Глава 13

– Что это за ужасы рассказывал господин Огинский? – спросила Ольга Романовна, когда мы остались одни. – Откуда в Зимнем дворце убийцы?

– Я бы и сам это хотел узнать, – ответила я. – Это уже второй раз неизвестные злоумышленники проникают во дворец, потому и поднялся такой шум.

– Какой ужас, в какое страшное время мы живем, нигде нельзя быть за себя в покое, даже в императорском дворце, – почти в точности повторил Щербатова слова Анны Лопухиной. – Надеюсь, вам у меня ничего не угрожает, и мы премило проведем время!

В этом-то я, зная, о чем думает хозяйка, немного сомневалась. Ей бы больше повезло, если бы на моем месте оказался настоящий Крылов.

– Не хотите ли чего-нибудь перекусить? – предложила княгиня. – Молодым людям так нужно хорошо питаться! Пусть это будет поздний ужин или ранний завтрак! – ласково улыбнулась она.

Я подумала, сколь же, все-таки, мы, женщины тоньше и деликатнее мужчин. Будь на месте Щербатовой самый скромный кавалер, он уже начал бы разводить турусы на колесах, жадно глядя на мои груди. Она же всего-навсего предложила меня покормить.

– С удовольствием что-нибудь съем, – согласилась я. – Нам с Мишей сегодня толком не удалось, ни позавтракать, ни отобедать.

– Так что же вы молчали! – подхватилась княгиня и требовательно зазвонила в колокольчик.

Тотчас явился престарелый Парамоша и был отправлен немедленно будить повара. Как я не сопротивлялась, убеждая, что обойдусь холодными закусками, Ольга Романовна не захотела меня слушать, и вскоре стол оказался накрыт. Мы сели друг против друга, и я отдала должное тонкой княжеской кухне.

Щербатова испытывала ко мне такую женскую нежность, что мне было ее искренне жалко. Она стеснялась прямо на меня смотреть и ограничивалась быстрыми ласковыми взглядами. Разговор был односторонний, я была занята едой и за двоих говорила хозяйка. Как всякая светская дама, Ольга Романовна вела незначительный разговор и касалась только общих вопросов, и как ни любопытно ей было обо мне узнать побольше, прямо спрашивать стеснялась.

– Александр, вы давно знакомы с Мишей? – не выдержала она, когда я насытилась и вытерла губы салфеткой.

– Нет, всего несколько дней, но мы успели близко сойтись, – сказала я против своей воли двусмысленность.

– Он чудесный мальчик, такой серьезный и целеустремленный. Однако мне кажется, совсем избегает женщин, – с сожалением заметила заботливая тетушка.

– Мне так не кажется, – ответила я, – напротив, по моему мнению, он слишком влюбчив.

– Право? Так у него уже есть предмет? – сразу жезаинтересовалась княгиня.

– Простите, Ольга Романовна, это не моя тайна, вы лучше об этом спросите у него самого, – ушла я от ответа.

– А у вас, Саша? Можно я буду вас так называть?

– Извольте, – кивнула я.

– У вас, Саша, уже есть предмет обожания? – опять не удержалась она от нескромного вопроса, правда, при этом покраснела от смущения.

– В том смысле, что вы спрашиваете, нет, мне как-то больше нравятся мужчины.

– Ах, проказник, – засмеялась она, – вы же не хотите сказать, что вы?..

– Упаси боже, в том, что я не пристрастен к своему полу, могу вас твердо заверить, – засмеялась я.

– Тогда понятно, у вас еще не проснулось сердце, – сделала княгиня само собой напрашивающийся вывод и тут же заботливо спросила. – Вы, я вижу, устали? Может быть, хотите отдохнуть?

– С удовольствием, должен признаться, сегодняшний день принес мне слишком много впечатлений. Я сегодня удостоился длительной аудиенции императора, а потом еще этот ночной поход к вам.

– Вы были у государя? – рассеяно переспросила она, безо всякого уважения к персоне Павла.

