Политические деятели России (1850-1920 годов)

      Далее Грумбах говорит: "Правда, на конференции присутствовали два француза - Бордерон и Мергейм. Первый был членом французской социалистической партии, но вся его предыдущая деятельность не давала ему права называть себя "представителем партии". Он скорее мог назвать себя синдикалистом. Мергейм же никогда не принадлежал к социалистической партии и ничего общего не имел с социалистическим Интернационалом. Он был только членом Генеральной Федерации Труда, официальным делегатом синдиката (профсоюза) металлистов и официальным делегатом меньшинства Генеральной Федерации Труда. Самая влиятельная группа германской оппозиции - группа Гаазе-Каутского-Бернштейна отсутствовала" (Эдуард Бернштейн и Карл Каутский, еще во время войны утверждали, что виновниками мировой войны были не Англия, не Франция и не Россия, а властители Австро-Венгрии и германские милитаристы и империалисты. А после германской революции Каутский, специально исследовавший вопрос о виновниках войны по архивам германского министерства иностранных дел, опубликовал книгу, в которой установил полную ответственность Германии за возникновение мировой войны. И в своем последнем труде "Социалисты и война", опубликованном Каутским на немецком языке в Праге в 1947-ом году, за год до его смерти, он пишет: "Мировую войну 1914-го года Германия хотела и планомерно ее подготовляла, но объявила ту войну превентивной войной. Мировая война не была продуктом капитализма или империализма".
      Это именно то, что утверждал и Плеханов в годы войны и с чем теперь согласны все европейские и американские серьезные, беспристрастные историки. В этой же книге Каутский, между прочим, также указывает, что Плеханов пришел к своей позиции в войне, не потому, что он якобы стал русским националистом, а благодаря, именно, своему интернационализму, потому что он сознавал необходимость безусловной защиты европейской демократии. "Как интернациональный демократ, - пишет Каутский, - Плеханов считал необходимым защиту европейской демократии, которой грозила большая опасность со стороны германского империализма, чем со стороны русского абсолютизма".).
      VI
      Говоря о Троцком, как участнике и Циммервальдской и Кинтальской конференций, Грумбах указал, что в своей немецкой брошюре "Война и Интернационал", опубликованной им в начале войны в Цюрихе, Троцкий писал:
      "Только тот, кто закрывает глаза, не видит, что политика немецкого юнкерства требовала уничтожения Франции. Франция - это враг". А Роберт Грим, председатель Циммервальдской конференции, цитируя эту фразу Троцкого, писал тогда в своей газете "Бернер Тагвахт": "Товарищ Троцкий прав, сказав это". Победа Германии над Францией - достойная сожаления стратегическая необходимость - согласно анализу германской социал-демократии, была бы победой феодально-монархического режима над демократически-республиканским режимом. Теперь же циммервальдист Троцкий отказывается разбирать вопрос об ответственности за войну и различать между войнами агрессивными и защитительными и резко нападает на всех, кто с ним не согласен, зная прекрасно, что уничтожение Франции было целью прусского юнкерства, зная очень хорошо, что Франция подверглась нападению, что она защищает себя и "что теперь ее задача защищать свою территорию и свою независимость" (слова Троцкого на странице 19-й его брошюры "Война и Интернационал").
      После анализа Грумбахом французской брошюры Раковского и обвинения ее автора в подобном же отсутствии логики, Грумбах пишет: "Ленин и Зиновьев поступают легче для себя, чем это делает Раковский. Оба они представляли большевиков в Циммервальде и Кинтале. Говоря о них, мы имеем дело с Великими Инквизиторами Интернационала, которые, к счастью, не обладают силой провести в жизнь свои идеи, ибо в этом случае очень многих из нас сжигали бы на медленном огне под аккомпанемент ленинских гимнов о "единственном истинном ленинском социализме" и были бы брошены в ад для социалистических предателей, как потерянные грязные буржуазно - шовинистически - националистически социал-патриотические души. И при всем этом Ленин добродушный человек, как он это доказал в брошюре, которую он вместе с Зиновьевым опубликовал в 1915 году. На странице 4 этой брошюры, в главе об оборонительных и агрессивных войнах, Ленин писал: "Если, например, завтра Марокко объявило бы войну Франции, Индия - Англии, Персия и Китай - России, то это были бы законные оборонительные войны, независимо от того, кто начал войну". Тут безумие превращается в метод!..
