Наконец, порядком опьянев, Вова оставил тему и ответил на несколько конкретных вопросов. Увы, ничего толкового он сообщить не смог, То, что бандиты Дмитриева «беспредельщики», я знал и без него, более полезной информацией было утверждение, что эта банда не входит ни в какие группировки и действует на свой страх и риск. Каким образом «Поэт» делает деньги, мой новый «друган» не знал и поклялся, что этого не знает никто из его окружения. В криминальных кругах было известно только то, что Дмитриев не платит в «общак» и не участвует в «стрелках».

Получалось, что Поэт существует как бы сам по себе, он избегает конфликтов с другими группировками, но имеет плохую репутацию. Я поинтересовался, почему его считают «беспредельщиком», если о его делах ничего толком неизвестно. Вопрос был почти праздным и глупым. Вова на своей шаткой «фене» пустился в многословное расплывчатое объяснение с недоговоренностями и намеками:

– Ну, ты сам понимаешь, – говорил он, – если их как бы не гнобят, значит, у него есть хорошая крыша. Не мне тебе, братан, это говорить. Там, – он поднял глаза к потолку, – тоже как бы не чурбаны сидят. Все дело в бабках, сейчас за бабки можно любой вопрос решить. Все как бы жить хотят. Прессуют только тех, кто отстегивать не хочет.

Общие рассуждения бандита на тему морали меня не интересовали, а его ответы на конкретные вопросы я не понял и решил, что их бессмысленно уточнять.

– Но хоть на чем «Поэт» специализируется, – предпринял я очередную попытку хоть что-нибудь разузнать, – рэкет, наркотики?

– Ты знаешь, братан, я как бы без понятия, – честно признался собеседник. – Да, что тебе дался этот Поэт, невелика фигура, у нас на крючке как бы министры и олигархи…

– Мне они как раз без интереса, – попытался я вернуть разговор в нужное мне русло, однако, Вова опять поймал кураж и принялся взахлеб рассказывать о милых недостатках и пороках сильных мира сего.

Между тем мы продолжали «гулять» и, как я не без оснований предполагал, счет переполз за тысячу баксов. «Офицер» не мелочился, заказывал все самое дорогое, подсадил за наш столик двух ресторанных «девушек» и получал удовольствие от их непринужденной болтовни на сексуальные темы. Юные представительницы братской Украины, напевно гыкали на родной манер и пытались изображать из себя светских, столичных дам. Я в рамках вежливости тоже участвовал в общей беседе, но намеков на совместное продолжение вечера не воспринимал. Меня не вдохновляла даже высокая гуманистическая идея дать возможность дивчинам заработать.

Вова, между тем, сомлев от халявы, раскатал губу и на «секс-услуги» за мой счет Я вовремя понял, что бандиты, как и милиционеры, предпочитают за себя не платить, и прозрачно намекнул, что такое у Вовы не прокатит. Простота его нравов начала меня доставать. Тем более, что это мероприятие было для меня деловым, и я не расслаблялся. Чтобы сохранить трезвой голову, я половинил рюмки, находился всего лишь в легком подпитии, а потому не видел мир в золотистом коньячном цвете и рвать свою последнюю рубашку не собирался.

Когда стало окончательно понятно, что с Вовой я вытащил пустышку, осталось только свернуть мероприятие и распрощаться с теплой компанией. Она попыталась этому воспротивиться, но я сослался на неотложное дело и попросил счет. На меня сильно обиделись. После неприятных объяснений с Вовой я расплатился, и мы вышли в вестибюль ресторана. Обе красавицы с визгливым смехом висели на моих равнодушных плечах. Кто такой «офицер», они поняли сразу, и на его счет иллюзий, видимо, не питали. Мое корректное поведение и тутой бумажник, напротив, породили надежду, что я именно тот самый долгожданный принц, который оценит их неоспоримые достоинства, будет сладко кормить, одевать «как куколок» и украшать тугие груди и короткие шеи брильянтами. Тотчас между ночными бабочками разгорелась конкурентная борьба за меня, что окончательно обидело оставшегося не удел бандита. Однако, все девичьи мечты о прекрасном будущем оказались беспочвенны, и наши посиделки закончились легким скандалом. Девочки были без квартиры, Вова женат, а я тащить к себе пьяную компанию отказался наотрез.

– Братан, ты меня разочаровываешь, – с «офицерской» прямотой сказал Вова.

– Ты меня тоже, братан, – не менее прямо ответил я, пытаясь освободиться от жарко дышащих в шею пьяных красавиц.

– Не понял, – вспылил он. – Не боишься за базар ответить?

– Не боюсь, только поторопись, а то с твоими болезнями ты сам вот-вот отъедешь.

