Подсчитано, что с августа 1918 года по октябрь 1919-го Япония ввела на территорию дальневосточного края 120 тысяч своих войск. Общая же численность войск интервентов здесь в начале 1919 года составила 150 тысяч человек. По сути дела, речь шла об оккупации войсками Антанты, и прежде всего Японией, огромной территории своей бывшей союзницы по Первой мировой войне на Востоке. Оккупация носила явно «японскую» окраску, поскольку Страна восходящего солнца не делала большого секрета из своих территориальных притязаний в отношении соседки России как романовской, царской, так и советской.

По американским данным, на 15 сентября 1919 года интервенционистские силы Антанты на Дальнем Востоке насчитывали в своих рядах более 60 тысяч японских, 9 тысяч американских, 1500 английских, 1500 итальянских, 1100 французских и 60 тысяч чехословацких солдат и офицеров. Кроме того, имелись «белые» китайские, румынские и польские воинские части.

Дальневосточное союзное командование войск Антанты распределило между собой участки железнодорожной магистрали для ее коллективной охраны от «диверсии» красных партизан. Поскольку на линии железной дороги находилась большая часть жизненно важных центров, то речь шла не об охране железной дороги Владивосток — Байкал, а об открытой оккупации части территории России. Поскольку японские войска преобладали в силах союзников, то им и досталась для охраны большая часть железнодорожной линии.

Штаб-квартира командующего интервенционистскими силами Антанты на Дальнем Востоке и Восточной Сибири японского генерала Отани продолжала оставаться во Владивостоке. В бухте Золотой Рог и на внешнем рейде перед островом Русский стояли корабли интервентов. На их флагштоках чаще всего смотрелся красно-белый «солнечный» флаг империи на Японских островах. Другие державы Антанты представлены были на владивостокском рейде, как правило, одиночными военными судами.

Важнейшие пункты Приморья и Приамурья занимались японскими войсками под командованием генералов Оой и Ямала, чья 24-я пехотная бригада участвовала во взятии германской крепости Циндао на Шаньдунском полуострове в Китае. В Забайкалье находились японские войска под командованием генерала Судзуки, в трудные дни постоянно приходившего на помощь семеновцам. Войскам последнего больше всего пришлось «пострадать» в ходе Гражданской войны в России.

Другие интервенционистские союзные войска Антанты располагались на Дальнем Востоке следующим образом. Командующий американским экспедиционным корпусом генерал Гревс со своим штабом располагался во Владивостоке. В Хабаровске стояла американская пехотная бригада полковника Моора. В Верхнеудинске (современный город Улан-Удэ) и Забайкалье находился отряд американских войск под командованием полковника Морроу. Силы прочих стран Антанты, как правило, базировались во Владивостоке, поближе к своим кораблям.

Интервенты с первых дней установили свое полное господство в дальневосточных прибрежных водах. Здесь действовали японская эскадра под командованием адмирала Хирохару Като и американская эскадра адмирала Найта. Места выхода красных партизанских отрядов на морское побережье не раз оказывались под ударами интервентов, которые под прикрытием огня корабельной артиллерии высаживали в прибрежных селениях десантные отряды.

С установлением в Омске власти Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака (русского ученого-океанографа, полярного путешественника и флотоводца) по железнодорожной магистрали ему в больших размерах пошла помощь Антанты. Она особенно усилилась, когда колчаковские армии развернули широкомасштабное наступление на Запад, взяли Урал и вышли к Волге. Правда, помощь доходила до места назначения далеко не вся, часть грузов перехватывалась самовластным атаманом Семеновым и красными партизанами.

Япония оказалась в числе наиболее щедрых «дарителей» помощи Верховному Главнокомандующему вооруженными (сухопутными и морскими) силами Белого движения в России. По решению Токио белым было передано 30 полевых орудий, 100 пулеметов, 70 тысяч винтовок, 43 миллиона пулеметных и винтовочных патронов, обмундирования на 30 тысяч солдат. Следует признать, что передавалось не самое новое вооружение; новое предназначалось для императорской армии. Всего за время Гражданской войны в России на содержание различных белогвардейских формирований японское правительство израсходовало 160 миллионов иен по ценам того времени.