– Да, и познакомился с его другом – Лопухиной.

– Я слышала эту романтическую историю, – сказала Щербатова с явным сарказмом. – Бедная Мария Федоровна! И как он вам показался?

– Император слишком сложный человек, чтобы говорить о нем однозначно, – серьезно ответила я. – Возможно, он даже в чем-то гений, но на роль русского царя никак не подходит. Ни он Россию, ни Россия его не понимает.

– Вы находите? Я признаюсь, еще такого мнения о Павле ни от кого не слышала. А не показалось ли вам, что он душевно нездоров?

– Вы хотите сказать, не сумасшедший ли он? Не думаю, хотя нервы у государя и сильно расшатаны. Да и кто у нас нынче здоров?

– Знаете, Саша с вами так интересно говорить! Но вы, я вижу, совсем устали, пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.

Мы встали из-за стола, и Ольга Романовна отвела меня в спаленку, правда, более подходящую не Преображенскому сержанту, а кисейной барышне. Все в комнате было уютно, мягко и по-женски изящно.

– Думаю, вам здесь будет удобно, – сказала княгиня, указывая на широкую кровать под желтым шелковым балдахином. – Моя спальня рядом с вашей, прямо дверь в дверь, – зачем-то уточнила она. – Ежели вам что-нибудь понадобится, только потяните этот шнур, и тотчас придет горничная девушка.

– Спасибо за заботу и гостеприимство, – поблагодарила я, с трудом сдерживая зевок. – Спокойной ночи, дорогая Ольга Романовна.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась она, а сама подумала. – Если, конечно, я смогу сегодня заснуть.

Едва я осталась одна, быстро сбросила с себя сапоги и форму, оставшись в одной мужской нижней рубашке. Постель была уже разобрана, и мне осталось только нырнуть под одеяло и растянуться на тонких, голландских простынях. Спать я хотела, но лишь только закрыла глаза, как сон сразу куда-то ушел. Думать о своих грустных обстоятельствах я не хотела, и вместо этого попыталась вспомнить что-то приятное, чтобы отвлечься, но из головы никак не шли последние события и непонятное упорство моих убийц.

Княгиня Щербатова тоже не спала и скоро я начала слышать ее мысли. Оказалось, что она не ушла к себе, а осталась стоять за моей дверью, очень желая, но не решаясь ко мне войти. В такую пикантную ситуацию я попала впервые в жизни и растерялась, не зная, что делать. Теперь, когда я узнала, о чем думает Ольга Романовна, заснуть я уже никак не могла.

Конечно, можно было бы оставить ее стоять за дверью, но Щербатова была мне симпатична и заставлять ее унижаться и страдать я никак не хотела. Осталось одно, позвать ее сказать о себе всю правду. За окном уже начинался рассвет, и в комнате было довольно светло. Я встала, босыми ногами подбежала к двери и распахнула ее. Ольга Романовна в одной ночной рубахе и чепчике стояла прямо на моем пороге и не могла произнести ни слова.

– Я, я… – начала говорить она, – вскрикнула, и ладонями закрыла вспыхнувшее стыдом лицо.

– Заходите, чего ж разговаривать через порог, – сказала я и почти насильно ввела ее к себе.

– Ах, Саша, как это стыдно, как нехорошо получилось, – тихо сказала она дрожащим голосом. – Вы теперь невесть что обо мне подумаете и станете меня презирать! Ведь я вам гожусь в матери и так, так… – запуталась она в словах.

– Вздор, с чего бы мне вас презирать?! – без тени улыбки спросила я.

– Вы совсем еще мальчик, а я так, в таком виде, у ваших дверей… – сказала она и заплакала. – Ах, какой стыд!

– А вы уверены, что у вас ко мне не материнские чувства? – в упор спросила я.

