- Дальше?
      - Да.
      - Мне крупно не повезло, при чем дважды подряд. Просто какой-то злой рок. Сначала я заболел. Прививки там, или нет, а есть такая местная зараза. Знаешь, что Западную Африку всегда называли могилой белого человека?
      - Конечно.
      - Одному черту известно, что именно я подхватил. И когда успел. Свалился буквально на третий день по приезду. Шел по улице, голова закружилась. Температура дикая. Еле добрался до Антониу. Малярия не малярия... У них в Гвинее-Биссау водится особенная какая-то, не как везде. Облез.
      - Что?
      - Волосы выпали, все. Даже брови и ресницы, тело покрылось нарывами. И постоянный жар. Как выжил, не знаю.
      Соврал. Взял и соврал. Он помнил, что ему помогло. Что держало его на краю багровой пасти, не давая сорваться и растаять в небытии. В вечных кошмарах смерть казалась зубастой тварью, а он сам, не больше комара, болтался в сантиметре от жадных клыков, обжигаясь дыханием чудовища, чувствуя отвратительный запах из скользкой темной глотки. И только голос, светлый и сильный, за который он отчаянно, из последних сил цеплялся, твердил: "Федор! Где ты? Федор. Я жду тебя!" Становился из белого тонкого потока веревкой, капроновым шнуром, обвивал вокруг талии, дрожал от напряжения и держал, держал, держал. Выныривая на короткое время из очередного бреда, Федор просил пить, и снова соскальзывал в пропасть. Снова болтался между жизнью и вечным сном пустоты. Погибнуть было так легко. Разжать пальцы и улететь вниз.
      - Антониу конечно, пытался в Москву сообщить, дозвониться, в пустую квартиру... Первое время. Потом ему резко стало не до меня.
      - Почему?
      - Война. Беспорядки. Его арестовали. Как и его шефа, министра внутренних дел. Больше я Антониу не видел. Меня перевезли в тюрьму.
      - За что?
      - Там по всей стране сотня другая белых. Их вместе с мулатами меньше процента населения. А тут непонятно какой тип, но якшался с изменниками. Финиш, короче, полный. Допросить меня невозможно, я никакой. Хорошо еще, что положили в палату, не в камеру.
      - И долго ты болел?
      - Без нескольких дней месяц. Потом частично пришел в себя.
      - Частично?
      - Такое полу сумасшествие. Организм отравлен. Лечили меня кое-как. Мне казалось, что я португалец, а вокруг враги. Я вопил с хорошим акцентом: "Madre de Deus"? и голышом бегал по комнате. Ну и ругался тоже. Цирк. Но, во всяком случае, не пристрелили сразу. Пришел в себя. Попытался объясниться. Я ж, не знал ничего. Говорю, что русский, приехал в гости к господину Антониу Дуарте де Пина. Дайте, говорю телефон. Позвонить нужно. И меня с улыбочкой в одиночную камеру. Роскошь между прочим, по их меркам. Не в вонючую яму с решеткой сверху. И пошло-поехало. Решили, что я не я. Разбираться им особо было некогда. Пальба по крупному началась. Допросили кое-как два раза. А все остальное время я пытался выжить.
      - Как?
      - Как Ленин в тюрьме. Ходьба. Гимнастика. Упражнения для мозгов, чтоб не заплесневели.
      - Какие?
      - Учил креолью. Это местный межплеменной язык. Официальный то португальский, хотя он и существенно искажен. И от классического весьма далек. А креолью - всеми признанный, очень сложный. У него африканская основа. Баланто, фульб, маджак и прочее. И масса заимствований из португальского. Знаешь, как на креолью будет белый, он же португалец?
      - Нет.
      - Тугаш. Я очень старался, стал неплохо понимать.
      - Кто тебя учил?
      - Охранники. Видишь ли, они очень своеобразные люди. Считают белых никуда негодными слабаками.