Однако бесспорным лидером в оказании военной помощи Белому движению в Сибири и на Дальнем Востоке оказались Соединенные Штаты как самая богатая мировая держава. В первой половине 1919 года США послали адмиралу А.В. Колчаку 250 тысяч винтовок, несколько тысяч пулеметов и сотен орудий. В августе того же года последовало новое «вливание» — свыше 1800 пулеметов, более 92 миллионов патронов к ним, 665 автоматических ружей, 15 тысяч револьверов и два миллиона патронов к ним. Не осталась в стороне и Великобритания, отправившая для белых войск во Владивосток две тысячи пулеметов.

Однако такая военная помощь Белому движению в лице Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака делалась державами Антанты далеко не бескорыстно.

Газета «Иркутского военно-революционного комитета» в № 15 за 10 февраля 1920 года сообщала о золотом запасе России, который был захвачен чехословаками в городе Казани и впоследствии передан Всероссийскому правительству А.В. Колчака:

«Находящийся в настоящее время в Иркутске золотой запас, охраняемый чехами, по своему происхождению должен быть возвращен тем, у кого он был взят, т. е. Советской власти.

В состав золотого запаса входят русская золотая монета, иностранная, слитки, полосы и кружки. Здесь и золото Казанского, Московского и др. отделений Государственного банка.

Из Самары он был эвакуирован в Омск. Стоимость его определялась в 645 410 096 (руб.).

Сверх того золотые предметы Главной палаты мер и весов, золотые и платиновые самородки, а также золотистое серебро и серебристое золото и др. в 514 ящиках Монетного двора. Правильная оценка их не могла быть произведена, и означенные ценности числились на балансе в произвольной сумме 6 122 021 руб. 07 коп.

Из означенного золота производилась переотправка исключительно во Владивостокское отделение Государственного банка. Туда в марте, августе и сентябре 1919 г. было отправлено золото на сумму 190 899 651 руб. 50 коп., не считая вышеозначенных 514 ящиков, которые тоже высланы во Владивосток. Сверх того, в октябре месяце 1919 г. было направлено во Владивосток, но задержано в Чите золото в слитках на 10 557 744 руб. 06 коп. и в монете российской — на 33 млн. руб., всего — 43 557 744 руб. 06 коп. В Читу же, куда эвакуировалось Омское отделение, отправлены слитки золотосплавочных лабораторий на 486 598 руб.

В эшелоне, прибывшем уже в настоящее время на ст. Иркутск, должно находиться российской монеты на 397 460 743 руб. 78 коп.».

Каким образом золотой эшелон оказался в Иркутске? В самом конце 1919 года войска чехословаков (переименованные в феврале этого года в Чехословацкую армию в России) в условиях начавшейся суровой сибирской зимы заблокировали на Транссибирской железнодорожной магистрали движение эшелонов отступавшей колчаковской армии. Это было сделано командованием белочехов с целью беспрепятственного проезда своих воинских эшелонов во Владивосток. 1 января 1920 года командование Чехословацкой армии взяло адмирала Колчака и золотой запас РСФСР «под свою защиту». Это было сделано по приказу французского генерала Жаннена, представителя Антанты при колчаковском Всероссийском правительстве.

Верховный правитель России оказался фактически арестован, а золотой запас Российского государства — «военной добычей» чехословаков. Однако вывезти и Колчака и золото в портовый город Владивосток Чехословацкой армии в России не удалось. Генерал Жаннен приказал командованию белочехов передать золотой эшелон во Владивостоке в руки Японии, а чехословацкий министр иностранных дел Э. Бенеш — доставить его в Прагу.

15 января во имя обеспечения беспрепятственного движения эшелонов белочехов к Владивостоку они выдали на станции Иннокентьевская близ Иркутска бывшего Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака представителям новой местной власти — иркутскому Политическому центру. Или, говоря иными словами, они отдавали его на расстрел.

Несколько позднее командование чехословаков согласилось оставить в Иркутске золотой запас той страны, которую они спешили покинуть. Золотой эшелон состоял из 18 вагонов, в которых находились 5143 ящиков и 1678 мешков с золотом, платиной, серебром, ценными бумагами и прочим достоянием Советской России. «Золотой эшелон» был отправлен из Иркутска в обратную сторону под охраной батальона красноармейцев 262-го полка 30-й стрелковой дивизии. Ответственность за доставку эшелона возлагалась на представителя Особого отдела ВЧК при 5-й армии А.А. Косухина.

