- Дед Махмуд, ты не переживай. Все будет хорошо.
      Он согласился.
      - Конечно, красавица.
      - Не скучай без меня. Я знаю, ты читать любишь. Бери книги у Евдокии Яковлевны. Она разрешит.
      Дед незаметно смахнул с темной щеки слезинку. И строго сказал вернувшемуся Федору.
      - Береги ее, однако.
      Поужинали. Арина стала было объяснять, как ухаживать за кактусами, потом вспомнила, что Басмач с настоящим зимним садом управлялся. И бросила бестолковую проповедь, оборвав себя на полуслове.
      - Пора?
      Прощание вышло коротким и грустным. Дед расцеловал Арину, сунул пакет с печеньем в сумку Федору. Поникший и постаревший, долго махал вслед. Арина смотрела в окно такси.
 

* * *

 
      - Эй, лихо одноногое, чай будешь?
      Она вздохнула и отбила мяч.
      - Лучше уж одноногое, чем безмозглое. Не буду.
      - Почему?
      - Как я в туалет пойду?
      - Опять двадцать пять! А я на что? Дотащу. Помогу.
      В окне вагона мелькали огни. Фирменный Заранский поезд отправлялся вечером, а прибывал в столицу рано утром. Кроме них в купе никого не было. Арина пропустив мимо ушей все туалетные комментарии, потянулась и сказала.
      - Хорошо, что мы вдвоем!
      Федор спросил заинтригованно.
      - Почему?
      - Ты не храпишь. А попутчики, знаешь, какие попадаются.
      Федор развеселился и загрустил одновременно.
      - Значит только поэтому?
      - Да.
      - А я начал надеяться. А ты меня мордой об этот стол. Бух. Бух.
      Посочувствовал сам себе, достал пакет печенья. Попробовал.
      - А вкусно готовит дед. Не ожидал.
      - Он все, за что ни возьмется, делает замечательно.
      - Тебя любит. Пригрозил мне страшными карами, если посмею обижать. Только поэтому и не буду.
      - Ну, хоть так. Федор?
      - Весь внимание.
      - Ты ведь мне не все рассказал?
      Ей удалось застать его врасплох? А вот и нет. Во всяком случае, вида не показал.
      - Баш на баш. Ты мне. Я тебе.
      - Ты правду. А что я?
      Федор лукаво подмигнул, Арина залилась краской.
      - Шутишь!
      - Наполовину. Ну, так как?
      Она сбила его с настроя самым серьезным тоном, на какой была способна.
      - Прямо сейчас расскажешь?
      Резкий грубоватый профиль на фоне окна. Тяжелый вздох. Облизнул губы.
      - Ладно. Будет тебе сказка про белого бычка. На колу весит мочало. Я начну с начала. Что тебя, кстати, не устроило в моей исповеди?
      - Ты так и не объяснил зачем тебя звал Антониу? На самом деле, без предлогов.
      - Он решил, что я смогу подыскать для них крепких профессионалов, военных: электронщиков, саперов, пэвэушников. Поняла? На контрактной основе, инструкторами. И на службу тоже. Антониу имел глупость изложить свои мысли на открытом файле, так что сначала меня сочли военным преступником.
      Федор поднял вверх обе руки.
      - Это было только предложение моего друга. Я не согласился этим заниматься.
      - А твоя болезнь?
      - Фильмов насмотрелась. Думаешь, меня нарочно заразили? Подсыпали порошку в кофе? Брось.
      Арина насупилась.
      - Все равно странное совпадение.
      Он не ответил. Вдруг коварно улыбнулся.
      - Теперь пора решать совсем другую проблему.
      - Какую?
      - Твоего стеснения. Это очень утомительно. Бегать и искать няньку по поездам и самолетам.