– Я уже ничего не знаю и не понимаю, – без сил, опускаясь в кресло, ответила она. – Лишь только я вас увидела, с той минут я вся сама не своя и когда оказалось, что вы здесь останетесь, я стала по-настоящему счастлива! А какие у меня к вам чувства, я право, не понимаю.

– Надеюсь, они все-таки материнские, – сказала я, потому что…

– Можно, я уйду, – не слушая, попросила она. – Если я с вами еще останусь, то не смогу выдержать и попрошусь лечь к вам в постель.

– Вы можете и не проситься, а просто лечь со мной, мы будем спать как подруги. Вас это устроит?

– А это возможно? – спросила княгиня и впервые подняла на меня глаза.

– Конечно, возможно, вы мне тоже очень нравитесь, только я, к сожалению, не совсем мужчина.

– Я это знаю, – неожиданно сказала она, поставив меня в тупик. – Это совсем неважно. Будь вы даже женщиной, а не мальчиком, меня бы ничего не удержало. Мне просто хочется быть к вам как можно ближе. Вы такой необычный мальчик, может быть, такой же, каким был бы теперь мой нерожденный сын.

Я немного растерялась. Чувства Щербатовой оказались такими сложными и противоречивыми, что требовали не моего малого опыта в любовных делах, потому я просто легла сама и приглашающее распахнула одеяло. Коли Ольге Романовне все равно мужчина я или женщина, пусть она сама это обнаружит и делает собственные выводы.

Щербатова растерялась, не зная, что делать, убежать или все-таки лечь самой. Так и стояла возле постели, надеясь хоть на какое-то мужское принуждение. Но, по понятным причинам, уговаривать или соблазнять ее я не собиралась. Не дождавшись помощи, он решилась, деликатно присела на край постели и все-таки нашла приемлемую форму остаться со мной:

– А я вам не помешаю спать? – тихо спросила она, с усилием поднимая на меня взгляд.

– Нет, не помешаете, – ответила я, чувствуя себя виноватой, что не смогу удовлетворить ее пробудившуюся страсть. Общаться с ее племянником мне было все-таки проще, легче и… приятнее.

– Тогда я лягу? – сдавлено, спросила она.

– Конечно, ложитесь, – ответила я, с трудом, сдерживая зевок.

Ольга Романовна деликатно примостилась с самого края постели, но опустила свою голову на подушку рядом с моей. Волосы ее были ароматны, глаза закрыты, а лицо бледно. Я попыталась вспомнить, что в таком случае испытывал муж, и обняла ее. Княгиня порывисто прижалась ко мне и обняла за плечи.

Вот теперь она обнаружит, кто я, испугается, поднимет крик и разразится скандал, подумала я, чувствуя ее мягкую ищущую руку на своем теле. Однако ничего такого не произошло. Щербатова только сильно прижалась ко мне и чмокнула в щеку.

– Вы спите, – попросила она, – я не буду вам мешать!

– Хорошо, – согласилась я, удобнее устраиваясь в ее мягких, нежных объятиях, и вправду, заснула.

Разбудил меня полуденный пушечный выстрел из Петропавловской крепости. Моей милой хозяйки в постели уже не было. Я быстро встала, оделась и только после этого дернула шнур звонка. Спустя минуту в комнату вошла горничная, некрасивая девушка с сонным лицом.

– Чего изволите, ваше благородие? – спросила она, с любопытством меня рассматривая.

– Мне нужно умыться, – ответила я.

– Сейчас все принесу, – пообещала она и, кокетливо махнув юбкой, ушла.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Моя комната выходила в палисадник довольно большой и засаженный декоративными деревьями и цветами. Щербатова, судя по дому и саду, была состоятельной женщиной и обладала отменным вкусом. Мне было интересно, как мы с ней теперь встретимся. Я так быстро заснула, что не успела понять, разобралась ли она с моим полом.

– Пожалуйте, ваше благородие, с умыванием, – входя на этот раз без стука, сообщила горничная. – Когда будете готовы, барыня вас просят прийти, они в гостиной.

