Лежа с Маринкой в постели, снова перебирали всех знакомых, родственников, друзей и врагов. И неожиданно пришли к общему экстравагантному выводу: так долго и тупо угрожать (если это вообще угроза) нормальный человек не может. Шизиков в биографии Редькиных тоже насчитывалось немало, повспоминали их, даже похихикали, но в итоге пальму первенства отдали все же именно Эдмонду Меукову - у того и с головой было сильно не в порядке, и претензии к Тимофею имел он вполне конкретные, так что... Подробности анализировать не стали, успокоились, погасили свет и быстро заснули. Усталость валила с ног, хотя жара и слабела день ото дня.
      А во сне Тимофей увидел с невероятной точностью деталей ту давнюю уже осеннюю историю на Рижской трассе с сорвавшимся матрасом и убитыми людьми. Не было никаких привычных для сна искажений, не было смешных глупостей и пугающей жути неизвестного - он словно просматривал запись, сделанную кем-то два года назад. Спокойно докрутил до момента, когда из машины вышла красивая рыжая чекистка, и вот тут оно и началось - по законам сновидения. Никакая это оказалась не чекистка, да и не рыжая вовсе - это была та самая девушка по имени Юля с ирландским сеттером, в тех же маняще облегающих вишневых лосинах, и Тимофей сразу шагнул к ней, забыв обо всем на свете - о стоящей рядом Маринке, об убитых людях, о солдатах из вертолета - шагнул, обнял, впился губами в губы, задрожал от удовольствия, а она вдруг дернулась, повернулась спиной и страстно прижалась круглой упругой попкой к его животу. Да уж и не к животу, если честно, а к набухшему твердому жезлу, поднявшемуся едва не до пупка. Еще бы чуть-чуть, и вышел конфуз, но что-то заставило Редькина проснуться. Он обнаружил в своих объятиях Маринку с задранной до пояса ночной рубашкой. Супруга тихо посапывала и ничего особого не ощущала. Редькин отвалился с гулко колотящимся сердцем, лег на спину и долго тупо глядел в темный потолок, не в силах заснуть.
      Утром четверга он прибыл в уголовно-медицинскую контору Майкла в несусветную рань - в половине десятого. Жизнь заставит - чего не сделаешь! Вербицкий признался, что и для него это дико, но был уже на месте и ждал, чтобы проводить в другой, более солидный офис. Редькин нервничал, думалось почему-то, что Игорь не придет (опоздает, заблудится, обманет) или притащится вдруг с целой бандой, и сразу начнется разборка, и пострадает, конечно, он, Редькин. Очень хотелось для верности встретиться с пресловутым жуликом у метро и вместе прийти сюда, но Майкл еще тогда объяснил, что это методологически неверно, и был, разумеется, прав. В общем, они теперь мирно ждали, покуривая, Вербицкому время от времени звонили, а Редькин просто сидел и нервничал. Все уже было обсосано до мелочей, даже диктофон на всякий случай подготовлен, говорить о чем-то не было никакого желания - так что же теперь, книжку листать, убивая время? Тимофей привык читать и в очередях, и в транспорте, но не в такой же ситуации, право!
      Игорь опоздал всего на три минуты. Майкл отметил этот факт с уважением и предложил парню садиться. Тот запросто пожал руки обоим, небрежно, по-свойски плюхнулся в кресло и начал с бодрой фразы:
      - У вас тут, гляжу, и нотариалка своя. Стало быть, можно все разом и оформить. Документы, надеюсь, с собой?
      - Документы с собой, - быстро ответил Редькин.
      А Майкл продолжил за него:
      - Документы - это вопрос второй. Главное - о цене договориться.
      - Естественно, мужики! - охотно согласился Игорь. - Я только не понял, хозяин машины... вы, что ли?
      Он явно хотел обратиться на "ты", но в последнюю секунду сообразил, что будет это не совсем уместно.
      - Я не хозяин, - проговорил Майкл, зевнув. - Разрешите представиться: Михаил, адвокат хозяина автомобиля, то есть адвокат гражданина Редькина Тимофея Петровича.
