11

— Он воспринял это довольно спокойно, — заметил Септах Мелайн с некоторой обидой, когда они ехали на юг, покидая страну джунглей. — «Да, конечно, знаменитый прокуратор», — произнес он высоким голосом, поразительно точно копируя невозмутимую, откровенную манеру речи принца Тацтаца. — «Что он за удивительный человек! И какое количество неожиданных визитов великих граждан планеты выдалось в этом сезоне!» Разве он ничего не слышал о блокаде портов? Или о сторожевой линии, которую мы установили от Байлемуны до Стойена?

— Он знал, — резко ответил Абригант. — Конечно, он знал! Он просто не хотел ссориться с Дантирией Самбайлом. Да и кто бы захотел? Но он обязан был задержать прокуратора до тех пор, пока..

— Нет, — возразил Престимион. — Наши распоряжения были уклончивыми. Мы предупредили портовых чиновников о необходимости задержать его, если они его увидят, но ничего подобного не сказали таким людям, как Тацтац, которые правят вдали от побережья, вдоль вероятного пути Дантирии Самбайла к морю. И вот результат нашей уклончивости Не назвав Дантирию Самбайла в открытую беглецом от правосудия, мы дали ему возможность не только проскользнуть к побережью, но и пользоваться гостеприимством принцев по дороге.

Но Абригант настаивал.

— Тацтац должен был знать, что мы его ищем. Его следует наказать за небрежность…

— За что? — спросил Гиялорис. — За то, что он пригласил правителя всего западного континента присесть и разделить с ним трапезу во дворце? Если мы открыто не объявим Дантирию Самбайла преступником, которого нужно судить, то как можно ожидать, что кто-нибудь об этом догадается? — Гиялорис тяжело покачал головой. — Даже если бы он это знал, зачем ему вмешиваться? От Дантирии Самбайла всем одни неприятности, а Тацтац явно не выносит неприятностей Возможно, он обо всем происходящем и понятия не имеет. Он живет здесь, в своих джунглях, прислушиваясь к приятному шуму дождя, и для него все остальное не имеет значения.

— Пока еще остается надежда, — сказал Мондиганд-Климд, — что у кого-нибудь хватит смелости задержать Дантирию Самбайла в одном из прибрежных портов — И поскольку никто не стал отрицать такой возможности, они закрыли тему.

Теперь она въезжали на территорию Аруачозии, тянущуюся вдоль южного побережья Алханроэля. Море находилось всего в нескольких сотнях миль отсюда, и каждое дуновение ветра оставляло на губах его соленый привкус. То была влажная, клубящаяся туманом земля Большие ее пространства покрывали болота со множеством насекомых, а спутанные заросли пальмманганоза с зазубренными листьями-пилами были практически необитаемыми Но в западной части провинции раскинулся конусообразный участок относительно умеренного климата, спускающийся к Сиппульгару, главному морскому порту на южном берегу который лежал напротив границы между Аруачозией и соседней провинцией на западе, провинцией Стойен.

Золотой Сиппульгар — так всегда называли этот город. Это путешествие воистину было золотым, подумал Престимион: золотые пчелы Байлемуны, желтые пески Кетерона, золотистые холмы Арвианды, а теперь еще и золотой Сиппульгар. Все это очень живописно, но пока что их усилия не принесли им ничего, кроме фальшивого золота. Дантирия Самбайл мчался вперед, опережая их, не встречая никаких препятствий, и, весьма вероятно, уже проскользнул сквозь блокаду в портах и находится в открытом море, плывет домой, в свое личное царство в Зимроэле, где станет практически недосягаемым.

Имеет ли хоть какой-то смысл эта непрерывная погоня? — думал Престимион. Или ему следует на этом остановиться и быстрее вернуться в Замок? Обязанности правителя ждали его там. Вызов Дантирии Самбайла был не единственной стоящей перед ним проблемой: в стране явно разразился настоящий кризис, чума, эпидемия. А корональ и его ближайшие советники снова уехали в отдаленные районы и занялись бесплодными поисками, которые лучше бы проводить другими средствами.

