Глава 19

Снайперов, как и докладывал Перетекеев, на крыше не оказалось, как и вообще людей во дворе. А вот Родичев расстарался, прямо возле подъезда стояла здоровенная машина с тонированными стеклами и открытой дверцей. Я втолкнул на водительское место генерала, а сам сел сзади. Само собой кинжал, как главный аргумент, оставался на виду.

– Куда ехать? – недовольным голосом спросил Перебатько.

– Вперед, – ответил я.

Он тронулся с места и сделал последнюю попытку спасти мою душу:

– Зря ты не сдаешься. Все равно тебя рано или поздно поймают, сейчас такая техника сыска! Мы преступников под землей ловим. Может быть, убить тебя и нельзя, но посадить на пожизненное, можно.

– Направо, – сказал я, когда машина подъехала к выезду из двора.

– Значит, я поворачиваю направо и еду в сторону Садово-Сухаревской улицы, – четко повторил он приказание.

Что с ним делать дальше я пока не придумал. Оставлять в заложниках – лишние хлопоты, отпустить, того хуже. Александр Богданович будет землю грызть, что бы меня поймать и отомстить за свой страх и моё ослушание. Пришлось выбрать хлопоты.

– Теперь куда? – спросил он, когда мы доехали до Садового кольца.

– Направо.

– Теперь мы едем в сторону Красных ворот, – сказал он.

Улицы, как обычно, были плотно забиты машинами, так что ехали мы медленно, и преследователям не составляло труда следить за нами даже без дополнительной информации генерала. На классическое бегство от погони наше продвижение никак не походило, Перебатько правила движения не нарушал и старательно тянул время.

– У вас есть с собой радиомаяк? – спросил я, когда мы выехали на Садовое кольцо.

– Есть, – неожиданно для меня, правдиво ответил он, – всем нашим сотрудникам полагается носить маяки с собой, чтобы в диспетчерской всегда знали, где кто находится. Только его нельзя снять, он вставлен в, – он чуть замялся и ляпнул, – прямо в мозг!

– На перекрестке поверните на Рязанский проспект.

– Есть повернуть на Рязанский проспект! – четко повторил генерал.

– А теперь, – тихо зашептал я в его, не радиофицированное ухо, для убедительности приставив нож к горлу, – осторожно вытащи рацию и передай мне.

– Я... – начал, было, он, но, почувствовав, как острие врезается в кожу, откинулся на спинку, вытащил из уха крохотный, не больше обычной беруши, приборчик и без пререканий передал его мне.

– Вот и хорошо, – похвалил я его покладистость, – а теперь жми прямо.

– Это нечестно, – спустя минуту сказал Перебатько и больше со мной не разговаривал.

На окраину Москвы до дома моего одноклассника Льва Николаевича мы добирались почти два часа. Езда по городу больше напоминала пытку. Бедный генерал совсем измучился и костерил всех дорожных нахалов и чайников, которые нам попадались на дороге.

Правда и сам он ездил не так, что бы слишком умело, сказывалось отсутствие опыта. Для конспирации мы остановились на автостоянке возле какого-то большого магазина.

– И зачем мы сюда приехали? – недовольно спросил он, когда я заставил его выйти из машины. – Что, ближе магазинов не было?!

– Иди и не разговаривай, – сказал я. – Учти, твоя судьба в твоих руках. Будешь себя хорошо вести, выйдешь на свободу с чистой совестью!

До нужного дома мы добирались пешком. Александр Богданович неодобрительно рассматривал переполненные помойки, облезлые стены домов, неубранные дорожки.

– И что мы будем делать в этих трущобах? – не выдержав молчания, спросил он.

– Мне нужно встретиться с одним человеком.

Металлическая дверь в подъезд Льва Николаевича оказалась открытой. Мы рука об руку вошли в грязный, разрисованный подростками подъезд. Лифт, как и прежде, не работал, и на шестой этаж поднимались пешком. Генералу это не понравилось, и пока мы шли, он, не переставая, ворчал.