      Игорь тут же переменился в лице и затравленно оглядел кабинет. Стерильно белые стены, черная пластиковая мебель, две не без вкуса подобранные картины и скромный набор необходимой оргтехники. Видно было, что вся эта обстановка враз перестала ему нравиться.
      - А что, собственно, случилось? - всполошился Игорь, словно карманник, пойманный с поличным.
      - Да ничего не случилось, - успокоил его Майкл. (Паническое бегство в первые же минуты разговора никого не устраивало.) - Просто, видите ли, молодой человек ("Хорошо ввернул, - подумал Редькин, - Игорь-то моложе Майкла всего лет на пять!"), купля-продажа автотранспортного средства дело серьезное, а мой клиент - человек основательный, не любит, знаете ли, попадать впросак, потому и попросил меня поучаствовать. Андестэнд? Ну: вот и чудненько. Теперь валяйте, рассказывайте, что случилось с машиной, когда, по чьей вине. Никто, согласитесь, не захочет гробить кучу бабок на ремонт, если машину можно продать и купить новую: вот только давайте выясним, почему нам всем это выгодно.
      Игорь на удивление быстро успокоился и с энтузиазмом приступил к обсуждению проблемы. А Вербицкий был все-таки поразительно талантливым человеком. Не только юрист от Бога, но еще и опытный психолог, и натуральный актер. Впрочем, быть может, это и есть составляющие истинного юриста? В ходе предельно доверительной беседы всплыли все необходимые подробности происшедшего, и даже не слишком разбирающийся в подобных делах Редькин не мог не сообразить, как ловко подставили и его, и пьяного мальчишку, сидевшего за рулем. Настало время выложить на стол справку об аварии из ГАИ и весь комплект оценочных документов из фирмы "Авто-мобил". Игорь, просмотрев листочки, пришел едва ли не в эйфорическое состояние.
      - Ну! Я же говорил! - чуть ли не кричал он. - Ежу понятно - тачка идет под замену кузова. И к тому же: лонжероны поехали, мосты поехали, полуоси и чулки ставить новые, сварные работы, как ни крути, и еще не известно, что там с карданами, коробкой и раздаткой, даже суппорта и шрузы могли пострадать.
      Игорь сел на любимого конька, его несло. Несло чуточку слишком: все-таки глупо считать, что никто, кроме тебя, не разбирается в устройстве автомобиля. Этот патентованный автомеханик валил в одну кучу все, как при разговоре с богатым чайником, приехавшим на ремонт. Если бы он сейчас заявил, что могли пострадать щеточки дворников на фарах и бегунок трамблера, Майкл бы и тому не удивился. Он еще совсем чуть-чуть послушал словоизвержения незадачливого афериста, а потом вежливо перебил и произнес свою ключевую фразу:
      - Значит, вот такой у вас бизнес, ребята?
      - Какой еще бизнес? - вздрогнул Игорь.
      - Да очень простой, в сущности: сами бьете новые машины, и сами по остаточной стоимости скупаете. Навар, должно быть, невеликий получается, но, судя по твоей тачке и прикиду, на жизнь хватает.
      - Ребята, - Игорь резко поднялся. - Я, кажется, не туда попал. Если машина не продается, лучше я пойду. Поговорили - и ладно.
      - Охрана тебя не выпустит, - тихо сказал Майкл.
      - Да пошел ты! - обозлился тот и шагнул к двери.
      Майкл даже не шелохнулся. А Игорь распахнул дверь и чуть не налетел грудью на здоровенного детину, стоявшего в проеме с широко расставленными ногами и руками в карманах свободного пиджака.
      Рукоприкладства не потребовалось. Игорь вернулся к столу, достал сигарету, закурил ее не с того конца, бросил в сердцах в пепельницу и окончательно сник.
      - Кто вы такие? - выдавил он наконец.
      - Об этом мы будем говорить не с тобою, - солидно ответил Майкл.
      - А я тогда зачем нужен? - как-то совсем по-детски поинтересовался Игорь.