      Что ж, он их приятно удивил. Федор вспомнил устремившуюся в его сторону, с угрожающе распахнутой пастью, двух метровую змею, подброшенную в камеру и блеск белков на возбужденных предстоящим представлением рожах охранников. Развлекающиеся ребята столпились у решетки. От него ждали визга, истерики, слез, чего угодно, кроме стриптиза. Федор прижался к стене, был бы стол, вспорхнул на него, и медленно потянул с головы рубашку. Он умел не бояться. И не пах страхом. Не делал резкий движений. Обозленная бесцеремонным с собой обращением мамба шипела, как чайник на плите. Чешуя у нее была темно зеленая, с черной окантовочкой. Прекрасная маскировка для зарослей. В двух шагах не заметишь. На светло сером полу она выглядела изумрудной. Была в ней даже своеобразная убийственная красота. Федор стоял с рубашкой в руке, спокойно дышал и рассматривал змею. Охранники примолкли, потом загалдели. Им просто хотелось как следует повеселиться. А проклятый тугаш отказывался паниковать. Воинственно настроенная мамба направилась к решетке. По скорости с которой охранники прянули в стороны, Федор (который герпетологом никогда не был) заключил, что змея, в самом деле, ядовитая. Мамба свернулась тугими кольцами возле металлических прутьев, замерла. Так продолжалось некоторое время. Потом вновь появились охранники. Заспорили между собой. Наконец пришли к соглашению. Самый толстый, похожий на раскормленного злого слоненка, парень крикнул на скверном португальском.
      - Эй, тугаш, сумеешь поймать зеленую смерть?
      - Чамо-ми? Федор.
      - Фи-о-дор? Ну и имя! Держи.
      Через прутья, стараясь не приближаться к решетке сверх необходимого, толстяк протягивал длинную палку с раздвоенным концом. Федор видел такие раньше. В передаче "В мире животных". Следовало прижать змею к цементному полу камеры, и не абы как, а на участке сразу за головой. В противном случае мамба сумеет извернуться и вонзить в руку, берущую ее - свои ядовитые зубы. Теоретически все ясно. Федор представил, что ловит безобидного ужа. Так старался, что почти на яву увидел две желтые полоски на голове африканской змеи.
      - Эй, тугаш Фи-о-дор, а у тебя в жилах кровь. Храбрый парень.
      Он стоял с извивающейся добычей, стиснутой в правой руке, и плохо слышал шутки охранников. Куда ее деть то, теперь? Рубашка, из которой он вначале собирался изготовить импровизированный мешок, не годилась. Пришлось поднатужиться и свернуть ни в чем не повинному существу шею. Красиво, одним жестом, как в кино - не получилось. Ну да не беда.
      - Эй, тугаш Фи-о-дор, хочешь выпить?
      Так он шагнул на первую ступеньку выживания. Обзавелся симпатизирующими ему людьми. Дальше пошло проще. Специалистом в конце, концов, он всегда считался неплохим...
      - Больно. Раздавишь!
      Укоризненно сказала Арина и пошевелила пальцами. Федор опомнился.
      - Прости. Задумался.
      - Значит, подружился с охраной?
      - Ерунда. К сожалению, меня никто не хотел слушать, из начальства, я имею ввиду. В самом деле, оно им надо? Обстановка не прояснилась. Официальных обвинений против моего погибшего друга не выдвигали. Кто ж его знает, как дело может обернуться?! И кто придет к власти в ближайший месяц? Или чуть позже? Удобнее всего им бы было, чтобы я загнулся от лихорадки. Удивляюсь, что не задушили потихоньку.
      - Шутишь?
      Федор решил сворачивать страшную историю.