Я поблагодарила и отпустила ее. Девушка явно хотела остаться, помочь мне с умыванием и без большой охоты ушла, оставив одну. Я быстро разделась, умылась, вновь натянула на себя форму и, главное, спрятала под париком волосы. Теперь мне предстояла встреча с княгиней, и я не стала ее затягивать.

Ольга Романовна в утреннем салопе сидела на низком диване возле открытого окна. Увидев меня, она просияла и встала навстречу. Меня это немного удивило. Радоваться ей было особенно не с чего.

– Доброе утро, Сашенька, – сказала она, ласково заглядывая в глаза, – надеюсь, вы хорошо спали?

– Отменно, – ответив на ее улыбку, сказала я, – проснулась только от пушки.

В мыслях Щербатовой были только «мед и елей» и я по ним никак не могла понять, разоблачена ли и как она относится к тому, что я совсем не мужчина.

– Я уже приказала приготовить вам завтрак, – проворковала княгиня. – А пока не присядете ли подле меня, нам нужно поговорить.

Я опустилась на диван, Ольга Романовна устроилась рядом. Теперь следовало ожидать начала выяснения отношений, но она заговорила совсем о другом.

– Миша утром с курьером прислал записку. У него все, кажется, обошлось, но он беспокоится о вас. Я _______________________________________________________________________________________________________________________________взяла на себя смелость передать ему на словах, что у вас тоже все хорошо. Вы, правда, всем удовлетворены или я чрезмерно самоуверенна?

– Спасибо, конечно, мне у вас очень хорошо, – немного оторопев от такой тонкой деликатности ответила я.

– Правда, Саша?! Вы действительно так думаете? – спросила она и взяла меня за руку.

Теперь пришла пора теряться мне. Я не понимала, что происходит, и подумала, не было ли ночью между нами чего-то такого, что сделало ее такой счастливой и ласковой. Неужели с нами сыграло дурную шутку Алешино подсознание и я в полусне ее… Какой стыд! Если это так, то моей вины в том не должно быть, я вообще не помнила, что делала ночью.

– Да конечно, мне с вами приятно, – вяло ответила я.

– Я так вчера смутилась, когда вы попросили меня лечь с вами, – тихо сказала хозяйка, лаская мои пальцы, – это было так неожиданно, что я не смогла вам отказать.

По поводу неожиданности моего предложения мне было, что ей сказать, но, оказавшись в роли мужчины, я вынуждена была быть джентльменом и промолчала.

– Нынче утром я много думала о том, что было между нами, – продолжила она, – я понимаю, разница в возрасте делает наши отношения недолговечными…

Да скажи ты, наконец, что такого между нами было?! – едва не вскрикнула я, но вместо этого произнесла неожиданно всплывшую в памяти фразу:

– Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны!

– Это вы совершенно правильно заметили, – грустно согласилась княгиня, – однако есть и определенные рамки. Да и что скажут в свете о таком мезальянсе! Я взрослая женщина, вдова известного ученого, а вы пока никому не известный молодой человек.

Я уже окончательно перестала понимать, к чему клонит Ольга Романовна. На объяснение в любви ее слова не походили, а о чем ином, кроме нее, может говорить влюбленная женщина, я не могла представить. Мне осталось слушать и отвечать по обстоятельствам.

– И что с того? – осторожно спросила я.

– Я боюсь разбить ваше сердце, я уже немного знаю вас, вы так чувствительны и ранимы…

– Говорите все как есть, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, – попросила я, окончательно потеряв представление, что между нами происходит. – Как-нибудь выдержу…

– Право? А если я разобью вам сердце, вы на меня не обидитесь, не проклянете?

– Помилуйте, Ольга Романовна, с чего мне вас проклинать! – нетерпеливо воскликнула я.

– Я только хотела сказать, если вы надеетесь, – она замолчала не в силах произнести какие-то, вероятно, роковые для меня слова, и вдруг выдохнула на одним дыхании. – Саша, я никогда не стану вашей женой!