      Вербицкий не торопясь поднялся, взял лист бумаги и ручку, положил перед Игорем и ласково сообщил:
      - А ты, браток, нужен только для одного. Ты сейчас напишешь расписку и все. Помнишь сумму ущерба? Что-то около четырех тысяч грин. Накинем еще штучку - ну, там моральный ущерб, мои комиссионные - будет ровно пять. Вот и пиши: я, такой-то такой-то взял взаймы у гражданина Редькина и обязуюсь вернуть... в свободной форме. Цифру согласовали, теперь главное, давай решим со сроками. Недели хватит тебе?
      - Хватит, - выдохнул Игорь.
      Он уже писал. Тимофей просто глазам своим не верил: гипноз, магия - да и только.
      Наконец, Игорь ушел, вежливо попрощавшись. Громиле, что стоял в дверях, Майкл только кивнул, слов не потребовалось.
      - И что же, теперь все? - поинтересовался Редькин, не в силах скрыть своего восторга. - Две с половиной мне, две с половиной вам - и через неделю все в порядке. Ремонт-то мне за полторашку обещали сделать. (На самом деле вообще за тысячу, но приврать хорошему человеку - дело святое.)
      - Нет, Тим, это еще далеко не все, - разочаровал его Майкл. - Денег-то у нашего клиента, похоже, нет, вот я и дал ему неделю, чтоб он со своей крышей связался, посоветовался, а его люди вызовут наших, будет разбор. Сумма при этом может даже возрасти, в том числе и для тебя, но сроки поползут обязательно. Андестэнд? Быстро только кошки родятся, а божьи мельницы мелют медленно...
      Вот так и закончился этот исторический визит. Отсрочка не слишком испугала Редькина, зато намек на увеличение суммы откровенно порадовал. Вера во всемогущих бандитов укрепилась, и домой он летел, почти как на крыльях. Однако там его ожидало пренеприятнейшее известие. Маринке звонил некий человек от Меукова. Вряд ли это именно он молчал в трубку, но если даже и он, то теперь откровенно изменил тактику, назвался и передал, что есть разговор. Даже просил позвонить, потому что дело серьезное. Последние два слова человек не поленился повторить дважды и с нажимом, что запомнилось Маринке, как очень-очень дурной знак. Вот такие пироги с котятами. Тушите свет и сливайте воду.
      Однако день еще не кончился, наоборот - только начинался. Предстояло много мелких дел с милицией, ГАИ, кредиторами, должниками, компаньонами, сервисом Бурцева. Последний просил подъехать и согласовать теперь уже детально весь минимально необходимый объем работ по срокам и ценам. Начать Тимофей решил с ГАИ. Оттуда пришлось ехать обратно в отделение (не хватало каких-то справок), потом еще раз в ГАИ, вроде и недалеко - Посланников переулок возле Бауманского рынка, одна остановка на метро, - но отвыкший перемещаться своим ходом Редькин жутко умотался. А тут еще выяснилась милая подробность: Игорь не был хозяином "Волги", хоть и заявлял об этом устно. Очевидно, ездил по доверенности, а такие мелочи в ГАИ не регистрируют. Хозяином же был некий Гейдар Шанафутдинов (если Редькин правильно расслышал), и номера "волжанка" имела североосетинские. А ведь Редькину тогда сразу не понравились маленькая буковка "в" в начале номера в сочетании с большими "С" и "Е" в конце. Вполне симпатичный милицейский майор аж крякнул, убирая в шкаф соответствующую учетную карточку.
      - Ну, брат, с этого Шаромпердинова ты не много сумеешь получить.
      - Как знать, как знать... - многозначительно и загадочно проговорил Редькин.
      А про себя подумал: "Плохо дело. Переведет наш друг Игорь стрелку с себя на кавказцев, подключится целая мафия, и плакали мои денежки..."
