– Может быть, заедем в здешнее поместье? – предложила Маша.
– Ты знаешь местных помещиков? – спросил я.
– Я даже не знаю, где мы находимся, но ведь здесь должно быть какое-нибудь поместье, – ответила княжна и добавила, не меняя голоса. – Смотри, нас кто-то догоняет.
Я обернулся. Из рощи, которую мы только что миновали, галопом выезжало несколько всадников. Мне это явление не понравилось, я попросил княжну пригнуться, чтобы ее не было видно из-за верха кибитки, а сам приготовил пистолет.
– Ты думаешь, они за нами? – спросила девушка. Вопрос был хороший! Куда еще могут скакать галопом десяток всадников ночью по скользкой дороге!?
– Посмотрим, – сквозь зубы пробормотал я, лихорадочно думая, что предпринять.
У меня с собой на козлах был только один пистолет и сабля, сущая ерунда, учитывая количество преследователей. Кавалькада быстро нас нагоняла. Я попробовал вожжами взбодрить коней, они чуть прибавили в беге, но не так, чтоб можно уйти от верховых.
– Догоняют? – спросила Мария.
Она спустилась вниз козел, так что теперь ее заметить можно было только сбоку, но и сама она ничего не видела.
– Догоняют, – ответил я, пытаясь рассмотреть, что это за люди.
Несмотря на чистое небо и почти полную луну, подробности я рассмотреть не мог, даже то, чем они вооружены. Всадники прижимались к лошадиным шеям и видны были только из шапки.
– Неужели это папенька послал за нами людей! – сердито сказала девушка.
Я подумал, что это был бы для княжны самый лучший вариант, но ничего по этому поводу сказать не успел, кавалькада нас нагнала. Скакали они по двое в ряд, так что начали нас обходить по обоим бокам. Я увидел лицо первого, догнавшего кибитку, молодого человека в крестьянской шапке. Левой рукой он держал поводья лошади, а в опущенной правой, был пистолет. Когда голова первой лошади поравнялась с козлами, и всадник оказался напротив окна кибитки, он выстрелил внутрь и сразу же съехал с дороги, освобождая место следующему.
Я хотел его застрелить, но не успел, нас догнал второй всадник и тоже разрядил пистолет в пустую кибитку. Вслед за ними затрещали следующие выстрелы. Наших лошадей напугала стрельба, и они рванули вперед. Пришлось вцепиться в вожжи обеими руками. Я элементарно не понимал, что происходит. Преследователи почему-то стреляли не в меня, а в экипаж.
Вдруг все стихло. Я оглянулся через плечо. Кавалькада, отстрелявшись, развернулась назад и неспешно удалялась. Мы уже приближались к центру села, и дорога пошла на крутой подъем к храму. Это немного сбило лошадей с дыхания, они пошли тише и начали слушаться вожжей. Остановил я их почти возле церкви.
Стрельба разбудила все село. Собаки надрывались в подворьях и со всех сторон к церкви сбегались полуодетые люди. Позже выяснилось, что никаких французов местные жители в глаза не видели, о войне только слышали и торопились не пропустить редкое зрелище.
Вышел и батюшка в рясе надетой прямо поверх ночной рубашки и опорках на босу ногу. Вокруг нас быстро собралась толпа. Мне пока было не до разговоров и объяснений, я рассматривал расстрелянную кибитку. Изрешетили ее так, как будто стреляли из автомата, причем явно целились в седоков. Маша молча стояла рядом, переживая случившееся. Спросить меня она ни о чем не могла, мешали зрители, хмурилась, и ковыряла пальцем пулевые отверстия.
У меня уже появилась версия произошедшего, как казалось наиболее логичная. У нападавших был приказ убить только пассажиров и не трогать кучера. То, что княжне приспичило прокатиться на воздухе, спасло ей жизнь.