      - Ни за что!
      - ...
      - Что ты делаешь?
      - Увидишь.
      - Не надо! Не надо. Не надо...
      Федор целовал слабо протестующую девушку долго, никуда не торопясь. И тело Арины перестало ее слушаться. Она еще продолжала шептать.
      - Пожалуйста. Ну, пожалуйста, перестань.
      А пальцы уже гладили его плечи.
      - Сними все.
      Он потянул вверх футболку. И завладел обнажившимся животом. Арина опомнилась, попыталась отстраниться. Но все внутри нее протестовало. Тело выгибалось навстречу его губам. И вздрагивало, отзываясь на прикосновения. Из последних остатков упрямства, Арина прошептала.
      - Я боюсь. Не надо.
      - Боишься?
      - Да.
      - Чего?
      Она не смогла ответить, просто скрестила руки на груди, мешая ему. Федор распустил шнурок на поясе ее спортивных штанов. Оттянул резинку трусиков. Горячие ласковые пальцы нырнули под мокрое кружево.
      - Ты же хочешь меня, маленькая. Очень.
      - Нет. Нет.
      - А она говорит - да. Она вся влажная.
      - Я не смогу. Не надо. Это больно.
      Федор не ответил, его пальцы знали, что нужно делать и как. Арину захлестнуло горячей волной удовольствия. Она уже не мешала ему больше. Только тянулась навстречу и трепетала. Целую вечность она чувствовала то легкое, то стремительное движение его руки. И странные спазмы мышц внизу живота и внутри. Губы Федора прильнули к ее груди, жадно сомкнулись на затвердевшем соске. И новый виток восхитительных ощущений вознес Арину в неведомую вышину.
      - Любимый.
      Тело горело и подрагивало.
      - Любимый.
      Ничего больше не имело значения. Ничего! Смущенный некоторыми открытиями Федор повременил с вопросами. Его пальцы и поцелуи стали более нежными. Собственное яростное желание исчезло, уступив место другому чувству. Медленно и ласково он наклонился к ее лицу, короткими и легкими поцелуями касаясь сомкнутых век, лба, висков.
      - Не слишком отвратительно?
      Она спрятала малиновое лицо у него на плече. Стараясь не замечать, что выглядит неприлично: с футболкой на шее и без штанишек. Только повязка на ноге смотрелась неуместно. Федор наклонился, положил ладони на обнаженные бедра.
      - Ничего ужасного делать не буду. Не вырывайся.
      Арина догадалась о его намерениях слишком поздно.
      - Не надо. Мне стыдно. Ради Бога!
      Гинеколог, пожалуй, был единственным человеком на свете, перед которым она могла, хоть и стесняясь, ТАК раздвинуть ножки. Но Федор!
      - Что ты делаешь? Нельзя. Нельзя.
      Его язык уже был внутри. Какой ужас! Арина попыталась оттолкнуть его голову, он удержал маленькие руки. Негромко засмеялся. Приподнялся, прижимаясь щекой к ее бедру. Спросил.
      - Почему нельзя? Мне хочется.
      - Тебе? Сделать это?
      - Малышка. Просто лежи молча и не мешай. Пять минут, хорошо?
      - Нет! Нет! Я не могу!
      - А тебе ничего не надо мочь.
      Второй смешок, короткий и лукавый достиг ее слуха.
      - Я тебя приласкаю и все. И ляжем спать. И попробуй только начни меня стесняться... теперь.
      - Зачем ты ЭТО делаешь?
      Он не ответил.
      Арина долго не могла заснуть. Об щеки - можно спички зажигать. А Федору хоть бы хны. Похлопал по плечику, чмокнул в лоб, лег на свою полку и отключился. Счастливчик!
 