И потом — Вараиль, большой нерешенный вопрос в его жизни.

На секунду Престимион решил сейчас же прервать свою погоню за прокуратором. Но едва успела эта мысль прийти ему в голову, как он отмахнулся от нее.

Он доехал по следам Дантирии Самбайла до этих далеких мест, минуя одну золотую землю за другой. Надо продолжать путь, решил он, до тех пор по крайней мере, пока они не достигнут побережья, где могут получить надежные сведения о передвижениях прокуратора. Золотой Сиппульгар станет последним пунктом в его путешествии. Значит, вперед, в Сиппульгар; а потом домой, в Замок, к своему трону и своим обязанностям, — домой, к Вараиль.

Сиппульгар называли золотым потому, что фасады всех его основательных двух— и трехэтажных домов были отделаны золотистым песчаником, который добывали в горах чуть севернее города. Точно так же, как отливающие металлом листья деревьев Арвианды, сияющие под ярким тропическим солнцем, превращали этот район в царство сверкающего золота, так и теплый, мягкий камень Сиппульгара, поблескивающий кусочками слюдяных вкраплений, создавал при ярком свете дня ослепительное золотистое сияние.

Это был во всех отношениях типичный город дальнего юга. Воздух был влажным и плотным; растения, высаженные вдоль улиц и окружающие дома, отличались чрезмерной пышностью и поражали буйством удивительно ярких цветов, тысячами оттенков красного, синего, желтого, фиолетового, оранжевого, даже темно-каштанового и пульсирующего, дрожащего черного цвета такой интенсивности, что он казался квинтэссенцией цвета, а не его полным отсутствием. Кожа людей тоже была темной — по крайней мере, их лица и конечности свидетельствовали о жарком прикосновении солнца. Сиппульгар красиво раскинулся вокруг изогнутой бухты на сине-зеленом берегу Внутреннего моря. Этот участок южного Алханроэля назывался Берегом Благовоний, так как все, что росло здесь, источало тот или иной аромат: низкие растения вдоль берега, дающие каззил и бальзам под названием «химмам», и леса подальше от берега из коричных и мирровых деревьев, деревьев танибонг и алого фтиса. Все они источали такое количество ароматических масел и смол, что сам воздух в Сиппульгаре казался надушенным.

Появление в Сиппульгаре Престимиона не было неожиданным. Он знал с самого начала своего путешествия на юг, что, каким бы маршрутом он ни двинулся из Лабиринта, в конце концов он выедет на побережье здесь, если только в дороге не появятся новые сведения, которые заставят его последовать за Дантирией Самбайлом в другом направлении. И поэтому высшее должностное лицо города, королевский префект, держал для него наготове королевские апартаменты в правительственном дворце, довольно большом здании из местного песчаника, откуда открывался широкий вид на бухту.

— Милорд, мы готовы удовлетворить все ваши потребности, как материальные, так и духовные, — сразу же заявил префект.

Его звали Камени Потева: высокий человек с лицом ястреба, без единой лишней унции жира на теле, белые официальные одежды которого украшала пара нефритовых амулетов-рохилий и нашитая лента из священных символов. Престимион знал, что в Сиппульгаре были широко распространены разного рода суеверия.

Его жители поклонялись Божеству, которое олицетворяло здесь Время, в виде крылатого змея со свирепой зубастой мордой и горящими глазами маленького всеядного зверька под названием джаккабола. Престими; он встречал его изображения на нескольких крупных площадях при въезде в город. Еще здесь отправляли экзотические культы, ибо Сиппульгар служил домом для колонии различных существ, переселившихся сюда со звезд, численность которых на Маджипуре не превышала нескольких сотен. Он слышал, что целая улица Сиппульгара у воды была отдана храмам Божеств этих инопланетян. Престимион намеревался непременно взглянуть на них до отъезда.

В тот вечер, когда он готовился к официальному обеду, даваемому в его честь префектом, к нему пришел Септах Мелайн.