Когда крестьяне осмотрели расстрелянный экипаж, внимание переключилось на пассажиров и священник, как самый авторитетный здесь человек, спросил, кто мы такие и что собственно произошло. Пришлось сходу придумывать правдоподобную историю. Я назвался управляющим курского помещика, а Машу представил как своего племянника, благо под ее романтической одеждой определить пол было невозможно. Объяснил, что мы ездил по торговым делам, в дороге у нас заболел и умер кучер, потому мы с племянником были вынуждены сами править лошадьми. При въезде в деревню на нас напали разбойники, и нам с трудом удалось от них ускакать.
Рассказ получился вполне правдоподобным, и ни у кого не возникло сомнений в моей искренности. Раздетые люди начали мерзнуть на ночном ветерке, никаких интересных событий не происходило, и любопытные начали расходиться. Батюшка тоже было, попрощался и собрался вернуться дом, но христианское милосердие вовремя постучалось в его сердце и как добрый самаритянин, он предложил нам ночлег.
Я, само собой, тут же с благодарностью согласился и, взяв лошадей под уздцы, повел на поповский двор. Они уже совсем успокоились, не в пример Маше, которая как только мы остались вдвоем, набросилась на меня с упреками:
– Что ты еще выдумал, какой я тебе племянник, как я теперь смогу раздеться, у меня под плащом платье!
– Откуда я знал, во что ты одета, – огрызнулся я. – Мне что нужно было сказать попу, что ты княжна в мужской шляпе или карбонарий? Просто скажешь, что не можешь раздеваться.
– А как я буду ходить в доме с покрытой головой?!
– Тогда давай откажемся здесь ночевать! Нужно было одеваться по-человечески, тогда бы и не было никаких вопросов! – попытался я как-то решить проблему. – Поехали дальше!
– Никуда я ночью не поеду, ты, что не понял, меня пытались убить! Не иначе братец постарался! К тому же я на ходу засыпаю! – продолжала сердиться княжна.
– А я еще и есть хочу, у меня со вчерашнего утра крошки во рту не было. Давай как-то приспосабливаться, в дороге еще и не то может случиться.
Я передал лошадей и экипаж заботам поповского работника. Он недовольный тем, что его побеспокоили, ворча под нос, повел их на конюшню, а мы направились в дом священника.
Жил батюшка в большой крестьянской избе пятистенке в спартанской простоте. Никаких новомодных мебелей у него не было, спали домочадцы на лавках и полатях, ели за одним большим столом. Кроме людей в избе содержалось пара телят, так что и запах здесь был соответствующий.
Попадья, кряхтя и что-то шепча, я надеялся, что не проклятия, а молитвы, запалила дешевую сальную свечу и, не скрывая звучных зевков, предложила нам ужин. Я поблагодарил и отказался. Разводиться с едой явно не стоило, и так наше присутствие было в тягость.
– Места у нас мало, самим спать негде, батюшке что, назовет людей, а как спать уложить все на мне, – бормотала попадья, шлепая босыми ногами по полу. – Вам где стелить? – спросила она, почесывая под посконной рубахой поясницу. – Клопы, проклятые заели, спасу от них нет!
– Не знаю, где вам удобно, – ответил я, уже жалея, что не попросился ночевать у кого-нибудь из крестьян.
– Так, где ж удобно-то, – сердито, сказала она, – на печи дети спят, на полатях мы с батюшкой, на лавке работник. Разве что с парнишкой на полу ляжете?
– Я на пол не лягу! – прошептала мне на ухо княжна.
Попадья услышала и предложила:
– Разве что в холодной горнице вас положить? Там и клопов нет.
– Там совсем не топлено? – осторожно спросил я.
– Кто ж зимой горницу топит? – удивилась она. – Чай дрова сами в огороде не растут, их в лесу рубить надо. Может и правда там студено спать будет. В баню пойти спать не хотите? Там полки есть, и мы сегодня днем мылись, наверное, еще не выстыло?
– Хочу в баню! – обрадовалась Маша.
– Так и идите, Прошка вас и проводит. Слышь, Прошка, сведи гостей в баню, пусть там спят, – сказала она в этот момент вернувшемуся в избу работнику.