– Куда? – глупо поинтересовался он.

– На тот свет. И не забудь с девочками расплатиться, – небрежно распорядился я и, стряхнув с себя чаровниц, покинул обиженную компанию.

За ресторанными дверями меня ожидали суровый осенний ветер. Ледяная крупа секла лицо. Я взял такси и в отвратительном настроении вернулся домой.

Однако, на этом мое знакомство с давешним бандитом не кончилось. Ни свет, ни заря раздался телефонный звонок, оказалось, что звонит сведший меня с Вовой приятель.

– Старик, чего ты наговорил моему бандюку, он меня в шесть утра разбудил, говорит, что ты его заколдовал, – спросил он недовольным голосом.

– Пошел бы твой Вова знаешь куда, – сердито сказал я. – Эта скотина выставила меня на тысячу двести долларов, а информации я получил на бутылку бормотухи.

– Так ты его за это заколдовал?

– Послушай, – возмутился я, – что ты за хреновину несешь, тебе сколько лет?! Какое, к черту, колдовство, у твоего придурка целый букет болезней, от которых он и без колдовства загнется.

– А ты откуда знаешь про его болезни, ты же не врач?

– Я больше чем врач, я экстрасенс! – веско сказал я.

– Ты это серьезно?

– Серьезно.

– Я буду иметь в виду, – пообещал он и отключился.

На этом разговор прекратился, но не закончился. Приятель вскоре перезвонил снова:

– Слушай, старик, Вова интересуется, ты сможешь его вылечить?

– Смогу, только это будет дорого стоить, а твой сокурсник жлоб и жмот.

– Само собой, он всегда таким был, за копейку удавится, но это его проблемы. А насчет экстрасенса, это интересно, я буду иметь в виду!

– Имей, – разрешил я, – лично тебя вылечу бесплатно.

Вова позвонил через десять минут:

– Братан, ты на меня не обижайся, я вчера малость перебрал. Это правда, что у меня «букет»?

– А ты, что сам не чувствуешь? – вопросом на вопрос ответил я. – Нервы ни к черту, начинается язва, больна поджелудочная железа, простатит, проблемы с почками…

– Да, я думал, что как-нибудь восстановлюсь. Мне как бы отдохнуть нужно, работа, сам понимаешь, как бы нервная…

– Отдохнешь, максимум через год…

– Неужели так скверно, – перешел на нормальный язык «офицер», – что же делать?

– Лечись и веди здоровый образ жизни.

– Легко сказать, – тяжело вздохнул Вова. – А ты можешь взяться?

– Могу, но это будет дорого стоить.

– Сколько?

– Не знаю, но много, без подробной диагностики не скажешь.

– Ну, хоть порядок цифр?

– Тысяч пять, шесть.

– Долларов?!

– Нет, итальянских лир. Ты что, братан, думаешь за две коробки спичек можно жизнь купить?

– Нет у меня столько капусты!

– А зачем тебе вообще платить?

– Вот я тоже думаю, – поддержал меня повеселевший голос, – к чему такая меркантильность, договоримся: ты мне, я тебе.

– В смысле? – не понял я. – Ты что, берешься Дмитриева убрать?

– Нет, что ты, что ты, – поспешил отказаться Вова. – Это не мой уровень, но в чем другом…

– Тогда тебе не я нужен, а участковый врач. Сходи в свою поликлинику…

– Ну, что ты сразу про поликлинику. Я заплачу, но реальные деньги.

– Моя цена и есть самая реальная. Мне после каждого сеанса нужно будет на Канары лететь самому восстанавливаться. Знаешь, какая это психическая нагрузка! Я же твои болезни, считай, на себя беру. Да ты не дергайся, время у тебя еще есть, найди кого подешевле или, правда, сходи в поликлинику… Извини, мне сейчас с тобой некогда заниматься, своих проблем хватает, – договорил я, мстительно думая, как выставлю Вову за вчерашнюю халяву. – Только учти, если мне придется после плохих врачей перелечивать, то это тебе обойдется раза в два дороже. Ладно, будь здоров, ко мне кто-то пришел.

Действительно, в дверь вежливо позвонили.

– Кто там? – крикнул я, направляясь в прихожую. В такую рань я никого не ждал.

– Алексей Григорьевич, это я, Оля, откройте, пожалуйста, – послышался знакомый, жалобный голосок.

Я посмотрел в дверной глазок. На площадке стояла страховой агент Ольга Глебовна.

– Одну минутку, я только оденусь, – сказал я и, прихватив «Вальтер», мало ли кто вознамерился сопровождать девицу, приоткрыл дверь.

