе.
      — Привет, — голос Ти.
      — Привет, — проговорила Брил.
      — Привет? Привет? Привет? — Это Ангелон.
      Они показали ему солнечный» свет, скользящий по безупречной жемчужной поверхности Земли. Казалось, им хочется дождаться его одобрения результатов их работы. Он не ответил, пытаясь уснуть.
      — Привет, — сказал Хенмер.
      — Я — любовь. — Это Нинамин.
      — Когда мы умрем? — спросила Серифис.
      Он хранил молчание. Рыдала Неправедная, и в безупречной коже мира появлялись трещины. И росли горы. И тонули долины. И зевали ущелья. Но все это ничего не значило.
      — Мы закончили обряд, — произнес Хенмер, — а то, что происходит после, нас не касается.

      Остался только один из Пяти Обрядов: Формирование Неба. Ему не расскажут, когда собираются его выполнить или как это будет. Клей представил себе нечто апокалиптическое, какой и следовало быть вершине трансформаций. Возможно, мир действительно изменится. Возможно придет новый вид человека. Возможно, зазвучат трубы архангелов. Но в ответ на его вопросы они лишь рассмеялись и попросили быть терпеливым.
      — Предвкушение — есть грех, — серьезно заметил Хенмер.
      — Грех? Что вы знаете о грехе?
      — О, у нас тоже есть грехи, — сказал Хенмер.

      По какой-то дурной геологической случайности Хаос ворвался в мир. Одна из птиц Хенмер принесла новости — Скиммеры должны сейчас же увидеть это.
      — Идем, — сказали они. — Кто знает, это может быть очень красиво.
      Они не стали тратить времени на пеший переход. Расстояние было слишком велико. Вместо этого они растворились и воспарили, прихватив с собой Клея. В образе сморщенных серо-зеленых потоков они сгрудились в небе на высоте нескольких миль, окутанные искрящимся электромагнитным облаком в ионосфере. Посмотрев вниз, Клей представил, что видит путь своих недавних скитаний, но не был уверен. С такой высоты все сливалось и перемешивалось, и даже, когда Нинамин научила его настраивать изображение, у него остались сомнения. Вон то неопределенное серое пятно внизу может быть Пустотой, но Ангелон сказала, что это мертвый луг, болотистый и заброшенный. Увидев точку черноты, он решил, что это Пустота, а потом узнал, что они пролетали над Лучшими из Первых вещей.
      — Что это? — спросил он, и Хенмер засмеялся:
      — Это брат того, что мы сегодня увидим.
      Они пересекли океан.
      — Я вижу Плавающих — крикнула Брил. Хенмер решил, что нужно позволить Клею взглянуть на них, и они спустились на несколько тысяч футов. Прямо под поверхностью воды лежала дюжина огромных китоподобных зверей, зеленая кожа отливала золотом, каждый достигал в длину по крайней мере полмили. На одном конце — единственный плоский глаз величиной со стадион, венчающий верхушку плоского черепа, и пара обтрепанных усов — на другом. Клею разрешили установить контакт с их разумом и он словно вошел в коралловый сад тропического моря: мелкого, но сложного. Ясные мысли Плавающих сплетались в барочных конфигурациях на огромной территории туши, они были покрыты богатой многоцветной коркой анемонов и трубчатых червей, губок, прилипал, щетинистых червей и хитиновых. В этом хитросплетении крались крабы с глазками-бусинками на многочисленных лапках, лимули с длинными колючими стенами, мирные морские зайцы, морские звезды. Мерцающая кровать чистого белого песка лежала повсюду. Хотя, когда Клей осторожно проталкивался сквозь погруженный разум Плавающих, он понял, что это все ему чуждо: он не понимал ничего из того, что трогал.
      — А они тоже люди?
      — Нет, просто звери.
      — Как они достигли таких огромных размеров? Как находят достаточное количество еды? Как это гравитация не разорвет их?
      — О, их часто разрывает, — ответил Хенмер. — Но для них это неважно. Они потом соединяются.
      Они спустились еще ниже, пока почти не коснулись огромных пасущихся островов мяса. Некоторые из Плавающих повернули в сторону Клея свои золотые глаза.
      — Не приземляйся на них, — предостерег Хенмер. — Ты утонешь.
