Мы ехали так медленно, что я успевал изучать все встречные вывески по обе стороны дороги. Увеселительных заведений вроде кафе и клубов тут оказалось много, но все с какими-то однотипными названиями. За «Голубой лагуной», следовала «Розовая устрица», «Голубой мальчик» соседствовал с «Розовой орхидеей». Потому, когда нам на пути попался клуб «Черный паук», я даже спросил у Даши, что бы это могло означать, садомазохизм или фетишизм.

Бар «Сигма», где должна была состояться встреча с генералом, оказался совсем крохотным. Даша осталась ждать меня в машине, а я вошел внутрь. Перебатько предупреждал, что тут всего несколько столиков, так оно и оказалось. Здесь было светло и все сияло хромом и лаком. Посетителей не было. Бармен от нечего делать протирал стаканы за стойкой и любезничал с молоденькой официанткой. Они повернулись в мою сторону, но особого интереса не проявили, проследили взглядами, как я сел за столик возле зашторенного окна, и продолжили прерванный разговор.

Времени было без десяти минут семь. Особого волнения по поводу возможного налета и ареста у меня не было. Если нам с генералом не удастся договориться, то нападения следовало ждать не здесь, а при выходе. Обслуга между тем продолжала болтать у стойки, и ко мне никто не спешил подойти.

– Барышня, – позвал я официантку, – пожалуйста, уделите мне минуту.

Девушка удивленно обернулась, будто увидела меня первый раз, и что-то сказала бармену. Оба весело рассмеялись. Потом она погасила улыбку и подошла.

– Вы знаете, какие у нас цены? – не здороваясь, спросила она.

– Нет, не знаю, – честно сознался я. – Принесите, пожалуйста, стакан минеральной воды без газа, на воду у меня, надеюсь, денег хватит.

– А вы свою кредитную карточку, случайно, не потеряли? – нагло спросила она.

– Нет, – спокойно ответил я, – не потерял, – и положил перед ней кусочек цветного пластика. – Где у вас здесь туалет?

– Там, – небрежно кивнула девушку, на дверь за стойкой.

По-человечески ее можно было понять. Вид у меня для посещения дорогих заведений был не подходящий. Пока я изучал местные удобства на предмет возможного отступления, мой счет проверили, и когда я вернулся на свое место, никаких проблем больше не возникло, я превратился в нормального посетителя, просто несколько экстравагантно одетого.

Время приблизилось к семи, генерала все не было. Воду я выпил и решился на рюмку коньяка.

– Есть хороший французский коньяк «Реми Мартин Луи XIII», – любезно сообщила официантка, но он очень дорогой.

– Ничего, от рюмки не разорюсь, – решил я, – только сначала проверьте, хватит ли у меня на счету денег.

– Проверила, – улыбнулась она, – должно хватить.

Я уже начал смаковать действительно прекрасный напиток, когда в бар вошел невысокий стройный человек с почти интеллигентным лицом. На генерала, да еще по фамилии Перебатько, он не походил и я только отметил про себя, что ему около пятидесяти лет и по сторонам он смотрит как-то подозрительно.

Однако он сразу же направился ко мне. Оглядел, знакомо хмыкнул и без разрешения сел за стол. Я уже понял, что это и есть Перебатько и предложил:

– Коньяка хотите?

– Хочу, – сразу же согласился Александр Богданович. – А вы действительно похожи на бомжа. Кто это в вас стрелял?

– Один нервный идиот, – ответил я, приглаживая простеленный на груди плащ и исподволь разглядывая нового знакомого. – Рад, господин генерал, с вами познакомиться.

– А уж как я рад, – ехидно сказал он. – Что с нашим майором?

– Не знаю, наверное, домой поехал.

– Вы его отпустили? – удивился он.

– Да, зачем он мне сдался.

– Хорошо, тогда давайте ближе к делу, что вам от меня нужно?

Я ответил не сразу, подождал, пока официантка поставит перед ним рюмку и вернется к прерванному разговору с барменом.

