18

Алекс Брюс высадил Мартину Левин у магазина «Монопри» на Елисейских полях, и она купила себе футболку вместо разорванной черной блузки. Потом ей предстояло отправиться на радиостанцию «Европа-1» на улице Франциска I, где в шесть часов должны были состояться дебаты, завершавшие ее выступления в средствах массовой информации. Шеффер ждал Брюса в коридоре. Дойдя с ним до кабинета, он плотно закрыл за собой дверь.

— Я нашел у капитана Левин порноматериалы, причем жесткой направленности.

Брюс никак не отреагировал на это известие. Он вспомнил, как стоял перед зеркалом в «Шератоне», положив руки на плечи Левин. Тогда ему показалось, что она неуловимым образом открывается, что он может прочитать то, что скрыто за ее серыми глазами и сжатыми губами. Она даже рассказала ему о том, как на нее напали. Он был уверен, что стал единственным после Делькура, перед кем она так разоткровенничалась. И тем не менее.

— Какого рода? — спросил он наконец.

— Хлыст, кожаные браслеты с цепочками, комбинезон из латекса, кожаные мужские стринги, японские порножурналы.

— Девушки, из которых сделали фарш?

— Ага, и мужчины тоже. Высокохудожественно. Что скажешь?

— Сейчас— ничего, Виктор. Мне надо все это переварить.

— Я тоже не сразу опомнился. Потом я поехал в аэропорт, чтобы справиться о датах нахождения Бертрана Делькура во Франции.

— И?..

— И все сходится. Стюард был в стране во время одиннадцати убийств.

— Это уже теплее.

— Даже горячо.

— Надо предупредить Дельмона.

— Хорошая мысль, шеф.

Выйдя из здания «Европы-1», Левин села в метро на станции «Франклин Рузвельт». Она решила поехать домой и поспать часок-другой. Уже много месяцев она не испытывала такого желания выспаться. Левин вынула пистолет из кобуры на поясе, положила на тумбочку у изголовья, убедившись предварительно, что он поставлен на предохранитель, и, одетая, вытянулась на кровати. И сразу же заснула как убитая. Телефонный звонок вырвал ее из сна, населенного тенями, среди которых ясно выделялось только лицо Фреда Геджа. Выл ли он частью ее сновидений или всего лишь воспоминанием о реальности, столь же осязаемой, сколь и неприятной?

— Алло! Мартина?

— Да, Бертран.

— Я тебе звоню прямо из самолета. Гениально, правда?

— Что случилось?

— Теперь, когда нас никто не слышит, ты можешь мне все рассказать! Один коллега мне сказал, что убили наземную стюардессу. Это дело рук твоего серийного убийцы?

— Пока никто ничего не знает.

— А, знаменитая профессиональная тайна?

— Вот именно.

— Официально я должен вернуться послезавтра, но на самом деле я буду в Париже завтра, часам к трем. У меня была стоянка в Нарите на пару часов перед следующим рейсом. Я потихоньку договорился с другим стюардом. Конечно, будет нелегко, но у меня появилась прекрасная возможность, и я хочу, чтобы ты со мной пошла. Нас пригласили на праздник на каком-то складе в Сен-Дени. Это на всю ночь или даже дольше.

— Ты что, шутишь?

— Да нет же, подожди! Не злись. Выслушай до конца, а потом решишь. Меня пригласил один приятель. Это будет в промзоне Сен-Дени-Ла Плен. Компания по выпуску дисков. Там ребята записывают группы андеграунда. Недалеко от того места, где… где мы встретились. По-моему, это потрясающий случай.

— Ты совсем спятил.

— Да нет, Мартина! Это знак судьбы. Думаю, надо пойти. Кто знает? Может быть, ты узнаешь что-то о том происшествии. Или же это поможет тебе освободиться.

Мартина Левин считала, что есть и более радикальное средство освободиться. Раз и навсегда порвать со стюардом. Однако, подумав, она сказала себе, что это скорее странное совпадение, потрясающий случай. И что надо копнуть поглубже.