– Кем? – переспросила я. – Моей женой?!

Кажется, до нее дошло, что произошла какая-то ошибка, и она уже не так уверено, добавила:

– Я не собираюсь ни за кого выходить замуж!

– Как и я жениться, – в тон ей сказала я.

– Правда? Значит, вы на меня не обиделись?

– Помилуйте, с чего бы? Нам с вами так хорошо было вместе, – добавила я, надеюсь, что дальше тему будет развивать она и, наконец, я смогу узнать, что побудило ее делать такие странные заявления.

Однако Щербатова, видимо, из скромности ничего о наших ночных подвигах не сказала, лишь прошептала:

– Да, все было божественно! Я навсегда запомню эту ночь!

Господи, да что я такого с ней сделала! Или эта бедная женщина вообще не знает, как нужно провести ночь, чтобы она навсегда осталась в памяти!

Разговор завершить не удалось, дневной слуга, в этот раз статный молодой парень в строгом сюртуке и белоснежных перчатках, пригласил нас перейти в столовую. Там мы сели за стол, и я тотчас набросилась на еду. Княгиня почти не ела, довольствовалась наблюдением за мной. Насытившись, я пыталась возобновить прерванный разговор, но Щербатова от него уходила, заменяя его недомолвками, нежными взглядами, тайными, хотя мы были вдвоем, прикосновениями кончиков пальцев. Все это начало меня раздражать.

– Миша не написал, когда придет? – спросила я, убирая от нее свою руку.

– Ах, Сашенька, что нам теперь Миша! – нежно прошептала княгиня.

– Вам понятно, ничего, но мне нужно знать, как поступать дальше. А это во многом зависит и от него, – сказала я, уклоняясь от любовной игры.

– Разве вам плохо здесь, со мной? – томно спросила она.

Неужели мы, бабы, такие же дуры? – подумала я, а вслух сказала:

– Пожалуй, мне не стоит вас компрометировать, вдруг в свете подумают, что у вас молодой любовник!

– Ах, Саша, как вы еще молоды и наивны, любовник не муж, я уверена, большинство дам будет мне завидовать! – засмеявшись, ответила она.

Наш разговор постепенно становился фривольным, хотя княгиня тщательно следила за тем, чтобы не переступать дозволенных в свете границ. Мне болтать с ней на любовные темы было скучновато, и я постаралась перевести его на Российскую историю, ради которой я и оказалась здесь.

– Вы вчера говорили, что хорошо знакомы с Николаем Михайловичем? – увернувшись от очередного интимного намека, спросила я.

– С Карамзиным? Не то, что мы близки, но изрядно знакомы, он приходит сюда изучать работы и архив моего покойного мужа, кажется, сам собирается писать историю.

– А с ним никак нельзя встретиться? – спросила я, посчитав, что будущий автор «Истории государства Российского», как никто другой сможет ответить на мои вопросы.

– Право не знаю, он приходит, когда вздумает. Николай Михайлович постоянно живет в Москве, а здесь бывает лишь наездами.

– А сейчас он где? – нетерпеливо спросила я.

Ольга Романовна пожала плечами:

– Право не знаю. Да что вам за нужда торопиться, поживите у меня, как он приедет в Петербург, то непременно ко мне заглянет, тогда с ним и увидитесь. Или я вам уже надоела?

– Нет, конечно, я счастлив нашим знакомством, – вежливо ответила я, – только мои обстоятельства слишком сложны, чтобы привлекать к ним третьих лиц. Боюсь, что наши с вами отношения могут причинить вам лишние неприятности.

– Пока они принесли мне только радость, – томно сказала она, поворачиваясь так, чтобы я случайно смогла в небрежно приоткрытый вырез шелкового салопа увидеть часть ее полной груди.

На этом сладострастном моменте мы были прерваны лакеем, виноватым голосом сообщившем хозяйке, что встречи с ней требует какой-то чиновник.