7 февраля на сибирской железнодорожной станции Куйтун между представителями правительства РСФСР и командованием Чехословацкой армии было подписано перемирие. 2 сентября 1920 года последний транспорт с чехословацкими солдатами и офицерами покинул Владивосток и взял курс на далекую Европу. Незадолго перед этим два чехословацких полка взбунтовались против дальнейшего участия в Гражданской войне в России, были разоружены и отправлены «под арест» на остров Русский под Владивостоком.

За время пребывания в колчаковской столице городе Омске золотой запас РСФСР заметно «похудел». Адмирал Колчак истратил на закупку оружия и военного снаряжения в США, Японии, Великобритании и Франции, на содержание своей Белой армии и государственного аппарата из золотого запаса, по приблизительным подсчетам, 11,5 тысячи пудов золота, или около 242 миллионов золотых рублей.

Больше всего досталось Великобритании — 2883 и Японии — 2672 пуда золота. США было передано — 2118 и Франции — 1225 пудов золота. Верховный правитель России расплачивался русским золотом за «неликвиды» держав Антанты, которые остались на ее военных складах после Первой мировой войны и теперь в виде военной помощи Белому движению бросались в пламя Гражданской войны.

Однако не только золотом приходилось расплачиваться с интервентами из союзной Антанты. Так, только за три месяца 1919 года с Дальнего Востока ими было вывезено 3 миллиона шкурок ценной пушнины, в том же году «уплыло» с его берегов 14 миллионов пудов сельди, не считая огромного количества древесины — кедровой сосны и много другого, что хранилось на складах порта Владивосток и других городов…

Разгром армий адмирала Колчака, начало эвакуации Чехословацкой армии из России, рост движения протеста под лозунгом «Руки прочь от России!» в собственных странах заставили руководство Антанты пересмотреть свою позицию в отношении продолжения интервенции на Дальнем Востоке. Оно начало эвакуацию своих войск через Владивосток. Но поскольку Гражданская война в России на ее тихоокеанской окраине еще далеко не закончилась, там кто-то должен был «остаться». Выбор европейских держав и США, разумеется, выпал на Японскую империю, которая, к слову говоря, сама этого желала, и даже очень.

В ноте американского правительства от 9 января 1920 года послу Японии в Вашингтоне Шидехара излагалась позиция США в вопросе продолжения военной интервенции на российском Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Что правительство Соединенных Штатов «не собирается создавать каких-либо препятствий мерам, которые японское правительство может найти необходимыми для достижения целей, являвшихся основой взаимодействия американского и японского правительств в Сибири».

Далее в ноте говорилось, что правительство США не отказывается от своих интересов на Востоке старой России, «а равно от своего намерения совершенно открыто и дружески действовать совместно с Японией во всех практически осуществимых планах…».

В начале 1920 года премьер-министр Страны восходящего солнца Хара заявил в интервью, что Япония намерена лишь оказывать сопротивление большевистскому движению и не собирается оставаться в Сибири после выполнения этой задачи. При этом премьер Хара добавил, что Токио никогда не примирится с таким режимом в Восточной Сибири, который противоречил бы ее интересам.

Присутствие японских экспедиционных войск на дальневосточной земле вызывало неизбежный рост партизанского движения и накала Гражданской войны. Этому во многом способствовала деятельность местных большевистских организаций, которые в большинстве случаев брали на себя руководство вооруженной борьбой с иностранными интервентами, прежде всего японцами и белогвардейцами. 22 января 1920 года Дальневосточный областной комитет Российской Коммунистической партии (большевиков) обратился к местному населению и партизанам с воззванием. В нем говорилось:

«Скоро исполнится два года, как трудящиеся Дальнего Востока и Сибири ведут непрерывную вооруженную борьбу с русскими контрреволюционерами и иностранными войсками. Эта борьба идет успешно. Из двенадцати миллионов населения Сибири десять уже свободны, и только двухмиллионное население Дальнего Востока продолжает страдать под гнетом японских штыков и самозваных атаманов. На днях советская Красная Армия, укрепившись в Иркутске, перейдет в Забайкалье и поведет борьбу с японскими войсками. Из заявлений официальных газет Советской России мы знаем, что Россия не может примириться с захватом Японией Дальнего Востока, и если Япония не уйдет отсюда, то Советское правительство объявит ей войну.