– Одному из сотрудников Махотина отрубили голову, – сказал я, делая маленький глоток.

– Что? – Перебатько чуть не поперхнулся коньяком. – В каком это смысле, отрубили?!

– В самом прямом. Как говорится, с плеч долой.

– Надо же? – удивился он. – И кто это так постарался?

– Сотрудник «Зет».

– Что это еще за зверство, он, что его застрелить не мог?

– У него другого выхода не было, люди Махотина хотели изнасиловать трех женщин, а сотрудника пытать, вот ему и пришлось одному вашему коллеге отрубить голову, второго заколоть, а третьего застрелить.

– Что за глупости, зачем им понадобилось насиловать женщин?

– Мне кажется, по вашему приказу.

– Моему? – совсем натурально изумился генерал. – Я, по-вашему, кому-то приказал насиловать каких-то женщин?! Что за чушь вы несете?

– Ну, не совсем «каких-то», одна из них была владелицей дачи, которую вы приказали Махотину экспроприировать в пользу Моргунова.

Генерал помолчал, к своей чести не начал сразу же врать и оправдываться, только спросил:

– И вы теперь меня хотите этим шантажировать?

– Помилуйте Александр Богданович, зачем вы мне сдались. Я хотел только вас информировать, что у вас намечается конфликт со спецслужбой «Зет».

– Спасибо, коли так. А вам что за корысть?

– Дело в том, что с майором Родимцевым я встретился после того, когда взорвали машину, на которой я ехал.

Здесь генерал меня перебил:

– Это уже ваше дело, я к взрывам не имею никакого отношения.

– Да, конечно, я понимаю, но только машина, на которой я ехал, принадлежала капитану Махотину, и я не уверен, что взорвать хотели именно меня...

– Махотину? Он вам дал свою машину?! – воскликнул он с таким неподдельным удивлением, что официантка с барменом оглянулись в нашу сторону.

– Даже настоял на этом, – подтвердил я.

– Чудеса, – покачал головой генерал, – сколько я его знаю, чтобы Махотин что-нибудь, кому-нибудь дал! Но, все это только одни слова. Значит, вы подозреваете, что взрыв тоже устроили люди из «Зет»? Тогда мне непонятно, зачем им все это нужно? Затевать междоусобицу по совершенно пустяшному поводу? Все это полная глупость! Зачем нужны отрубленные головы, заколотые сотрудники. Ваш рассказ отдает мистикой или глупым анекдотом.

Генерал одним глотком допил коньяк, и тут же знаком показал официантке, что бы та повторила заказ. Склонность людей в погонах к халяве, похоже, осталась неизменной.

– Теперь о вас, молодой человек, – продолжил он, – вы меня сюда вызвали, что бы это рассказать? Или вы рассчитываете, что я за пустяшные сплетни буду вытаскивать вас из дерьма, в которое вы влезли?

Мне не понравилось ни то, что он говорит, ни тон которым это было сказано. Никаких угрызений совести по поводу незаконных действий ни своих, ни подчиненных, у него не было и в помине.

– Нет, на вас я не рассчитываю, птицу видно по полету, – резко сказал я.

Хамство, особенно не прямое, имеет то свойство, что на него трудно отвечать. Разве что: «сам дурак», Перебатько решил воспринять сравнение с птицей как комплимент.

– Вы правы, ваше дело не мой уровень. Я вам могу только посоветовать не тянуть время, не бегать и самому сдаться органам. Явка с повинной...

– В чем мне виниться? – уточнил я.

– Это будет решать следствие, – привычно сказал он. – У нас перед законом все равны. Хороший коньяк, я бы не отказался, если бы мне подарили ящик, другой. Так какое у вас ко мне дело?

– Мне нужно встретиться с Моргуновым, – сказал я, проигнорировав намек о коньяке.

– С кем? – разом встрепенулся генерал. – С Иваном Тимофеевичем? Вы это серьезно?

– А что такого, он теперь в отставке, так сказать, частное лицо. Вы, как я понимаю, связаны с ним общими интересами...