– Чего как чуть что, так сразу Прошка? Я и так за день наломался! Ни днем, ни ночью покоя нет! – возмутился парень. – Сами бока пролеживаете, а работать за всех Прошка!
– Отрок, не кощунствуй! – подал с полатей голос батюшка. – Человек рожден, в поте лица добывать хлеб свой! А ты, жена, да убоишься мужа своего! – нравоучительно добавил он, обращаясь к супруге.
Матушка распрямилась, открыла, было, рот, сказать батюшке кто он такой, но, постеснявшись чужих людей, просто плюнула на пол.
Опасаясь, что дебаты на этом не кончатся, я пообещал работнику мзду за оказываемое содействие, и мы покинули душную избу.
– Они что так бедны? Какие чудные люди, – сказала княжна, как только мы вышли наружу.
– Э, добрый человек, – вмешался в разговор Прошка, – кабы чудные! Скопидомы они, прости меня Господи! Мне третий год, что договорено не платят. Все грошик к грошику в горшок прячут. Матушка каждый кусок во рту считает. Попал я к ним, как кур в ощип. Рассчитали бы меня, так дня здесь не остался.
У работника, видимо, так накипело на сердце, что всю дорогу до бани, он последними словами поносил хозяев. Мне уже приходилось встречать не менее прижимистых людей, а княжна только училась жизни и приняла рассказ Прошки так близко к сердцу, что наградила его серебряным рублем. Парень от такой щедрости так расчувствовался, что пообещал задать нашим лошадям отборного ячменя.
– Баня-то у нас ничего, – сказал он, когда мы впотьмах вошли во влажное тепло невысокой избушки. – Я вам сейчас лучинку запалю, да тулуп принесу укрыться, а то к утру тепло выстудит. Устраивайтесь люди добрые, хороших вам сновидений.
Пока он разгребал угли, мы присели на лавку. Не знаю почему, но между нами с Машей сразу же возникло напряжение. Впрочем, может быть, мне это только показалось.
Глава 7
Остаток ночи прошел спокойно. Когда мы остались вдвоем, я почувствовал, как княжна напряжена, вполне ясно понимал причину ее волнения и постарался не давать ей никаких поводов для сомнений в своем «джентльменстве».
– Я не буду раздеваться, – сразу же заявила Маша, когда Прошка принес старый овечий тулуп и ушел.
– Хорошо, – согласно кивнул я, – стели здесь на лавке и ложись. Постарайся сразу заснуть. Нам нужно будет выехать как можно раньше.
– А ты где ляжешь, – спросила она, ожидая нескромного предложения, лечь вместе.
– Я? В парной на полке. Если хочешь, ложись там, тогда я буду спать здесь, в предбаннике, – ответил я, принципиально, не замечая ее волнения. – Там теплее, но мало воздуха, тебе, пожалуй, будет лучше здесь.
– А мне не будет страшно? – задала она вполне прогнозируемый вопрос.
– Здесь тебе нечего бояться, – успокоил я, расстилая тулуп. – Закроем дверь на засов и сюда никто не сможет войти.
На этом наши интимные отношения кончились. Я, предоставив ей самой укладываться, оставил догорать лучину и ушел в парную. Там действительно было душно, но выбора не было, и я сразу растянулся на полке. Я много проспал днем, потому долго не мог заснуть, обдумывал создавшуюся ситуацию. Все складывалось весьма странно, и пока даже примерно нельзя было прогнозировать ближайшее будущее.
Мне было понятно, что княжне возвращаться домой нельзя ни в коем случае. Ее брат не зря мне сказал, что она должна умереть и предпринял для этого уже две довольно успешные попытки. Я не очень верил в его способности к массовому гипнозу, хотя и был свидетелем и участником общей паники в имении. Другого разумного объяснения, чем гипноз, своего беспричинного страха и внезапного бегства крестьян от скотного двора я придумать не смог.