— Послание от Акбалика, из Ни-мойи, — сказал он, держа в руках уже распечатанный конверт, — Очень странные новости. Молодой Деккерет подписал контракт с чиновниками понтифексата и уехал в Сувраэль.

Престимион озадаченно посмотрел на бумагу в руке Септаха Мелайна, не беря ее в руки.

— Что ты сказал? Я ничего не понимаю.

— Ты ведь помнишь, что мы послали Акбалика в Зимроэль проверить, не затевает ли там чего-нибудь Дантирия Самбайл? И что в последний момент я предложил, чтобы Деккерет поехал с ним и набрался немного опыта на дипломатической службе?

— Да-да, конечно, помню. Но что там насчет работы на понтифексат? И почему именно в Сувраэль?

— Он делает это, очевидно, чтобы наказать себя.

— Наказать себя? — Септах Мелайн кивнул. Он быстро заглянул в письмо Акбалика.

— Они отправились на охоту за ститмоями в Граничье Кинтора. Это была и моя идея, должен признаться.

И там произошел какой-то несчастный случай, местная проводница была убита во время охоты из-за какого-то недосмотра Деккерета, как я понял. По крайней мере, сам Деккерет так считает. Он так переживал из-за этого, что в качестве искупления того поступка на охоте в северных землях, в котором он винит себя, решил отправиться в самое неприятное из известных ему мест на планете и в условиях крайнего дискомфорта выполнить какое-нибудь трудное задание. Поэтому он купил себе билет до Сувраэля. Акбалик пытался его отговорить, конечно. Но случилось так, что служители понтифексата в Ни-мойе как раз искали какого-нибудь молодого чиновника, согласного взять на себя смехотворную миссию в Сувраэле: выяснить, почему тамошние жители не выполняют свою норму поставок говядины. И когда один из друзей Деккерета, работающий на понтифексат, узнал, что Деккерет все равно едет в Сувраэль, он устроил для него эту временную должность в штате понтифексата, и тот уехал. Возможно, он уже высадился в Толагае. Одному Высшему Божеству известно, когда он вернется.

— Сувраэль, — произнес Престимион, качая головой. В нем поднималась ярость. — Акт искупления, говорит он. Юный идиот! Клянусь всеми демонами Триггойна — что с ним стряслось? Его место в Замке, он не должен бродить по этой проклятой пустыне! Если он чувствовал потребность искупить свою вину, то обычно в таких случаях отправляются на Остров Сна, не так ли? И это намного более короткое путешествие.

— Полагаю, Остров показался ему слишком цивилизованным местом. Или, может быть, ему это не пришло в голову.

— Тогда Акбалик должен был ему подсказать. Сувраэль! Как он мог так поступить? У меня были планы относительно этого парня! Я заставлю Акбалика за это ответить!

— Милорд, Деккерет очень упрям. Вам это известно. Если он решил отправиться с Сувраэль, то даже вы сами не разубедили бы его.

— Возможно, — согласился Престимион, пытаясь без особого успеха подавить свое раздражение. — Возможно. — Он нахмурился, отвернулся и стал смотреть в окно. — Ладно. Займусь молодым Деккеретом, когда и если он вернется из своей искупительной командировки. У него будет повод для раскаяния! Составлять отчеты об экспорте говядины из Сувраэля для понтифекса!

В Сувраэле уже много лет стоит засуха, все пастбища выгорели, и они перебили весь свой скот, потому что не могут его прокормить, — вот почему экспорт говядины упал! Какая понтифексату необходимость посылать человека в такую даль, чтобы выяснить то, что и так очевидно? Во всяком случае, засуха кончилась, как я понимаю. Дайте им года два-три, чтобы восстановить стада, и они будут присылать столько же говядины, сколько всегда…

— Престимион, дело не в том, какую информацию Понификат считает необходимым собрать Дело в том, что у Деккерета преувеличенное чувство собственного достоинства, и он считает себя обязанным искупить свой ужасный грех путем длительных страданий. Не самое плохое качество для молодого человека, знаешь ли. Ты к нему просто несправедлив.

— Неужели? Возможно, ты и прав, — нехотя согласился Престимион после краткого молчания. — А как насчет Акбалика? О чем он еще сообщает и где он сейчас?