      - Жил я себе и жил помаленьку, а в конце июня меня взяли, и ничего не объясняя, повезли куда-то. Скромное здание, маленькая комната на втором этаже. Пустая. Стол, табурет и кресло. Вошел низенький и спокойный дяденька, представился господином Габи. Мило побеседовали. И он мне сообщил, что у них в Гвинее-Биссау скоро будут законные выборы, а до них обязанности президента исполняет председатель парламента Малан Бакай Санья, принявший временные полномочия одиннадцатого мая. То есть больше месяца назад! Что лично он, господин Габи с погибшим де Пина был приятелем. Се ля ви. Теперь мой друг оправдан, война, всякое бывает. А мне предлагают, не предъявляя претензий, свалить из страны подобру-поздорову. Неделю я провел в приличном военном госпитале, потом мне выдали паспорт, билет, одну из моих кредитных карт и велели не мешкать. Российский консул, уже черт знает сколько времени, считал меня покойником. Даже бумаги успели изготовить соответствующие. Ладно.
      - А дальше?
      - В родной столице залег по великому блату в клинику, специализирующуюся на тропических болезнях. Очень тамошних специалистов обрадовал. Задолбали с пробирками, каждый день брали кровь. Любопытный случай и все такое. Хотели опять башку налысо побрить, я не дал.
      - Ты звонил мне пятнадцатого июля?
      - Не дозвонился. Не злись. Мне было немного не по себе.
      Федор подумал, что некоторую правду лучше не говорить. Вырвался, так обрадовался, все на свете забыл. В спортзал походить, как ни странно время нашел... Тоненькая провинциалочка стала вдруг менее реальной, чем была год назад, пол года, месяц. Что-то нахлынуло, плотское, грубое. И он резвился, как животное. Когда, подчиняясь смутному порыву, взял трубку и набрал номер в Заранске, еще был таким. Узнал скверные новости - испытал нечто похожее на досаду. Посчитал, что должен проведать, хотя бы поговорить. Услышал ее тихое - "Да?" и земля под ногами покачнулось. Точно очнулся от дурмана. Каждый день свободы, но вдали от Арины показался ошибкой. Узнал от Басмача подробности и понял, что восхищается. И кем? Девочкой, которую звал с собой покататься по миру? Сколько их было? Девочек на месяц? Та шутливая игра, которую он вел с ней, пытаясь влюбить в себя, была сразу и прочно забыта. Федор принял детку всерьез. Такого с ним еще не было... Вот, опять, задумался старый пень. А она молчит. Скучает? Что еще за вздох?
      Он перекатился набок, узкая щель между их кроватями была чисто теоретической. И жарко прошептал в маленькое ушко.
      - Довольно политики. Жизнь гораздо интереснее.
      - ?
      - Пожалуйста. Не вырывайся. Поверь мне.
      Взял ее запястье. И стал целовать. Так не целуют рук! Обжигающие волны прокатывались по всему телу Арины. Снова и снова. Ей чудилось, что нервы в кончиках пальцев обнажены, и когда горячий язык касался их, все тело отзывалось волшебной дрожью.
      - Ты.
      Прошептала она.
      - Ты!
      Он уточнил, на мгновение, оторвавшись от ее ладони.
      - Что я?
      Но она уже не могла говорить. Горло перехватило точно судорогой, тело выгнулось. Губы и язык Федора стали яростными. Затем вновь нежными, ласковыми. Напряжение отступило. Арина шумно выдохнула и расслабилась.
      - Радуйся, что здесь соседка. И правая ножка не в порядке. Левая бы мне не помешала.
      Он положил ее руку себе на грудь и легко поглаживал горящие пальцы.
      - Понравилось?
      Она не ответила, потянулась навстречу, губы встретились. Но Федор не дал себя увлечь. И поцелуй получился умиротворяющим.
      - Спи, малышка. Буди, если что.
      - Спокойной ночи.
      - Спокойной ночи.
      Федор тихо фыркнул.
      - Вот это ночь, так ночь. Наедине с девушкой и целомудренно.
      - И вовсе не наедине.
      - Ну, почти. Все равно смешно. Спи, кому говорю!
      Счастье дремало и мурлыкало в его сердце.
 