Я решил, что для нас, самым простым будет затеряться в массах людей поднятых с насиженных мест войной, сделать выдержку, а потом подготовиться и действовать по обстоятельствам. Сон все не приходил. Лавка подо мной казалось жесткой, ноги упирались в стену, дышать было нечем, и я не выдержал, решил выйти на свежий воздух.
Стараясь не скрипеть половицами, я тихо пробрался в предбанник. Там оказалось чуть светлее, чем в парной, отражаясь от снега, в окно попадал слабый лунный отсвет. Княжна тихо спала на лавке, закутавшись в бараний тулуп. Я прокрался к выходу, нащупал стальной засов и совсем, было, собрался его отодвинуть, как услышал снаружи какой-то подозрительный шорох.
После недавнего нападения нервы были напряжены, и я сразу же схватился за саблю. Однако непонятный звук не повторился, и я решил, что мне просто показалось. Засов был не смазан, дверь разбухла от влаги и когда я его начал отодвигать, он заскрипел.
– Не открывай дверь, – тихо приказали снаружи.
От неожиданности я вздрогнул и задвинул засов до предела и севшим голосом прошептал:
– Кто там?
– Это я, – ответил тот же человек, – в смысле, я это ты.
У меня слегка поехала крыша. Голос был незнакомый, но интонации очень напоминали мою собственную манеру говорить.
– Интересно, – сказал я, – почему тогда я тебя не узнаю по голосу?
– Идиот, потому что никогда не слышишь себя со стороны! Кончай придуриваться!
Вот это уже было больше похоже на мою манеру изъясняться. Однако я еще сомневался.
– А как ты меня сумел здесь найти?
– Ты что шутишь? Я, то есть ты, в смысле мы, я, слушай, ты меня совсем запутал! Раз ты сейчас в этой чертовой бане, то значит, я тоже в ней был! Я тебя тут караулю целую неделю!
Я подумал и нашел в его словах противоречие:
– Если ты знаешь, когда я здесь буду, зачем так долго ждешь?
– Балда, затем чтобы не пропустить! А если бы меня по пути задержали?!
– Ладно, согласен, – сказал я, не очень обидевшись на грубый эпитет, – тогда почему ты не разрешаешь мне выйти?
– Потому! Откуда мне знать, что случится, если мы встретимся? А если взорвемся или разлетимся на атомы? Я и так пошел на слишком большой риск, у меня против тебя защита, как на атомной электростанции.
– Ну, ты даешь, – сказал я, – тоже мне, физик теоретик! Хоть взглянуть, что ты придумал, можно?
– Ты еще попроси показать, как выглядишь со стороны!
– Хорошо, уговорил, – согласился я. – А что, собственно, случилось?
– Для нас ничего хорошего, – мрачно сообщило «альтер эго», – этот гребанный Урусов оказался гением, который совместился со злодейством. Александр Сергеевич оказался большим оптимистом.
– Что Пушкин говорил, о гении и злодействе, я и без тебя знаю, давай про князя, – прервал я сам себя.
– Он маньяк! – сообщил голос из-за дверей.
– В курсе, – подтвердил я из бани.
– И каким-то образом может превращать людей черте во что, – продолжил я снаружи.
– Так с возницей все было на самом деле?
– Не знаю. Знаю другое, теперь он возьмется за вас с Машей.
– Вот гад! Просто какой-то братец Иванушка с сестрицей Аленушкой! И чего ему нужно?
– Псих, хочет стать властелином мира, а Маша ему почему-то мешает! Причем это вполне серьезно. Ну, а мы попались на пути, и он ни перед чем не остановится.
– Он мне уже хвастался, – подтвердил я.
– Помню, когда мы гуляли в парке. Тогда я, в смысле мы, ему не поверили.
Мы оба замолчали.
– Думаешь, это серьезно?
– Более чем. Он может внушить людям что захочет, и они превращаются в зомби. Выполняют любые его приказания. Сегодня нас, то есть вас, обстреляли по его приказу. Хорошо еще, что он приказал своим зомби только убить тех, кто сидит в кибитке, и забыл о кучере. Поэтому мы и спаслись.