— Отправился обратно из Ни-мойи через Алаизор и пишет, что присоединится к нам в любом указанном тобой месте. Что касается прокуратора, то в Ни-мойе нет никаких его следов, и, насколько Акбалику удалось выяснить, его вообще пока нет в Зимроэле.

— Наверное, он еще в открытом море. Ну, пусть так.

Мы с ним разберемся, когда придет время. Еще что-нибудь?

— Нет, милорд.

Септах Мелайн подал письмо Престимиону, тот взял его, не глядя, и бросил на ближайший столик Потом снова повернулся к Септаху Мелайну спиной и сердито посмотрел на море, словно его взор мог проникнуть до самого Сувраэля.

— Сувраэль! Деккерет отправился в Сувраэль!

Какая глупость, думал Престимион. Он был весьма высокого мнения об этом парне, особенно сразу же после покушения на его жизнь в Норморке, когда Деккерет показался ему таким решительным, быстрым, умелым… А теперь этот поступок! Хотя, может быть, его следует списать на юношеский романтизм. Престимион почти жалел этого юношу там, на выжженном солнцем южном континенте, который, судя по всем докладам, представлял собой убогое, засушливое царство песчаных дюн, жалящих насекомых и обжигающего ветра.

В Престимионе пробудились воспоминания о собственных ужасных скитаниях в северной пустыне Валмамбра после сокрушительного поражения у Мавестойской дамбы, о самом мрачном периоде в войне с Корсибаром. Он страшно страдал в Валмамбре и, в конце концов, начал бредить от усталости и голода.

И несомненно, через два-три дня его ждала гибель, если бы его не нашли. Путешествие через пустыню Валмамбра было самым большим испытанием в жизни Престимиона.

И все же говорят, что Сувраэль в любой его части в десять раз хуже, чем Валмамбра. Если это так, то Деккерет, несомненно, найдет там то испытание, которого жаждет ради очищения души. Но что, если ему потребуется еще пять лет, чтобы выбраться из Сувраэля и вернуться в Замок? Что станет тогда с надеждами его юности? И что, если он погибнет там? Престимион слышал рассказы — все их слышали — о неопытных путешественниках, которые заблудились в пустыне и, оставшись без питьевой воды в губительной жаре Сувраэля, погибли всего за несколько часов.

Ну, Деккерет, кажется, способен о себе позаботиться. И Септах Мелайн прав: этот подвиг можно простить, особенно такому молодому человеку. Если он уцелеет, пребывание в Сувраэле может закалить его, даст ему более глубокое понимание сущности жизни и смерти, ответственности и долга. Престимиону оставалось лишь надеяться, что парень быстро придет в себя в этой добровольной ссылке и по прошествии разумного периода времени вернется в Замок, готовый принять на себя обязанности, которые его ожидают.

Главной проблемой для Престимиона здесь, в золотом Сиппульгаре, был Дантирия Самбайл. И префект Потева незамедлительно поделился всеми новостями о местопребывании прокуратора, какими располагал.

К сожалению, он не располагал вовсе никакими новостями.

— По вашему распоряжению, милорд, в каждом порту побережья мы приняли против него все возможные меры. С тех пор как мы получили от вас сообщение об этом неотложном деле, ни один корабль, идущий в Зимроэль, не вышел из Сиппульгара без полного досмотра всех пассажиров, который проводили мои портовые чиновники. Дантирия Самбайл не был замечен. Мы также провели проверку каждого корабля, отплывающего отсюда в другие порты на побережье Алханроэля, которые используются для торговли с Зимроэлем Результат тот же.

— И какие же это порты? — спросил Престимион.

Префект разложил перед ним карту южного Алханроэля.

— Они все лежат к западу от нас. Мы можем исключить другие направления. Как видите, милорд, вот Сиппульгар, у границы, отделяющей нас от Стойена, а вот здесь лежит восточная Аруачозия. Дальше к востоку находятся провинции Врист, Сетем, Кинорн и Лорган.