* * *

      В Москве их встречали. Симпатичная дама из агентства и пожилой расторопный водитель микроавтобуса.
      - Доброе утро. Меня зовут Светлана. Это Виктор Петрович. Как доехали? Все в порядке?
      Она обернулась к Федору и деловито поинтересовалась.
      - Вы сможете донести ее до машины? Или понадобятся носилки? Извините, кресло не на ходу. Накладка.
      - Донесу.
      - Где ваши вещи? Мы с Виктором Петровичем поможем.
      Арина поправила непослушный хвостик. Шикарная прическа Светланы вызвала в ней легкую зависть. Никогда не была в Москве. И угораздило - оказаться в столице проездом. Здания за окном машины. Вывески магазинов. Красивые автомобили. Федор обнимал Арину за талию и негромко разговаривал с сопровождающими.
      - Да, сразу в гостиницу. Хирурга сделать перевязку. Больше ничего не нужно.
      Арина посмотрела на него. Волевой профиль хозяина жизни. Разве покалеченная Родионова нужна такому человеку?! Вон как приосанилась Светлана. Поправляет локоны, улыбается заманчиво. Кукла крашеная! Арина отвернулась. И почувствовала поцелуй. Федор коснулся ее щеки.
      - Тебе нехорошо? Малышка?
      - Немного подташнивает. Не выспалась.
      - Завтракать пора. Это мы сейчас сообразим. В гостинице есть приличный ресторан?
      - Разумеется.
      - Светлана, я вас попрошу съездить на рынок, купить мне кое-что.
      - Конечно.
      - Кто повезет нас в Шереметьево?
      - Мы.
      - Замечательно.
      Ничего замечательного в обществе этой красотки Арина не находила. Абсолютно.
      - Федор?
      - Что?
      - Ты любишь Москву?
      - Странный вопрос.
      - Почему же?
      - Не ждал от тебя, вот и удивился. Нет, не люблю. Я схожу с ума по Питеру.
      Тот факт, что его речь слушали по меньшей мере два жителя столицы, Федора ни капли не беспокоил.
      - В Москве есть свой кайф, разумеется. Я здесь много жил, работал. Но, видимо, настроен на иную волну. Меня не напрягает сутолока улиц, шум, толпа людей. Дело в другом. Этот город никогда не был до конца, по-настоящему моим. Понимаешь?
      Арина осознала, что ей приятно его наплевательское отношение к мнению Светланы и водителя. Очень приятно. Почему? Неужели ревность? Гадость какая.
      - Мы еще посмотрим мир, малышка. Я покажу тебе свой самый любимый город.
      - Какой?
      - Секрет.
 