— А кто этот твой приятель?

— Это не он устраивает. Он один из приглашенных.

— А чем он занимается в жизни, кроме того, что танцует в промзоне?

— Да всем понемногу, по-моему. Хочет писать песни. Ой, мне надо завязывать, пассажир хочет позвонить. Ну, так ты придешь?

— Ладно. Встретимся у меня.

— Нет, я поеду прямо из аэропорта. Приятель меня встретит.

— А что ты будешь там делать днем?

— Там будет много интересных людей, музыкантов. Я немного помогу с подготовкой. Как приеду туда, позвоню.

— Адреса у тебя нет?

— Еще нет.

— Ладно. Договорились. Я жду твоего звонка.

— По-моему, я люблю тебя, капитан Левин. Чао!

Мартина Левин тоже положила трубку. Последняя фраза Делькура не выходила у нее из головы. Он произнес ее особенным голосом. Как будто шутил. Застенчивость? Глупость? Трудно понять. Она часто спрашивала себя, а случайность ли привела машину Бертрана Делькура на проспект Президента Вильсона ноябрьской ночью 1995 года. Потрясающий случай. После которого она постепенно втянулась в его садомазохистские игры. Это она связывала, секла, била кнутом, требовала. Но кто на самом деле оставался связанным во всей этой истории? Она снова подумала о поведении Делькура в аэропорту при встрече с Алексом. Эта почти осязаемая враждебность. Кого невзлюбил Делькур в майоре Брюсе — мужчину или полицейского?

Она повернулась к радиобудильнику. Оказывается, она проспала всего двадцать минут. Сознание отключилось на двадцать минут, а мир ее грез уже, казалось, всплыл на поверхность. Очень медленно. Как будто вытягиваешь кусок обтрепанной ткани, зажатой в металлической двери. Нужно ухватить за конец, а потом действовать очень медленно, но настойчиво. Она была уверена, что начало процессу положило нападение Фреда Геджа. Может быть, Алекс это тоже почувствовал. Ванная комната, зеркало, их тела, одно за другим. Это было приглашением проникнуть в психику Вокса и в то же время походило на электрошок. Которого он требовал от нее. Майор Александр Брюс требовал. В отличие от Бертрана Делькура, который никогда ничего не спрашивал о ее прошлом. Какое поведение ей больше нравилось?

Она выключила телефон из розетки, отключила мобильный, положила его в карман куртки и решила, что заснет опять, представляя себе лицо Геджа — чересчур загорелое, и лицо Делькура — может быть, фальшиво невинное. Она мысленно увидела зеленые деревья парка Сен-Клу и странную комнату в Сен-Дени. Впервые поняла, что речь идет о здравом смысле и что эта связь не глупее остальных. Вспомнила бельгийского серийного убийцу, оставлявшего расчлененные тела своих жертв в местах с символическими названиями. Улица Греха? Аллея Лжи? Больше она ничего не помнила. Мартина Левин скрестила руки на груди, представила себя средневековым покойником, и провалилась в сон.

Она бежала одна по коричневой аллее, состоявшей из какого-то вещества, похожего на массу опавших листьев. Высокие и прямые деревья были сделаны из того же синтетического материала. Она услышала за собой шаги, остановилась, обернулась. Увидела саму себя, ее собственный клон следовал за ней, ставя ноги в ее собственные следы. Она потянулась к этой новой Мартине Левин. Та, не видя ее, равномерно вдыхала и выдыхала воздух. Вдруг клон повернул налево, погрузился в коричневую массу, и та поглотила его.

Левин возобновила свой бег в направлении желтоватой линии горизонта, пронизанной лучами искусственного солнца. Придется ли ей и дальше бежать в одиночестве в этом неизменном пейзаже? Может быть, надо последовать примеру клона и свернуть, чтобы выйти из игры? Вдруг она увидела того, кто ее ждал. Он вышел из коричневой массы и побежал по той же дорожке перед ней. Она различала его плотную спину, его руки и ляжки с трясущимся жиром. На голове у него был чулок, переходивший в длинный плащ домового. Она ускорила бег, потянула руку, чтобы схватиться за край плаща, развевавшегося перед ней и не касавшегося земли.