      Дальнейшая четверговая суета большого интереса не представляла: звонки то и дело срывались, людей не оказывалось на месте, где-то было сплошное "занято", наконец, Тимофея рвались услышать самые нужные контрагенты именно в тот момент, когда его не было дома, ну и так далее. С Бурцевым - уже под вечер, как обычно - все получилось нормально. Окончательная калькуляция зашкалила за штуку на двести долларов, но Редькин сумел сотню в свою пользу сторговать. Он чувствовал глухое недовольство исполнителей, на глазах теряющих заработок, но остался крайне доволен собой. Ведь даже полторы тысячи - это было бы очень дешево по современным меркам и при такой сложности работ, а бурцевские персонажи согласились на тысячу сто. Это ж фантастика! Другой бы набросил им двадцатку-другую от щедрот, но только не Редькин, у него принципы иные: настоящий бизнесмен обязан считать каждую копейку.
      За поздним обедом Тимофей выпил пива, телефон как будто перестал трезвонить, за окном стихло все, ветерок поднялся, сдувая остатки дневной жары с раскаленных городских крыш - тут бы и расслабиться полностью, накатить после пива коньячку, как это делают аристократы в конце обеда... Вот тогда Маринка и вспомнила:
      - Меукову позвони, мало ли что...
      - Вот черт! - пробурчал Тимофей, но сразу согласился: позвонить было надо, без этого все равно не уснешь, опять всякая дрянь в голову полезет.
      И позвонил. И дрянь полезла в трубку. Точнее, через трубку в ухо.
      - Эдмонда можно к телефону?
      Долгая пауза.
      - Эдмонда к телефону нельзя.
      Еще одна пауза, длиннее первой.
      - Эдмонд Меуков умер три часа назад.
      Господи! Кто же это на том конце провода? Жена, мать, сестра? Но родственники не могут так говорить о смерти близкого человека! По-видимому, это одна из пациенток Меукова под действием черной магии или еще какого-нибудь там эн-эл-пи. Или это вообще дурацкая шутка в продолжение психологического давления на Тимофея? Мысли скользили и путались, скользили и путались, все больше напоминая клубок змей, каждая из которых норовила укусить свой собственный хвост. Тушите свет, сливайте воду... Впрочем, свет давно погасили, темно, как в гробу, а вода... вода не понадобится - уж лучше действительно коньяку... Господи, кто придумал эту дурацкую поговорку: тушите свет...
      Трубка давно надрывалась короткими гудками, а Маринка смотрела на мужа округлившимися глазами и причитала:
      - Тимка, что с тобой? Тимка, Тим...
      - Ничего, все нормально, - с трудом проговорил он, потом добавил, сам себе противореча: - Сейчас пройдет.
      И потерял сознание.
      Глава четвертая
      БЕЗУМНОЕ РАНДЕВУ
      Ох, как давно это было! Года полтора назад...
      Вначале позвонил Бурнашов. Редькин не знал, кто это, но человек сразу представился по фамилии очень солидным голосом. Так и сказал в трубку:
      - Тимофей? Здравствуйте. С вами говорит Бурнашов.
      Тимофей вздрогнул (только фашистов ему и не хватало!), потом решил, что ослышался, и на всякий случай переспросил:
      - Александр Баркашов?
      - Бур-на-шов, - ответили ему по слогам. - Андрей Бурнашов. От Эдмонда Меукова.
      Тут Редькин смекнул, что к чему, сразу прикинулся шлангом, мол, этой фамилии тоже не знает, и отозвался вымученной шуткой:
      - Не знаю, от какого Эдмонда вы мяукаете, а по мне, что Эдмонд, что Бурнашов, что Баркашов....
      Но по ту сторону провода шутливого тона не принимали.
      - Это вы издали последнюю книгу Стива Чиньо?
      - Кого?
      Редькин продолжал применять хорошо проверенную тактику: чем больше задаешь вопросов, тем больше времени выигрываешь. Он лихорадочно соображал, в каком из магазинов его могли заложить. На оптовиков грешить не приходилось - эти ребята свои, надежные.
      А Бурнашов оказался парнем туповатым и на все вопросы отвечал предельно просто:
      - Я говорю вам о книге Стива Чиньо "Роль секса в психосинтезе".