* * *

      На стыке вечера и ночи Арина познакомилась с первым в жизни аэропортом. По сравнению с вокзалами на которых ей доводилось бывать, в Шереметьево было чисто и пусто. Огромные цены на прессу и книги, обилие примитивных русских сувениров, вежливые продавщицы - все казалось непривычным. Рейсы объявляли на нескольких языках. Старушка-уборщица не старалась попасть тряпкой по ногам. Кусочек цивилизации, да и только.
      - Я ни разу не летала.
      Федор удивился.
      - Правда?
      - Да.
      - Шереметьево - неплохое начало, так?
      Арина прислонилась к каменному плечу. Спросила.
      - Зачем ты все это делаешь?
      Он захлопнул журнал, положил на сиденье рядом с собой и ответил негромко.
      - Ни за чем, а почему.
      - Почему?
      - Потому, что хочу видеть тебя живой и здоровой. Ферштейн? И, может быть, не просто видеть, а видеть рядом с собой. Я еще не решил.
      Арину ошеломило его самомнение. Она растеряно поморщилась и промолчала. Но Федор, разумеется, заметил ее гримасы и добавил.
      - За тобой тоже есть право отвода моей кандидатуры, в случае чего.
      Вскоре объявили их рейс. Сопровождающий подхватил чемоданы, а Федор девушку. Арине казалось, что все на них смотрят. Хорошо еще пальцами не показывают. Багаж отправился в путь. Помощник откланялся и ушел. Федор с небольшой сумкой на плече и Ариной в руках прошел паспортный контроль. Обещанного легкого складного кресла на колесах им так и не предоставили. Несмотря на все обещания и полную готовность Федора оплатить вышеупомянутое средство передвижения. Фак!
      - Теперь мы в нейтральной зоне. Хочешь кофе?
      - Нет.
      - А бутерброд?
      Арина взяла его ладонь и прижала к пылающему лбу.
      - Мне страшно.
      В его ответном взгляде пряталась улыбка.
      - Трусишь, малышка?
      - Да.
      - Не стоит. Хуже, чем было, уже не будет. Верь мне.
      Она попыталась бодро кивнуть, но вышло не слишком правдиво. И что с того? Федор углубился в чтение. Левой рукой, впрочем, он полу обнимал растерянную девушку. Арине казалось, что он тяготится выбранной ролью. Она чувствовала подступающую к горлу панику и близкие слезы. Через несколько минут скучающий рыцарь поднялся.
      - Пожалуй, таки выпью кофейку. Не передумала?
      - Нет.
      - Я скоро вернусь.
      Арина проводила взглядом неторопливо скользящую широкоплечую фигуру. Подтолкнула пальцем брошенный на опустевшем сидении журнал. Вздохнула.
      - В первый раз за границу?
      Ласково поинтересовался пожилой сосед в сером костюме.
      - Заметно?
      - Вы нервничаете.
      Его русский язык был правильным, но чуткое ухо девушки уловило некую чужеродность интонации.
      - Вы немец?
      - Браво, фройлен. Вы раскрыли шпиона. Как догадались?
      Он протянул ей руку.
      - Микаэль.
      - Арина.
      - Признавайтесь, что меня выдало?
      Хитрые глаза насмешливо блестели за стеклами. Тонкие губы подрагивали. Пальцы отбивали барабанную дробь на спинке жесткого кресла.
      - Легкий акцент, может быть.
      - Вы сами не уверены?
      Арина согласилась.
      - Да. Видите ли, Микаэль, я, действительно, крайне нервничаю.
      Он уточнил весело.
      - А почему именно немец?
      - Так ведь в Германию летим.
      - Вы поклонница дедуктивного метода?
      - Увы. С ним знакома лишь по книгам господина Конан Дойля.
      - Шерлоку Холмсу я предпочитаю Эркюля Пуаро.
      Арину заинтересовал разговор. Она устроилась поудобнее и ответила начитанному немцу.
      - Мне из всех знаменитых литературных сыщиков больше других нравился комиссар Мегре. Но лишь до поры до времени. Примерно месяц, как я стала преданной поклонницей господина Эраста Фандорина.
      - А кто автор?
      - Борис Акунин.
      - Русский?
      - В некотором роде.
      - Как это?
      - Акунин его псевдоним. На самом деле у писателя грузинская фамилия, извините, забыла. Но, судя по тому, как замечательно он пишет, думает автор по-русски.
      Немец возразил.
      - Грузин и есть грузин. Даже если станет писать по-японски.
      Спор свернул на новые рельсы и продолжался до объявления посадки. Федор давно уже вернулся и внимательно слушал высокоумное препирательство. Было видно, что немец поражен эрудицией соперницы, каждый удачный выпад он отмечал похвалой. А в самом конце импровизированного диспута заявил.
      - У вас прекрасная память, фройлен Арина. И вы умеете анализировать. Мы замечательно провели время. Вот моя визитка, звоните. Буду рад составить вам и вашему спутнику компанию, ежели вы соберетесь посмотреть на исторические места. Или в оперу, например.
      Арина не глядя, протянула прямоугольник картона Федору. И поблагодарила собеседника.
      - И вам спасибо, господин Микаэль.
      Мужчины кивнули друг другу. Немец подхватил небольшой серый чемоданчик и направился к выходу на посадку. Федор, рассматривающий визитку, присвистнул.
      - Ничего себе!
      - Что такое?
      - Взгляни, кого ты очаровала, Лорелея.
      - Я не умею читать по-немецки.
      - Он барон и профессор медицины.
      - Не может быть.
      Неожиданно Федор чмокнул Арину в макушку.
      - Всегда подозревал, что у меня исключительный вкус.
 