Справа от нее одно дерево вспыхнуло словно факел, за ним— другое, третье. Она поднесла руку ко рту, чтобы не вдыхать запах горящего дерева. Смесь дыма и дурманящего аромата цветов. Заболели глаза и горло. Стена огня перед ней поглотила тело жирного борова.

Левин открыла глаза и увидела, что он сидит напротив ее кровати. Он улыбался, его руки удобно лежали на подлокотниках кресла. Между указательным и большим пальцами правой руки дымилась сигарета. Вроде бы не вооружен.

Левин схватила пистолет, спустила предохранитель и прицелилась в Армандо Мендозу.

Не переставая улыбаться, он медленно поднял руки и сказал:

— Эй, капитан! Я пришел с миром. Не волнуйтесь!

— Что ты у меня делаешь?

— Я видел вас по телевизору и слышал по радио. Это произвело на меня жуткое впечатление. От вашего голоса все просто обалдели.

Она поднялась, держа пистолет перед собой, приказала ему подняться с кресла и встать лицом к стене, расставив руки и ноги. Запах из ее сна шел от него, словно он пропитался жасминовой туалетной водой. Она обыскала его левой рукой, подняла подушку кресла в поисках возможно спрятанного оружия, потом отошла. Велела ему сесть и держать руки за затылком.

— Да и то, что вы говорите, очень интересно. Если кто умеет говорить, тот в конце концов получает большую власть. Например, с тех пор, как я избавился от акцента, люди прислушиваются ко мне больше, чем раньше. В чем тут дело, а?

— Как ты вошел?

— Расковырял замок.

— Мог бы позвонить.

—Я звонил! Вы тут спали как убитая. Я сначала звонил по телефону, так или было занято, или никто не брал трубку. Вместо того чтобы вас трясти с риском получить пулю или затрещину, я предпочел дать вам подышать дымком от моей сигареты.

— И ради чего все это?

— А помните тот случай, когда вы меня замели? После истории с Амелией?

Левин молча разглядывала его. На лице у сутенера-мазохиста растительности было больше, чем на голове. Сегодня он нарядился в серый шелковый костюм с черной рубашкой и пестрый галстук в сиреневых тонах. Темные очки подняты на лоб, улыбка до ушей. Он продолжал:

— Ну, так вы помните? Я вам всегда говорил, что это не я ее отлупил, и продолжаю стоять на своем. Хотя на следующей неделе меня и должны судить.

— Или именно потому, что на следующей неделе тебя должны судить.

— Признаюсь, я думал о возможности вашего вмешательства, но послушайте дальше. Я навел справки. И этот сукин сын Луи, хозяин «Бора-Бора», мне кое-что продал. Амелия— одна из его девушек. Она столкнулась со странным клиентом, просто с психом. И после этого Луи взбрело в голову засадить меня в каталажку вместо того типа, потому что он уже давно хотел подставить Роберто.

— Кто это — Роберто?

— Боливиец, которого Луи не может обойти в каких-то делишках, но я к ним касательства не имею.

— И какую роль во всем этом играешь ты?

— Луи решил, что я наложу в штаны и продам вам Роберто в обмен на свободу. Он просчитался. И именно поэтому на следующей неделе меня будут судить.

— Но все это не объясняет, почему ты оказался у меня.

— Амелия мне рассказала, что тип, который ее избил, хвастался, будто однажды уделал бабу из легавых. Говорил, что эта женщина выскочила в окно, и сказал какую-то гадость типа: «Сделай то же самое, если не хочешь, чтобы я тебе устроил танцульки». Они были на четвертом этаже, она предпочла получить взбучку. Потом Луи заставил Амелию пойти к вам. Вам могло прийти в голову, что шлюха пойдет жаловаться в полицию?