      Клей с близкого расстояния исследовал запутанный разум Плавающего, следуя по его тропинкам поворот за поворотом, пока не потерялся в лесу нежно волнующихся любителей моря. Есть ли здесь акулы? А барракуды? Из джунглей дошла единственная мысль, мощная, интенсивная: изображения лежащего на пляже мертвого Плавающего, гниющего, чернеющего, покрывающему на берегу широкий полукруг, привлекающий мусорщиков с нескольких континентов. Картинка раскололась, и Клей снова оказался в непонятных коридорах кораллового сада.
      — Мы должны идти, — бормотал Хенмер. — Разве они не странны? Разве они не красивы? Мы часто навещаем их. Они оригинальны и свежи.
      — Мы любим животных, — подвела итог Нинамин.
      Они устремились вверх, набирая скорость в стеклянном море. Вскоре показался берег, окаймленный бахромой близко посаженных деревьев. Здесь было ранее утро. Континент имел грубый вид: изогнутая земля и ребристые горы, цветы, которые Клей видел сверху: серый, синий, черный и темно-зеленый. Некоторое время они путешествовали по суше и вдруг резко спустились на вскрытую равнину. Перед ними вздымалась одинокая величественная гора, пустая и гладкая. Немного выше середины ее восточного склона разверзлась потрясающая рана, откуда падали тонны камней, создавая проход в мрачной внутренности горы. И через этот проход прорвался Хаос.
      — Ничего не понимаю, — тихо сказал Клей.
      — Просто смотри. Просто смотри.
      Он смотрел. Казалось, из дыры сбоку горы хлынула река. Но льющаяся жидкость была таинственной и загадочной и несла в себе множество неясных очертаний. Темный поток сопровождал пар. В его белом нимбе образовывались и исчезали разные фигуры: Клей видел чудовищ, пирамиды, древних зверей, машины, овощи, кристаллы, но не долго. Скиммеры вели его ближе к цели. Они вздыхали и выражали свой восторг от зрелища. Какого цвета поток? Он казался глубоко синим с вкраплениями красного, но как только он пришел к этому заключению, то обнаружил отчетливый зеленый оттенок и коричневатые островки чего-то темно-бордового, а затем россыпь цветов, названия которых он совсем не знал. Он не мог определить очертания, потому что все струилось. Текло. Поток появлялся горизонтально, подбегал к краю раны и через несколько сотен ярдов стремительно переливался через край, сбегая вниз несколькими струями и ударяясь о землю. Там, где приземлялся поток Хаоса, у подножия горы образовался бассейн. Как заметил Клей, из бассейна постоянно рождалось что-то: на берег карабкались животные и сразу бросались бежать, неуклюжие трактора, самодвижущиеся монолиты. Здесь не было и двух одинаковых объектов. Правилом здесь была бесконечная изобретательность. Клей видел сверкающий шпиль зверя и толстого змеевидного червя со светящейся антенной, шагающую черную бочку и танцующую рыбу, тоннель с ногами. Он видел трио гигантских глаз без тела. Он видел две зеленые руки, схлестнувшиеся в отчаянном, убийственном пожатии. Он видел эскадрон марширующих красных яиц. Он видел колеса без рук. Он видел ковры поющей слизи. Плодовитые гвозди. Одноногих пауков. Черные снежинки безголовых людей. Головы без людей.
      Каждое из этих чудес так стремительно мчалось через равнину, словно только убежав отсюда, они получали право выжить. Но каждый встречал свою судьбу, независимо от того полз он, крался, прыгал, катился, бежал, скакал, скользил, пританцовывал, топал или выпрыгивал из парящего бассейна. Им удавалось покрыть всего около полумили, затем они исчезали, становясь прозрачными и быстро теряя вещественность, и в несколько минут пропадали. Первобытный Хаос призывал свои творения обратно. Снова и снова некоторые особенно динамичные чудища стремились спастись, безумно проносясь через равнину. Бесполезно. Бесполезно. Реальность вытекала из каждого. Клею было жаль их, несмотря на то что некоторые создания Хаоса были чудовищны, многие были очаровательны, элегантны, милостивы, деликатны и прекрасны, и он едва успевал оценить их утонченную красоту, как они исчезали.
      Стоя рядышком, рука в руке, Скиммеры наблюдали чудеса Хаоса. Рядом с Клеем были Нинамин (женщина) и Хенмер (мужчина). Никто не говорил. Высоко над ними рана в горе извергала кипящую плодовитость. Он вспомнил, как увидел однажды фотографии, сделанные океанографами, только что вытащившими сеть, полную планктона: миллионы крошечных переливчатых тварей сновали в ней, блестящие зверушки многоглазые и многолапые, сердито бьющие хвостами, горящие всеми цветами радуги в короткий момент жизни на палубе, затем они бледнели, оседали, обращались в копошащуюся слизь. Так и здесь, только в большем масштабе. Выдающиеся возможности Хаоса восхищали. Но для чего созданы все эти исчезающие чудеса? Из какого источника бьет этот парад великолепия? И что такое незримое лежит в горе, если возникает все это?