Единственным значительным портом на всем побережье является Глистринтай, в провинции Врист, и все корабли, отплывающие из Глистринтая, идут сюда. Так что если прокуратор был настолько глуп, что отправился на восток, добравшись до побережья, он все равно прибыл бы сюда, и мы бы его взяли под стражу.

— А на западе?

— На западе, милорд, находится провинция Стойен, которая переходит в полуостров Стойензар. Вдоль южного берега Стойена расположено всего несколько портов, далеко отстоящих друг от друга, так как сильная жара, насекомые и непроходимые джунгли из пальм с листьями-пилами не способствовали развитию поселений. На протяжении трех тысяч миль у нас там только города Максимин, Карасат, Гандуба, Слайл и Порто-Гамбиерис — и все они незначительные. Если бы прокуратор явился из Каджит-Кабулона в какой-либо из этих городов и попытался оплатить проезд до одного из портов на западе, мы, несомненно, узнали бы об этом. Но никто, похожий на Дантирию Самбайла, не был замечен ни в одном из них.

— Но что, если он не поехал по суше до самого южного побережья? — поинтересовался Септах Мелайн. — Что, если он просто повернул на запад и отправился в, один из портов на северной стороне полуострова? Это возможно?

— Да, возможно. Трудно, но возможно. — Префект провел кончиком костлявого длинного пальца линию через карту — Вот Каджит-Кабулон. Единственная хорошая дорога, которая выходит из тропического леса, — это дорога на юг, это она привела вас сюда. Но есть еще проселочные дороги, они плохо содержатся и труднопроходимы, но могли бы привлечь человека, скрывающегося от правосудия. Например, вот эта, которая выходит из юго-западного угла Каджит-Кабулона и проходит через северную часть центральной Аруачозии на запад полуострова. Если ему повезет, то он сможет добраться до одного из десятка портов полуострова со стороны пролива. А там уже ему будет гораздо проще.

— Понятно, — сказал Престимион упавшим голосом. Он смотрел на карту. Полуостров Стойензар, владение герцога Олджеббина, выдавался вперед, на запад, из нижней части Алханроэля, подобно гигантскому пальцу, и простирался далеко в океан. К югу от полуострова лежало Внутреннее море, путь в Сувраэль.

С северной стороны от полуострова раскинулись спокойные тропические воды пролива Стойен. Стойензарское побережье пролива было одним из самых густонаселенных регионов Маджипура: через каждые сто миль стояли крупные города, а цепочка курортных городков, сельскохозяйственных центров и рыбацких деревушек занимала почти всю открытую территорию между ними. Если Дантирии Самбайлу удалось добраться до любой части побережья пролива, он легко мог найти какого-нибудь жулика-моряка, который отвез его в Стойен, самый крупный порт на побережье, откуда корабли постоянно курсировали между Зимроэлем и Алханроэлем.

Конечно, они наложили запрет на Стойен и на все другие порты в этой части континента, где осуществлялись межконтинентальные перевозки. Но насколько надежно выполняется этот запрет? Эти легкомысленные тропические города всегда считались рассадниками коррупции среди чиновников. Престимион, в годы учебы в Замке, изучал подобные примеры из жизни, губернатор Ган Отианг, который процветал в порту Куиф до правления Пранкипина, имел привычку устанавливать персональные поборы, а также брать регулярные налоги со всех купцов, чьи суда заходили в гавань; после его смерти его личные сундуки, украшенные слоновой костью, жемчугом и перламутром, содержали больше сокровищ, чем городская казна. Дальше, в Ярнике, мэр, некий Плузипер Пейлиап, имел привычку конфисковывать собственность тех умерших торговцев, наследники которых не подали прошение в течение трех недель. Герцог Сатурис, дедушка Олджеббина, несколько раз обвинялся в том, что взимал процент со всех таможенных сборов в собственный карман, но правительственные расследования всегда по непонятным теперь причинам удавалось замять. Примерно тысячу лет назад префект Сиппульгара тайно содержал собственный флот пиратских кораблей, совершавших набеги на местные суда. И так далее, и так далее… Как будто в здешнем соленом воздухе было нечто такое, что разрушало честность и добродетель.