Выпрыгнуть в окно. Устроить танцульки. Танцевать. Умереть.

— Ну и почему я должна тебе верить?

— Теперь все считают, что я— крутой парень, который не раскололся перед полицией. Тем лучше. Только мы с вами будем знать, что когда мне нужно, я могу раскрыть рот. Сплошная выгода.

— Ты думаешь, мне нужен такой, как ты, Мендоза?

— Всем легавым в мире нужны такие, как я. Если Амелия заберет жалобу, я сдам вам Луи. Он торгует кокаином с Роберто, но теперь хочет самостоятельности. С недавних пор у него в Нормандии есть хаза, укромное местечко, куда привозят порошок из Гавра. Крупное дельце, слово даю.

— Как выглядел тип, избивший Амелию?

— На меня не похож. Честно, капитан. Больше ничего не знаю.

— А что ты сделал с Амелией, чтобы она тебе все это рассказала?

— Амелия умная девочка, до нее дошло, что ее мужик — это дырка в заднице, он даже защитить ее не может. И у нее раскрылись глаза. Если Луи хочет сохранить свои кадры, ему придется раскошелиться.

— Думаю, что ты метишь на его место.

Я об этом думал, но сейчас мне не до того.

Алекс Брюс и Виктор Шеффер вышли из кабинета Дельмона с приказом доставить Левин в отдел судебной полиции, осторожно расспросить ее и уточнить дату возвращения Делькура. Они пытались дозвониться Левин домой и на мобильный, но безуспешно. Шеффер уверял, что она никак не могла догадаться о его визите в квартиру на улице Клайперон. Брюс ответил, что рано или поздно она вернется домой, хотя бы для того, чтобы поспать. Он позвонил в «Эр Франс», где ему подтвердили, что Делькур действительно находится в пути в токийский аэропорт Нарита и вернется в Руасси послезавтра к девяти вечера. Внезапно Брюс вспомнил о кассете, так и лежавшей у него в кармане, и предложил Шефферу послушать ее. Они расположились в кабинете майора. Надев перчатки, Брюс вынул кассету из пластикового пакета, вставил в магнитофон и посмотрел на Шеффера. Капитан вздохнул и сказал:

— В первый раз мы знаем, что будет на кассете, еще не прослушав.

Брюс кивнул. Он пытался не думать о лице Изабель. О ее теле абрикосового цвета на краю бассейна в Форментера. О ее смехе и о манере читать вслух романы. Ему показалось, что он ясно слышит свой разговор с Майте Жуаньи:

— Роман между виртуальной женщиной и певцом из плоти и крови, это ей казалось захватывающим.

— Робот?

— Нет, киберсущество. Созданное на компьютере из миллиардов данных. Математическая эктоплазма.

Алекс Брюс сделал глубокий вдох, как Изабель Кастро перед прыжком в бассейн, и нажал «пуск».

— Вселенная… это… машина. Вселенная— это… машина! Вселенная— это машина!

19

Вначале Левин хотела допросить Амелию. Найти ее было нетрудно: та снимала клиентов на улице Прованс. Но, немного подумав, она решила действовать по порядку: прежде всего надо, чтобы ребята из бригады по борьбе с наркотиками или из отдела нравов побывали у Луи. Хозяина «Бора-Бора» и бывшего работодателя Армандо Мендозы следовало изолировать до того, как Амелия заберет свою жалобу и согласится описать напавшего на нее человека. Никого из сотрудников этих отделов Левин не знала, но не сомневалась, что Алекс Брюс все уладит. Может быть, попросить его вмешаться? Она подумала, что ему бы это понравилось. Раз он так хочет, чтобы она вскрыла нарыв. Даже при всей занятости делом Бокса он не откажется. «Надо иногда выбираться из скорлупы, Левин. Это и тебе, и мне будет на пользу». Было уже больше восьми часов вечера, но Алекс наверняка еще на работе. В противном случае она заедет на улицу Оберкампф. Она много раз задавалась вопросом, один он живет или нет. Вот и возможность удовлетворить свое любопытство.