      Ленин и его друзья играли важную роль в Циммервальде и решающую роль в Кинтале".
      Еще резче против решений Циммервальдской и Кинтальской конференций выступил Г. В. Плеханов. В No 43 парижского русского журнала "Призыв" от 22 июля 1916 года Плеханов писал: "Немцы захватили Люксембург, захватили Бельгию, захватили Польшу, захватили Литву, значительную часть Белой и Малой Руси (Белоруссии и Украины), захватили Сербию, захватили Черногорию, а мы, социалисты этих многочисленных стран, должны уверять наших немецких товарищей, что мы не желаем захватывать их территорию.
      Нужно быть донельзя пристрастным в пользу немцев, чтобы предъявить нам такое требование. По здравому рассуждению выходит, что уместнее было бы нам добиваться подобных заявлений от немецких социал-демократов. Но мы их не добиваемся, во-первых, потому что мы не поверим никаким заявлениям, идущим со стороны большинства немецкой партии, а, во-вторых, если бы мы и имели детскую наивность верить этим эгоистическим циникам, то мы всё-таки, надеюсь, не забыли бы, что судьба захваченных немцами областей зависит не от социал-демократов, хотя бы и крайне оппортунистического направления. Она зависит от Вильгельма: она зависит от крупных немецких капиталистов. Она зависит от тех социальных элементов, которые давно уже сказали устами железного канцлера (Бисмарка) : "побежденным нужно оставить только глаза, чтобы они могли оплакивать свое несчастье". Что касается этих элементов, то даже слепому должно быть ясно, что с ними невозможны никакие объяснения, кроме объяснений с помощью штыков, сабель и пушек".
      За полгода до революции, в июне 1916 года, в интервью с редактором петербургского марксистского журнала "Современный мир", Ник. Иорданским, Плеханов сказал: "Речи и голосование в Думе социал-демократов Николая Чхеидзе и других возбуждают просто недоумение. В особенности странными представляются поклоны Чхеидзе в сторону Цимервальда. Чхеидзе обнаружил несомненную утопичность своих взглядов и полную неосведомленность о положении дел в Европе. Циммервальдская конференция, которая так увлекает Чхеидзе, в действительности была не выражением международных стремлений социалистического пролетариата, а, наоборот, восстанием против этих стремлений, закрепленных в постановлениях интернациональных конгрессов. В Циммервальде восторжествовали анархические идеи Домелы Ньювенгейса, осужденные, при одобрении Энгельса, еще Цюрихским конгрессом Интернационала..."
      Дальше Плеханов сказал: "Аннексий мы тоже не желаем, но мы желаем освобождения угнетенных национальностей, например, в Армении. Кроме того, будучи против новых аннексий, мы вовсе не считаем необходимым поддерживать старые; но все эти вопросы дело будущего. Пока же надо очистить собственную территорию от неприятеля, надо защищать с оружием в руках самих себя. Я знаю, насколько трудна эта задача. Я горячо желаю победы русскому народу, но я вижу, что путь к победе загроможден многочисленными препятствиями... Мы будем тем ближе к победе, чем удачнее справимся с темными силами, которые мешают народной самодеятельности, необходимой для успешной самообороны".
      Через месяц Плеханов в "Призыве" от 5 августа 1916 года опять писал: "Господа пораженцы уверяют, что победа Германии нанесет большой удар нашему нынешнему правительству. Но это уверение, крайне выгодное для главного штаба германской армии, не имеет под собой никакого серьезного основания. Совсем напротив: победа Германии очень значительно отдалит час нашего политического освобождения. "Если бы мы думали, что Наполеон благоприятнее нашим интересам, мы посадили бы его вам", - прямо сказал в 1870 году представитель победоносной Германии Бисмарк представителю побежденной Франции Жюлю Фавру. Победив Россию в нынешней войне, Германия всеми своими громадными силами станет поддерживать у нас то правительство, которое будет наиболее благоприятно ее интересам. А какое же правительство может быть им благоприятнее, чем правительство черной сотни? Ведь черносотенцы давно уже показали себя верными вассалами Вильгельма. И ведь им Россия обязана своими поражениями".