Мы, находящиеся здесь на Дальнем Востоке, ни на одну минуту не должны складывать оружия. Своей борьбой мы должны помочь советской армии продвигаться на восток. Этой борьбой мы говорим яснее ваших слов и ваших деклараций всему миру, что мы хотим присоединиться к Советской России и не желаем быть подданными Японии…

Товарищи! Сейчас все слои населения поняли наконец, чего хотят и кого защищают иностранные штыки. И, за исключением небольшой кучки спекулянтов и продавших себя Японии Семеновых и Калмыковых, все население готово бороться против японского захвата. При таком единодушии наш враг нам не страшен, и чем дальше, тем успешнее пойдет борьба…

И теперь мы говорим вам: сплотитесь все вокруг созданного нами Военно-революционного штаба коммунистов. Единение всех сил в борьбе с Японией сейчас необходимо, и никакая другая партия, кроме нас, не может его осуществить. Товарищи, организуйтесь и связывайтесь со штабом.

Объединим все силы в борьбе за великую Советскую Россию.

Долой иностранных хищников! Долой Японию!

Да здравствует Российская федеративная советская республика!

Да здравствует международная социалистическая революция!

Да здравствует Третий Интернационал!»

Японские войска после овладения Хабаровском попытались оккупировать соседнюю Амурскую область и захватить город Благовещенск. Но здесь они столкнулись со столь сильным сопротивлением амурских партизанских отрядов, что смогли продвинуться от Хабаровска в западном направлении всего лишь на сотню километров. Не помогло даже то, что японцам удалось завладеть большей частью речных судов, осуществлявших судоходство по Амуру.

В Приамурье был создан так называемый Хабаровский фронт для борьбы с японскими интервентами. Его командующим стал военный комиссар Амурской области С.М. Серышев. Все силы амурских партизан были сведены в девять стрелковых полков и полк кавалерии. Позднее из них была сформирована 1-я Амурская стрелковая дивизия. Общая численность амурских партизан доходила до 20 тысяч человек.

Партизанские полки были стянуты под Хабаровск, где они отразили попытки японских войск переправиться на левый берег реки Амур. Десантная операция интервентов у «Бешеной протоки» во второй половине мая 1920 года успеха не имела. Японскому командованию пришлось перебрасывать из Приморья по железной дороге в Хабаровск дополнительные силы.

Упорное сопротивление населения Амурской области заставило японское командование попытаться карательными мерами утверждать свое господство на оккупированной территории повсеместно. За «неповиновение» сжигались целые деревни и устраивались показательные массовые расстрелы «непокорных» с целью запугать местное население. Такая участь, например, в марте 1919 года постигла деревню Ивановку. Крестьяне деревни Круглой Рождественской волости писали о бесчинствах японцев у себя:

«Расстреляно японцами 25 человек, после которых осталось 25 душ семейств. Японскими отрядами деревня была посещена 2 раза:

17 февраля 1919 года было сожжено 23 двора, 25 октября 1919 года сожжено 67 дворов, имущество разграблено. Общий убыток от пожара и грабежей выражается в 201 315 рублей золотом».

Подобных свидетельств история Гражданской войны на Дальнем Востоке знает немало. Вот одно из них — донесение американского офицера о том, что японский отряд 27 июля 1919 года арестовал девять жителей на железнодорожной станции Свиагино, которая охранялась американцами. В донесении рассказывалось и о казни:

«Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции; им были завязаны глаза и приказано встать на колени у края могил со связанными назад руками. Два японских офицера, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы, направляя удары сзади шеи, и, в то время как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости.

Двое были сразу обезглавлены ударами сабель; остальные были, по-видимому, живы, так как наброшенная на них земля шевелилась».