Спускаясь в гараж за мотоциклом, на котором она собиралась доехать до набережной Орфевр, Левин вдруг вспомнила, что во всей этой суматохе, вызванной смертью стюардессы, она со вчерашнего утра не заглядывала в почтовый ящик. Там оказались два счета, письмо из страховой компании и ненадписанный конверт средней величины из крафт-бумаги. Она вскрыла его и увидела кассету стандартного формата, завернутую в пупырчатую пленку. Шестьдесят минут. Японская фирма. Левин положила конверт в карман куртки, надеясь, что оставила на нем не слишком много своих отпечатков, и поднялась в квартиру. Там она надела резиновые перчатки, вставила кассету в магнитофон и стала слушать:

— Танцуй! Танцуй! Танцуй!

— Я больше не могу, скотина!

— Танцуй! Танцуй! Танцуй!

— Да что тебе надо, в конце концов, а? Чего ты хочешь, говнюк поганый, жирный боров, импотент?

— Танцуй!

Пустота. Пустота в голове, на стенах, на кухонном столе. И почти физическое желание, чтобы рядом был Бертран. Или Алекс. Да, Алекс Брюс. И — в сумятице мыслей, закружившихся в голове, — инструктор по стрельбе. Магнитофон продолжал крутиться, но на пленке больше ничего не было. «Откуда во мне эта сила, —подумала Левин.—Эта сила».

Алекс Брюс и Виктор Шеффер вошли в квартиру на улице Клайперон с помощью слесаря. Он вскрыл дверь, взломав оба замка. Потом поставил новый и отдал ключи Брюсу. Майор и капитан обошли квартиру. Брюс заметил отключенный телефон, почувствовал легкий запах сигаретного дыма и мужского— или похожего на мужской— одеколона, не имевшего ничего общего с духами Левин. Он вспомнил, что она не курит, а стюард находится в Токио. Она что, принимала других мужчин в его отсутствие? Что она с ними делала? Чего ждала от них?

На Брюса квартира произвела впечатление служебной. Левин там существовала, но не жила. Это бросалось в глаза. В кухне висело несколько фотографий Брюса Ли в рамочках— чуть ли не единственный отпечаток личного вкуса. В спальне он нашел ее спортивное снаряжение, аккуратно расставленные гири и гантели. Кровать была заправлена тщательно, как в казарме.

— Слушай, ты знаешь, откуда она?

— Из комиссариата восьмого округа, — с улыбкой ответил Виктор Шеффер. — В остальном — тайна, покрытая мраком.

Брюс позвонил начальнику Левин, комиссару Дантренаву. Узнав о сложившейся ситуации, тот без обиняков рассказал все, что знал. Разговор получился долгим. Повесив трубку, Брюс сказал Шефферу:

— Она из управления по санитарному и социальному надзору. Так застилать кровати учат только там или в армии.

— Это кое-что объясняет, правда?

Майор сел на кровать. Капитан нагнулся, пощупал матрас и сказал:

— Если бы перины могли говорить! Они переполнены тайными сновидениями и глубоко запрятанными воспоминаниями.

Брюс повернулся к шкафу и спросил, указывая на дверцу:

— Там она держит свои штучки?

— Хочешь посмотреть?

— Нет.

Виктор Шеффер развернул карамельку, прочел шутку на обертке, сунул обертку в карман и выждал, пока начальник не прервал молчание.

— Дантренав утверждает, что у нее отличный послужной список. Он полагает, что после той истории она уже вполне пришла в себя. Она всегда производила на него впечатление человека с устойчивой психикой.

— Они пытались найти мерзавца?

— Конечно. Но безуспешно. Проспект Кладбища — это тупик, ночью совершенно пустынный. Ни одного свидетеля, кроме Делькура, а он видел только невменяемую Левин на проспекте Президента Вильсона. Он не стал тянуть и сразу повез ее в больницу. Назавтра комната, где ее мучили, оказалась пустой. Ни одного отпечатка. Там так все и оставалось до тех пор, пока это здание не сдали в аренду.