      - Кого? - еще раз автоматически повторил Тимофей, не вкладывая в вопрос особого смысла, словно какой-нибудь Гаев из "Вишневого сада", а потом громко воскликнул: - А! - и картинно ударил себя по лбу, будто собеседник мог его видеть в этот момент. - Вы бы так сразу и сказали "Роль секса"! Я вам что, обязан запоминать все эти дурацкие фамилии. "Роль секса в психосинтезе" - да, этой книжкой я торгую. Вас какое количество интересует?
      Редькину страшно нравилось, как он ведет свою партию в этом диалоге. Разговор подходил к моменту кульминации, но бояться уже ничего не стоило Бурнашов производил впечатление патентованного придурка. Редькин не ошибся: только полный кретин мог так сразу раскрывать свои карты.
      - Мой шеф Эдмонд Меуков владеет правами на издание всех книг Стива Чиньо на территории СНГ. Поэтому мы намерены судиться с издателями пиратских тиражей. Ваш гражданский долг предоставить нам полные сведения об этих людях. Вы же не станете утверждать, что не знакомы с поставщиком книги.
      - Не стану, - согласился Редькин, - но и сведений никаких не дам. Издатели - мои хорошие знакомые, а про вас я впервые слышу, извините.
      - Очень жаль, - откликнулся туповатый Бурнашов. - Вы предпочтете сразу иметь дело с судебными исполнителями, или вначале мы все-таки переговорим?
      - Да вы что, с ума сошли?! - обалдел Редькин от такого неожиданного натиска. - Может, вы еще в КГБ пожалуетесь? Я-то здесь при чем? Я просто торговец.
      - В КГБ не обязательно, а в налоговую инспекцию - запросто, отпарировал Бурнашов, оказавшийся не таким уж и тупым. - По-моему, нам просто необходимо встретиться.
      - Хорошо, - сбавил обороты Редькин, - но я сейчас не готов ответить. Давайте телефон, и я вам завтра перезвоню.
      Ох, давно это было! Но теперь Редькин чуть ли не дословно вспомнил свой разговор с Андреем Бурнашовым. Каждое слово могло означать нечто важное, по крайней мере, так представлялось, особенно после того, как очень серьезный человек Вербицкий выслушал его, не перебивая, и сейчас явно пытался вникнуть в любую мелочь этой, на первый взгляд, безобидной и давно позабытой истории.
      А ведь вначале казалось так странно обращаться к Майклу по столь шизоидному поводу! Ну причем здесь, скажите на милость, какие-то йоги и психологи?
      В тот день Редькин, лишившийся чувств от известия о смерти Меукова словно какая-нибудь изнеженная девица - в общем-то, довольно быстро пришел в себя, Маринке даже не пришлось применять никаких оригинальных средств или обращаться за помощью к соседям. Слава Богу, падал Тимофей на диван и о твердые предметы не ударялся. Так что хватило холодной воды, брызнутой в лицо, ну а потом рюмка коньяка окончательно вернула несчастного к жизни. Лекарств решили пока не глотать.
      А первым, что произнесла Маринка после завершения всей суеты вокруг внезапного обморока, была короткая и очень эмоциональная просьба:
      - Позвони Вербицкому.
      - Я же только что от него!
      - Да нет, по поводу Меукова.
      - Сдурела?! При чем здесь...
      И тут же понял: все связано. Маринка чисто по-женски почувствовала это раньше. К Майклу она почему-то сразу, заочно прониклась необычайным доверием и уважением. И теперь рвалась познакомиться. Они так и пришли вдвоем. Вербицкий не возражал, даже одобрил. Ведь он хотел составить для себя полную картину, и мнение еще одного человека было не лишним. Встречу удалось организовать только через два дня, зато информация со всех сторон была уже намного полнее, и опять же никто никуда не спешил. Разговор затянулся на несколько часов, и против обыкновения Майкл позволил супругам Редькиным изложить все по порядку и в подробностях. А было что излагать, ведь история с Бурнашовым имела весьма колоритное продолжение, да и предысторию небезынтересную.