– Что за глупость, – рассердилась Ольга Романовна. – Какое мне дело до чиновников, я, слава богу, не служу. Скажи ему, пусть, коли ему нужно мне что-то сказать, переговорит с управляющим. Мне сейчас недосуг.

– Ваша светлость, я им в точности так и говорил, но они не уходят, говорят дело важное и секретное. И говорить они ни с кем не могу, окромя вашей светлости.

– Ах, как мне надоела наша русская бестолковщина! Ну ладно, пусть он войдет, пригласи. Только скажи, что на одну минуту.

Слуга бесшумно исчез, а княгиня виновато улыбнулась.

– Простите, Сашенька, что нас так неделикатно прервали, я его быстро выслушаю и отправлю восвояси. Эти господа чиновники удивительно бесцеремонны!

Я ничего не успела сказать в ответ, как в комнату вошел мой знакомый полицейский следователь Яков Степанович Прохоров. Он был все в том же, что и раньше, потертом сюртуке и не выглядел «важным», как его охарактеризовал слуга.

Ольга Романовна повернула к нему недовольное лица и холодно спросила:

– Это вы добивались увидеться со мной? Чем я обязана такой чести?

– Если вы княгиня Щербатова, то с вами, – ровным голосом ответил Прохоров. – Позвольте рекомендоваться, статский советник Прохоров. Если вы не против, княгиня, то нам лучше переговорить с глазу на глаз без свидетелей.

– Это еще почему? Молодой человек мой близкий друг и у меня нет от него секретов. Ежели вам так потребно со мной говорить, говорите при нем!

– Пожалуй, если это ваше непременное условие, – сказал Яков Степанович, – однако тогда мне нужно будет знать имя вашего знакомого, – официальным голосом сказал он и замолчал, глядя на меня не совсем нормальными глазами.

– Пожалуйста, это Сашенька, то есть сержант Александр Крылов, – представила меня княгиня.

– Право, я смущен, ваша светлость, – после затянувшейся паузы сказал быстро оправившийся от неожиданности Прохоров, – в таком случае мне нужны не вы, а ваш друг. У меня, собственно, дело не к вам, а к нему.

– Сашенька, вы что, знакомы с господином, господином…

– Прохоровым, – подсказал статский советник.

– С господином Прохоровым, – договорила она.

– Знаком и довольно близко, – улыбнулась я, – даже удивляюсь, что Яков Семенович меня сразу не узнал!

– Как же, узнаешь вас в таком обличье, – усмехнулся он. – Когда мы встречались последний раз, вы были совсем другим. Я имею в виду не Преображенским сержантом, а штатским молодым человеком.

– Жизнь заставит, станешь не только сержантом, но и в архиереи пойдешь, – ответила я так, чтобы было понятно только нам с Прохоровым.

– Я вам, надеюсь, не помешаю? – вклинилась в разговор Щербатова.

– Увы, ваша светлость, наш разговор носит секретный государственный характер, и вам будет неинтересен, – вежливо объяснил он.

– Тогда я пойду к себе, Сашенька, когда освободитесь, жду вас у себя, – сказала Ольга Романовна, вставая из-за стола.

Я ей молча кивнула, с нетерпением ожидая, когда мы останемся одни, и Прохоров скажет, зачем пришел. Щербатова между тем не очень спешила уйти и делала мне глазами знаки, чтобы я не задерживалась с пустяшным, по ее мнению, разговором.

– Ну, Алевтина Сергеевна, – тихо сказал он, когда мы остались вдвоем, – всего от вас мог ожидать, но встретить в военном мундире! А что, из вас получился прехорошенький сержант. Барынька, по всему, влюблена в вас по самые уши!

– Вы меня ищите по поводу ночного покушения? Как вам удалось меня найти? – не отвечая на его шутливые слова, спросила я.

