1921 год.

      Это было бы хорошо, если бы.
      Если бы все эти с виду полудремлющие люди, на самом деле, не грызлись бы всегда одним и тем же сверлящим вопросом:
      — Ну, хорошо… пока… А что будет дальше?
      Поэтому от времени до времени каждый из них срывается и мчится на шаркете в город… Там он бегает по бесконечным учреждениям, хлопоча занятие или визу…
      Ибо магнолии отцветут, сделавшись коричневыми, как старушки Востока, розы облетят без следа, а Терапию… закроют…
      * * *
      Вечером?
      Да, вечером, когда стемнеет, стоит постранствовать по крутым и душным аллеям…
      Что это — опера?
      Но почему нет звуков?.. Наоборот, тихо до чрезвычайности… И все же здесь что-то волшебное, сказочная оргия, симфония с стиле Шехерезады…
      Это все делают тысячи загадочных, бесшумных, то вспыхивающих, то потухающих огоньков… Они, среди совершенно черных аллей, мятутся по всем направлениям, оставляя сверкающие, пересекающиеся обрывки кривых… Их тысячи тысяч, и они кратки, как отдельные слова «Тысячи и одной ночи»… Но их не пересказать… Тут рассказываются бесконечные истории… Таинственные, загадочные, бесшумные, бессловные, душные и несметные… Можно бы продолжить эти прилагательные, но лучше объяснить, что это — просто светящиеся летающие жучки…
      * * *
      Итак, жучки, старички и магнолии: вот Терапия.
      * * *
      Через две недели я покинул этот странный конгломерат… Нужно было ехать в Сербию… Я получил визу — мечту бессонных ночей столь многих…
      * * *
      Шаркет в последний раз нес меня мимо босфорических декораций…
      Все было, как всегда, и все было по иному, как бывает, когда думаешь, что «в последний раз»…
      И в последний ли? Кто это знает?
      Есть, впрочем, одно существо, которое я видел в этот день в последний раз…
      Стройная и маленькая яхта стояла на своем месте… Это был «Лукулл»…
      Я смотрел на нее с пробегающего шаркета «прощальным взглядом»… Но я еще не знал тогда, что три месяца спустя огромный итальянский пароход среди белого дня «не заметит» яхты, стоявшей на своем обычном месте, и, не заметивши, пустит ее ко дну, перерезав пополам…
      * * *
      Пока же «Лукулл», как всегда, исполнял свой тяжкий долг…
      На палубе был только один человек… Он не заметил привета — моего привета, с пробегающего мимо шаркета… Я же видел его хорошо. Высокий, тонкий, в серой черкеске, с маленькой бритой головой… Он стоял, опершись руками о борт, который (борт) казался поэтому низким, и смотрел прямо перед собой вдаль пролива…
      Это был генерал Врангель…
      * * *
      «Fais ce que dois — advienne que pourra
      C’est commande aux chevaliers»…
      * * *
      Эти слова шептала июньская струя шаркета, салютуя яхте… Этим же она отвечала на роковой январский вопрос «что делать?»…
      * * *
      Полгода списано со счетов истории…