      Меуков тогда позвонил ему лично.
      - Здравствуйте, дорогой друг, мы действительно очень хотим повидаться с вами в самое ближайшее время. Это намного серьезнее, чем вы можете себе представить, но совсем не так страшно, как иной раз предполагают некоторые...
      Остатки смысла этой длинной тирады утопали в витиеватости и многословии, а голос по ту сторону провода был почти по-женски тонким и отрешенно бесцветным. "Педик обкурившийся!" - злобно подумал Редькин, хотя прекрасно знал, что и то и другое несправедливо.
      Меуков не только не употреблял травку, но и обычного табака не курил. С не меньшим отвращением относился он к алкоголю. А также не был замечен в отклонениях от здоровой сексуальной ориентации. С женой, правда, развелся пару лет назад, но на сына исправно выдавал деньги. По слухам, отношения супругов окончательно испортились после того, как Эдмонд стал проводить на семинарах больше времени, чем в кругу семьи. Жена его Сима, с простой фамилией Круглова, прозорливо не пожелала в свое время стать "меукающей" на пару с мужем. Она-то, кстати, и поведала Редькину секрет происхождения столь необычной фамилии.
      Эдмонд был потомком достаточно солидного дворянского рода, и на Руси прадеды его носили вполне нормальную фамилию Майков. Скорее всего, и небезызвестный поэт Аполлон Майков приходился ему родственником. А уж Василий Майков (восемнадцатый век) - и того вероятнее. Выяснить это все наверняка представлялось несколько трудноватым, зато доподлинно было известно, что в 1862 году братья Август и Карл Майковы отбыли во Францию, дабы поставлять ко двору Его Императорского Величества Александра Второго настоящий коньяк, а уж там, в провинции Шаранта, прикинули хрен к носу, да и смекнули: чем чужие напитки продавать, лучше собственное производство наладить. Так в знаменитом городе Коньяке появилась еще одна коньячная фирма, выпускающая продукт не слишком оригинальный, но качества весьма достойного. Меж тем, если фамилию Майков записать латинскими буквами, любой француз прочтет ее как "Мэков". Шарантинские филологи, надо думать, голову сломали, прежде чем придумали, как правильно начертать на бутылках товарный знак, и получилось у них почему-то "Meukow" (по классическим правилам чтения - "Мёков"). Дальше дело было так: сын Августа оказался вольнодумцем, а внук Вольдемар и того хлеще - увлекся марксизмом-ленинизмом всерьез и в двадцатом году вернулся на родину предков строить новую жизнь. О том, что в тридцать седьмом его расстреляли, даже рассказывать не интересно - любой сам догадается, а вот на моменте, когда иммигранту краснокожую паспортину вручали, Сима остановилась поподробнее. Имя Вольдемар, понятное дело, заменили простым Владимиром, а вот с фамилией теперь уже русские мучались. Писать старый дворянский вариант комиссар со шрамом через все лицо от удара казацкой шашки категорически не советовал, да и Вольдемар не настаивал. А к тому же на подаренной московским товарищам бутылке французского коньяка красовалась традиционная майковская пантера. Вот из-за этой кошачьей ассоциации и родился скорее всего вариант Мяуков - просто и по-нашему. Однако паспортистка, тупо глядя во французские документы, скопировала все с точностью до буквы. Получайте пачпорт, дорогой товарищ Владимир Меуков!
      Это и был дедушка Эдмонда. Отец же его с простым именем Михаил (в честь Фрунзе, а может, и в честь Калинина) своего сына, родившегося в "оттепель", рискнул назвать в честь французских предков. Вот такая милая история. Сима, видать, любила ее пересказывать, тем более что родословная Кругловых была примитивна, как коромысло, и дальше двух бабушек, тихо умерших в деревне, и дедушек, погибших на фронте, раскопать что-либо не представлялось возможным.