Меня так и подмывало добавить: «вместе сирот грабите», но я сдержался.

– В отставке, – засмеялся Перебатько, – такие люди, молодой человек, как Иван Тимофеевич не бывают в отставке. Если он захочет, то завтра станет премьером или даже президентом!

Генерал наклонился ко мне через стол и негромко сказал, глядя прямо в глаза:

– Вы думаете, кто нашего президента на трон посадил? Вот то-то и оно! Он только одно слово скажет...

Я внутренне порадовался и за старого знакомого и за страну, в которой такие люди стоят на самой верхотуре власти и невольно сравнил:

– Ну, прямо Борис Абрамович Березовский!

– Березовский? – удивился Перебатько. – Борис Абрамович? Это тот, который мутил в начале века?

– Тот, подтвердил я, – великий был человек, только чересчур суетился.

– Нет, – покачал головой генерал, – Иван Тимофеевич покруче будет. А вы, собственно, откуда Березовского знаете? Вас тогда еще и на свете не было!

– Почему не было, я много старше, чем кажусь.

– Скажете, старше! Да я еще курсантом высшей Школы милиции был, когда Березовского свинтил тогдашний президент... Как же его фамилия... На языке вертится... Впрочем, неважно.

– Как это вы могли быть в то время курсантом, – теперь уже удивился я. – Вам пятьдесят?

– Скоро семьдесят, молодой человек! И все эти годы верой и правдой служу отечеству! Знаете, сколько было отдано сил, умения, самоотверженности!

Глаза генерала едва ли не подернулись слезой, так он расторгался от собственного благородства. Потом он взял себя в руки и вернулся на грешную землю.

– Нет, вы никак Березовского помнить не можете. Вам сейчас около тридцати?

– Ну, что вы, вы мне льстите, на самом деле в два с половиной раза больше.

– Что? Вы это серьезно? – не поверил генерал.

– Вполне.

Он внимательно осмотрел меня и усмехнулся:

– Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Уж, кто-кто, а я на омолаживании собаку съел. Нет таких средств, чтобы в наши года так выглядеть.

– Доказывать я вам не стану, хотите, верьте – хотите, нет, – сказал я. – Да это и не имеет никакого значения.

Однако Перебатько такое окончание спора не удовлетворило, и он, как истинный профессионал, тут же решил настоять на своем, поймать меня на противоречиях.

– Каких известных людей того времени вы знаете? – спросил он, вонзая в меня всевидящий и все понимающий взгляд.

Я, не задумываясь, назвал несколько фамилий от забытого им президента, до известных актеров.

Видно было, что ему самому уже сложно восстановить в памяти тогдашние реалии, но, как известно, память в молодости цепкая и генерал справился. Он согласно кивнул, но не успокоился, спросил:

– Вы помните певицу Пугачеву?

Я кивнул.

– А с кем в те годы развелась?

Эту задачу я решил, не задумываясь, так как шоу под названием «Развод» было публичным и раскрученным.

Перебатько удивился, но все равно не поверил, решил попробовать поймать на мелочах:

– А вы сможете вспомнить какие-нибудь песни того времени?

Тут мне пришлось напрячься, но несколько песен и популярных исполнителей я назвал. Он задумался, предпочитая не верить даже очевидному, и сам нашел объяснение моему «феномену».

– Просто вы изучали то время! А вот назовите самую яркую и самобытную песню?

Вопрос оказался, что называется, на засыпку. Сразу вспомнить эстрадные шедевры было непросто, но я и тут справился:.

– «Муси-пуси, миленький мой. Я горю, я вся во вкусе рядом с тобой. Я как бабочка порхаю над всем, и всё без проблем...» – тихо, но с душой, запел я.

– Да, милый мой, – глаза у генерала, все-таки, увлажнились, – было время, были песни! Настоящее искусство! Разве сейчас так поют?! А помните юмористическую телепередачу «Аншлаг»? Вот это был юмор, тонкий, интеллигентный! Нынешние шутки, – он пренебрежительно махнул рукой, – сплошная пошлятина. – Да, в наше время все было по-другому! А какие были люди!