      Многие социалисты, которые тогда были против Германии и поддерживали союзников, утверждали, что за спиной организаторов Циммервальдской конференции стояло германское правительство и высшее германское командование. Германия тогда очень хотела мира. Германия и Австрия тогда были почти победителями. Они заняли всю Бельгию, значительную часть Франции, всю Польшу и Литву, Сербию, Черногорию и так далее. Союзники же терпели поражения, и естественно, что Германия желала скорее заключить мир. Мир тогда означал бы полную победу Германии.
      Поэтому германский штаб не мог не относиться с большой симпатией к такому движению, которое ставило себе целью заставить союзные правительства заключить мир с Германией и Австрией. С другой стороны, Ганецкого и Радека уже тогда обвиняли в том, что они связаны с Парвусом и с германским и австрийским правительствами. Парвус был тогда главным агентом германского правительства. Ленин и его группа открыто агитировали за поражение России в войне, что, конечно, было очень выгодно Германии и Австро-Венгрии. Ганецкий в своей статье "Арест В. И. Ленина в Австрии в 1914 году", напечатанной во втором "Ленинском сборнике", называет Ленина "создателем Циммервальда", что, конечно, сильное преувеличение.
      Но несомненно, что Ленин, Ганецкий, Радек и Раковский, который тогда тоже был в связи с представителями германского правительства, были среди главных организаторов и закулисных "мастеров" Циммервальда. Поэтому неудивительно, что подавляющее большинство социалистов Запада и такие выдающиеся русские социалисты как Плеханов резко отрицательно отнеслись к Циммервальду, в то время как немецкий журнал Парвуса "Ди Глоке" приветствовал Циммервальд.
      VII
      Парвус в первую мировую войну был главным агентом германского правительства и журнал его "Ди Глоке" (Колокол) агитировал за победу Германии и за расчленение России. В октябре 1915 года "Ди Глоке" писал: "Конференция некоторых социалистов, из воюющих и нейтральных стран, которая состоялась в Циммервальде, в Швейцарии, для обсуждения положения, создавшегося в результате войны, заслуживает величайшего внимания, как первая с успехом проведенная попытка соединить разорванные нити пролетарского Интернационала. В конференции приняли участие известные социал-демократы Германии, Франци, Италии, России, Польши, Румынии, Болгарии, Швеции, Норвегии, Голландии и Швейцарии".
      Критикуя некоторые решения конференции, журнал Парвуса "Ди Глоке" в заключение писал: "Несмотря на это, мы повторяем: конференция была важным событием. Пролетарская точка зрения несомненно пробьет себе дорогу, как только пролетариат будет действовать опять интернационально" ("Die Glocke," 1915, Heft 3, Oktober l, SS. 143-144.).
      В циркуляре бывшего царского Департамента Полиции от 22 декабря 1915 года за номером 1176816, в связи с Циммервальдской конференцией, сообщалось: "15 и 18 сентября в Берне состоялось совещание русских социалистов, участников конференции: Мартова, Мартынова, Рязанова, Боброва и Аксельрода. На этом совещании обсуждался вопрос о распространении в России означенного (Циммервальдского) манифеста. Совещание признало необходимым отпечатать этот манифест в Болгарии при посредстве румынского социалиста Раковского и, затем, переправить манифест в Россию...
      По полученным в настоящее время сведениям, выработанный план не удался, ибо Раковский был вскоре арестован в Румынии за оскорбление властей, а выступление Болгарии (на стороне Германии) лишило возможности печатать манифест в ее пределах. Ввиду приведенных обстоятельств, приверженцы "пораженческого" толка избрали другой путь, а именно: в октябре месяце женевская группа содействия издававшейся в Париже газеты "Наше Слово", органа российских социал-демократов, напечатала двадцать тысяч экземпляров манифеста и переслала его в Цюрих на имя русского социалиста Биска, который послал их в трех деревянных ящиках через Германию в Копенгаген, причем Биск получил от немецкого консула в Цюрихе рекомендательное письмо, дабы эта посылка не была задержана в Германии". (Этот документ из загр. архива департамента полиции находится в Институте Имени Гувера, в Калифорнии. Копию цитируемого документа автору этой статьи предоставил А. Ф. Керенский. Д. Ш.)