– И что нам теперь делать? – спросил я.
– За этим я и пришел, знаешь, как было сложно вернуться из Троицка и потом добраться сюда?! Кругом черте что делается, французы бродят толпами грабят местных жителей, то их ловят партизаны и тоже грабят. Не война, а сплошной бардак!
– Представляю!
– Теперь, слушай и запоминай. Маша, ты тоже иди сюда, все равно ведь не спишь, а подслушиваешь.
– Неправда, я сплю, – откликнулась княжна, – вернее, только сейчас проснулась. А почему ты сам с собой разговариваешь?
– Ладно, подойди, – сказал я, тот, который находился внутри бани, – это тебя касается в первую очередь.
Девушка встала и неслышно подошла, я услышал рядом ее легкое дыхание.
– Теперь слушайте, – сказал голос снаружи. – Как только начнет рассветать, собирайтесь и уходите в лес.
– А зачем?.. – начала спрашивать княжна, но мы в один голос, велели ей замолчать.
– Я тебе потом все объясню, – сказали мы на два голоса, она ойкнула и замолчала.
– Пойдете строго на восток, – заговорил мой наружный голос, – я вам тут, на перилах оставляю компас. Еще будете ориентироваться по зарубкам на деревьях. Я насек топором стрелки. Главное не проспите, ненадолго утром пойдет снег и заметет ваши следы. По насечкам найдете избушку лесника. Я там приготовил много провизии, вам ее хватит, можете не экономить. Деньги и порох с пулями спрятаны на застрехе. Все запомнил? Повтори!
– Да иди ты, – возмутился я. – Ну и что мы будем делать в лесу?
– Ждать пока князь Иван вас не найдет и попытается трансформировать, в смысле во что-нибудь превратить. Тогда Маша его убьет.
– Я убью? – испугалась девушка.
– Ты, – сказал я будущий, кроме тебя с ним никто не сможет справиться. Только тебе для этого, – голос за дверями замялся, потом смущенно кашлянул и замолчал.
– И что мне для этого нужно сделать? – тихо спросила княжна.
За дверями долго молчали, я даже начал опасаться, что мы ничего больше не услышим. Наконец что-то все-таки получилось.
– Тебе, Маша, придется прервать родственную связь с братом. Понимаешь, женщина, когда выходит замуж, и вступает в новые, как бы это сказать, отношения, связи…
– Ясно, – сказал я, – я тебя понял, как-нибудь ради такого святого дела…
– А я не поняла, – призналась княжна. – Как это прервать родственную связь? Отречься от брата? Так я и так давно от Ивана отреклась.
– Не только отречься, – сказали мы, смутились, и замолчали.
Маша больше ничего не спросила.
– Ладно, надеюсь, вы все правильно поняли, – сказал голос, – я вам завидую. У вас все в будущем, а у меня, увы, в прошлом.
– Будет тебе прибедняться, – не выдержав его ханжеской кротости, сказал я, а княжна, как прежде, молчала.
– Когда разберетесь с Иваном… – продолжил он.
– Что сделаем с Иваном? – не поняла девушка.
– Покончим, – опять в один голос объяснили мы.
– Все рассказать не могу, уже не остается времени. Из леса вы попадете в Троицк, – сказал уже только он. – Там, все поймете на месте.
– Камень, надеюсь, работает? – спросил я, имея в виду «генератор времени» в старинной усадьбе под городом Троицком, замаскированным под могильную плиту. Садясь на этот камень, можно было перемещаться во времени.
– О нем даже не думай, он перемещает только вперед, в будущее.
– Тогда как я попаду в прошлое?
– Это не твоя забота, – торопливо сказал он, словно, куда-то в сторону, – пока вы болтали, вышло время, мне нужно уходить.
– Погоди, расскажи толком, что нам делать дальше?