Престимион отбросил карту. И спросил у Камени Потевы:

— Сколько времени, по-вашему, понадобилось бы Дантирии Самбайлу, чтобы добраться в экипаже до порта Стойен из…

Но тут выражение лица префекта стало очень странным. Камени Потева и в лучшие времена напоминал туго взведенную пружину, это было очевидно с самого начала, но то внутреннее напряжение, в котором он постоянно находился, теперь возросло до такой степени, что он был на грани срыва. Его худое лицо с резкими чертами, на котором тропическое солнце, казалось, сожгло всю подкожную плоть, так напряглось, что кожа готова была лопнуть. На левой щеке дрожала мышца, а тонкие губы дергались. Глаза вылезли из орбит и превратились в пару огромных, выпуклых белых шаров под смуглым лбом. Руки Камени Потева крепко стиснул в кулаки и плотно прижал их друг к другу костяшками пальцев поверх двух амулетов на груди.

— Камени Потева! — в тревоге окликнул его Престимион.

Префект ответил хриплым, задыхающимся шепотом:

— Простите меня, милорд, простите…

— Что случилось?

Камени Потева в ответ лишь затряс головой. Он весь дрожал и отчаянно пытался сохранить контроль над собой.

— Скажите же! Хотите вина?

— Милорд… о, милорд… ваша голова, милорд…

— Что с моей головой?

— Ох, мне очень жаль…

Престимион оглянулся на Септаха Мелайна и Гиялориса. Неужели это случай все того же безумия, разыгравшегося прямо в присутствии короналя? Да. Несомненно, так и есть.

В этот момент нарастающей паники Мондиганд-Климд быстро вышел вперед и положил ладони на плечи префекта. Потом нагнул головы, так что они оказались в нескольких дюймах от лба Камени Потевы, и произнес несколько тихих слов, которых Престимион не понял. Несомненно, какое-то заклинание, Престимиону показалось, что он заметил в воздухе между двумя мужчинами белый туман.

Несколько секунд пронеслись без видимых перемен в состоянии Камени Потевы. Затем префект издал тихое шипение, словно из туго надутого воздушного шарика выпустили воздух, и заметно расслабился. Кажется, кризис миновал. Камени Потева на мгновение поднял взгляд на Престимиона. Лицо его было смертельно бледным от потрясения и стыда, он широко раскрыл глаза, а потом снова отвел их в сторону.

Через мгновение он произнес тусклым, едва слышным голосом:

— Милорд, это невыносимо унизительно… смиренно прошу вас простить меня, милорд…

— Но в чем дело? Что случилось? Вы сказали — что-то с моей головой?

Последовала долгая, мучительная пауза.

— У меня были галлюцинации. — Префект протянул руку в поисках бутылки вина. Септах Мелайн быстро наполнил его бокал. Камени Потева жадно выпил вино. — Сейчас такие вещи случаются два-три раза в неделю. От них невозможно избавиться. Я молился, чтобы этого не случилось, пока я принимаю вас, но это все равно произошло. Ваша голова, сир… она казалась чудовищной, раздутой, готовой лопнуть. А Верховный канцлер… — Он бросил взгляд на Септаха Мелайна и содрогнулся. — Его руки и ноги напоминали конечности гигантского паука! — Он прикрыл глаза. — Меня следует сместить с должности. Я уже не пригоден к выполнению своих обязанностей.

— Ерунда, — возразил Престимион. — Вам нужно немного отдохнуть, вот и все. Судя по всем докладам, вы хорошо справляетесь со своей работой. Они появились недавно, эти галлюцинации?

— Месяца полтора назад. Или два. — Префект чувствовал себя очень несчастным. Он не мог смотреть прямо на Престимиона и сидел, низко опустив голову и сгорбившись, глядя на свои ступни. — На меня накатывает нечто вроде припадка. Я вижу самые ужасные вещи. Кошмарные видения, чудовищные, одно за другим, в течение пяти, десяти, иногда пятнадцати минут.