      Газета "Наше Слово" была органом цимервальдистов - Троцкого, Луначарского, Покровского, Мануильского, Антонова-Овсеенко, Чичерина, Павловича, Колонтай, Рязанова. В ней также сотрудничал Мартов. Департамент Полиции в Петрограде был прекрасно осведомлен о делах русских эмигрантов-революционеров через своих агентов-провокаторов, работавших в социалистических партиях. Циммервальдский манифест был отправлен через Германию в Копенгаген для распространения его в России, и германское правительство обязалось не задерживать в Германии эту посылку.
      По поводу Циммервальдской конференции Плеханов писал в "Призыве" 19 февраля 1916 года: "Если хочешь доброго мира, то веди хорошую войну пока не опустился от бессилия бронированный кулак германского завоевателя". Парижская газета циммервальдистов "Наше Слово" в номере от 25 августа 1916 год писала: "Плехановских групп "призывцев" в России нет. Но идеи их широко развились среди партийной интеллигенции и рабочих. Пропагандисты и носители этих идей в рабочей среде - ликвидаторы" (то есть правые меньшевики с Потресовым во главе. - Д. Ш.). А Ленин в письме к Шляпникову из Цюриха в Стокгольм в сентябре 1916 года писал: "Самое печальное в слабом контакте между нами и рабочими вождями в России. Совершенно нет корреспонденции. Никого, кроме Джеймса, а теперь и его нет. Так не может продолжаться. Никаких изданий, листовок, нет транспорта, никаких прокламаций, резолюций и так далее".
      Таково было положение большевизма в России почти накануне революции.
      VIII
      В первые же дни революции 17 года Максим Горький послал Временному правительству и Исполнительному Комитету Совета Рабочих и Солдатских Депутатов приветствие, в котором призывал правительство увенчать освободительное дело заключением мира. Горький писал: "Это не должен быть мир во что бы то ни стало. Это должен быть такой мир, который бы дал возможность России с честью существовать перед другими народами земли. Довольно уже истекало человечество кровью; новое правительство снискало бы величайшую заслугу не только перед Россией, но и перед всем человечеством, если бы ему, новому правительству, удалось быстро заключить мир".
      В своих "Письмах из далека" Ленин резко обрушился на Горького за это обращение к Временному правительству с призывом о необходимости быстрого заключения мира. Ленин писал: "На мой взгляд, письмо Горького выражает чрезвычайно распространенные предрассудки не только мелкой буржуазии, но и частью находящихся под ее влиянием рабочих. Все силы нашей партии, все усилия сознательных рабочих должны быть направлены на упорную, настойчивую, всестороннюю борьбу с этими предрассудками".
      А 5 мая (22 апреля) 1917 года, как бы в ответ на это, в газете Плеханова "Единство" на первой странице жирным шрифтом было напечатано воззвание: "Гражданки и граждане! Отечество в опасности! Не надо гражданской войны! Она погубит нашу молодую свободу. Необходимо соглашение Совета Рабочих и Солдатских Депутатов с Временным правительством. Нам не надо завоеваний, но мы не должны дать немцам подчинить себе Россию. Каждый народ имеет право свободно располагать своей судьбой. Вильгельм германский и Карл австрийский никогда не согласятся на это. Ведя войну с ними, мы защищаем свою и чужую свободу. Россия не может изменить своим союзникам. Это покрыло бы ее позором и навлекло бы на нее справедливый гнев и презрение всей демократической Европы. Г. В. Плеханов, Л. Г. Дейч, В. И. Засулич".
      Когда в мае 1917 года Временное правительство вместе с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов начали кампанию по подготовке наступательных военных операций на фронте, большевики и другие левые циммервальдисты повели агитацию против наступления. Но, как рассказывает Церетели, руководители Совета получили тогда конспиративным путем через Стокгольм коллективное письмо от Гаазе, Каутского и Бернштейна, т.е. от лидеров антивоенного меньшинства германской социал-демократии (Уже в 1915 году в германской социал-демократии возникла оппозиция. В середине июня 1915 года Гуго Гаазе, Карл Каутский и Эдуард Бернштейн опубликовали в лево-социалистической газете "Лейпцигер Фольксцейтунг" манифест под заглавием "Der Gebot der Stunde", в котором резко осуждали всех германских аннексионистов и не менее резко критиковали военную политику своей социал-демократической партии. Подпись председателя партии под манифестом, враждебным принятой партией политике, была событием не имевшем прецедентов. Подпись Бернштейна говорила, что оппозиционное движение не ограничивается только ортодоксальными марксистами.), в котором они давали знать руководителям Совета о своем полном сочувствии кампании, Временного правительства и Совета. "Не смущайтесь упреками, - писали они, - которые направлены против вас справа и слева противниками наступления революционной русской армии. Бездействие на русском фронте только укрепляет воинствующие настроения в Германии.