— А кто хозяин?

— Долгое время оно принадлежало какому-то старику из Сен-Дени. После его смерти все перешло городу, теперь арендой занимается какой-то управляющий совет.

— Не верится мне, что не нашли ни одного свидетеля.

— Коллеги Левин прочесали промзону Сен-Дени— Ла Плен, побывали в немногочисленных жилых домах, опросили десятки людей, и все они видели каких-то жирных толстяков в этом месте. Ничего удивительного: там находятся разгрузочные площадки и целыми днями толпятся грузчики и прочие здоровые мужики, которые ворочают ящики. Но ни один из них не производил впечатление извращенца.

Левин выключила мотор мотоцикла и бросила взгляд на поток машин на проспекте Президента Вильсона. На проспекте Кладбища ничего подобного не наблюдалось. Она увидела у входной двери складского здания освещенный домофон и маленькую камеру. В здании разместилось двенадцать компаний: импорт—экспорт, промышленный дизайн, торговля экзотической мебелью, мебельный склад, студия «Beyond Humanity», фрахтовое предприятие. Когда она была тут последний раз, года два назад, трех четвертей из них не существовало. Она снова подумала о приглашении, о котором говорил Бертран Делькур. «Это будет в промзоне Сен-Дени— Ла Плен. Компания по выпуску дисков. Там ребята записывают группы андеграунда. Недалеко от того места, где мы встретились». Она нажала на кнопку звонка «Веуопй Ниташ1у».

— Кто там? — спросил молодой мужской .

— Капитан Левин из бригады уголовного розыска. Откройте, пожалуйста.

— О'кей! Мы на третьем этаже, — без колебаний ответил мужчина.

Раздался щелчок, и Левин толкнула дверь. Она узнала серый подъезд, лестницу с металлическими перилами справа и грузовой лифт слева. На каждом этаже располагались две-три компании. Без сомнения, ребята из «Веуопй НшпапНу» обосновались в розовой комнате жирного борова. В прошлый раз маляры заканчивали новую отделку компании информационных материалов. Нечто серо-голубое. Она заколебалась, подумала, что им с Аленом Саньяком только и удалось, что разбудить жирного борова. Она вознамерилась оказать майору Брюсу помощь в задержании того, кто воровал голоса. А вместо этого она почувствовала унижение, едва услышала своего отвратительного мучителя. Несмотря на прошедшие годы, этот неизменившийся голос сразу же обжег ее стыдом. Ни к кому, а к Алексу — и подавно, не могла она обратиться с просьбой помочь ей навести порядок в ее собственной жизни. Нужно, чтобы она смогла посмотреть ему в лицо. А не в зеркало, которое он предлагал ей и в котором она видела только отражение его лица, красивого открытого лица с глазами цвета морской волны.

Она поднялась по лестнице. На третьем этаже за приоткрытой черной бронированной дверью с тройным замком и надписью золотыми буквами «Beyond Humanity» виднелись белые стены. Левин достала из кармана мобильный телефон, чтобы выключить: звонок мог бы помешать ей вести допрос, на который она уже настроилась. Увидев, что телефон так и остался выключенным после звонка Бертрана Делькура, она просто положила его в задний карман джинсов. Однажды во время погони она сломала телефон. Он выпал из кармана куртки и разбился.

— Есть кто-нибудь? — спросила она. Никакого ответа. Она вытащила «ругер СП» из кобуры, спустила предохранитель и прижала к бедру, не напрягая руку, чтобы давление на спусковой крючок было минимальным. В мозгу промелькнула мысль о кассете в кармане, и она решила, что даст послушать ее людям в студии звукозаписи. Раз уж они специалисты по звуку, надо этим воспользоваться. Если только они не заняты чем-то совсем другим.

— Сейчас подойду! Заходите, — ответил молодой человек, чей, казалось, шел из глубины комнаты.