      Сима и жизнь свою предпочитала строить в общем-то по-простому - в хорошем смысле. Она тоже закончила психфак МГУ, преподавала, писала статьи и даже книги, разумеется, со всей неизбежностью общалась с тысячами шизов, задвинутых на эзотерике, магии и оккультизме, но сама удивительным образом сохраняла трезвость мысли. А Эдмонду и сохранять было нечего. Он едва ли не с младенчества считал себя романтиком, философом, контактером и хорошо еще, если не пришельцем из космоса. Лет до двадцати это все было здорово и чертовски привлекательно. Юный мечтатель Эдмонд и покорил-то юную Серафиму своими нетривиальными взглядами и недюжинными способностями: науки - в равной мере гуманитарные и точные - давались ему легко, языки - еще легче. Немудрено, что уже к двадцати пяти крыша у этакого талантища начала потихонечку съезжать, тем более что и времена были не самые подходящие для высоколобых интеллектуалов.
      Спасли начавшаяся перестройка и народившийся сын. Суровый быт заставил молодого папашу задуматься о деньгах, и умственная энергия потекла в практическое русло. Тогда и появились первые полуподпольные психологические семинары, первые брошюрки, тиражируемые на ксероксе и компьютере, потом хитрые выходы на зарубежных партнеров, благо с языками давно уже было все в порядке, потом командировки за счет тамошних фирм, создание совместных предприятий и в итоге - свой учебно-оздоровительный комплекс в Москве и свое издательство. Комплекс назывался до жути мудрено, Редькин никогда не мог запомнить порядок слов, да и за точность воспроизведения терминов не поручился бы - то ли Комплекс по трансперсональному психоанализу медитативной гештальт-сексологии, то ли по транссексуальному психосинтезу персонализированной гештальт-медитации. Хоть как переверни - одинаково абсурдно получается. А вот издательство называлось коротко так и незатейливо: "Прана". Если б кто еще знал, что это словечко означает! Редькин случайно знал: прана - в переводе с санскрита - дыхание. Но это если буквально, в религиозно-философском смысле значений было существенно больше. Нормальный человек о подобной ерунде, понятно, не задумывался: прана так прана, хоть горшком назови. Вот только нормальным людям книжки меуковские и на глаза не попадались. Торговали ими преимущественно такие магазины, как знаменитый "Путь к себе" у Белорусской или салон "Энергия" на Плющихе, а там покупатели особенные, крепко подвинутые - уж кому, как не Редькину, знать об этом. Реализация эзотерической литературы давно стала для него не просто хобби, а вполне доходным бизнесом.
      Что же до подробностей личной жизни Эдмонда, то получил их Тимофей из более чем достоверного источника - непосредственно от Симы Кругловой, которую посетил, конечно, не только для того, чтобы познакомиться с генеалогическим древом рода Меуковых. Встреча была сугубо деловой по замыслу. Ведь именно бывшая жена Эдмонда лично вручила Редькину ксерокс английского издания последней книги Стива Чиньо вместе с черновым вариантом перевода, сделанным студентами под ее собственной редакцией. Особенно приятны были для Редькина две вещи: во-первых, за перевод платить не просили, а во-вторых, мир тесен, и выйти на Симу оказалось совсем не сложно, даже к вездесущему Калькису за помощью обращаться не пришлось. И вот мстительная женщина, воспитывавшая теперь без отца двенадцатилетнего Меукова-младшего, согласилась, притом с нескрываемым удовольствием подстроить гадость бывшему муженьку. По ее сведениям, "Прана" готовила к печати солидный двухтомник Чиньо с комментариями, примечаниями и дополнениями - все это в благородном переплете и чуть ли не на зарубежной полиграфбазе. Понятно, что редькинское пиратское издание в мягкой пошловатой обложечке должно было опередить прановский хардкавер и обгадить Меукову всю малину на книжном рынке.