      Германское правительство и поддерживающее его социалистическое большинство вселяют в народе надежду на сепаратный мир с Россией, который должен способствовать их окончательной победе над западными державами. Разрушение этой надежды в результате русского наступления только облегчит борьбу с воинствующей политикой германских правящих кругов" (И. Г. Церетели, Воспоминания о февральской революции, книга 1-ая, стр. 233.).
      Ленин, в своей речи на Всероссийском съезде Советов Рабочих и Солдатских Депутатов 9 (22) июня 1917 года, сказал: "Когда говорят, что мы стремимся к сепаратному миру, то это неправда. Мы говорим: никакого сепаратного мира ни с какими капиталистами, прежде всего с русскими. А у Временного правительства есть сепаратный мир с русскими капиталистами. Долой этот сепаратный мир. Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры с ними не вступим". И в той же речи Ленин сказал следующее: "Мы не толстовцы. Если революционный класс возьмет власть, если не будет власти у банков и у крупного капитала, то такой класс будет вести революционную войну не на словах, а на деле".
      Как известно, в ноябре 1917 года большевики захватили власть и уничтожили власть банков и не только крупных капиталистов, но даже и самых мелких. Однако, никакой революционной войны Ленин не объявил германским капиталистам, а, наоборот, заключил с ними сепаратный мир, так называемый Брест-Литовский договор. По Брест-Литовскому договору, Россия была расчленена. И большевики обязались уплатить Германии огромную контрибуцию.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      Парвус, Ленин и Вильгельм II
      Германо-большевистский заговор 1917 г.
      I
      24-го ноября 1914г. парижская группа левых русских социалистов, издававшая тогда газетку "Голос", опубликовала за подписью Троцкого следующую заметку под заглавием "Верно ли это?":
      "Верно ли, что так называемый "Союз Освобождения Украины", в состав которого входят кое-какие бывшие русские революционеры, состоит на содержании королевско-императорского габсбургского генерального штаба?
      "Верно ли, что "Вестник" этого Союза, воспроизводящий прокламации со словами: "Хай живе соцiяльна революцiя" оплачивается из того же габсбургского источника?
      "Верно ли, что бывший русский революционер г. Микола Троцкий, адрес которого обозначается на немецких бюллетенях Союза, состоит на службе при венской полиции?
      "Верно ли, что эмиссары этого Союза, в оправдание габсбургского доверия и габсбургских ассигновок, разъезжают по Европе в поисках за такими русскими, и в частности кавказскими, революционерами, которые согласились бы свою ненависть к царизму сочетать с любовью к габсбургской короне и особенно к габсбургским кронам?"
      14-го февраля 1915 г. в парижской русской газетке "Наше Слово", которая начала выходить вместо "Голоса", закрытого французским правительством, появилась статья того же Троцкого, специально посвященная Парвусу. Статья начиналась следующими словами:
      "В Константинополе русский социалист с интернациональным именем выпустил прокламацию, в которой провозглашает Турцию и ее среднеевропейских союзников оплотом демократии. В Софии немецкий социал-демократ на русском языке перед болгарской аудиторией защищал маладотурецкую идею. Это - Парвус, которого мы в течение ряда лет считали другом, которого теперь вынуждены занести в список политических покойников".
      Через две недели после этой статьи в том же "Нашем Слове" (в номере от 28-го февраля 1915 г.) появилась статья под заглавием "Голос Украинской соц.-дем. партии". Эта статья посвящена была номеру (No 1) газеты "Боротьба". И вот какая характеристика "Союза Визволення України" дается в этой статье "Нашего Слова", вполне солидаризирующейся с "Боротьбой" в оценке "Союза":
      "Союз состоит из бывших членов Украинской С. Д. Р. П. Донцова, Дорошенко, Меленевского, Скоропись-Иолтуховского и Жука. Союз называется российской организацией, а по существу является организацией австрийской. Большинство членов союза долгие годы жили в Галиции, забыли свое социалистическое прошлое, залезли в болото буржуазной украинской националистической идеологии австрийского типа, за что и были исключены из украинской социал-демократической партии; их организация является агентурой австрийского правительства, которое проявило к ним великую ласку и внимательность, пополнив приличной суммой крон их кассу.