* * *

 
      Это не было сказкой. Две операции и болезненные разработки. От некоторых лекарств Арину бесконечно тошнило. Нога чесалась. Но жесткие будни были раскрашены улыбками врачей и медсестер, ирреальной чистотой клиники, и самое главное, цветами. Гер Микаэль присылал их корзинами. А два раза в неделю появлялся сам. С клубникой, альбомами художников и тонкой, все понимающей улыбкой. Однажды, соскучившаяся по родному языку девушка не удержалась и позвонила знатоку русской литературы. Она намеревалась долго объясняться, кто такая, заготовила короткий спич, а он и не пригодился.
      - Фройлен Арина? Очень-очень рад. Нет, забыть вас совершенно невозможно.
      Арина смутилась и обрадовалась, что внимательный профессор не видит ее порозовевших от удовольствия щек. Тем же вечером господин барон заехал в первый раз. С небольшой коробкой конфет и букетом фиалок.
      - Как романтично.
      Восхитилась Арина.
      - Разумеется.
      Ответил профессор.
      - А как могло быть иначе? Больных полагается баловать, не так ли?
      Однажды Арина услышала от него.
      - Мне не доводилось общаться с русскими барышнями, которые знают наизусть своих классиков в таком количестве!
      - Вы мне льстите, Микаэль.
      - У вас ум старой профессорши и личико ее внучки. Поразительно! Просто фантастика!!!
      Арина краснела. А немец спрашивал заинтриговано.
      - Ведь вы излагаете свои собственные мысли. Я заметил. Как столько разных идей помещается в вашей очаровательной головке?
      - Не так уж много в ней хранится, например, я не знаю ни одного иностранного языка.
      - Совсем?
      - Английский, очень плохо. Хелп ми. И все в таком духе.
      - А другие изъяны?
      - Не играю на музыкальных инструментах. Не пою.
      Они сидели в парке на скамье. Вернее, на скамье располагался профессор. Арину пока возили в кресле.
      - Если бы я был моложе лет на тридцать, непременно влюбился бы до сумасшествия. Вы мужественная и умная девочка.
      Арина вздернула подбородок и рассмеялась. Золотые колокольчике в ее голосе рассыпали огненные искры. Обожание старого профессора наполняло ее странным озорством и уверенностью в себе. Она не отдавала отчета в том, что замечательно похорошела. Просто радовалась жизни, лукавым и умным беседам с Микаэлем. Старательно лечилась и ждала. Каждый день ждала Федора. Он оставил ее в клинике, познакомился с врачами, расплатился и исчез через неделю.
      - Прости, малышка, дела.
      Перезванивал раз в три дня. Коротко расспрашивал и отключался. Но как чувствовать себя заброшенной, если твоя палата напоминает ботанический сад? Если умнейший человек радуется беседам с тобой, а персонал благоговеет перед ним. Врачи раскланивались с Микаэлем, как простые священники с самим папой римским.
      - Вы медицинское светило?
      Микаэль замахал руками.
      - Скромничаете?
      - Капельку.
      И оба залились смехом.
      - Вы невероятная девушка, Арина. Искренняя и сильная. Я вас обожаю.
      Галантно поцеловал ее руку, ненадолго задержал в своей. С сожалением отпустил.
      - Седина в бороду, бес в ребро. Так у вас говорят?
      - Верно. Только бороды, дорогой профессор, у вас как раз и нет!
      Их недолгие вечерние беседы невероятно повысили престиж русской пациентки. Самые строгие медсестры смотрели на нее, точно на кинозвезду.
      Арина нашла себя в этих играх ума. Ее парадоксальные суждения и горький юмор приобрели новую силу. Вот чего ей всегда не хватало - заинтересованной публики. И в самом деле, что за прелесть постоянно рассуждать вслух, для себя самой? А видеть восторг в глазах умного человека? Было от чего потерять голову. Однако Микаэль не давал ей почивать на лаврах, умел вовремя огорошить каверзным вопросом.
      - Софист!
      Кипятилась девушка.
      - Истинный софист!
      - Возражайте по существу, дорогая. А не переходите на личности. Кстати, как дела с ногой?
      - Вы все знаете лучше меня. Доктор Нейман проговорился, что вы звоните ему каждое утро и интересуетесь моим состоянием.
      - Болтун - находка для шпиона!
      - Как много поговорок вы знаете. Потрясающе.
      - У меня способности к языкам.
      - Тогда ответьте на вопрос двоечника.
      - И?
      - Почему здесь все говорят очень мягко, мелодично. Я была, простите, иного мнения о немецком.
      - Милая моя девочка, вы же знаете, что в любом языке существуют диалекты. Берлинский, например, действительно покажется вам несколько отрывистым, суховатым. А что касается здешнего - Дюссельдорфского, он напевный. Ла-ла-ла. Ля-ля-ля.
      - Вы смотрите на часы. Пора?
      - Да. Увы. Могу я на прощание тоже проявить любопытство?
      - Прошу вас.
      Микаэль склонился к Арине.
      - Рисунки! Герр Нейман пробалтывается не только вам.
      - А, ерунда.
      Отмахнулась Арина.
      - Я не смотрю телевизор. Свободного времени масса. Вот и вспомнила детское увлечение.
      - Вы работаете карандашом?
      - Ручкой, фломастерами. Иногда помогаю пальцами.
      Она изобразила, что слюнявит указательный и старательно трет лист. Высунув кончик языка от усердия.
      - Позволите взглянуть?
      - Конечно, только не относитесь к моему время провождению серьезно! Идет?
      - По рукам!
      И они поехали к корпусу.
 