На лестничной площадке Льва Николаевича меня ожидал первый сюрприз. Некогда капитальные входные двери стояли прислоненными к стене со срезанными петлями. Мы заглянули в прихожую. Дверь в квартиру моего приятеля исчезла, и на ее месте зиял пустой проём. Особого труда, чтобы догадаться, что здесь произошло, не требовалось.

– Похоже, это ваши постарались, – сказал я Перебатько.

– Нет, – он профессионально оценил ситуацию, – у нас другой почерк, это больше похоже на твой любимый «Зет».

В квартире было тихо. Устраивать засаду за сорванными дверями было бы нелогично, так что в квартиру я вошел без особых предосторожностей. Здесь все было кувырком, вещи раскиданы, сторожевое телевизионное устройство расстреляно.

– Ну и что дальше? – спросил генерал, рассматривая разгромленное жилье.

Ответить я не успел. Прикрытая в гостиную дверь отворилась и в холл выглянула Электра. Сначала она увидела генерала и испугалась, но увидела меня и успокоилась.

– А, это ты, – сказала она. – Нет, ты только посмотри, что они здесь наделали!

– Кто они? Где все и что случилось? – растеряно спросил я.

– Я сама ничего не знаю, – ответила она. – Мы вернулись вчера утром, и я сразу же поехала к маме. Она совсем разболелась. Я сюда забежала на минутку предупредить, что останусь у нее, а тут сам видишь...

– Понятно, – сказал я, хотя мне ничего понятно не было. – Что с твоей мамой?

– Если бы знать, врачи говорят разное...

– Ладно, пошли отсюда, – решил я. – Попробую тебе помочь, а с этим мы потом разберемся.

– Может быть, теперь ты меня отпустишь? – спросил Перебатько. – Я ко всему этому не имею никакого отношения!

– Ну что вы, Александр Богданович, вы наша последняя надежда. Мы, в крайнем случае, поменяем вас по бартеру на своих друзей. Так что замолчите и не раздражайте меня.

– Кто это? – спросила Электра.

– Наш обменный фонд, – ответил я. – Знакомься, генерал Перебатько.

– Неужели тот самый генерал Перебатько? То-то я смотрю, у вас знакомое лицо, я вас столько раз видела в криминальных новостях, – обрадовалась она. – Вы по телевизору выглядели таким импозантным мужчиной! Мама говорит, что хорошо знала вас в молодости!

– Вот и прекрасно, мы их заново познакомим, – сказал я, подталкивая генерала к выходу.

Александр Богданович нехотя подчинился. Мы вышли из квартиры и беспрепятственно покинули дом. Ехать к Электриной матери на казённой милицейской машине я не рискнул, подумал, что её непременно отслеживают.

Остановил такси. Водитель, услышав адрес, начал ворчать, что в такой поганый район поедет только за два счетчика. Деньги на карточке у меня были, я не стал спорить. Генерал, не скрывая недовольства, забрался в салон. Девушка, не понимая, что между нами происходит, оживленно рассказывала ему о своей матери. Перебатько рассеяно слушал, не выказывая к старой знакомой никакого интереса.

Время было послеобеденное, мы с Перебатько утром не успели даже позавтракать, и теперь, больше знакомства с больной мамой, я хотел где-нибудь перекусить.

– У вас дома есть какая-нибудь еда? – спросил я девушку.

– Можно будет купить возле дома, – сказала она. – У нас в социальном районе все продают с большими скидкам.

– Так вы живете в социалке? – чего-то испугался генерал.

– А что это такое? – спросил я.

– Социальные дома... – начал говорить Перебатько, но его перебил таксист.

– Это где нищие, которых выселили в гетто.

– Ну, зачем вы так, у нас в стране нищих нет. Просто это специальные районы со своей адаптированной инфраструктурой и адресной помощью малоимущим, – объяснил генерал. – Там живут такие же люди, как и везде. Конечно, среди них есть и неблагополучные, пьяницы, наркоманы, но таких у нас единицы.