      Один из них, Меленевский, есть не кто иной, как бывший тов. Басок, статьи и имя которого изредка встречались на страницах русских социалистических заграничных изданий.
      Считая их темными аферистами "Боротьба" объявляет им бойкот."
      2-го апреля 1915 г. в швейцарской соц.-дем. газете "Volkstimme", издававшейся в Сан-Галлене, опубликовано было "Открытое письмо Парвусу в Константинополь" за подписью социал-демократа доктора Я. Фридмана.
      В нем рассказано было, что русско-немецкий социалист Александр Гельфанд, писавший в русской и немецкой социал-демократической печати под псевдонимом Парвус после начала войны издал воззвание под заглавием "Против царизма" и подписался своим именем. В этом воззвании он утверждал, что "вся вина за войну падает на русское правительство". Германия и Австро-Венгрия, наоборот, представлены настоящими сиротами, которые борются за всеобщую свободу против русского варварства. Это воззвание Парвус поручил распространять не существовавшим русским соц.-дем. организациям, а "Союзу Вызволення Украины".
      В Австрии, писал д-р Фридман, всем известно, что этот "Союз Вызволення Украины", во главе которого стоят Басок, Скоропись и др. ни в коем случае не революционная организация. Он создан немецкими и австрийскими официальными и полуофициальными кругами и существует благодаря тем деньгам, которые в изобилии притекают через Вену и Берлин. "Что вы находитесь в прямых сношениях с Союзом, - писал д-р Фридман, - мне достоверно известно, так как завербованный работником в эту организацию получает рекомендацию к вам, если он отправляется в Турцию. Недавно вы выпустили также брошюру. Издателем ее объявляется Украинская соц.-дем. Дело идет, насколько я знаю, о "Спилке", которая в действительности не существует и имя которой себе присвоил опять-таки г. Басок...
      Несмотря на то, что вы русский соц.-дем. и, следовательно, русский подданный, вы как таковой разъезжаете открыто и свободно из Турции на Балканы и оттуда в Вену и Берлин и обратно... Считаете ли вы совместимым с честью и долгом соц.-демократии иметь сношения прямо или косвенно с правительствами чужих держав и против своего государства и своего народа?"
      "Открытое письмо" д-ра Я. Фридмана было перепечатано во втором номере журнала "Россия и Свобода", выходившего в Париже под редакцией Григория Алексинского (Григорий Алексинский, бывший лидер большевиков во Второй Государственной Думе, в течение ряда лет был одним из ближайших соратников Ленина. В 1909 г. он порвал с Лениным, но оставался левым большевиком. Когда вспыхнула война, Алексинский занял ярко оборонческую позицию, окончательно порвал с большевизмом, сблизился с Г. В. Плехановым и тесно сотрудничал с ним все годы войны и весь период февральской революции.).
      В середине 1915 г. Алексинский в другом номере журнала "Россия и Свобода" выступил с разоблачением копенгагенской деятельности Парвуса, основавшего там "Институт для изучения причин и последствий мировой войны". Алексинский утверждал, что парвусовский институт основан на деньги германского правительства и что его задачей является распространение пораженческой пропаганды в союзных странах, главным образом в России. Изобличение деятельности парвусовского института вызвало печатный отпор со стороны некоторых участников Института (А. Зурабов, В. Перазич и др.), протестовавших против "клеветнических выпадов" Алексинского.