– Может быть, тебе еще подробную инструкцию написать, – торопливо пробормотал он, – по инструкции неинтересно жить. Все, исчезаю, и пусть Маша не перебарщивает с левитацией.
– С чем? С какой еще левитацией? – переспросил я, но ответа не услышал.
– Я не поняла, что он сказал, что такое леви?…
– Левитация, – машинально договорил я. – Это что-то вроде полетов во сне и наяву. Ты умеешь летать?
– Я? – испугано переспросила она. – С чего ты взял?!
– Ни с чего, это не я сказал.
– А как получилось, что ты сам с собой разговариваешь через дверь? – вдруг спросила она.
Я понял, что пришло время поговорить начистоту. Однако сначала я вышел из бани посмотреть, что испугало «гостя», и отчего он так неожиданно исчез.
Я огляделся.
Небо и звезды закрыли тучи, кажется и, правда, собирался идти снег. Кругом было тихо, не лаяли даже собаки. Я глубоко вдохнул морозный воздух, взял с перил массивный компас в медной оправе и вернулся к княжне.
– Кажется, все спокойно, – ответил я на ее невысказанный вопрос. – Сейчас разожгу лучину, и поговорим.
– Не нужно зажигать свет, – попросила она. – Давай посидим в темноте.
Я не стал спорить, ощупью нашел лавку и сел.
– Маша, я не совсем тот человек, за которого себя выдаю, – сообщил я.
– Знаю, – спокойно сказала она, – я давно догадалась. Откуда худородному дворянчику знать о карбонариях? Да и одежда у тебя необычная, не наша.
Замечание о худородности, мне не понравилось, хотя в сравнении с ее старинной фамилией и родословной это и соответствовало действительности.
– Ну и кто я, по-твоему, такой?
– Не знаю, но точно не русский.
Урусовой, как потомку Ордынского князя Едигея Мангита, любимого военноначальника Тамерлана, самое дело, было рассуждать о моих корнях.
– Не русский, почему ты как думаешь?
– Ты неправильно говоришь, многих твоих слов я никогда не слышала и не понимаю. Я заметила, что ты даже толком не знаешь французского языка.
– Это действительно убийственный довод, – согласился я. – Какой же русский без совершенного французского, это нонсенс.
– А. я что говорю! – обрадовалась она. – Разве можно так сказать: «убийственный довод», ты хоть сам себя понимаешь?
– Понимаю, и твои правнуки тоже будут меня понимать. Я, Маша, попал сюда из будущего. А человек, с которым мы разговаривали, тоже был я. Понимаешь, он еще раньше знал, что на нас нападут в этом селе, и что мы с тобой будем сегодня ночевать в этой бане. И специально пришел предупредить, как нам спастись от твоего брата.
Выдав весь этот бред, я замолчал, понимая, что сейчас так заморочу бедной девушке голову, что она вообще перестанет понимать на каком она свете. Однако Маша вдруг сказала:
– Это-то, положим, я поняла. Ты толком скажи, откуда ты взялся?
– Откуда? Говорю же – из будущего…
Девушка повернулась ко мне лицом. Я этого не мог видеть в темноте, но почему-то почувствовал.
– Далось тебе меня морочить! Сознался бы, откуда к нам приехал и все дела. Клянусь, я тебя никогда не выдам, ни под пыткой, ни на исповеди!
Я подумал, что она права, не стоит грузить ее тем, в чем и сам не очень разбираюсь, временными теориями. Однако сразу я не смог придумать за кого себя выдать. В голову пришли «папский легат», и «агент влияния», но я решил, не рисковать и выдал точное место своего рождения.
– Хорошо, только это между нами, я приехал с острова Мадагаскар.
– Ну, вот, так бы сразу и сказал, – почему-то успокоилась она. – И как у вас там?
– Сказочно! Кругом Индийский океан и сплошные малагасийцы. И еще у нас там живет райские птицы и лемуры!
– А зачем ты приехал сюда?
– Мне было предсказание поехать в далекую северную страну и встреть там прекрасную девушку.