* * *

 
      - Но это очень интересно, Арина!
      - А, бросьте! Я видела настоящую живопись, слава Богу. Моя мазня просто способ расслабиться.
      Микаэль перелистывал рисунки. В основном цветочная тема, благо за натурщиками никуда ходить не приходилось. Новые букеты поступали чуть не каждый день.
      - Почему эта орхидея такая злая?
      - Плохое настроение. Мое плохое настроение.
      Арина посмотрела на хищный цветок, испещренный пугающими силуэтами. И вытянула лист из руки профессора.
      - Ради Бога, Микаэль. Я знаю себе цену. Не хватало только угодить в наивные художники.
      - Но это, действительно, хорошо.
      Арина вспомнила картину, выполненную дочерью Федора, и поскучнела.
      - Не льстите мне, я уже сержусь.
      Отшвырнула стопку изрисованной бумаги прочь. Отвернулась. Сухая твердая ладонь оперирующего хирурга чуть коснулась ее плеча.
      - Раз вы так относитесь к своему... баловству, может подарите мне пару рисунков?
      - Да, забирайте все.
      - Я ведь так и поступлю.
      - Пожалуйста.
      - Действительно можно?
      Арина уставилась на профессора. Издевается что ли? Но не обнаружила и тени усмешки.
      - Берите. Я не знала, чем вас обрадовать, отблагодарить за цветы, внимание... А тут, такая удача привалила.
      Микаэль поцеловал ее пальцы и встал.
      - Мне, решительно, пора. Увы.
      Рисунки он бережно держал у груди.
 