– Да бросьте вы мутить, – опять перебил его таксист, – там половина пенсионеры, которым нечем было платить за жилье, а половина алкаши и наркоты.

– Я поэтому и работала у Вороновых, – тихо сказала мне Электра, – чтобы выбраться оттуда.

– У каких Вороновых? – живо откликнулся генерал. – У тех самых?

– У тех, – подтвердила девушка.

– Я их хорошо знаю, прекрасные люди из старой русской аристократии! Замечательная семья, пример для подражания! Вы знаете, кто были их предки?

– Знаю, – сказал я, и подумал, что мир и, правда, тесен и знакомство генерала с недавними моими неприятелями может мне здорово пригодиться. – Я с ними тоже немного знаком.

– Вот видите! – еще больше обрадовался генерал, но что мы должны видеть не объяснил.

Такси, между тем, миновало МКАД и тряслось по разбитой дороге между каких-то бетонных коробок, напоминавших промышленные предприятия. В осенней обнаженности они смотрелись сиротливо и безлико.

– Это заводы? – спросил я таксиста.

– Какие там заводы, это и есть социалка, – ответил он. – Вам какой нужен номер?

– Сто семнадцать дробь четыре, – ответила Электра.

– Знаю, я там пару раз бывал, – вспомнил таксист. – Мерзкое место.

– Везде можно жить, – после продолжительного молчания, сказал генерал, – главное оставаться человеком с большой буквы!

Ему никто не возразил, тем более что машина съехала на гравийную дорогу и задребезжала всеми своими разболтанными узлами.

– Вон ваш сто семнадцать дробь четыре, – сказал таксист, указывая на серую громаду дома.

Скоро мы въехали в арку и оказались в большом пустом дворе. То, что казалось заводским корпусом, оказалось прямоугольным домом с общим двором. Я расплатился с водителем, и мы пошли в указанный Электрой подъезд. Вблизи всё оказалось не так уж и мрачно. Во дворе гуляли женщины с детьми и даже росли какие-то деревца.

Мать Электры жила на третьем этаже. Дом был, что называется, гостиничного типа: в бесконечно длинный коридор с обеих сторон выходили двери квартир. Народа здесь оказалось много, по коридору бегали дети, ссорились старухи, из-за некоторых дверей слышались крики и песни.

– Не обращайте внимания, – сказала Электра, – вчера давали пособие.

Она подвела нас к типовой, такой же, как все соседние, двери, приложила ладонь к датчику и она открылась. Мы оказались в крохотной прихожей. Отсюда одна узкая дверь вела в санузел, а вторая, чуть пошире, в комнату.

– Эля, это ты? – тотчас же спросил старческий женский голос.

– Я, мама, – ответила она, – знаешь, кто к нам пришел? Сам генерал Перебатько!

– Кто? Почему? Какой генерал? Саша? – разволновалась женщина. – Ну как ты могла, я в таком виде!

– И еще с нами тот самый Алексей, я тебе о нём вчера рассказывала!

– Ну как же так, как можно, такие гости, а я не могу встать!

– Проходите, – пригласила нас Эля, и мы вошли в маленькую, метров девяти, комнатку с двумя кроватями вдоль стен. На одной из них лежала, закрывшись до подбородка одеялом, женщина. Возле окна притулился столиком с парой стульев. На стенах висели полки с домашней утварью. Всё здесь было чисто прибрано и очень бедно.

Мы с генералом поздоровались и остановились в дверях. Женщина на кровати приподнялась и пригласила садиться, потом спросила генерала:

– Саша, а ты меня не узнаешь?

Перебатько замялся, потом забормотал что-то невразумительное.

– Не узнаешь! – поняла женщина. – Не мудрено, столько лет прошло! Я Марина Неелова, помнишь, – она хотела еще что-то сказать, но закашлялась.

– Марина, да как же, – неуверенно проговорил генерал. – Марина Неелова, да, что-то такое...