Размах партизанского движения в Приморском крае вынудил командование интервенционистских сил — японское и американское провести совместную широкомасштабную карательную операцию в Ольгинском уезде. Он занимал обширную территорию на юго-востоке Приморья, где ныне находятся города: порт Находка и Партизанок (бывший Сучан). Эта операция в Сучанской долине относится к числу крупнейших с участием войск Антанты в Гражданской войне в России.

В книге участников тех событий Н. Ильюхова и М. Титова «Партизанское движение в Приморье», изданной в 1928 году небольшим тиражом в ленинградском издательстве «Прибой», рассказывается о боевых действиях в Ольгинском уезде:

«После казанского боя наступило зловещее затишье. Американцы и японцы отсиживались на занятых ими позициях. Мы не наступали, ограничиваясь разведкой и вылазками с целью узнать, что происходит у противника. Корейские партизаны, переодевшись в национальные костюмы, проникали на рудники и станции, где были сосредоточены силы врага, и через рабочих и другие источники узнавали о состоянии их сил. Перепуганные потасовкой, полученной от партизан, полковники и генералы всполошили все интервентские штабы. Осиное гнездо зашевелилось, ведь надо же было смыть позор только что пережитого погрома, да еще понесенный от кого? От „хулиганских шаек“, от „красных“! Население чувствовало, что будет буря, и подготовлялось к ней.

На севере уезда, в Тетюхе-Ольгинском районе, снова появились пароходы противника, произвели высадки и кой-где опять погладили население «каленым утюгом». В связи с этим отряд Глазкова снялся из Владимиро-Александровки и ушел на север. После его ухода, около 10 июля, в бухте Чень-Ю-Вэй высадился с парохода крупный японский десант и без сопротивления занял Владимиро-Александровку, затем и все следующие за ней села — Унаши, Перятино, Новицкую — вплоть до Сучана, образовав таким образом сплошную цепь в низовьях Сучанской долины. Одновременно на станцию Кангауз прибывают эшелон за эшелоном преимущественно японо-американские войска с артиллерией и пулеметами, и с этого момента инициатива переходит в руки противника. Он повел общее наступление со всех пунктов — Ольги, Владимиро-Александровки, Сучана, Кангауза — с явным расчетом взять нас в кольцо.

Как впоследствии установлено… этот поход против ольгинцев не носил локального характера, а был частью общего стратегического плана наступления, измерявшегося масштабом всех областей Дальнего Востока. Активность противника в этот период была проявлена в Хабаровском районе, в Амурской области и в Забайкалье, где имели место знаменитые летние бои. Расчет противника был таков: нанести сокрушительный удар партизанскому движению, достигшему зенита в своем развитии, а затем часть высвобожденных сил подать на сибирский фронт, где фактически решалась судьба всей контрреволюции.

На нашем ольгинском фронте картина событий развертывается в следующем порядке. 9 и 10 июля со станций Кангауз и Тигровой, Сучанской ветки, двинулись крупные силы разношерстной интервенции. Отряд т. Шевченко, оказывая сопротивление, стал отступать в порядке в Сучанскую долину, рассчитывая, видимо, на возможность нового объединенного удара по противнику. Отряд продвигался с походной быстротой. Громыхали пушки, шли бесконечные колонны пехоты и эскадроны кавалерии. Перевалив хребет, американцы заняли голодную деревню Гордеевку, из которой перед их приходом вышел отряд т. Шевченко, взяв направление через горы на деревню Серебряную.

Войска интервентов продвинулись беспрепятственно в Бровничи. Здесь они делают остановку, и начинается расправа над крестьянами. В партизанских отрядах было много ребят из Бровничей. Село очень зажиточное. Подобно ушкуйникам, американцы и японцы вырубают плодовые сады, разоряют огороды, разбивают большие пасеки, а в доме владельца этих пасек Ворон-Ковальского забирают из ящиков все белье, одежду, серебряные ложки, бьют посуду. То же проделывается в домах всех партизан: режут свиней, гусей, кур, забирают лошадей и т.д.; словом — подобно саранче уничтожают все. Даже церковь превратили в стойло, устроили вокруг ее ограды окопы, а на колокольне установили пулеметы и наблюдательные посты; кресты, чаши и прочие предметы церковного обряда забрали, ободрали даже ценные украшения с икон и книг. Так поступали гунны XX века с крестьянскими селениями, посмевшими поднять оружие против господина капитала. О нравственных обидах и оскорблениях, нанесенных крестьянам и особенно женщинам и девушкам, которым «интервенты» не давали прохода со своими гнуснейшими предложениями, а порой учиняли и насилия, не приходится и говорить; для японцев в особенности это была обычная дикарская выходка.

Часть интервентов, направившаяся в Серебряную, получила тут значительный щелчок по лбу от партизан отряда Шевченко, отступившего после этого в деревню Мельники. Сучанский отряд под руководством Лазо решил дать бой противнику, как только он двинется из Бровничей через Хмельницкую на Казанку и Фроловку.

Между Бровничами и Хмельницкой на протяжении 4—5 верст тянется узкое ущелье, известное в народе под названием «Щеки», а партизанами прозванное «Дарданеллами». По левому берегу р. Сучана нагромоздились высокие суровые россыпи с отвесными скалами. «Чертов зуб» назывался один утес, откуда можно было бить противника даже камнями, так как дорога вплотную прижата к подошве скал рекой Сучаной, бурной, каменистой, с крупным валуном, недоступной для переправы. Правый берег реки граничит с большими горами, покрытыми густым лесом. Вот в этом-то ущелье и решено было дать бой противнику. Сучанский отряд засел в окопах, забаррикадировав себя естественными каменными блиндажами, где не взяла бы «никакая гайка». Шевченко отказался занять здесь позицию и со своим отрядом ушел на Мельники.

Однако противник разнюхал о нашем плане и не пошел по этой дороге. Рассыпавшись сплошной цепью, ломая дикие хребты и высокие горы с едва проходимым лесом, направились, минуя «Щеки», прямо на деревни Бархатную и Хмельницкую. Нам пришлось снять обескураженный партизанский отряд и поспешить занять Хмельницкую, дабы не оказаться отрезанными; но здесь удержаться было невозможно, и отряд проследовал на Мельники, и оттуда горами через дер. Королевку перевалили в Сучанскую долину в дер. Сергеевку. С рудников противник не выступил, и сюда продолжался приток новых сил; в бухту прибывали суда и высаживали войска, которые продвигались далее. В деревнях Унаши, Перятино и других свирепствовали башибузуки: порки, расстрелы, грабежи, насилие, пожарища… Истреблялась вся живность — куры, гуси, свиньи; японцы проявили себя особенно большими любителями до сосочков-поросят.

Вся беда, вся трагедия нашего положения была в том, что мы не могли дать хотя бы один бой, и это более всего деморализовало партизан. Численность противника была очень велика. На Сучан было стянуто, по достоверным известиям, до 3000 хорошо вооруженного войска. Ясно, что такое невыгодное для нас соотношение сил заранее предрешало и исход предпринятых противником операций. Лава противника, хлынувшая в Сучанскую долину, во всех деревнях оставляла гарнизоны численностью не менее двух рот, даже в небольших деревушках. За спиной партизанских отрядов теперь оставалось 2—3 деревеньки, а там — тайга…

14 июля отряды были стянуты в подтаежную деревню Молчановку, откуда мы полагали, разбившись на мелкие группы, переброситься в Анучинский и другие районы, оставив в Сучанской долине лишь местных партизан и распределив их по участкам для налетов на противника, засад, порчи связи и т.д. Однако попытки организованного распределения бойцов пошли прахом. Начался анархический разброд. Самотеком поплыли партизаны в разные стороны, и лишь небольшие отряды наиболее сознательных и стойких бойцов, сохранив организацию, ушли по намеченным участкам, законспирировавшись в лесах в районе своих сел.