* * *

 
      - Как дела, малышка?
      - Замечательно, спасибо.
      - Я говорил с твоим врачом. Он считает, что на следующей неделе тебя можно выписать. Я не смогу тебя забрать, к сожалению. В клинике дадут сопровождение до аэропорта, а у нас встретят. Пойдет?
      - Да, Федор, конечно.
      - Что так вяло отвечаешь? Обиделась?
      Арина ответила со скрытой в голосе ухмылкой.
      - Слегка.
      - Говорят, ты уже можешь стоять?
      - Учусь ходить с тростью.
      - Все подживает?
      - Да.
      - Видишь, я выполняю обещания.
      - Вижу.
      - Говорят также, что ты не скучаешь в одиночестве.
      - Ты имеешь в виду профессора Микаэля?
      - Этот старый хрыч часто навещает мою девочку?
      - Он не старый хрыч.
      Арине стало грустно. Беспричинная ревность Федора показалась отвратительной. Но тут послышался смешок. Резкий и колючий.
      - Ты пьян?
      - Слегка.
      - Ты же не пьешь!
      - Очень редко. Не грузись.
      Она предпочла промолчать. Но в предгрозовой паузе проскочила молния. С большим трудом Арина сосредоточилась на дальнейшем разговоре, заставив себя не обращать внимания на нетрезвые нотки, проскальзывающие в речи любимого человека. В конце то концов, с какой стати она обижается на Федора? Кто она ему, чтобы диктовать условия? Директор фирмы?
      - Давай завязывать, малышка. Я позвоню в субботу.
      - Лучше в воскресенье.
      Горько пошутила девушка. И прикусила губу, чтобы не заплакать. Федор подковырки не заметил.
      - В воскресенье, так в воскресенье. Пока!
      И отключился. В последнее мгновение Арина расслышала женский смех. Трубка выпала у нее из руки. Абсурд ситуации делал положение безвыходным. Обязана. Целиком и полностью обязана! Каждый день пребывания в клинике, каждая процедура, уж не говоря о такой мелочи, как билеты, питание, книги и бумага - стоит недешево. И эти деньги принадлежат мужчине. Вот в чем правда. Доктор Нейман обещал, что вскоре она сможет ходить почти нормально. От участи калеки ее избавила щедрость Федора. Но что было причиной? Жалость? Одна лишь жалость? Господи! Уязвленная и несчастная девушка попыталась рассуждать здраво. Он ничего не обещал, никогда. Просто помог. А теперь потихоньку исчезает из ее жизни? Что ж, имеет полное право. Она постарается отпустить его легко и с благодарностью за помощь. Чтобы он запомнил Арину улыбающейся и осчастливленной его участием. А если это будет слишком больно? Она сумеет вытерпеть. Не самая бесхребетная девочка в мире все таки. Паскудная память мгновенно подбросила картинку. Щека Федора на ее бедре. Влажные губы улыбаются. Зачем? Зачем это было в ее жизни?
 