      — Сколько это продлится? — наконец задал он вопрос.
      — Вечно, — ответил Хенмер, — пока кто-нибудь не закроет гору.
      — А кто это сделает? — рассмеялась Нинамин.
      — Откуда все это берется?
      — Под миром есть реки. Одна из них вырвалась наружу. На нашем веку это случается в пятый раз.
      — Некоторые из источников еще продуктивнее, — пояснила Ти. — Каналы меняются.
      — Каналы меняются, — согласился Хенмер.
      — Но если каналы меняются, — голос Клея звучал беспомощно, — почему вы сказали, что этот поток будет литься вечно.
      Скиммеры засмеялись. Из бассейна появился слон и исчез. Появились шесть черепов. Две кровавых твари, по очертаниям похожие на огромных собак, высоко» подпрыгнули и потерялись, еще не коснувшись земли. Бесформенной массой вылетел рой сверкающих насекомых. В клубах серого пара показалось ухмыляющееся лицо. Этому не было конца. Спустилась ночь, и вся равнина засияла. А Хаос продолжал изливаться.

      Внезапно он ощутил в душе всю неловкость своего положения. Незаметно Скиммеры потеряли к нему интерес. Может, он им надоел, может, их внимание достигло предела; как бы то ни было, они уже не так любили его. Несколько раз ему казалось, что они его действительно боятся. Или недолюбливают. Но ничего конкретного он сказать не мог.
      Стало труднее занять их разговором. Темы таяли и бледнели, исчезали на полуслове, смех и похлопывание слишком часто прерывали формальные предложения обмена информацией. Он делал еще попытки что-нибудь разузнать, но намного реже.
      — Вернусь ли я в свое время?
      — Что стало со сфероидом?
      — Как создаются новые Скиммеры?
      — Где дом Неправедной? Кто она или что?
      — Зачем меня сюда притащили?
      — Когда вы делаете Формирование Неба?
      — Сколько лет миру?
      — Где Луна?
      — Зачем мне позволили страдать в зонах дискомфорта?
      — Буду ли я снова спать?
      — Я вас выдумал?
      — Или вы меня выдумали?

      В один из дней они собирались выполнить обряд Формирования Неба, но ничего не сказали Клею заранее. Теперь время пришло. Но они не нуждались в его участии и не собирались большие делиться с ним важными вещами.
      Когда все происходило, он подозревал, что должно произойти нечто необычное. Они расположились вдоль побережья южного моря: пляж, состоявший из прекрасной серой гальки, был усыпан невероятным количеством бледно-зеленых тел желеподобной рыбы, выброшенной приливом. Клей всегда любил море. Скиммеры занялись каким-то таинственным безмолвным разговором и он, предоставленный сам себе, отправился бродить по побережью, пробираясь между рыбьими телами и наконец оказался по бедра в теплой воде. Из порошкообразного дна торчали стебли водорослей, мимо проплывали сияющие рыбины. Наслаждаясь ощущением волн, ласкающих его голое тело, он поплыл. Нырнув, он безумно удивился, что может так долго оставаться под водой. Потом лег на спину, подставив лицо солнечным лучам.
      Здесь могли бы водиться русалки.
      Стоило ему подумать об этом, как он увидел приближающуюся наполовину женщину, наполовину рыбу. Бледные плечи облепили длинные золотистые волосы. Плотная, полная белая грудь с красными сосками. Ярко-зеленая чешуя. Гибкий сужающийся хвост, сильный, лоснящийся, извивающийся. Она близко подплыла к нему и зависла рядом.
      — Да, — задумчиво произнес он, — неизбежный итог дробности человеческой формы. Природа следует за искусством. Какая ты красивая!
      Она улыбнулась, вытянула губки и поцеловала его. Потом положила его ладони на свои груди. Сверху — млекопитающее, снизу — рыба.
      — Люби меня, — ее голос звучал, как шорохи волн в раковине.
      — Но как? Где же гавань?
      Он зашарил руками по ее чешуе. Она рассмеялась. Даже у рыбы есть половые органы. Она ничем не помогла ему, и поиски не увенчались успехом. Если бы он сжал ее в объятиях, то лишь оцарапался бы. Хоть какое-то утешение. Он отпустил ее, но русалка не уплывала.