      Разоблачения Алексинского многим тогда показались мало убедительными. Довольно известный социал-демократический публицист Евг. Смирнов (Гуревич) в 1917 г. рассказал, что в декабре 1915 г. он был заграницей (в Стокгольме и Копенгагене) по делам Всероссийского Союза городов и что там он имел возможность ознакомиться с статьями Алексинского, в которых тот обвинял Парвуса и некоторых его товарищей, что они состояли агентами Германии, а также с коллективным протестом против Алексинского группы эмигрантов, среди которых были "старые видные деятели социал-демократической партии, люди несомненно честные и беззаветно преданные нашему общему делу. Кроме того, некоторые другие эмигранты, отрицательно относившиеся к коммерческой деятельности Парвуса, с негодованием отвергали обвинения Алексинского, которые называли "клеветническими и преступными" ("Власть Народа" Москва, 7 (20) июля 1917 г.). Далее Е. Смирнов писал:
      "Летом 1915 г. присяжный поверенный М. Ю. Козловский, с которым я до того времени несколько раз встречался в Петербурге в квартире своего хорошего знакомого, известного присяжного поверенного (Н. Д. Соколова), попросил у меня по телефону разрешения явиться ко мне по очень важному делу... Он заявил мне, что Парвус, которого он незадолго до того видел в Стокгольме, поручил ему разыскать меня и предложить мне от его, Парвуса, имени взять на себя постановку и редактирование большого марксистского ежемесячника, на который Парвус может ассигновать несколько сот тысяч рублей.
      Я выразил удивление, откуда у Парвуса, которого я знал с 1889 года и который жил всегда, насколько мне известно было, исключительно литературным заработком, такие крупные средства. На это Козловский мне ответил, что Парвус нажил большое состояние на поставке хлеба младотурецкому правительству и теперь продолжает увеличивать свои средства другими коммерческими предприятиями.
      Повторяю, я знал Парвуса давно и в его личной порядочности никогда не сомневался. Разоблачениям Амфитеатрова, которые незадолго до того появились в русской печати, я не придавал никакого значения. Но во время революции 1905 года Парвус в течение своей кратковременной деятельности в Петербурге обнаружил некоторую склонность к политическим авантюрам, и многие из нас, его товарищей, с тех пор относились к нему с некоторой осторожностью. Поэтому я попросил Козловского передать Парвусу, которого он, по его словам, должен был вскоре снова увидеть в Стокгольме, что я, к сожалению, слишком занят и взять на себя редактирование большого журнала не могу".
      В конце года, как указывалось уже, Евг. Смирнов попал в Стокгольм. Здесь его посетил оказавшийся в Стокгольме Козловский - посетил в сопровождении товарища, которого назвал Фюрстенбергом (Только в 1917 г. Смирнов узнал, что Фюрстенберг и Ганецкий одно лицо.). Посетители передали просьбу Парвуса повидаться. Смирнов "наотрез отказался". Через два дня Фюрстенберг и Козловский снова повторили просьбу Парвуса о свидании, и снова Смирнов "отказался от этой чести". На следующий день перед самым отъездом Смирнова в Россию его еще раз посетил Фюрстенберг, обратившийся к нему с просьбой относительно Козловского. Последний-де был юрис-консультом какой-то группы русских промышленников, ведших переговоры с Парвусом о покупке пароходного дела. Конкуренты той группы, интересы которой представлял Козловский, послали на него донос в Департамент полиции, что он якобы является германским шпионом. Департамент полиции запросил посольство в Копенгагене, но, несмотря на благоприятный отзыв последнего, Козловский опасался ехать в Россию. У Смирнова почему-то спрашивали совета, как поступить, и просили повидать в Петербурге Соколова и передать ему просьбу Козловского приехать в Стокгольм. Смирнов просьбу выполнил. "На присяжного поверенного (Н. Д. Соколова), - закончил Смирнов, - рассказ этот, видимо, произвел такое же тягостное впечатление, как и на меня". В Стокгольм он не поехал (С Козловским всё же Соколов продолжал поддерживать столь тесные сношения, что в 1917 г. Козловский, состоявший от большевиков в Исполкоме Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, жил у него на квартире.).
      В июле 1917 г. Временное Правительство, как известно, предъявило Ленину, Зиновьеву, Ганецкому, Парвусу и др. обвинение в государственной измене и в сношениях с Германией, с которой Россия тогда была в войне, а также в получении денег от правительства Вильгельма II на разложение русской армии и подготовку восстания против Временного Правительства с тем, чтобы Россия вынуждена была заключить сепаратный мир с Германией на выгодных для Германии условиях.
      В ответ на напечатанное 22-го июля 1917 г. сообщение прокурора о привлечении их к суду, Ленин в газете "Рабочий и солдат" от 26-го июля, выходившей вместо закрытой "Правды", писал:
      "Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным.