Баян ШИРЯНОВ

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ПОНОМАРЯ

Пролог 1.

На него снизошло просветление. Он нежился в лучах благодати, не замечая ничего вокруг. А зря.

Благодать эта снизошла на него на улице, когда он переходил дорогу. Машины стоявшие на светофоре, чьи водители давно уже дожидались зеленого света, сначала немного погудели, но потом, увидев, что человек не шевелится и не реагирует, принялись медленно объезжать его.

Один из этих водителей, Владилен Поляков, спешил на важную для него встречу. Сегодня он должен был подписать контракт на поставку крупной партии французской косметики. Разозлившись на бестолкового пешехода, он сам не заметил, как на следующем светофоре свернул без разрешающего сигнала и, через мгновение, «поцеловался» с горбатым «Запорожцем».

Водителя «Запорожца» звали Миша Шаров. Он работал шлифовщиком и ехал с ночной смены домой. Авария, в результате которой бок его «запора» получил лишь легкую царапину, задержала его на целых полтора часа.

Жена Шарова, ждала мужа до последнего и, забыв на плите кастрюлю с кипящим борщом, умчалась на работу.

Когда Михаил вернулся домой он, первым делом включил свет в прихожей. Через секунду три подъезда хрушевской пятиэтажки, в которой жили Шаровы превратились в груду горящего мусора, похоронив под бетонными плитами более сорока человек.

Среди погибших был журналист, который только что закончил разоблачительную статью-расследование, посвященную деятельности недавно появившейся секты под названием «Космэтика».

Пролог 2.

Все здесь остро пропахло ужасом и безысходностью. Толстые грязно-зеленые стены, в которых были прорублены узкие высокие окна, посеревшая, с желтыми потеками, побелка сводчатого потолка, удручали новоиспеченного зека. Да и сами люди, неспешно проходящие мимо Михаила Львовича, недвусмысленно отмеченные печатью порока, излучали какую-то недобрую энергетику. Все это давило на психику, заставляло сжиматься в комок, отгораживаться от окружающего прочным панцирем.

– Грибоконь! В каптерку!

Михаил Львович поспешно вскочил и, опасливо косясь на незнакомых арестантов, пошел на негнущихся ногах.

– Ну, долго тебя еще ждать? – Одноглазый парень, сидящий в каптерке, криво усмехнулся, когда в щель просунулась голова Михаила Львовича. Тот засуетился, проскользнул внутрь и замер навытяжку перед массивным столом, за которым сидела настоящая человеческая глыба. Плоское лицо, узенькие щели глаз, на верхней губе несколько несбритых волосинок и белая бирка, на которой крупно и аляповато, но с претензией на красивость, было написано «Ли Г.Э. 9 отряд». «Завхоз» – сразу понял Михаил Львович.

– Не трусь, Грибоконь! Тут все свои. – Это сказал второй помощник завхоза, сухопарый, немного суетливый мужичонка. Пальцы его все время находились в движении, словно он перебирал невидимые четки.

– Я и не трушу. – Попытался улыбнуться Михаил Львович. Одноглазый пододвинул стул, и Грибоконь плотно сел на него, сплетя пальцы на коленях, готовясь к атаке по менталу.

– За что к нам? – Это были первые слова, которые Михаил Львович услышал от завхоза. Голос Ли оказался высоким и хриплым, будто завхоз с надрывом пел какие-то свои национальные песни.

– Незаконная врачебная практика. – Сказал зек название своей статьи.

– Аборты, что ль? – Уточнил суетливый.

– Ну, и это бывало… Я – экстрасенс…

– Ишь, ты! – Одноглазый почмокал губами, словно пробуя на вкус незнакомое слово, – Экстрасенс!

– А чего фамилия такая странная? – Суетливый зачем-то быстро сменил тему.

– Описка. – Объяснил Михаил Львович. – Мой прапрадед имел очень густые волосы. Его и прозвали Гривоконь. А когда его забирали на Турецкую, писарь написал Грибоконь… Так и пошло…

– На крытке погоняло было? – Словно соблюдая очередность вопрошающих, поинтересовался Ли.

– Нет, как-то… – Пожал плечами Михаил Львович. – Все Грибоконь, да Грибоконь…

– Сам-то как хочешь, чтоб тебя звали?

Грибоконь на мгновение задумался:

– Доктор, наверное.

Одноглазый опять скривил рот в ухмылке:

– Многовато чести будет…

– В лагере уже есть один Доктор. Из блатных. – Пояснил суетливый.

– Экстрасенс. – Снова покатал на языке это слово одноглазый. – Не верю я в них. Шарлатаны одни. – И, махнув рукой на привставшего Михаила Львовича, уже готового защищать свою честь, продолжил. – Шарлатаны, шаманы… Давай, ты Шаманом будешь? Не против?

– Нет. – Покачал головой Грибоконь.

– Ну, теперь официально… – Прервал Ли суетливого, уже готового задать какой-то новый вопрос. – Меня зовут Ли Геннадий Эргюнович, погоняло – Банзай. Это, – Завхоз кивнул на одноглазого, – Пират. Это – Босой.

Порядки у нас такие…

Речь Банзая катилась, словно колобок. Гладкая, отрепетированная на десятках этапников. Грибоконь слушал завхоза, словно завороженный, стараясь не пропустить ни слова. Но эти слова все равно падали в какой-то колодец, не оставляя даже следов на поверхности разума Михаила Львовича.

– …тебе, наверняка выпишут аванс на ларь. Пойдешь туда через неделю, затаривайся куревом. Для кишки бери только маргач. А мне чайку не забудь прихватить. Дадут одну пачку. Но ты же не чифиришь?..

– Нет… – Покачал головой новоокрещенный Шаман.

– Ну, теперь, вроде, все. – Банзай пристально посмотрел на Грибоконя. – Будут вопросы – заходи, не стесняйся.

Михаил Львович кивнул и вывалился из каптерки. Эта беседа произвела на него странное тягостное впечатление. Словно его разом окунули в какую-то грязь, от которой уже не отмыться.

Сидя на табуретке рядом со своей шконкой, Шаман попытался проанализировать энергетику разговора с завхозом, и запоздало понял, что его пытались завербовать. Банзай, как видно, обладал способностями к спонтанному, но поверхностному гипнозу, которыми пользовался в полной мере. Не помогла даже пассивная защита Михаила Львовича, который даже не предполагал, что может столкнуться с чем-то подобным.

Судя по поведению завхоза, в зоне была еще какая-то одна, или даже две, группировки, которые так же нуждались в притоке свежих сил.

– Эй, этапник…

Михаил Львович поднял голову. Перед ним стоял молодой парень. Судя по слишком гладким щекам, очень молодой. Одет парень был в черный костюм, простроченный, наподобие джинсового, толстыми желтыми нитками.

– Чего?

– Репей тебя кличет.

– Кто это?

– Иди, иди. Там узнаешь…

Грибоконь сразу понял, что перед ним представитель второй силы. Судя по тому, что он наслушался на тюремных нарах, теперь его персоной заинтересовались блатные. Ничего хорошего от этого ожидать не приходилось, но Михаил Львович, вздохнув, направился за молодым зеком.

Тот привел его в угол жилой секции, где в закутке, отгороженном висящими на веревках простынями, сидел другой зек. Этот обладал гладковыбритым черепом, тяжелым взглядом исподлобья и мощным, почти квадратным торсом, на котором едва сходилась ослепительно белая рубашка с закатанными рукавами. Жилистые предплечья этого человека сплошь покрывали татуировки. Они наползали одна на другую и получалась совершенно сюрреалистическая композиция, на которой из храма со множеством луковок выходил скелет в милицейской фуражке, а надпись «Бог не фраер» соседствовала с кинжалом, картами и шприцом, и все это было обмотано колючей проволокой.

– Ты что ль Грибоконь? – Спросил татуированный.

– Я. – Кивнул Михаил Львович.

– Ты воровской закон уважаешь?

Шаману ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть и попытаться уверенно произнести одно лишь:

– Да.

– Тут дело такое… – Репей посмотрел этапнику прямо в глаза, – скоро один наш кентяра поднимается. – Блатной сделал паузу, чтобы Грибоконь проникся важностью этого события.

– Куда поднимается?

– В жилку, мля!

Теперь Михаил Львович окончательно запутался:

– В вену?

– Какую, нах, вену? Сюда, в отряд! – До Репья в конце концов дошло, что этот мужик не понимает его жаргона, и он вынужден был повторить свои слова на доступном языке. – Закрыли кента в ШИЗО. Знаешь, что это такое?

Грибоконь осторожно кивнул:

– Карцер?..

– Ну, въехал… – Блатной, начавший, было, гневно сверкать глазами, слегка успокоился. – Кента встретить надо. Ну, там, чаек-буек, курево с ниппелем. Догоняешь?

– А я тут причем? – Опасливо спросил Михаил Львович.

– Не, ну, ты на него посмотри! – Репей покачал головой. – Ты в ларь пойдешь?.. На отоварку.

– Наверное…

– Не «наверное», а точно. У тебя на киче нарушения были?

– Нет.

– Знач, верняк, тебе на отоварку хозяин бабок кинет. Возьмешь там чай. Принесешь мне. На подъем! – Последнее слово блатной выделил особо, давая понять, что святая обязанность любого мужика приносить ему чай, для празднования освобождения мифического друга.

– Я не могу. – Стараясь побороть страх, сказал Михаил Львович.

– Что? – Блатной вскочил. – Для тебя воровской закон что, порожняк?

– Я уже обещал.

Репей несколько секунд соображал:

– Ну, коли уж обещал, – вдруг с приторной сладостью в голосе проговорил зек, – то делать нечего. Но тогда давай покумекаем, что ты можешь, – Репей сделал ударение на этом слове, – дать на подъем…

– Ну… Пару-тройку сигарет. – Предложил Грибоконь.

– Что??!! – Теперь блатной разъярился всерьез. – Издеваешься?!

– Нет. – Промямлил Михаил Львович.

– Пять пачек! С фильтром! Понял?!

Экстрасенс видел, как от этого заключенного исходят темно-бордовые волны агрессивной энергетики. Он уже захлебывался в них, но что-то внутри дало вдруг силу воспротивиться этим подавляющим волю эманациям, и Грибоконь вымолвил:

– Нет.

Блатной внезапно отступил. Он сел на кровать и, несколько секунд посверлив Шамана ненавидящим взглядом, процедил:

– Ты об этом еще сто раз пожалеешь… – И отвернулся.

Мгновение помедлив, словно ожидая какой-то реплики Репья, которая превратит эту ситуацию в неудачную шутку, Михаил Львович развернулся и направился на свое место.

Потом, после ужина, уже перезнакомившись с земляками-москвичами, Грибоконь посидел в пэвээрке, комнате политико-воспитательной работы, посмотрел телевизор, полистал подшивки газет. Завтра надо было выходить на работу, а он еще не знал, куда его распределят и эта неопределенность пугала Михаила Львовича, уже привыкшего за месяцы тюрьмы, что любое «завтра» будет совершенно неотличимо от серого «сегодня».

Перед отбоем Шаман пошел умыться на ночь. В умывальнике стояла небольшая компания блатных. Они весело о чем-то переговаривались, курили, не обращая, казалось, никакого внимания на окружающее. Но Михаилу Львовичу сразу стало не по себе.

Все умывальники, кроме одного оказались заняты. А на том свободном, на самом краю раковины, лежал, слегка покачиваясь, большой кусок розового мыла. Достаточно было самого легкого толчка, и кусок упал бы на кафельный пол.

– Мужики, чье мыло? – Громко спросил Грибоконь.

Умывающиеся покосились на Шамана, но никто не ответил. Тогда Михаил Львович взял кусок, чтобы положить его на ребристое подобие мыльницы около крана и тут же его окликнули блатные:

– Эй, бычара, ты чо, мыло закрысить собрался?

– Нет. – Твердо ответил Грибоконь. – Я собрался его переложить.

– Да кто ты такой, чтобы мое чистое мыло лапать своими вонючими пакшами? – От блатных отделился один, напоминающий лысого орангутанга. У него в руке вдруг оказалось скрученное в тугой жгут полотенце. В массивной кисти обезьяноподобного оно тут же закрутилось, словно вентилятор.

Грибоконь отступил на шаг и оглянулся. В умывальнике больше никого не было, а еще один блатной уже успел продеть в дверную ручку ножку от стула. Михаил Львович оказался заперт наедине с тремя громилами.

Они молча надвигались на него и улыбались, показывая то ли золотые, то ли рандолевые фиксы.

– Ну, Шаман, пивка хочешь? – Лысая горилла резко замахнулась, Грибоконь, пытаясь защититься, машинально вскинул руки, и в тот же момент сразу двое ударили его полотенцами по бокам…

Глава 1

1.

По одному пациенты проходили через узкую дверь. Их встречал Игорь Сергеевич Дарофеев, такой же подтянутый, в неизменном накрахмаленном белоснежном халате, как и на десятках фотографий, которые в обилии покрывали несколько стендов по стенам Центра Традиционной народной медицины.

Больные проходили в небольшой зал, рассаживались по стульям. Некоторые, не успевшие еще наговориться в коридоре, в ожидании сеанса, продолжали тихо беседовать, спеша доделиться впечатлениями от работы целителя.

– Минуточку внимания. – Дарофеев встал посреди комнаты. – Сегодня я проведу с вами сеанс целительства. Я вижу несколько новых лиц и должен предупредить: во время сеанса я рекомендую закрыть глаза, сесть поудобнее и воздерживаться от комментариев.

Итак, начнем…

Целитель включил магнитофон и из динамиков, сначала еле слышно, а потом все громче, заструилась мягкая обволакивающая музыка. Мало кто знал, да и Игорь Сергеевич не афишировал этого, что он сам писал музыку для сеансов. Использовался для этого недавно приобретенный компьютер. И программа, позволяющая записывать музыкальные сочинения, появилась на нем одной из первых.

Еще с минуту в звуки из магнитофона вплетался скрип стульев и легкое сопение. Но вскоре посторонние шумы стихли, и Дарофеев приступил к сеансу целительства.

Игорь Сергеевич видел, что некоторые из пациентов еще не расслабились и поэтому начал с того, что он называл «представлением». Встав у стены, целитель сначала воздел руки к потолку, потом начал их медленно опускать. Затем он сделал несколько плавных круговых движений, словно плыл в чем-то вязком.

Никакого особого смысла этот церемониал не нес. Пациенты должны были видеть, что экстрасенс работает. А иного способа, кроме как размахивать руками, Дарофеев никак придумать не мог.

Наконец, самый стойкий, из новых пациентов, поддался магии космических звуков и закрыл глаза. На всякий случай Игорь Сергеевич просмотрел ауры присутствующих. Все пациенты давно находились в полудреме. Убедившись в этом, Дарофеев начал энергоинформационную работу.

Ему не надо было подходить к каждому. Индивидуальность целительства обеспечивалась тем, что на самом деле сеанс не был массовым. Игорь Сергеевич не действовал на всех скопом. Он по очереди настраивался на каждого пациента, делал то, что считал нужным, и принимался за следующего. Для этого ему даже не приходилось вставать со своего кресла.

Но если бы кто-то года два назад сообщил ему, что он, народный целитель Игорь Дарофеев, постоянно будет набивать полный зал клиентов и лечить их всех вместе – экстрасенс просто подумал бы, что у говорящего нелады с ясновидением. Нынче же, изредка вспоминая себя, каким он был несколько лет назад, Дарофеев поражался, насколько наивным и недалеким он был. Он сравнивал себя с библиотекарем, которому недосуг не то чтобы прочесть книги, которые находились в его распоряжении, но даже инвентаризировать их, или, на худой конец, пройтись по полкам и прочесть названия на корешках. Причем это застойное состояние тянулось много лет, пока, силой обстоятельств, целитель не получил сильнейшую встряску.

Тогда, более двух лет назад, в один момент на Игоря Сергеевича, которого за его постоянное позерство прозвали Пономарь, казалось, обрушились сразу все возможные напасти. Жену Дарофеева, тишайшую Елизавету Игнатьевну, вдруг похитили, дочь, за несколько месяцев ставшая наркоманкой, ушла из дома, а сам целитель получил анонимный звонок с угрозами. Не зная, что предпринять, и, в отчаянии, не надеясь на свои силы, экстрасенс обратился за помощью и в милицию, где у него работали друзья, и в криминальные структуры, к авторитету по кличке Сивый. И там, и там обещали сделать все возможное, и Дарофеев попал в нелепую круговерть событий.

Вскоре выяснилось, что все эти катастрофы инспирировал некий таинственный биоэнергетик, черный маг Гнус, работавший на наркомафию старого вора в законе, Рыбака. Гнус оказался гораздо сильнее самого Игоря Сергеевича, и тому пришлось применять все свои способности, чтобы просто остаться живым. Почти все силы наркомафии были брошены на то, чтобы уничтожить Дарофеева. Жену и дочь спасти не удалось. Хотя Дарофееву множество раз казалось, что он уже близок к успеху, Гнус все равно опережал целителя на шаг-другой.

Чтобы скорее уничтожить наркомафию, Пономарь с помощью ясновидения составил списки ее членов и дал их как милиции, так и знакомой «крыше». МВД сработало четко, множество бандитов было арестовано, но Сивый внезапно повел свою игру и скооперировался с остатками мафии Рыбака. Но тем самым он сам залез на гильотину и обрезал веревку.

Рыбак не хотел делиться доходами от продажи наркотиков и подставил Сивого. Милиция с помощью Дарофеева захватила их обоих.

Лишь в самом конце выяснилось, что Гнусом был один из ближайших друзей Игоря Сергеевича, Виктор Анатольевич Разин. Перед самоубийством он рассказал Пономарю две версии своей ненависти к нему. По одной Разин просто мстил Игорю Сергеевичу за то, что тот увел у него лучшую ученицу – Елизавету Игнатьевну. Другая же заключалась в том, что Разин-Гнус решил вывести Пономаря из того дремотного состояния, в котором тот пребывал последние годы. Но цена, которую пришлось заплатить за это обоим экстрасенсам, показалась Дарофееву тогда чрезмерной.

Надо сказать, что Игорь Сергеевич после этих испытаний действительно сильно изменился. Он перестал заниматься декламацией высокодуховных принципов, а начал действительно жить по ним.

Но испытания на этом не закончились. На следующий год в Москве начали происходить очень странные убийства. Казалось, что невесть откуда вылезла добрая сотня маньяков. Убийцы не только вырезали семьи криминальных авторитетов, известных банкиров и прочих людей, запятнавших себя перед законом, но и уничтожали их домашних животных и растения. Несмотря на то, что дня не проходило, чтобы в сводках происшествий не появилось несколько новых нераскрытых убийств, несмотря на то, что все подразделения милиции были подняты на ноги, никого найти не удавалось. До тех пор, пока к расследованию не подключился Дарофеев.

Практически сразу он смог обнаружить, что и убитые, и убийцы несли на своих энергетических телах неких паразитов. Эти странные искусственные образования, которые тут же получили название «программы», действительно могли заставить человека, на котором находились, совершать ужасные преступления, а потом начисто забыть об этом.

Биоэнергетик же, который их делал, находился в небольшом уральском городке Хумске. Но, несмотря на все усилия Игоря Сергеевича, найти этого преступника он не мог. Главный Управляющий Людьми, ГУЛ, как претенциозно называл себя этот человек, мало того, что смог подчинить своей воле весь Хумск, он еще прекрасно маскировался.

И Пономарю вновь пришлось прибегнуть к помощи и своих друзей из ФСБ, и криминального авторитета по кличке Корень. Им несколько раз пришлось съездить в Хумск, каждую минуту ожидая нападения запрограммированных ГУЛом зомби, прежде чем Дарофеев смог в Институте Экстремальной Бихевиористики найти ГУЛа. Им оказался четырнадцатилетний мальчишка Витя Матюшин, слепоглухонемой, но обладающий потрясающими экстрасенсорными способностями. Он, самостоятельно научившись делать энергетические программы, вознамерился очистить Россию от преступников. И, наверняка, преуспел бы в этом, оставив после себя полную страну послушных идиотов, если бы не Дарофеев.

Еще во время их противостояния, Витя восхищался и ненавидел Пономаря. А после своего поражения, когда Игорь Сергеевич объяснил, наконец, ему, чем чревато такое поголовное зомбирование как для людей, так и для самого ГУЛа, мальчик полностью принял сторону целителя.

Они подружились. Витя стал Дарофееву как сын, и когда внезапно грянула новая беда, Витя, как мог, помогал Игорю Сергеевичу.

Корень, Николай Андреевич Репнев, который прекрасно был осведомлен о способностях Вити, вознамерился с его помощью извести всех конкурентов своего преступного бизнеса. Мафиози, отравив Пономаря наркотиками, похитил пацана, и, нагородив ему всякой чуши, принудил работать на себя. Но Витя видел, что Корень лжет, но, пока Дарофеев валялся в клинике, обколотый психотропными средствами, и во всем зависел от Репнева, мальчик решил немного подыграть мафиози.

У Николая Андреевича оставался последний, самый крупный и опасный конкурент – Рыбак. Старый вор в законе сидел в Бутырской тюрьме. Но камера его была больше похожа на номер в дорогом отеле, и оттуда он руководил всей своей многочисленной группировкой.

Но подготовленное Витей покушение на Рыбака провалилось. Мафиози оказался гораздо проворней, да и сообразительней, обычных витиных «клиентов». Старик сразу сопоставил события прошлого года, и это посягательство на его жизнь и пришел к выводу, что ключевым звеном здесь служит уже знакомый ему Дарофеев по кличке Пономарь.

Корень же, привыкший, что у Вити осечек не бывает, понадеялся на то, что задание будет выполнено, Рыбака не станет, и поэтому приказал убить Дарофеева. Ввести тому смертельную дозу наркотика. Витя, прочитав в мозгу мафиози эту мысль, решил, что пора вмешаться. Смертельный укол Игорю Сергеевичу не сделали и он, придя, наконец, в себя, выбрался из клиники, где его держали. Но, из-за лошадиных доз наркотика, Пономарь потерял память. Все способности его остались, но он не знал кто он, не помнил друзей, и, самое главное, у него слетели все этические рамки, в которых раньше Дарофеев очень строго себя держал.

Его друг, Сергей Владимирович Изотов, майор ФСБ, и брат Игоря Сергеевича, Константин, составили план, как вернуть Пономарю память. Для этого он должен был пройти череду стрессов, которые закончились бы возвращением прежнего Дарофеева.

Но если первые, самые легкие потрясения приготовили ему друзья, то Рыбак и Корень, не думали о психическом здоровье Пономаря, а лишь об его физическом устранении.

Но Игорь Сергеевич с честью прошел все испытания. Он расправился с бандой наркоманов-парапсихологов, подготовленных еще Гнусом, выдержал настоящий бой с доброй сотней головорезов Рыбака, и, в конце концов, вызвал того на дуэль. Старый мафиози согласился, но приготовил Пономарю сюрприз. Но, к своему удивлению, сам попался в свою же ловушку и благополучно взорвался вместе с ящиком динамита.

Вскоре после этого друзья Дарофеева провели последнюю стадию возвращения памяти, ритуал посвящения. Это подействовало даже сильнее, чем можно было предположить. Мало того, что к Игорю Сергеевичу вернулись воспоминания, так, он словно пересек какой-то очередной рубеж, и его биоэнергетические способности многократно усилились.

2.

Несколько последних месяцев прошествовали медленно и неторопливо. Пономарь занимался лишь исцелением. Ни на что другое времени не хватало. Игорь Сергеевич не роптал. Он воспринимал эту адскую работу, с перерывами лишь на сон и еду, как очередное испытание.

Чтобы не оставлять Витю одного в пустой квартире, Дарофеев сумел убедить Академика Павла Георгиевича Дальцева, директора Центра Традиционной медицины, что ему нужен вполне конкретный помощник. В ученики к целителю постоянно стояла немалая очередь. Но двигалась она лишь по причине убытия претендентов. Пономарь давно изменил свою старую точку зрения, что эзотерике не стоит обучать всех подряд. Он понял, что даже если разжевать и в рот положить, все равно обучающийся возьмет только то, что в силах унести. А особой внутренней силы, изначального Ци, как эту энергию называют в Китае, оказывалось мало у кого много.

Витя Матюшин с первых же минут общения поразил и покорил Дальцева. Павел Георгиевич никогда до сих пор не встречался с проекционными телепатами такой силы, и моментально оценил уникальность талантов Вити. После этой встречи бывший ГУЛ был официально признан учеником Дарофеева. Мало того, Дальцев, внезапно расчувствовавшись и расщедрившись, в обход всех процедур зачислил мальчика в штат Центра на должность помощника целителя. Но сомнений в том, какому именно целителю будет помогать юный Матюшин, ни у кого не возникало.

И сейчас, когда Игорь Сергеевич проводил свой сеанс, Витя находился рядом уже второй рабочий день. Он сидел за столом, утопая в новеньком белом халате с подогнутыми рукавами, и неторопливо заполнял карточки. Это не мешало ему заниматься еще двумя вещами: наблюдать за работой Дарофеева и вести с ним телепатическую беседу.

Витя множество раз следил за тем, как Пономарь лечит. Но до сих пор этот процесс был для него как детская книжка с картинками. Вроде, все и так понятно, это – туда, это – сюда… Но почему Игорь Сергеевич делает именно так, а не иначе, оставалось для Вити пока загадкой. И сейчас он со всем возможным вниманием смотрел и слушал.

Дарофеев принялся за очередного пациента, мужчину средних лет с одутловатым лицом, кожу кистей рук которого сплошь покрывали маленькие трещинки.

– Смотри. Он у меня в первый раз. Для начала надо установить с ним контакт.

Перед мужчиной появился тонкоэнергетический двойник Игоря Сергеевича. Он пробежался пальцами по силовой астральной оболочке пациента, нашел точку входа над головой и, словно расстегнув невидимую молнию, раскрыл кокон. Тот распался на несколько лепестков и биополе пациента стало похоже на недоочищенный банан с отогнутой книзу кожурой.

– Зачем это? – Поинтересовался Витя.

– Если работать без этого этапа, мое воздействие может вызвать защитные реакции в организме. Пациент на энергетическом уровне будет сопротивляться. Тела, и плотное, и тонкие привыкли к нынешнему состоянию, и будут стремиться вернуть его. А с ним и болезни. Снимая этих «сторожей», я избегаю и лишних усилий, и становлюсь как бы «своим». – Объяснил Пономарь, продолжая свои занятия. – А теперь я стану своим полностью. Следи за анахатой ^[1].

В следующее мгновение цвет излучения сердечного чакра Дарофеева стал тускнеть. Из ярко-зеленого он стал каким-то болотным. Того же самого оттенка, что и цвет анахаты пациента. Как только это произошло, туловище мужчины окутало зеленое облако, исходившее от двойника целителя.

– Видишь, – обратился Игорь Сергеевич к Вите, – я подстроил свою анахату под его. Теперь любое мое воздействие его тело будет принимать за внутренние изменения и сопротивления не возникнет.

– Так вот для чего это…

– Теперь дальше. – Целитель усилил природный поток энергии, входивший в его Дыру Брамы ^[2], пропустил его через себя и, выпустив луч из муладхары ^[3] изогнул его полукругом и, словно на шампур надел на этот энергетический поток пациента. – Такая связка дает нам и общность энергий, да и сам больной теперь никуда не денется от моего лечения. – Пояснил Пономарь.

– Ты вылечишь его за раз? – Полюбопытствовал Витя.

– Увы, нет. – Мысленно усмехнулся Игорь Сергеевич, уже начав тонкие манипуляции самого процесса целительства. – Тела человека, и плотное, и тонкие, обладают памятью. Если я за один сеанс радикально все поменяю, то эта память тел будет стремиться вернуть все как было до лечения. И оно пойдет насмарку. А если изменять энергетику постепенно, с каждым разом увеличивая крен в сторону здоровья – тела это запомнят и сами будут мне помогать…

Но как только Дарофеев все это объяснил, произошел странный инцидент. Одна из пациенток внезапно глубоко вздохнула и с громким звуком харкнула. Траектория полета ее слюны неминуемо должна была бы завершиться на галстуке другого дарофеевского пациента, председателя элитарного клуба Холмс. Сам Пономарь, полностью поглощенный излечением, не успел отреагировать. Но Витя сумел телекинетически перехватить плевок и, резко изменив направление его движения, направил в урну при двери.

– Что это было? – Сторожевые структуры Пономаря следили лишь за тем, чтобы ему самому не было причинено непосредственного вреда. На окружающих, пусть даже и пациентов, такая защита не распространялась.

– Я и сам толком не понял. – Парень пожал плечами. – Эта женщина сидела. Потом вдруг словно очнулась. И плюнула вон в того, с галстуком.

– Она о чем-то думала?

– Так, обычный фон. Жалела себя, жалела деньги, думала о какой-то косметике. Это она в общество такое входит, «Косметика». Тайное, кстати.

– Ну, и ладно. – Игорь Сергеевич продолжил работу. Никогда раньше его пациенты ничего такого себе не позволяли. Были, конечно, конфликты и даже драки из-за очереди, бывало, что исцеляемого начинало трясти и корежить, были обмороки, слезы, спонтанный энурез но так хладнокровно харкаться во время сеанса еще никто себе не позволял!..

Дарофеев взял на заметку эту женщину и решил изучить ее тщательнее, нежели обычного пациента. Пономарь до сих пор не встречался с представителями тайных обществ. Даже широко разрекламированных масонов ему никогда не попадалось. Сейчас же что-то подсказывало целителю, что с этой «Косметикой» ему еще предстоит столкнуться. И что этот плевок, хотя и предназначался не ему лично, является вызовом и он порожден не простой случайностью или мимолетной прихотью, а чьей-то злой волей.

3.

Сегодня у Сергея Владимировича Изотова должна была состояться очень важная встреча. Вот уже несколько недель он ходил в первичную ячейку «Общества Космической Этики», «Космэтики» сокращенно, и на этом то ли заседании, то ли медитации должен был присутствовать Посвященный третьего эшелона. Мало того, он должен был провести собеседование, результатом которого могло быть дальнейшее продвижение самого Сергея Владимировича по иерархической лестнице «Космэтики».

Слухи об этом визите ходили с самого начала. Простые члены, о которых Изотов не знал ничего, кроме их достаточно агрессивных прозвищ, Пиранья, Барс, Акула, Тирэкс, все в один голос твердили, что эти Посвященные специально выискивают людей с экстрасенсорными способностями и раз в два-три месяца обязательно посещают низовые группы. Некоторые из этих людей были членами «Космэтики» уже больше года, но переход в следующий эшелон был доступен им лишь после достаточно дорогостоящего курса «Ступни Пуруши». Впрочем, как неоднократно убеждался Сергей Владимирович, потенциал к сверхчувственному восприятию имелся у всех. Другое дело, насколько они были развиты, и насколько сам человек хочет их совершенствовать.

Сам же Изотов, волею судьбы, около полутора лет назад внезапно для себя стал очень мощным биоэнергетиком.