      — И много вас? — спросил он. — Морской народ? Вы — древний вид? Возникли естественным путем или посредством генетических манипуляций?
      — Я не такая, как другие, которых ты знаешь.
      — Почему?
      — Я — не настоящая.
      Нет, он не верит. Он потянулся было к ее груди, но она исчезла прежде, чем он прикоснулся к ней. Нырнув, он вглядывался в мерцающую зеленую воду, но не смог ее найти.
      Вернувшись на поверхность, он осознал, что начался какой-то беспорядок. Исчезновение русалки, утрата этой милости, этой невинности еще наполняла его душу чудом, но когда он примирился с окончанием видения, он более ясно увидел, что происходит вокруг. Далеко в море на горизонте вставали водяные вихри, вторгающиеся в прозрачный воздух. Они кружились, росли, сжимались, то раздвигаясь, то сдвигаясь, извергали струи рыб и водорослей к земле.
      Повернувшись лицом к берегу, он увидел, как изогнулся небесный свод, то почти касаясь земли, то тут же отскакивая. Раздалась резкая музыка: перезвон и рев, скрежет громадных сверчков, уханье тяжелых барабанов. Солнце изменило спектр и изливало ясный зеленоватый свет, были видны некоторые яркие звезды. С юга доносились короткие взрывы: бум, бум, бум, бум. Земля вздрагивала. Затем музыка затихла, водяные смерчи упали в море, солнце пожелтело, небо сделалось жестким, а взрывы прекратились. Все действо длилось не более трех минут, и как он мог заметить, за время этой короткой таинственной нестабильности, ничто не изменилось.
      Он поспешил к берегу.
      Шестерка Скиммеров расположилась на поросшей травой дюне метрах в ста от кромки воды. Они казались изможденными и вялыми, словно восковые манекены, которых слишком близко придвинули к огню. Все они застыли в некой промежуточной сексуальной форме — некоторые с грудью и выступающей мошонкой, некоторые с илистым мужским телом и псевдовагинальной щелью, но никто четко не принадлежал ни к лагерю мужчин, ни к лагерю женщин. Их лица тоже стали столь похожими, что он не смог бы различить кто из них кто. Он понял, что отличал Хенмер от Нинамин, Ангелон от Ти, Брил от Серифис больше по качеству излучающего духа, чем по индивидуальности черт, а сейчас они не излучали ничего определенного. Возможно, это вовсе и не его Скиммеры, а совсем другая группа. Все еще колеблясь, он приблизился к ним. Когда на двоих из них упала его тень, он, смутившись, отпрянул, словно вторгся на чужую территорию. Долго стоял он рядом с ними. Их глаза были открыты, но видели ли они его?
      Наконец он испуганно позвал:
      — Хенмер? Серифис? Нина…
      — …мин, — закончила она, лениво потягиваясь. — Хорошо искупался?
      — Странно. Вы видели… что тут было?
      — А что? — голос Хенмер.
      — Водяные вихри. Барабаны. Солнце. Звезды.
      — А, это. Ничего особенного.
      — Но что же это такое?
      — Побочные эффекты. — Зевнул. Перевернулся, подставив солнцу гладкую спину. Клей словно примерз к месту, руки глупо болтались. Побочные эффекты?
      — Нинамин? Ти?
      — Ты что несчастен?
      — Озадачен.
      — Да?
      — Водяные вихри. Барабаны. Солнце. Звезды.
      — Такое случается. Мы завершили цикл.
      — Цикл?
      — Пятый обряд. Формирование Неба.
      — Сделали?
      — Сделали и очень хорошо. А теперь отдыхаем. — Снова голос Хенмер. — Иди сюда, ложись рядом. Отдохни. Отдохни. Цикл завершен.

      Удовлетворительных ответов он не получил. Они снова утонули в своем бесчувствии. Он чувствовал себя опустошенным и преданным. Они позволили ему принять участие в других четырех обрядах, почему же не в этом? Они воспользовались опытом его жизни, а теперь он им надоел. Злой и пристыженный, он зашагал прочь. Он понимал, что потерял что-то необыкновенно важное. Может быть, свой шанс подобрать ключ к ящику, в котором лежат ответы на все загадки. А им все равно. Им все равно.
      Взбешенный, взобрался он на дюну и быстро пошел в глубь земли.