* * *

      Она проснулась от его взгляда. Свеженький, умытый, выбритый Федор смотрел на нее. Арина ужаснулась. Потом из чувства протеста - ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
      - Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
      - Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
      - Сова.
      - От жаворонка слышу.
      - Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
      - Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
      - Доброе утро, молодежь.
      Вмешалась в их перепалку соседка.
      - Чай хотите?
      - А какой?
      Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
      - А хрен его знает.
      Ответила соседка.
      - Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
      - Это что еще за дрянь?
      Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
      - Попробуй, отличная штука.
      Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
      - Такой молодой и столько знаете.
      - Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
      - Не может быть!
      - Сорок три должно стукнуть.
      - Не может быть!
      - Увы.
      Арина прервала их увлекательный диалог.
      - Позови, пожалуйста, санитарку.
      - В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
      Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял - она забыла. Не притворяется, а именно - не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
      Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
      Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
      - Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
      - Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
      Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ - "да". Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
      - Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
      - Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
      - Не за что.
      Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут - не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
      - Малышка, хочешь сюрприз?
      - Смотря какой.
      - Вот осторожная девочка.
      - Нормальная перестраховщица.
      Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
      - Федор.
      Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
      - Я боюсь.
      - Чего?
      - Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А... вообще. Понимаешь?
      Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии - курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно - НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
      - Рина, можешь меня потрогать.
      Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
      - Закрой глаза.
      - Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
      В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
      - Да.
      Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
      - Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
      - Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
      Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
      - Я не хочу подарков.
      - Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
      - Извини. Извини, это... нервы.
      - Давай примерим.
      Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
      - Велико.
      Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
      - Не обижайся на меня. Видишь - не держится.
      Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
      - За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
      Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
      - Родионова. Перевязываться будем!
      Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
      - Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
      Медсестра с удивлением переспросила.
      - Иван Сергеевич?
      - Да. Он мне так представился.
      - Хорошо. Я схожу за ним.
 

* * *

 
      - Буду с вами откровенен. Дела хреновые. Нога не заживает.
      - Что можно сделать?
      - Ничего. Молиться.
      - Где сумеют помочь?
      Иван Сергеевич курил на площадке. Федор стоял рядом, слушал и думал. Примерно этого он и ожидал. Повторил сухо и веско.
      - Где?
      - В Германии, например!
      Огрызнулся хирург.
      - Как это решается?
      - То есть?
      - У кого есть телефоны клиник? Нужны ли бумаги из Минздрава?
      Врач прикусил нижнюю губу.
      - Это очень дорого! Очень!
      Федор знал, что в голодной российской провинции даже сто долларов считают приличными деньгами. А уж если речь заходит о тысячах...
      - С кем мне говорить?
      - Не знаю. Правда, не знаю. Никогда с этим не сталкивался. Поговорите утром с заведующим.
 

* * *

      - Алло, Вадим?
      - Ты?! Ты?!
      - Нет, шаловливое привидение. Мне нужно вылечить одного человека. Хорошо вылечить. Неудачно сломанная нога. Язвы. И так далее. Кудахтать после будем.
      - Куда тебе перезвонить, майор?
      Он продиктовал номер.
      - Жди.
 