Зная, что я «боюсь бандитов», агент так шустро проскочила в узкую щель, что я еле успел засунуть пистолет за спину, за брючный ремень. В этот раз Ольга Глебовна была не в страшной китайской куртке, а в симпатичном демисезонном пальтишке с капюшоном.

– Простите за ранний визит, я вас, наверное, разбудила? – спросила она виноватым голосом и, прежде чем я успел ответить, попросила. – Можно, я разденусь?

– Конечно, раздевайтесь. Давайте я вам помогу.

Я помог девушке снять пальтецо и собрался его повесить на вешалку, как вдруг она резко повернулась и, уткнувшись мне в грудь головой, заплакала.

– Ну, что вы, что вы! – залопотал я, стоя в нелепой позе и держа ее одежду в вытянутой руке.

Девушку мое бормотание не успокоило, напротив, всхлипывания тут же переросли в горькие рыдания. Говорят, что красота – страшная сила, в таком случае женские слезы – коварное оружие. Мало того, что Ольга Глебовна плакала, она еще обхватила мою шею руками и оказалась как бы в объятиях. Мне нечего не оставалось, как начать поглаживать ее спину свободной рукой, пока другая искала крючок вешалки, чтобы освободиться от ее пальто.

– Успокойтесь, пожалуйста, – попросил я, – и объясните, что случилось.

– Простите, я сейчас, я перестану, – между всхлипываниями говорила Ольга Глебовна, продолжая держаться за мою шею.

Наконец взрыв отчаянья начал стихать, и наши объятия разомкнулись. Агент отвернулась, чтобы не было видно заплаканных глаз и начала махать кистями рук, студя лицо.

– Я все, я больше не буду, простите меня, пожалуйста, я сама не ожидала, – бормотала она, не глядя на меня. – Вы не поможете мне снять сапог, у меня молнию заело, а то я вам наслежу.

Она опустилась на пуфик и протянула ногу. Мне ничего другого не осталось, как стать перед ней на колени и разбираться с молнией. Женская нога в мужских руках, да еще ладненькая, даже обутая в стоптанный сапог, это…

Я вовремя вспомнил, кто такая незваная гостья, и сумел перестроиться на прозу жизни, Дело сразу пошло на лад, и молнию я расстегнул, не нанеся ущерба ни соблазнительному чулку, ни нравственности хозяйки.

Пока я возился с сапогом, Ольга Глебовна успокоилась и только изредка конвульсивно всхлипывала. Я налил ей холодного сока, и она, стуча зубами по краю стакана, залпом его выпила.

– Вы в порядке? – процитировал я самую популярную фразу американских боевиков.

Агент коротко кивнула.

– А теперь рассказывайте подробно, кто вас на меня навел, кто вы такая и что вам поручили сделать.

Я, чтобы наш разговор не был совсем похож на советский детектив, вовремя остановился, чтобы не спросить, какое у девушки «задание», заменив это слово на более мягкую форму – «поручение». Ольга Глебовна скорбно вздохнула, опять помахала перед лицом руками и приступила к «чистосердечному признанию»:

– У меня есть, был… нет, есть друг, он… нарк, сидит на игле, – она помолчала, а у меня сделалось кисло во рту, так мне не нравится эта модная молодежная болезнь и ее жертвы.

Я ждал, что она скажет еще, и девушка тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

– Я долго не знала, что он колется, а когда узнала… впрочем, это неважно. У него большие долги, и они мне сказали, что, если он их не отдаст, то его убьют. Вот, собственно, и все.

– То есть как все? А при чем тут вы и тем более я?

– Ах, это, ну эти, которым он должен деньги, велели, чтобы я пробралась к вам и, и… – она замялась, но все-таки договорила, – чтобы я вам… понравилась, вы меня понимаете? Тогда они его не тронут. – Она опять замолчала.

– Это они вам дали документы страхового агента?

– Да, и книжку велели прочитать о страховке, чтобы вы ни о чем не догадались. Этот, который меня грузил, сказал, что вы фраер, и если я вам дам…

«Фраер» меня заинтересовал – это слово сейчас редко употребляется, таким термином пользовалось старшее поколение уголовников. Пошлый в данном контексте глагол «дать» я вежливо не заметил.

– И что от меня нужно этим людям? Они дали вам конкретные инструкции? – задал я праздный вопрос.

– У вас есть какой-то меч. Я, честно говоря, не очень поняла. Вы сами должны знать, что им нужно, если вы его отдадите, то спасете человека, а я буду, буду, ну, вы понимаете, – не очень вразумительно объяснила девушка.

– Вы так любите своего парня?

– Да. Нет. Я теперь ничего не знаю…

– Он знает, что вас заставляют делать?

– Да, – коротко ответила Ольга Глебовна, вспыхнула и жалко съежилась.