– Правда? – тихо спросила она.
– Святая правда, а по пути я заехал в Италию и стал карбонарием.
– А почему ты в карете надо мной смеялся? – подозрительно, спросила она.
С «карбонарием» я, кажется, переборщил. Пришлось выкручиваться.
– Потому, что мы, карбонарии, совсем по-другому одеваемся. Почему у тебя на шляпе нет красной ленты? И где отделка на плаще? Какая ты после этого, – я замялся, не зная, какое у карбонария может быть женское окончание, и ляпнул первое, что пришло в голову, – каробонарка?
Довод был принят. Как всегда бывает, складная правдоподобная ложь оказывается убедительней правды. Мы посидели молча, потом девушка Маша убрала мою руку со своего колена и осторожно спросила:
– А что тот, что был за дверями, говорил, о родстве?
Я, честно говоря, и сам не очень понял, что имел в виду «гость», даже заподозрил его в лукавстве. Однако объяснил, как уразумел:
– Между близкими родственниками часто существует духовная связь. Они даже могут понимать друг друга без слов. Когда у тебя появятся другие близкие люди, более родные, чем кровная родня, тобой сложнее будет манипулировать. Прости, управлять.
Вопроса, что это за «близкие люди», я не дождался. Маша молча сидела рядом со мной и о чем-то думала. Я выглянул в банное окошко. Небо уже посветлело, и нам пора было выступать.
– Пошли, – сказал я, – скоро начнется снег.
Княжна сразу же встала и вышла наружу.
Я тоже поднялся и начал навьючивать на себя амуницию.
– Ты скоро? – позвала девушка. – Мне почему-то делается страшно.
– Уже иду, – заторопился я. – Похоже, твой брат где-то недалеко. Иди за мной и не отставай.
Мне и самому было не по себе. Не так страшно, как во время нашей первой встречи с князем Иваном, но в чем-то сопоставимо. Так, как будто за спиной появился опасный человек.
Я вышел наружу, раскрыл крышку компаса, с трудом разглядел стрелку, сориентировался, и пошел, как было сказано, точно на восток. Снег был еще не глубокий, сантиметров десяти, но ноги все равно вязли и двигались мы медленно. Маша начала отставать, я подождал ее и взял под руку. Она не противилась и послушно шла рядом.
– Наверное, ты прав, – сказала она, когда мы дошли до леса, – люди почему-то и без слов, чувствуют друг друга. А ты, когда все кончится, опять вернешься на свой остров?
– Вернусь, – сказал я, – мне иначе нельзя.
– Наверное, это и хорошо. Мне все равно никогда бы не разрешили выйти за тебя замуж. Родители меня любят, балуют, но мы с тобой не ровня.
– Это точно, – согласился я, – к тому же я женат.
– Ты мне не говорил. А где сейчас твоя жена?
– Не знаю, мы потеряли друг друга, – ответил я, осматривая деревья, в поисках обещанных зарубок. – Надеюсь скоро ее найти.
– Она кто?
– Ты хочешь сказать мадагаскарка? Нет, она русская женщина, – ответил я, наконец, увидев затесанный, как было оговорено, ствол сосны.
– Она, как и ты, худородная? – то ли пытливо, то ли ревниво, спросила Маша.
Далось же княжне мое незнатное происхождение! Нужно было, как минимум, прижать хвост ее княжеской спеси. Быть при ней мещанином во дворянстве мне никак не светило.
– Не совсем, ее прапрадедушкой был царь и великий князь Иоанн Алексеевич, старший брат императора Петра, – как о незначительной детали, сообщил я, – а дедушкой император Иоанн Антонович.
– А разве у императора Ивана VI были дети? – после долгого молчания, убитым голосом, спросила княжна.
– Дочь, – выдал я за истину, собственную рабочую гипотезу происхождения своей жены. – Мать моей супруги.
Ход оказался правильным, больше о древнем княжеском роде Урусовых и о моем скромном происхождении разговоров у нас не возникало.