* * *

 
      - Рина, у тебя есть международный паспорт?
      - Нет. А зачем он мне?
      - Блин горелый, лишняя беготня. Алло? Алло? Денис Сергеевич? Это Измайлов. Ага. Как дела? Ничего себе! Нет. Денис Сергеевич, я по делам завис в Заранске. Никого не знаю, вообще. Да. А мне срочно, одним-двумя днями надо тут паспорт человеку международный. На лечение поедем. Хорошо. Завтра в девять позвоню.
      - Какой паспорт?
      Вмешалась бледная после перевязки Арина.
      - Твой.
      - И?
      - Тебе нога нужна?
      - Да.
      - Замечательно, тогда слушайся меня. И все будет так, как надо.
      - Волшебник?
      - А?
      - Ты волшебник?
      Она пыталась издеваться, мгновенно позабыв про свое решение быть пай-девочкой.
      - Аут.
      - Что?
      - Злить меня нарочно - дохлый номер. Это я тебе на будущее даю бесплатный совет. Поняла?
      Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
      - Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
      - Какие?
      - Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
      - Свинство так говорить!
      - Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
      - Все?
      - Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем - актеры.
      - А ты?
      - Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
      - Свинство. Свинство все равно.
      - Согласен. Но жизнь - такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
      - Какой кошмар.
      - Точно.
 

* * *

 
      - Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.
      - Ай-яй-яй.
      - Сильно.
      Старик слушал и улыбался.
      - Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.
      - Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?
      Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.
      - Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.
      Арина уточнила.
      - Точно хороший?
      - Очень.
      Дед погладил ее по руке и встал.
      - Пойду. Пора. Домой то заедете еще? Или сразу из больницы на вокзал?
      - Сразу.
      Ответил Федор.
      - Нет.
      Вмешалась Арина и объяснила.
      - Вещи мне нужны. Или как?
      Только что выслушавший тонкую отповедь Басмача, Федор решил не нарываться и не заявлять, что вещей у Арины наверняка нет, а так - третьесортный рыночный хлам. Который следует просто выкинуть.
      - Хорошо, заедем. Завтра в обед.
      - Я печенье испеку.
      - И чак-чак. Мне понравился.
      Федор с удивлением воззрился на старика.
      - Печенье? Чак-чак?
      Представил старика с поваренной книгой в руках. Басмач, колдующий у плиты?
      - Евдокия Яковлевна привет просила передать. До свидания.
      Он тихо вышел. И в палате стало меньше света. Даже Федор отметил.
      - Славный дед. Хорошо с ним.
      - Ты его обидел.
      - Денег же надо оставить. Кстати, я не смыслю в Заранских реалиях. Сколько ему нужно на прокорм в месяц? Ста долларов хватит?
      - Конечно. Только надо выдать их рублями. Как он будет обменивать валюту без документов?
      Арина решила не говорить, что редкая пенсия достигает половины этой суммы.
      - Отлично.
      - А ты так много денег привез с собой?
      - Нет. Но у меня есть карты. И счета в банках. Не волнуйся.
      - Неужели мы завтра уезжаем?