У меня есть собственные способы отличать правду ото лжи. Скорее всего, она говорила правду.

Мы молча сидели на кухне. Ольга Глебовна снова заплакала, тихо и безутешно. Мне не было жалко ее наркомана, способного продать свою девушку за дозу героина. Пусть это жестоко звучит, но меня совершенно не интересовали его судьба и продолжительность жизни.

– Я не отдам… – начал было говорить я, но меня прервал телефонный звонок. – Извините, – сказал я гостье и снял трубку. – Слушаю?

– Три штуки, братан, больше не могу, – сказал голос «офицера» Вовы.

– Это твои проблемы, – холодно ответил я. – Если хочешь, за остаток возьму в зачет Поэта.

– Я же тебе говорил… – сердито пробурчал Вова и первым повесил трубку.

– Так вот, при всей симпатии к вам, я не отдам этот самый меч, – сурово проговорил я, но опять запиликал телефон. Видимо, Вова решил поторговаться.

– Я сказал, что это минимальная цена! – гаркнул я в трубку.

– Какая цена? – поинтересовался голос Поэта Дмитриева.

– Это я не вам, Иван Иванович, – без паузы ответил я.

– Вы меня так сразу узнали? – промедлив несколько мгновений и почти скрыв удивление, спросил Поэт.

– Да, и я как раз говорю вашей посланнице, что саблю вам не отдам.

– Она вам объяснила, что будет с ее молодым человеком?

– Естественно, только мне непонятно, за кого вы меня держите? Мне все равно, что с ним случится.

– Тогда вы можете считать его покойником, – спокойно пояснил Иван Иванович.

Как и в случае с Ольгой Глебовной, я ему сразу поверил. На душе сделалось муторно, но я сумел взять себя в руки:

– Это не мои проблемы. Меня интересует другое, что вам так далась моя сабля?

– Я же вам говорил, что собираю коллекцию старинного русского оружия.

– Можете поверить мне на слово, эта сабля не русская. К тому же, насколько я наслышан, вы не так бедны, чтобы предлагать за нее смехотворную цену.

– Вы уже наслышаны обо мне? – задумчиво спросил Поэт, – похоже, вы не так просты, как кажетесь…

Комплимент я проигнорировал. Не дождавшись комментариев, Дмитриев продолжил:

– Мне не хотелось платить за то, что вам не принадлежит.

– Почему же не принадлежит, я добыл ее в честном и даже неравном бою, справьтесь у Магистра, – добавил я по наитию и, кажется, попал «в яблочко».

Магистр заведовал тем отделением секты сатанистов, которая собиралась принести меня в жертву Дьяволу.

Поэт молчал слишком долго для такого опытного человека.

– Вас, кажется, ничем не проймешь, – наконец заговорил он насмешливым голосом, – только боюсь, что мне удастся обойтись и без вас.

– Это в каком смысле? – чуть быстрее, чем нужно, спросил я.

– Сами найдем, в осеннем лесу! – торжествующе договорил он.

Я сделал паузу, чуть длиннее, чем при обычном разговоре, и парировал деланно равнодушным голосом:

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Когда мы ее найдем, я из тебя, урод, все жилы вытяну, я с тебя с живого шкуру сдеру, ты будешь сам умолять о смерти! – закричал в трубку Иван Иванович. – Я тебя этой самой саблей на кусочки покрошу!

Я не стал ему отвечать – просто опустил трубку. Угрозы меня смутили, и я побоялся проколоться в диалоге, который, как мне казалось, выиграл по всем пунктам. К тому же у меня здесь был заинтересованная зрительница, в пристрастиях которой я сомневался. Во время всего телефонного разговора Ольга Глебовна напряженно наблюдала за мной, пытаясь понять, о чем идет речь.

– Это они? – с тревогой спросила она.

Я молча кивнул, театрально поиграл желваками на скулах и угрюмо уставился в пространство. Теперь и ежу должно было стать понятно, что я испугался угрозы «осеннего леса», в котором Дмитриев собирается найти саблю.

Мои понурые размышления прервала гостья:

– Алексей Григорьевич, можно, я пока останусь у вас?

Я как бы с трудом вырвался из «тенет печали», удивленно посмотрел на Ольгу и безвольно кивнул.

– Положительно, – самодовольно подумал я, – во мне пропадает замечательный драматический артист кружка художественной самодеятельности!

– Что теперь будет с нами? – опять спросила девушка, объединяя нас и этим как бы прося защиты.

Я мужественно взял себя в руки, грустно улыбнулся и пообещал, что все будет хорошо.

На улице уже развиднелось. Впереди был длинный день в компании с милой девушкой, с которой я не знал, что делать.