* * *

 
      Расстроенный профессор проводил Арину сам. Преподнес в подарок шикарную черную трость с набалдашником из слоновой кости, инкрустированной золотом и эмалью. Сказал тихо.
      - Светские львицы, посещавшие скачки, любили такие штучки. Было очень модно сто лет назад.
      Арина откинулась на сиденье и ответила.
      - Я ужасающе несовременна? Спасибо, Микаэль.
      Он ласково и коротко похлопал ее по ладони.
      - Надеюсь, вы избавитесь от палки через месяц.
      До аэропорта доехали на коричневом мерседесе господина барона. Время от времени Арина перехватывала грустную улыбку профессора. Вот кто будет по ней скучать! Что-то невысказанное, нежное и прекрасное струилось мимо и исчезало за сценой. Арина благодарила судьбу за нечаянный подарок и любовалась окрестностями. Сказочно-кукольный облик улиц поражал воображение. Для провинциальной русской девушки, выросшей в доме с видом на помойку, все казалось почти чудом. И сияющие тротуары, и невероятно аккуратные лужайки перед домиками.
      - Почему вы улыбаетесь, дорогая? Радуетесь, что вскоре избавитесь от моей назойливой опеки?
      - Очень смешно.
      - ...
      - Два месяца промелькнули, как одно мгновение.
      - Это так.
      Арина вопросительно посмотрела в умные глаза. Микаэль держался молодцом, но странный блеск выдавал сдерживаемые слезы. Господи! Да кто она такая, чтобы из-за нее переживал Врач? Мастер? На Маргариту явно не тянет. За фасадом интеллектуального великолепия прячется маленькая несчастная девочка из трущоб. Ни капли королевской крови. Легко ли быть умной плебейкой?
      - Очень привязался к вам, дорогая. Разлука меня пугает.
      - Жизнь состоит из разлук.
      - Вы любите ЕГО?
      В голосе сквозило неодобрение. И чем Федор не угодил? Вздохнула, поняла, что притворяться не стоит, и кивнула так резко, что едва голова не слетела с плеч. Жест получился излишне экспрессивным, сценическим сверх меры, ну да - что наша жизнь, как не подмостки?! Шекспира с его гениальным сравнением не переплюнешь.
      - Вот мои координаты, интернетовский адрес, телефоны, здесь больше, чем указано в визитке. На всякий случай, дорогая. А, вдруг, внезапно понадобится помощь одного престарелого глупого врача. И я тут, как тут. Готов услужить.
      Арина взяла листочек, убрала в блокнот. Руки дрожали. С чего бы интересно?! Она знала, что могла бы быть счастлива рядом с этим умным человеком, и проблема даже не в годах, которые их разделяют. Отнюдь. Она отдавала себе отчет в том, что Микаэль интересуется ее мыслями по разным поводам. Ему не безразличны ее литературные пристрастия, и он не считает придурью томик Достоевского на прикроватной тумбочке.
      - Мне так жаль.
      Он тонко и хитро подмигнул.
      - Стоит только позвонить.
      - И что сказать?
      - И сказать, Микаэль, пожалуйста, приезжайте за мной. И я, как дрессированный пес, бегом, даже в Сибирь!
      Они шутили, это было ясно даже и ежу.
      - Мне бесконечно грустно, дорогая. Я слишком стар, и слишком поздно встретил вас, русский писатель сказал бы о родстве душ. Так?
      - Так.
      - Я пришлю подарок на Рождество. Черкните свои координаты, пожалуйста.
      Она выполнила просьбу, нацарапав кривым почерком несколько строчек в его записной книжке.
      - Вот пять дисков, мои любимые записи. Мне приятно будет думать, что вы их включаете иногда.
      Арина поблагодарила, умолчав о том, что диски слушать абсолютно не на чем. Какая разница в конце концов. Человек стремится сделать приятное, зачем его огорчать? Еще решит, что подарок выпрашивает. Но от проницательного Микаэля не ускользнуло озадаченное выражение ее лица.
      - Что-нибудь не так, дорогая?
      - Все замечательно, Микаэль.
      Она продолжила спокойно и искренно.
      - Трудно расставаться с вами. Никто, никогда не интересовался моими умозаключениями. Мы очень здорово обсуждали любимые книги. Это незабываемо. Соприкосновение наших разумов, споры, выводы. Спасибо.
      Прикоснулась губами к его морщинистой щеке. Последний год запутанной и тернистой жизни Арины оказался странно богат на мужчин, стремящихся облагодетельствовать, помочь, вытащить из очередной ямы, даже влюбиться, пусть ненадолго, но сильно. И Микаэль, самый образованный и, если можно так выразится - светский из поклонников, Микаэль, именно Микаэль будет ею покинут. Что за несправедливость? Ведь ему единственному важна та часть души, которой Арина гордилась. (Где в воображаемой библиотеке хранились сотни книг.) Их ядовитые рецензии на произведения модных авторов содержали схожие оценки и эпитеты.
      - Теперь для меня Германия - это вы, Микаэль.
      Он скривил губы в невеселой улыбке, укоризненно покачал седой головой и вздохнул.
      - Глупенькая девочка. Ни меня, ни Германии, вы совершенно не знаете.
      Больше не было произнесено ни слова, за исключением ничего не значащих формальных фраз прощания.
      - До свидания, Арина.
      - До свидания, Микаэль.
 

* * *

 
      Теперь Арине было с чем сравнить. И Шереметьево не показалось ей образцом чистоты. А его сотрудники никак не могли служить эталоном любезности и внимательности. Ну, ни за что. Они разговаривали между собой и взирали на уставших пассажиров, как на досадную помеху. Родной совковый менталитет, блин, за десять лет не изживешь.
      Зато и симпатичных женщин было вдесятеро больше. Кстати, Арина успела совершенно отвыкнуть от накрашенных лиц. Немки декоративной косметикой почти не пользовались. И ярким лаком для ногтей не злоупотребляли. А уж чтобы всю ночь спать на бигудях красоты ради?! Никогда. Арина невольно провела ладонью по волосам. Из чистого озорства накануне отлета она коротко подстриглась и выкрасилась в бронзово-медный цвет. Походы в солярий, в клинике было все, что душе угодно, придали коже золотистый оттенок. Яркая оранжевая помада и ногти в тон замечательно контрастировали со скромным бежевым не мнущимся костюмчиком. Микаэль, когда она вышла ему навстречу, опираясь на черную с золотом, подаренную трость, чуть не упал от неожиданности. Беспомощно пролепетал комплимент и так и не опомнился до расставания в аэропорту.