15 июля в Молчановке вновь было созвано совещание комсостава и исполкома, но договориться здесь не удалось. Среди комсостава начались распри и упреки, которые исключали всякую возможность дальнейших согласованных действий. Так, Тетерин-Павлов демагогически выступал среди деморализованных партизан и, наконец, сгруппировав вокруг себя конный отряд в 2—3 десятка человек, не согласуя своих действий ни с кем, ушел через Вангоу в Иманский уезд. Сепаратизм довел его до положения маленького «батьки», причем для борьбы с белыми он добывал средства иногда путем «очистки» крестьянских кооперативов, контрибуций

и конфискаций…»

В ходе операции в Ольгинском уезде, особенно в Сучанской долине, интервентам удалось оттеснить партизанские отряды в тайгу и соседние уезды. Однако когда японцы, американцы и белогвардейцы, оставив здесь сильные гарнизоны, ушли во Владивосток, партизаны вышли из Уссурийской тайги и вновь заняли родные деревни. Партизанская война в Сучанской долине возобновилась вновь, и гарнизоны интервентов опять оказались в осадном положении.

На протяжении всей Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке одним из центров партизанского движения оставался шахтерский город Сучан (ныне Партизанск Приморского края). Белогвардейцев и японцев здесь не спасало даже то, что на рудниках стояли сильные гарнизоны и вся железнодорожная ветка Сучан — Владивосток, по которой осуществлялись перевозки сучанского каменного угля-антрацита, находилась под усиленной охраной японцев, американцев и китайских войск (партизаны прозвали белокитайцев «ходи»).

Японское командование, чтобы обеспечить бесперебойную добычу каменного угля и его доставку во владивостокский порт, сменило гарнизон белых в Сучане на свой, японский. На Сучанских каменноугольных копях был установлен строжайший оккупационный режим. Контролировались все дороги, общение шахтеров с крестьянами соседних деревень, на рудниках круглосуточно дежурили военные патрули. Но даже в таких условиях интервенты несли в шахтерском городе потери в людях:

«Насколько сильно бывало порой озлобление шахтеров против интервентов, белогвардейщины и того режима, в котором задыхалось все живое, можно судить по следующему случаю. Как-то весной сучанский шахтер-партизан Александр Третьяков возвращался с рудника в отряд. На участке дороги от рудника до дер. Ново-Веселая постоянно ходили японские дозоры (патрули). Третьяков, горя ненавистью к интервентам-„макакам“, решил убить японского солдата и с этой целью заблаговременно положил в карман пару хороших камней (с оружием на рудники никого не пропускали). Около дороги сидели на солнышке два японских солдата. Партизан, притворившись пьяным, завел с ними разговор, а затем попросил закурить. Улучив удобный момент во время беседы, Третьяков ударил камнем по голове одного японца и поспешил выхватить у него из рук винтовку. Другой японец набросился на партизана со штыком, но Третьяков, избегая выстрелов, схватился голыми руками за ножеобразный японский штык и, несмотря на сильные порезы рук, мгновенно добрался до горла и этого солдата и, свалив его на землю, камнем же раздробил ему череп. Добив до смерти обоих солдат, Третьяков стащил их в ручей, а сам, захватив все добытые трофеи — 2 винтовки, патронташи и прочее, явился с победным видом во Фроловку, где ему была сделана перевязка рук. Этот случай долго был предметом разговоров в партизанских отрядах, именно как показатель безграничной ненависти рабочих ко всем душителям революционной борьбы».

Японцам и иным интервентам больше всего досаждали неожиданные нападения партизан из Уссурийской тайги, которая стала для них надежным убежищем. Налетам подвергались прежде всего небольшие вражеские гарнизоны в селениях и на железнодорожных станциях. На дорогах постоянно устраивались засады. Такие нападения парализовывали передвижение войск интервентов, снабжение их гарнизонов, вели к постоянным боевым потерям. Вот как описывается один из таких партизанских боев:

«…рота 1-го Дальневосточного полка под командой т. Морозова предприняла набег на японцев, которые в числе 100 человек охраняли сихотэ-алиньский железнодорожный подъемник. Стойкие и сильно укрепившиеся на своих позициях, японцы оказали сильное сопротивление. Бой продолжался около двух часов и обещал продлиться еще неопределенное время, если бы партизаны не решились на смелый и очень рискованный шаг. Они без штыков (у партизанских винтовок, как правило, не было штыков — это их большой недостаток) с криком „ура“ бросились в атаку на японские окопы. Японцы не выдержали и бросились в бегство. Партизаны захватили тут много обмундирования, 900 пудов рису, несколько десятков пудов галет, массу патронов — всего около 3 вагонов груза.