– Я тебя часто вспоминала, – откашлявшись, продолжила она. – Ты тогда так внезапно исчез...

– Мама, – вмешалась в разговор дочь, – Алексей экстрасенс, он тебя осмотрит.

– Алексей? – переключилась на меня мать, – Вы, правда, можете помочь? Я когда-то знала одного экстрасенса, его тоже звали Алешей. Ну, что же вы не садитесь?

Мы, наконец, разместились. Женщина всматривалась в своего старого знакомого и на меня не обращала внимания. Я знаком показал Электре, что пора бы кончить вечер воспоминаний и заняться делом. Времени на досужие разговоры у нас не было. Нужно как-то решить со старухой и начинать розыски исчезнувших товарищей.

– Мама, сейчас Алексей тебя осмотрит, а я пока схожу в магазин за едой. Извини, у нас мало времени.

– Да, да, конечно, – виновато сказала Марина, – я все понимаю, только напрасно все это. Видно я своё отжила.

– Ничего не напрасно, тебе ещё жить и жить! Я быстро, – сказала она мне, – тут все рядом.

Электра ушла, а я пододвинул стул к постели больной и начал свои шаманские штучки. Когда я простер над ней руки, женщина вся напряглась, Я поводил над ней ладонями и не нашёл в её состоянии ничего особенного. Обычные возрастные хворобы, высокое давление, повышенный сахар в крови, невралгия.

– Сейчас вас станет значительно лучше, – сказал я, начиная лечение.

Перебатько во все глаза наблюдал за моими пассами, и даже пододвинул стул, чтобы ничего не упустить из виду. Больная сначала вела себя инертно, потом начала вздрагивать и, наконец, откинувшись на подушке, закрыла глаза. Я тоже облокотился о спинку стула и расслабил мышцы.

– Ну и что, помогает? – спросил больную генерал.

Женщина открыла глаза, но посмотрела не на него, а на меня. Потом начал приглаживать волосы.

– Ну, что, помогло? – опять спросил генерал.

– Помогло, помогло, – не глядя на него, ответила она. – Я только ничего не понимаю. Это ты или не ты? Ты – Алеша?

– Ну, да, меня зовут...

Она внимательно смотрел мне в лицо и мне самому стало казаться, что я её тоже где-то видел. Лицо у Марины было полным, расплывшимся и я никак не мог ни за что зацепиться.

– Ты Алексей Крылов? – опять спросила она.

– Да, – подтвердил я. – А вы... ты... господи! Марина?!

– Узнал, – вымучено улыбнулась она. – Сильно постарела? А ты совсем не изменился! Сколько же лет прошло!

На этот вопрос я не ответил, смотрел, вытаращив глаза, на свою бывшую соседку по лестничной площадке. От такого совпадения легко могла поехать крыша.

– Но почему ты Неелова? – начиная приходить в себя, спросил я.

– Ты забыл, что женщины при замужестве меняют фамилии, – ответила она, удивленная неожиданной встречей не меньше меня самого. – Был у меня такой муженек Неелов, был, да сплыл.

– Слушай, это, ты знаешь... Значит Эля твоя дочь...

– Моя, родилась, уже после того как я уехала из нашего дома. Моя и вот этого типа, – кивнула она на генерала. – Он, как только узнал, что я беременна, сбежал как последний трус. Да ещё и стащил все деньги, которые я получила за квартиру и твою саблю. Помнишь, саблю, что ты спрятал у меня в шкафу!

Я посмотрел на Перебатько. Он сидел с открытым ртом и держался рукой за сердце.

– Я, я... – пробормотал он и начал заваливаться на бок, – ... я не брал...

Я едва успел его подхватить и уже в бессознательном состоянии перетащил на свободную кровать.

– Что с ним? Неужели умер? – испугано спросила Марина, вставая с постели.

– Живой, просто сердце прихватило, – объяснил я, прощупав у генерала пульс. – Есть у тебя что-нибудь сердечное, вроде валидола?