      Неделя лихорадочной спешки. Эвересты проблем, возникающие одна за другой. Бесконечное терпение Федора. Влюбленный в него персонал. И дело совсем не в купюрах, которые он вложил в некоторые карманы. Обаяние Федора действовало на женщин магнетически. Арина наблюдала, какие взгляды летят в его сторону, и комплексовала все сильнее. Самые свирепые медсестры таяли, начинали приходить на работу завитые и подкрашенные. Просто поголовная эпидемия. А чему удивляться? Незавидная женская доля. Тяжелый скверно оплачиваемый труд. Квартирный вопрос. Не умеющие содержать семью, озлобленные, пьющие мужики. Кошмар! И вдруг Настоящий Мужчина. Самим фактом своего существования демонстрирующий - Сказку! То есть возможность счастливого пребывания за ним, как за каменной стеной. Так ведь мужик еще и воспитанный. Обязательно скажет приятное. Похвалит. Само собой, никто в отделении не одобрял его выбор.
      - И чего он в ней нашел?
      Гадали, когда Федор ее бросит.
      - А то!
      Но, вздыхая, блаженно тянули.
      - Повезло. Эх, повезло.
      Арине то смешно было, то грустно. Порой ей казалось, что Федор не замечает своего успеха, порой, что его это веселит.
      - В тебя влюблены абсолютно все дамы.
      - Преувеличиваешь.
      - Правда. Я вижу.
      - Тебя это раздражает?
      - Немного.
      - Ревнуешь?
      - Нет.
      - Я делаю это нарочно.
      - Шутишь!
      Он пояснил.
      - Иногда мне хочется очаровывать. Купаться в теплых взглядах. Своеобразный кайф.
      Арина надулась.
      - Гадко. Это гадко.
      - Почему? Мне от них ничего не нужно. Я никого не обманываю. Просто люди стараются мне угодить. Так гораздо проще и комфортнее. Нравиться - целая наука. Прикладная, при чем, а не отвлеченная.
      - Действительно манипулятор!
      - Еще какой!
      - Мной тоже вертишь?!
      - В самом начале попробовал немного, потом перестал. Честно.
      Арина вскинулась, с трудом сдержалась, прикусила губу.
      - Какая сердитая. А зря. Я не внушал никому большой любви. Я просто понравился.
      - Специально!
      - Конечно. Ну и что? У всех хорошее настроение. И у меня и у тети Зины. Так лучше работается - в теплой атмосфере. Ферштейн?
      - Нихт! Нон! Ноу!
      - Ладно, позлись чуть-чуть для тонуса.
      - Я никуда не поеду! Никуда.
      Он очень быстро оказался рядом, крепко взял за плечи и чувствительно встряхнул.
      - НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ!
      В его голосе прозвенела сталь предупреждения. Негромко сказанная фраза отразилась от окна, потолка, стен. И вернулась молчаливым повтором в его взгляде. Арине стало страшно и холодно. Но прижаться к мужчине, который смотрел ТАК было невозможно. Отпустив девушку, Федор вышел в коридор. Разозлился. Он разозлился. Давно с ним такого не случалось. Арина грызла пальцы.
      - Перестань.
      Он вернулся через пару минут.
      - Перестань. Мне нравятся твои руки. Не уродуй их, пожалуйста. Хочешь - меня укуси.
      Вновь стал спокойным и близким. Но перед мысленным взором Арины еще маячило жуткое выражение его глаз.
      - Ты меня напугал.
      - Не хотел. Не люблю крика. Исчезаю без предупреждения.
      - Всегда?
      - Да. Ты исключение из правил.
      - Буду орать - уйдешь?
      - Может быть. Но ты орать не будешь.
      - Это еще почему?
      - Догадайся. На.
      Он, действительно протягивал ей руку.
      - Грызи мою.
      Арине стало стыдно. И она оттолкнула его ладонь.
      - Не надо.
      - Нервничаешь?
      Как будто он не видел. Девушка не стала униженно оправдываться. Федор взял ее ладонь.
      - Такие прекрасные пальцы. С ума сойти. И как ты с ними обращаешься?
 