Он задумался и сидел, отстраненно и тихо улыбаясь. Я ему не мешал вспоминать былое.

– Да, прошлое у нас было замечательное... А где вы, если не секрет, проходили курс омолаживания? – вернулся он в грустное настоящее.

– У одного бурятского шамана на Байкале, – серьезно сказал я, – только он уже умер.

– Жаль, я бы тоже хотел... Да что мы невесть о чем болтаем! Если вы хотите быть представлены Ивану Тимофеевичу, то стоить это будет дорого, боюсь, вы такие траты не потяните.

Генерал опять стал генералом и говорил строго, по-деловому, без недавней ностальгической, слюнявой сентиментальности.

– Неужели он такой недоступный? – спросил я, тоже возвращаясь к реалиям нового времени.

– Почему же недоступный, просто Иван Тимофеевич человек занятой и с кем не попадя встречаться, не станет, даже если я его об этом попрошу. Для этого нужны веские основания. Вот если у вас к нему есть деловое предложение, подтвержденное, сами понимаете чем, – собеседник символически потер большой палец об указательный и средний, – тогда совсем другое дело.

В этот момент я почувствовал, что вокруг происходит что-то непонятное. Я еще пытался сосредоточиться. на разговоре:

– Предложение у меня к нему есть, только не уверен, что оно ему понравится, – начал я и не договорил. Вместо этого спросил:

– У вас есть охрана?

– У меня? – переспросил генерал, будто тут был еще кто-то третий. – У меня, – он хотел по привычке соврать, но почему-то передумал и сознался. – Есть, два сотрудника дежурят на улице. А что случилось?

– Что-то здесь не так, – сказал я, начиная понимать причину своего беспокойства. В баре мы с генералом остались вдвоем, исчезли бармен с официанткой. – Куда они делись?

– Кто? – спросил Перебатько, оборачиваясь к стойке.

– Обслуга! Быстро за мной, – крикнул я, направляясь бегом в единственную дверь, ведущую вглубь помещения.

У Александра Богдановича оказался очень хороший инстинкт самосохранения, он не потребовал никаких объяснений, вскочил так быстро, что опрокинулся стул и бросился следом. Только уже за дверями подсобки спросил, что происходит.

– Исчезла прислуга, – ответил я, прислушиваясь. – Это неспроста!

– Ну, и что! – в сердцах сказал генерал и почти плюнул с досады, но в последний момент, как человек интеллигентный, от плевка на пол удержался. – Что с того? Может, просто отошли, – повторил он уже спокойнее.

– Не знаю, у меня предчувствие, – ответил я, сам еще не в силах понять, что меня так напугало.

– Предчувствие? – скептически сказал он, и добавил что-то насмешливое, но я его не услышал. В этот момент грохнул мощный взрыв, дверь в бар сорвало с петель и подсобное помещение наполнилось дымным смрадом. Уши, само собой, заложило, в голове раздался звон, дышать стало нечем.

Я похвалил себя за то, что посмотрел заранее, где у них здесь туалет. Стараясь не надышаться гарью, бросился туда. Намочил платок и, дыша сквозь него, вернулся назад. Генерал продолжал кашлять в коридорчике. Я схватил его за руку и потащил к выходу.

В баре уже начинался пожар. Оставаться здесь, без риска отравиться горящей пластмассой, было нельзя.

– Скорее, – тащил я за собой генерала, – задохнемся!

– Нельзя выходить! – крикнул он возле самой входной двери и вырвал у меня руку. – Застрелят!

Пришлось остановиться. Местных нравов я не знал, а теоретически нас могли и, правда, пристрелить при выходе. Для меня, честно говоря, погибнуть от пули было не многим противнее химического отравления. Дышать становилось невозможно даже сквозь мокрый платок. Пришлось пойти на риск, приоткрыть наружу дверь. Воздух с улицы ворвался в помещение, и за нашими спинами сразу же все вспыхнуло. Пока еще не припекало, но лиха беда начало – это было не за горами.