Глава 8
Добраться до избушки лесника оказалось непросто. Я все время сверялся с компасом и искал зарубки на деревьях, а это занимало много времени. Скоро нас начал донимать голод. Маша не жаловалась, держалась мужественно и старалась не отставать. Без привычки к пешей ходьбе, она заметно устала, но княжеская гордость не позволяла ей жаловаться. Я старался ей помочь, «придерживал под локоток», но лес был тяжелый, нечищенный, завален павшими деревьями, и идти было трудно.
Отдыхать толком не получалось. После утреннего снегопада, небо разъяснилось и заметно похолодало. Как только мы останавливались, княжна сразу начинала мерзнуть, от холода ее не спасал даже роскошный черный плащ. Отдать ей свою куртку я не мог, у меня под ней было только белье. Зато с больным сердцем у нее проблем не было никаких. Как будто не она вчера умирала от сердечной недостаточности. Оставалось в причине ее болезни винить любезного братца. Каким бы хорошим экстрасенсом я ни был, справиться за два сеанса с врожденным пороком сердца, для меня было совершенно нереально.
Однако она измучилась просто физически. Я попробовал развлечь ее разговорами, но она не слушала, рассеяно улыбалась и с недюжинным упорством, преодолевала себя. Только один раз, уже в самом конце пути, княжна спросила:
– Как ты думаешь, мы когда-нибудь дойдем или замерзнем в лесу?
Я бодро пообещал, что нам осталось всего ничего и действительно, спустя четверть часа мы наткнулись на лесную избушку. Она была невелика, три на три метра. Мы вошли и осмотрелись. Здесь был примитивный стол, из коряво тесанных плах, высокие полати и, что самое ценное, печурка с трубой.
– Ну вот, и добрались, – констатировал я очевидное, сбросил амуницию и сразу же занялся топкой.
К нашему приходу все было готово, в печурке лежали сухие дрова, запас бересты и щепки, осталось только поблагодарить самого себя за предусмотрительность, добыть огонь и разжечь печь.
– Ты полежи, отдохни, – предложил я девушке, занимаясь огнивом.
Не знаю, по какой причине, возможно из простого упрямства, Маша отрицательно покачала головой и вместо отдыха начала рассматривать здешнее хозяйство. Я высек из кремня искры, раздул трут и когда он начал тлеть, зажег бересту. Удовольствие это заняло пару минут, после чего в печурке вспыхнул живой огонь. Теперь и я мог оценить как «альтер эго» подготовил нас с княжной к жизни в лесу.
Мне, вернее, ему, это удалось. Кроме запаса продуктов и напитков, восковых свечей, одежды, тут еще оказались и всякие бытовые приспособления, включая пару луженых кастрюль, столовую посуду и даже большой медный таз. Как все это я протащил в такую глухомань, я не очень представлял. Не иначе вьюком на лошадях.
– Нам долго придется здесь жить? – оглядев все это великолепие, спросила княжна.
– Не знаю, – ответил я, подкладывав в печурку дрова. – Думаю, не один день.
Маша внимательно на меня посмотрела, поджала губки и промолчала. Мне показалось, что у нас начинает складываться почти революционная ситуация, когда низы еще не могут, а верхи не очень хотят. На голодный желудок, после бессонной ночи и при реальной физической усталости только совсем невинная девушка может посчитать, что на нее собираются наброситься, для удовлетворения низменной похоти.
Наш случай напомнил мне диалог в переполненном автобусе. Пьяный мужичек во время поездки все время наваливается на стоящую рядом женщину. Ей это надоело, и она возмущенно воскликнула:
– Ты на меня еще ляг!
На что он ответил с уничижительным достоинством:
– Ишь, размечталась!
Не знаю, о чем мечтала княжна, я же только поесть и лечь спать. Все что нужно для жизнедеятельности здесь присутствовало, даже в комнатке начал слегка прогреваться воздух, и вполне можно было позволить себе по-человечески отдохнуть.