* * *

      Открыла глаза.
      - Доброе утро, засоня.
      - Доброе утро, господин волшебник.
      - Пора собираться. Вася уже три раза заглядывал.
      - Да?
      - Вру.
 

* * *

 
      - Твой босс без тебя скучает и поедом ест коллектив.
      Богатырев познакомился с Федором два дня назад. Они друг другу активно не понравились.
      - Прораб на него орет, он на прораба.
      - Нормальный стиль работы.
      Заметила Арина. И посмотрела на Федора, который вышел, чтобы не мешать. Как он мог помешать? С трудом вернулась к разговору.
      - Управитесь без меня?
      - А зачем ты нам теперь? Все придумала. Всех нашла. Механизм запустила. Колеса крутятся. Все будет классно. Не дрейфь.
      Арина подумала, как ни странно, что переживает самую малость. Дело в которое она вложила изрядный кусок души, осталось в прошлом. Андрей небрежно чмокнул ее щечку.
      - Мне пора. Пиши. И заходи на мою страничку - поболтаем. Ты существо особенное. Жаль расставаться.
      Арина похлопала по богатырскому бицепсу.
      - Иди, чемпион. Я рада, что мы знакомы.
      - Тогда не пропадай.
      - Будь.
 

* * *

 
      Виктор Иванович заехал через полчаса, и не один. С супругой. Людмила Георгиевна рассказала, как озорует Гаррик Второй. Они купили щенка.
      - Нафаня хотел боксера. Но я настояла на французском бульдоге. Взяли у тех же родителей. Очаровательная мордаха, но характер отвратительный. Полная противоположность Гарику Первому. Жуткий наглец. Задира. Любитель напакостить исподтишка.
      - Надо же.
      Вежливо заметила Арина. Людмила Георгиевна продолжала витийствовать.
      - Вчера ездили с Нафаней на кладбище, к Анечке. Навели порядок на могилке. А потом навестили собачек. Холмика почти не заметно.
      Шайтана и Гарри похоронили на опушке леса. Сразу, как все случилось, Семенов сообщил Арине, что выбрал красивое место. И закопали четвероногих героев сами, вдвоем с Димочкой. Чужим не стали доверять.
      - Тебе бы понравилось.
      Арина слушала словно издалека. Голоса этих близких людей будили кошмарные воспоминания. Даже нога разболелась. Приписав отчуждение девушки болезни, переживаниям - Семеновы не обиделись. Попрощались, попросили объявиться, рассказать как дела. Не слушая возражений, строго прицыкнув на Арину, Виктор Иванович положил в лежащую на тумбочке книгу триста долларов.
      - Это на конфеты, на кассеты. Мелочь. Чтобы человеком себя чувствовала. Заграница она и есть заграница. Вокруг все чужие. Пригодятся. Будет нужно больше - позвони. По "Вестеру" переброшу. Через два часа получишь. Чего губы поджимаешь? На подзатыльник напрашиваешься?! Должна улыбнуться, сказать спасибо, дорогие мои! И поцеловать, в щечку. Именно меня, сейчас Людмила Георгиевна отвернется...
      Его жена хмыкнула, приподняла брови, показывая, что муж сморозил глупость, но что с него возьмешь. Мужчина он и есть мужчина. Ни такта, ни чуткости.
      - Мы с Нафаней тебе так обязаны! Ты нам теперь совсем родная. Приедешь - сразу позвони.
      Людмила Георгиевна наклонилась - обнять и поцеловать Арину, прошептала в самое ушко.
      - Очень солидный мужчина. Мы с Нафаней твой выбор одобряем. Кстати, я поставила на тебя.
      - ?
      - Нафаня сомневается насчет мужчины. Говорит, что вы слишком разные. И не уживетесь. Но я считаю, что ты справишься. И все получится.
      - ?
      - Если что, подарок к свадьбе за нами.
      Арина покраснела как советский флаг.
 

* * *

      Хмурому Васе, посетовавшему, что их вчера капитально залили соседи сверху, Арина отдала Семеновские деньги. Он о них, само собой не знал, просто взгрустнул вслух. Что потратил запасы на мелкий ремонт машины, и брату дал взаймы, он дом перестраивает, в Калошкино.
      - Полный нуль. Алена расстроится.
      - Держи.
      - Чего?
      - Мне сейчас не надо. Потрать сколько нужно. Я вернусь, отдашь.
      - Да ну тебя.
      - Держи. Если возьму с собой, сто пудов, спущу до последнего цента.
 

* * *

      Виноградова от простывшего и раскапризничавшегося карапузика вырваться не смогла. Прислала короткую записку и фотографию всего семейства.
      "Мы тебя любим! Выздоравливай!" Арина спрятала снимки в блокнот, а записку вложила в паспорт. Чем изрядно насмешила Федора.
      - Теперь я знаю, кто тебе всех дороже.
 

* * *

 
      Федор внес Арину в подъезд. Дома усадил на диван. Вышел позвонить. Суетливый, хлопочущий Басмач, поставил чай. Стал рассказывать о делах. Потом замолчал. Неловко переминаясь с ноги на ногу.