      Сыпучий песок замедлил его движение. Еще он заметил маленькую дорожку, след, оставленный ползущими плоскими серыми созданиями, похожими на скорпиона. Они не обращали на него внимания и несколько раз, пересекая дорожки, он подходил поближе и давил их. Его это беспокоило: он не хотел наступить на кого-нибудь. Но вскоре песок уступил место грубой красноватой глине, покрытой мясистыми голубыми растениями, и ползущие насекомые исчезли.
      Куда он идет?
      Он не был уверен, является ли его уход от Скиммеров проходящим или постоянным разрывом. Раздражение могло уменьшиться — в конце концов, они дали ему столько необыкновенного. Возможно, скоро ему захочется вновь вернуться к ним. С другой стороны, нежелательно навязывать свое присутствие людям, которые находят тебя скучным. Он может попытаться утвердить свою независимость. В этом мире он не нуждался ни в пище, ни в укрытии и может отыскать себе других товарищей. Надежды же на возвращение в свое собственное время не было.
      Шагая большую часть утра по жарким сухим местам плоских равнин, он носился с мыслью, что может выжить и один. Чем больше он об этом думал, тем более привлекательным казалось это ему. Да. Он исследует все континенты. Он спустится в подземные города, построенные гораздо ближе к его эпохе. Он постарается собрать произведения искусства и другие любопытные вещи сынов человеческих. Он опробует новые силы, которые возможно приобрел под этим тучным солнцем. Возможно, ему удастся изготовить бумагу и написать мемуары о своих приключениях для собственного облегчения и чтобы проинформировать других людей его вида, которых может сюда занести. Он побеседует с Дыхателями, Едоками, Разрушителями, Ждущими и Скиммерами, которые встретятся на пути, и с Заступниками, если найдет их, а также со всеми представителями предыдущих эпох, пойманных ловушкой и живущих здесь: козлолюдей, сфероидов, жителей тоннеля и другими. От этого смакования свободы в выборе жизненного пути его охватил восторг. Да! Да! Почему бы нет? Радость наполняла его душу, словно воздушный шар, который вдруг лопнул, отбросив его, оглушенного и одинокого, на землю.
      Он жалел о том, что покинул Скиммеров.
      Он должен вернуться и просить их снова принять его к себе.
      Смущенный, он остался на месте, скорчившись, стоя на коленях, по локти в грязи, глаза следили за перемещением огромной улитки, пересекавшей его дорогу. Вверх. Повернуться и искать друзей. Он медленно выпрямился. Поднялся южный теплый ветерок, обдувающий потную кожу. Он бросился бежать, позабыв о ползающих вокруг улитках. Где же море? Где Скиммеры? Он следует за солнцем. Землю сменил песок, улиток скорпионы. Раздались звуки прибоя. Он взбирается на дюны. Да, это здесь. Вот его следы. Он вспомнил жеребячью веселость Нинамин, торжественную уверенность Хенмер, таинственные глубины Серифис, красоту Ти, живость Ангелон, нежность Брил. Как он мог их оставить? Это же его друзья. Даже больше: они — часть его, и он, можно надеяться, часть их. Они на пути к семерке. Так много общего. Мой секундный гнев. Детский. Братья и сестры: иногда немного такие беззаботные, но этого и следует ожидать — между нами такая пропасть времени. Мог ли я понять чувства своего далекого предка? Мог ли он понять хотя бы десятую часть из того, что я сказал? Но это же не причина для расставания. Нужно быть любящим, нужно быть ближе друг к другу.
      Взобравшись на последнюю дюну, он увидел берег и нашел отметки тех мест, где лежали Скиммеры, но самих Скиммеров не было.
      — Хенмер? Серифис? Ти?
      Их нигде не было.
      Он кричал, махал руками, бегал вдоль пляжа, изучал следы на песке. Бесполезно. Бесполезно. Бесполезно. Они не оставили и следа. Воспарили, сверкнув в стратосфере, единодушно рванулись куда-нибудь к Сатурну. Забыв о нем. Признав его права. Безнадежно повторял он их имена, в отчаянии катаясь по песку. Ворвался в волны, надеясь отыскать там хоть свою русалку. Никого. Ничего. Заброшен. Один.
      Это твоя вина. Но что теперь?
      Он отправился на поиски. Прежде Скиммеры избавляли его от одиночества, могут сделать это и снова. Тем не менее он пойдет своим путем сожаления и надежды. И надежды. И он еще раз пошел в глубь суши, на этот раз другим путем, так как ему не понравилась равнина улиток.