– Ложитесь на пол, – крикнул я Перебатько.

Он уже перестал соображать, что происходит. Я сбил его с ног и прижал к полу, чтобы не дать выскочить наружу. Возле пола сквозняк с улицы отогнал дым, и мне удалось глубоко вздохнуть.

– Генерал, – спросил я Перебатько, – где ваша охрана?

Он посмотрел на меня мутными, бессмысленными глазами и, давясь кашлем, попросил:

– Капсула, в кармане...

В каком кармане и что за капсула, он сказать не успел, потерял сознание. Что делать дальше, выбирать не приходилось, в помещении разгорался настоящий пожар. Оставаться здесь больше было нельзя. Я высунулся наружу, ожидая самого худшего. Однако ничего не произошло. Перед баром никого не оказалось. Тогда я рискнул, и вытащил генерала на свежий воздух. Лицо его стало желтым даже в белом свете уличных фонарей. Однако он еще дышал.

«Теперь на меня еще и его повесят», – подумал я, вставая и оттаскивая неподвижное тело от входа. До места, где меня ждала в машине Даша, было метров пятьдесят, и тащить его туда на себе было далековато. Пока пожара никто не заметил, но было понятно, что до начала тревоги остались считанные минуты. Проще всего было бы оставить его на улице и удирать самому, но тогда бы я потерял единственную возможность подобраться к Моргунову. Да и не известно, чем бы для генерала все это кончилось.

Я совсем было, собрался попробовать поднять его тело и донести до машины, как с трудом перевалившись через бордюрный камень дороги, к нам подъехала Даша. Она выскочила из салона и помогла мне поставить Перебатько на ноги. Тот уже начал приходить в себя, но еще обвисал в руках как кукла.

– Быстрее, – взмолилась девушка, – здесь сейчас было такое!

Меня можно было и не подгонять. Мы легко втолкнули сухощавого генерала на заднее сидение, Даша захлопнула дверцу, а я тем временем обежал машину и сел на правое, переднее сидение.

Пластмассовая капелька шустро рванула с места и выехала на дорогу.

– Там сейчас была такая стрельба! – сказала девушка, ловко протискиваясь между машинами. – А что это с ним?

– Дымом отравился, – предположил я, оглядываясь на лежащего на заднем сидении пассажира. – Нас в баре чуть не взорвали.

– Я слышала взрыв, – подтвердила Даша, – только не поняла откуда. Представляешь, когда рвануло, к вашему бару побежали два человека, а их застрелили.

– Наверное, его охрана, – кивнул я на Перебатько.

– Нет, на охранников они непохожи, оба в масках и с автоматами. Когда они упали, из большой черной машины выскочили еще двое, похоже, они, наверное, и были охранниками, и кинулись к тем, что упали. Так и их застрелили! Я так испугалась! Не знаю, что делать, ты не выходишь, хотела уже уехать. А тут подъезжает еще одна машина, из нее вышли какие-то люди, всех убитых забросили внутрь и умчались!

Мы намертво застряли перед выездом на Бульварное кольцо. Александр Богданович, еще недавно подававший хоть какие-то признаки жизни, опять затих.

– Он, случайно, не умер? – спросила Даша, косясь на заднее сидение.

– Не знаю, ему нужно принять лекарство, оно у него в каком-то кармане, – вспомнил я.

Как обыскивать человека в тесном салоне, я не представлял. Как и то, что с генералом делать дальше.

– Куда его пока отвезти, к нам домой? – спросила Даша без энтузиазма в голосе. – Уже должна вернуться с работы мама...

Взять на себя ответственность за такое решение я не рискнул. Решил сначала попробовать помочь тому на улице.

– Ты знаешь здесь какое-нибудь темное место? Поищу его лекарство, – сказал я. – Мне кажется, у него кроме отравления дымом, прихватило сердце.

– А что, если отвезти его в больницу? – предложила девушка.