– Именно из-за покушения, – сразу же став серьезным, подтвердил Прохоров. – Долг, как говорится, платежом красен. Позвольте поблагодарить за своевременное напоминание обо мне государю. Я со вчерашнего дня действительный статский советник. Теперь моего жалования будет хватать не только на дрова, – улыбнулся он. – А нашел я вас просто, приказал присмотреть за графом Воронцовым. Он послал сюда слугу с запиской, а я направился за ним следом.

– Понятно, и что с покушение, узнали, кто с таким упорством хочет меня убить?

– Кое-что удалось выяснить, но, увы, далеко не все. Не знаю, кому вы перешли дорогу, но враги у вас очень серьезные. Вы уверены, что ничего о них не знаете?

– Если бы знала, покрывать не стала, – покачала я головой.

– И догадок никаких нет? Вы, насколько я понимаю, думать умеете получше иного генерала. Неужели ни до чего не додумались?

Я внимательно посмотрела на собеседника. Прохоров был мне симпатичен с самого начала знакомства, и мне очень хотелось ему доверять. С его умом и талантом сыщика он мог оказать мне неоценимую помощь. Однако если дело касалось престолонаследия, то его долгом было немедленно доложить обо всем начальству и это меня останавливало от полной откровенности.

– Давайте расскажем, друг другу все, что нам известно, – предложила я, – и попробуем сопоставить факты, может быть, тогда удастся что-нибудь понять.

Прохоров согласно кивнул, приготовившись слушать.

– Кто я и мои родители, я не знаю, – начала я, – помню себя лет с трех. Тогда некий чиновник, за что-то получив из казны изрядное имение, привез меня в свою деревню и отдал на воспитание в крестьянскую семью. От того времени осталось дорогое детское платьице, крестик и перстень с изумрудом. Этой весной тот же помещик выдал меня замуж за своего камердинера. Муж сразу же после свадьбы бежал из поместья со своей любовницей, был пойман и отдан в солдаты. Я осталась жить на положении дворовой девушки. Вскоре помещик умер. После него имение наследовал его племянник, который ни ко мне, ни к моему делу не имеет никакого касательства.

– Вы это знаете наверно? – перебил вопросом Прохоров.

– Совершенно, он и дядю своего толком не знал. В начале лета к моему новому барину приехал родственник Алексей Григорьевич Крылов. Так случилось, что мы полюбили друг друга, и он на мне женился.

– Однако! Вот это поворот! – восхищенно произнес следователь. – А как же ваш первый муж, камердинер? – спросил сыщик.

– Он бежал из своего полка и его насмерть забили шпицрутенами, – объяснила я. – Мой настоящий муж хороший лекарь, и его пригласили в богатое имение, к помещику, которого на охоте сильно поранил волк. Алексей Григорьевич помещика вылечил, и мы уже собирались оттуда уезжать, как вдруг меня арестовали и без объяснения причины повезли сюда, в Петербург.

– Эту часть вашей истории я уже знаю, – остановил он рассказ.

– Однако есть кое-какие подробности моего ареста, которые вам будет интересно послушать. Чиновник, который меня арестовал, надворный советник Ломакин, сознался, что ему приказали меня убить. Кажется, тайные убийства были его основной специальностью.

– И он вам такое о себе рассказал! – не удержался от восклицания Прохоров.

– Он в меня сразу же влюбился, – невинно потупив глазки, созналась я, – и предложил бежать с ним в Сибирь!

– Ломакин! Влюбился! Это просто невероятно! Ну и что случилось дальше?

– Ночью, когда он собирался меня задушить, была гроза, и он умер от апоплексического удара.

– С ума можно сойти! Алевтина Сергеевна, вы, случайно, не ведьма!? Ломакину бы жить и жить, я редко встречал таких сильных, здоровых людей!

– Конечно, нет, иначе я бы просто улетела оттуда на метле и меня бы искали не во дворце, а на Лысой горе. Вы будете слушать дальше или вам неинтересно?