      В общем, дело завертелось солидное, обещавшее могучие дивиденды. Имя чудаковатого итало-американца имело колоссальный успех в известных кругах, первая его книга "Роль секса в психоанализе", изданная на русском языке тиражом для служебного пользования, распространялась в списках еще в перестройку, но именно Тимофей с Маринкой при поддержке все того же Калькиса ухитрились первыми тиснуть коммерческий тираж Чиньо, да еще в то время, когда легко было выпускать любую литературу без опознавательных знаков и накручивать на нее произвольную цену в полном соответствии с ажиотажным спросом. Конец девяносто четвертого года. Нелегкие были времена, но по-своему славные. Теперь, спустя два с лишним года, очень хотелось повторить успех. Серафиму Круглову им сам Бог послал.
      Но до чего же странной (пугающе странной!) получилась у Тимофея встреча с ней! Может, отсюда и пошли все прочие странности?
      Сима жила в городе Железнодорожном - не Бог весть какая даль, но это если электричкой от Курского, а если на автобусе от Щелковской - черт знает как утомительно. "Москвиченок" был не в том состоянии, чтобы пилить на ночь глядя по морозу, и добираться пришлось на электричке. Маринка мужу компанию не составила - сидела дома с внучкой, так как у Верунчика по четвергам курсы массажа допоздна. В общем, Тимофей отправился в путь в полном одиночестве, а душа его разрывалась от приятных ожиданий - ну, прямо как на свидание ехал! Такая дурацкая мысль посетила его, возможно, под влиянием Генри Миллера - в дороге "Тропик Рака" читал. Да к тому же Сима по телефону высказалась странно:
      -Тимофей, я назначаю вам рандеву на двадцать нуль-нуль.
      Неуместно архаичный термин "рандеву" загадочным образом выцепил из головы Редькина другое французское слово - адюльтер. "Адюльтер, рандеву, адюльтер, рандеву", - вертелось под черепом у Тимофея, словно француз-ловелас и не менее игривая француженка гонялись там друг за другом все быстрее и быстрее.
      Ну а когда он приехал и, свернув с главной улицы, насилу разыскал нужный дом в слабо освещенном квартале, где снегу намело по окна первых этажей и дверь в подъезд едва открывалась, то сразу ввалился с мороза в уютное тепло, и выяснилось, что меуковская боевая подруга - кроме шуток! как нельзя удачнее подходит на роль коварной искусительницы. Худенькая, но фигуристая, с гладкой кожей юной девочки и большими печальными глазами умудренной опытом сорокалетней женщины она была просто неотразима. Да и вела себя предельно раскованно, можно сказать, с нарочитой сексапильностью. Местами свободная, а местами облегающая кофточка и джинсовые шорты с бахромой подчеркивали все ее прелести, а в поисках книжек и рукописей по многочисленным полкам она то приседала, широко раздвигая колени, то оттопыривала аппетитную круглую попку, то наклонялась перед гостем, как бы невзначай демонстрируя явное и полное отсутствие бюстика. Потом прикатила маленький столик с двумя чашечками крепкого кофе и хрустальной сахарницей, очень трогательно забралась в кресло с ногами и наконец переместилась на диван - все это, заметьте, по ходу милой беседы о "Роли секса в психосинтезе"(!). А там, на диване, Сима начала увлеченно вспоминать всякие асаны из хатха-йоги и кое-какие из тех асан, а говоря по-русски, весьма причудливых поз показала Тимофею в лучшем виде, и еще комментировала с виноватой улыбкой:
      - Я сегодня не совсем в форме.
      "Для йоги - может быть, но для того приятного дела, роль которого столь высока в психоанализе, а равно и психосинтезе...", - подумал Тимофей.
      Он распалялся теперь уже не на шутку и неизвестно, чем бы все кончилось (точнее, как раз хорошо известно), если б не присутствие мальчика Кузьмы. Квартира-то у Кругловой была двухкомнатная, но сын сидел тут же, в маминой спальне-кабинете, за ее компьютером. Собственно, паренек третий час подряд играл в "Цивилизацию", невзирая на поминутные просьбы заканчивать это безобразие. Хитрый Кузя, у которого разве что уши торчали наружу из монитора - все остальное давно было там, в виртуальной реальности пользовался ситуацией: мама, увлеченная собою - что может быть лучше?