– И что я там скажу? Что увез милицейского генерала с места преступления? Ну, что за невезение, кругом теракты! И кому могло понадобиться его взрывать!

Впереди, наконец, открылся светофор и машина начала черепашьими темпами двигаться вперед. Даша приткнулась за дорогим черным лимузином, нагло рвущимся вперед.

– Ладно, мама меня, я думаю, поймет, – сказала Даша, – не погибать же тебе из-за милиционера. Ты ведь и сам сможешь его лечить?

– Смогу, если он еще жив, – ответил я, наблюдая, как ловко девушка лавирует на дороге. – Скоро мы доберемся?

– Если сейчас проскочу перекресток, то через несколько минут, – ответила она.

Перекресток мы проскочить не смогли и застряли на нём минут на пятнадцать, но потом все-таки вырвались на оперативный простор. Даша въехала под кирпич в какой-то проулок, покрутилась по проходным дворам, и мы оказались возле ее дома. Генерал мирно лежал на заднем сидении, не подавая признаков жизни. Я проверил у него пульс. Милицейское сердце билось!

Затащили мы Перебатько в квартиру без особого труда и положили в прихожей на кушетке. Дашины родственники пока не появлялись, так что никто не мешал заняться его лечением. Я обшарил карманы и нашел в одном из них коробочку с пилюлями в облатках. Только было не понятно, как лекарство в него засунуть. Зубы у Перебатько оказались крепко сжаты, а губы совсем побелели. Пока генерал был без сознания, он сильно постарел и стал выглядеть на все свои семьдесят.

– Давай попробуем его напоить, – предложила Даша и оказалась права. Едва он почувствовал на губах воду, расслабился, дал влить себе в рот несколько глотков, после чего открыл глаза.

– Лекарство, – сразу же попросил он.

Я вложил ему пилюлю в рот и дал запить водой, после этого мы оставили его в покое. Метаморфозы начали происходить минут через пять. Александр Богданович открыл глаза и вполне осмысленно спросил:

– Где я?

– У друзей, – ответил я. – Не бойтесь, вам здесь ничего не угрожает.

– А что случилось? – спросил он, потом, видимо, вспомнил и добавил. – Были взрыв, пожар? Покушение?

– Точно, – подтвердил я, – но теперь вы в безопасности.

– А где мои люди? – продолжил он возвращаться к активной жизни.

– Не знаю, – уклонился я от прямого ответа, – я никого не видел. Вас пришлось привезти сюда, потому что возле бара была перестрелка.

– А на кого покушались? – задал он новый вопрос. – На вас, или на меня?

– Думаю, что на вас, меня просто не могли так быстро вычислить. Тем более, что других врагов, кроме вашего ведомства, у меня сейчас нет.

Генерал надолго задумался, потом озабочено спросил:

– Вы думаете, это «Зет»?

– Ничего я не думаю. Мы с вами сидели и разговаривали, я заметил, что куда-то ушли бармен с официанткой. Это мне показалось подозрительным. Тогда-то я вас увел в подсобное помещение.

– Это я помню, – подтвердил Перебатько.

Дальше я рассказывал намерено кратко, что бы не вызывать дополнительные вопросы:

– Только мы туда вошли, в баре что-то взорвалось. Мы с вами пробрались к выходу и возле дверей, вы сказали, что нас могут расстрелять. После этого потеряли сознание. Когда начался пожар, чтобы не сгореть заживо, пришлось рискнуть и выйти наружу. Там нас подобрала моя знакомая и на своей машине привезла нас сюда.

Генерал долго молчал; осмысливая услышанное. Потом, спросил;

– Со мной были двое охранников, вы не знаете, что с ними случилось?

– Скорее всего, погибли. Перед тем как я вас вытащил из бара, на улице была перестрелка. Моя знакомая все видела издалека и ничего толком не поняла. Падали какие-то люди, потом их увезли на машине.

И тогда генерал задал странный вопрос, которого я от него никак не ожидал услышать:

– Тогда что же мне теперь делать?