– Конечно, буду, вы очень хорошо рассказываете. Простите меня за горячность, но я хорошо знал Ломакина и никогда даже подумать не мог, что он знает, чем женщины отличаются от мужчин! А тут такая сентиментальная история!

– Так я осталась жива. Однако на этом мои злоключения не кончились, из Петербурга приехал еще один убийца…

– И тоже умер? – засмеялся Прохоров.

– Тоже, – улыбнулась я, – но не от апоплексического удара, а от кинжала в спине. Мне помог один случайный свидетель. Я вам его назвать не могу, сама о нем почти ничего не знаю.

– А убийцу знаете? – быстро спросил он.

– Только по имени, его звали Платоном Петровичем.

– Платон Петрович, Платон Петрович… – задумчиво сказал он, – кажется, я знаю, о ком вы говорите. Если это тот человек, на которого я думаю, то он гораздо хуже самого Ломакина.

– Иоаким Прокопович Ломакин говорил, что он его начальник.

– Алевтина Сергеевна, вы необычная женщина, – убежденно сказал следователь. – Я бы сто раз подумал, прежде чем что-либо против вас предпринять. И муж у вас тоже преопасный человек.

– Вы знаете моего мужа? – воскликнула я.

– Кажется, немного знаю, но, слава богу, не лично. Я вам потом о нем расскажу. Итак, ваш второй убийца погиб и вы?..

– Спокойно приехала в Петербург и оказалась в Зимнем дворце. Что здесь произошло, вы уже знаете.

– Знаю, но не совсем достоверно. По вашей версии, на вас напали Заглотный и Ветряков, которых убил граф Воронцов. Однако у меня в голове не совсем укладываются подробности. Один из них убит выстрелом в лицо, второй, палашом в спину. Причем оба оказались ни там, где их застигла смерть, а с вашей постели бесследно исчезло белье. Поручик как бы ловок не был, один не мог справиться с такими отпетыми мошенниками. Может быть, вы проясните мне настоящую картину? Я понимаю, вопрос деликатный, но если он проводил ночь в вашей комнате…

Я подумала, что Прохоров не менее опасный противник, чем я. Он так хорошо сопоставляет факты, что ничего или почти ничего не ускользает от его внимания. Как мне не хотелось посвящать третье лицо в личные обстоятельства, пришлось это сделать.

– Он действительно был в ту ночь в моей комнате, – спокойно сказала я, – а когда те двое взломали дверь, спрятался возле стены, а я за кроватью.

– Так, значит, Ветрякова из пистолета убили вы?

– Я, а когда на меня через кровать с ножом бросился второй, его уложил Миша, то есть граф Воронцов. Потому нам пришлось убрать простыни, они были в крови.

– Вот теперь, кажется, все встало на свои места, – удовлетворенно сказал Прохоров. – А вы, Алевтина Сергеевна, отменно стреляете! Попали Ветрякову точно в глаз!

– Это случайность, я целила ему просто в голову.

– Тем не менее, не промахнулись. Однако это все частности, теперь я вам расскажу все, что мне удалось расследовать. Каким-то образом все в вашей истории оказалось связано между собой, потому начну с вашего мужа. Когда вас увезли, он, конечно, отправился за вами следом. И я его понимаю, – невесело усмехнулся Прохоров, – за такой красавицей нужен глаз да глаз!

– Если вы намекаете на Мишу, то есть на графа Воронцова, то между нами ничего не было! – тотчас ответила я.

– Я в этом ни минуты не сомневался, – слишком серьезным тоном согласился Прохоров, – однако дело пока не в вас. Не знаю, каким способом, но ваш Крылов узнал, где вы содержитесь, и обманом проник во дворец. Помогали ему, сами о том не ведая, два глупых печника. Впрочем, вы не хуже меня это знаете, вы с ним виделись. Когда он уходил из Зимнего, то его задержал сам государь. Они о чем-то говорили в его кабинете, после чего вашего мужа арестовали.