– Ну, этого я не знаю, не подсчитывал. Только думаю, достаточно. Иначе на свете жить было бы нельзя.

– Блажен, кто верует, – посмотрев на меня совсем по-другому, чем раньше, усмехнулся Иван. – Только я что-то таких хороших не встречал.

– Ладно, может ты и прав, все равно мы с тобой человечество не исправим, самим бы людьми остаться. Давай думать, что нам делать дальше.

– А что здесь особенно думать. Как совсем стемнеет, поедем в Сосновку, остановимся у старосты. Я с ним познакомился, он нас на постой пустит. После полуночи пойдете с той Марьей к избе, в которой ее брат живет, она взлетит и бросит в печную трубу бомбу. Дождемся, как изба повалится и сгорит, а потом отправимся в Троицк.

– Что-то у тебя все слишком просто получается. Тот человек, Марьин брат, может слишком многое, если он нас почует, то загипнотизирует, – я увидел, что Иван этого слова не понял, объяснил по-другому. – Он наведет на нас порчу и заставит убить друг друга.

– Ты мне это уже говорил. Для того-то и нужна княжна Марья. Она одна сможет с ним совладать.

– Понятно, я тоже так думал.

– Ну, да, ты сам мне об этом и говорил, – опять он начал путаться с моим раздвоением. – Да, не бойся, ты сам сказал, что все получится.

– Дай то Бог, ты пока посиди один, а я схожу к княжне.

– А та портниха с нами поедет? – остановил он меня вопросом в дверях.

– Люба? Вот черт, – ругнулся я, вспомнив свое обещание вывезти девушку из имения. – Я обещал взять ее с собой, но думаю, в таком деле она будет лишней.

– Ну, почему же? – невинно удивился Иван. – Ты сам сказал…

– Потом расскажешь, что я тебе еще наговорил, – не стал слушать я, и пошел к княжне Марье.

Она была одна, сидела в кресле и о чем-то думала.

Я вошел и сказал, что нам нужно поговорить. Она на меня, мягко говоря, не отреагировала и только после повторного обращения, повернулась.

– Да, конечно, – сказала Маша, загадочно улыбаясь. – Садитесь, Алексей Григорьевич.

Мы были одни, и такая официальная форма обращения могла говорить только о том, что княжна не хочет вспоминать нашу былую близость. В этом я был с ней солидарен, теперь, когда стала реальной встреча с женой, мне тоже хотелось забыть о некоторых эпизодах своей биографии.

– Ко мне приехал человек, – сказал я, садясь напротив нее, – сегодня мы будем кончать с твоим братом.

– Уже сегодня? – рассеяно переспросила она. – Что же, значит, так тому и быть. Бог вам в помощь.

– Нам, – поправил я, – ты в этом тоже будешь участвовать. – Мы скоро отсюда уезжаем.

– Я? Почему я? Мне и здесь хорошо.

Я удивленно на нее посмотрел. Что-то в ее лице было необычное. Княжна выглядела блаженно равнодушной и какой-то расслабленной. Было, похоже, что она опять попала под гипнотическое воздействие.

– Ты не хочешь уезжать отсюда или тебе жалко брата? – спросил я.

– Не знаю, мне здесь так хорошо, что я, – она задумалась, видимо, не зная как объяснить свое состояние, и построила фразу по-другому. – Зачем куда-то ехать и так все наладится.

– Не уверен, – сказал я, встал и запер входную дверь на задвижку.

– Что вы собираетесь делать? – тревожно спросила она.

– Лечить тебя, чтобы пришла в себя. Похоже, что брат опять наслал на тебя свои чары, – ответил я, взял ее за руку и повел к постели.

– Как лечить, как раньше? – равнодушно, поинтересовалась она.

– Да, другого выхода нет. Главное дело должна совершить ты.

– Но я люблю не вас, а другого человека, – сказала Маша, вяло пытаясь меня оттолкнуть.

– Я тоже, люблю другую женщину, – сообщил я, укладывая ее на кровать, – но, кажется у нас с тобой, нет другого выхода.

– А если Петя узнает? – все в той же сонной манере, спросила она, потом заинтересовалась. – А мне будет приятно?

– Может быть, – безо всякой уверенности пообещал я. – Закрой глаза и ни о чем не думай.

– Хорошо, – согласилась Маша и закрыла глаза.

То, что мы с ней делали в следующие пятнадцать минут, было не более чем рутинное выполнение определенных обязанностей.

Однако результат превзошел все мои ожидания. Княжна пришла в себя и страшно разозлилась. Причем не на меня, меня она даже поцеловала в щеку. Разозлилась она на князя Ивана. Она яростно носилась по комнате и проклинала брата:

– Это он специально подстроил! Чувствует, что я перестаю ему подчиняться! Что ты говорил, я должна сделать?!

Я опять рассказал в подробностях, то, что нам предстоит совершить этой ночью.

– Бросить бомбу? – переспросила она. – А что это такое?

Блаженны времена, в которые люди даже не знали, что такое бомба!

– Просто подлететь и опустить в трубу? – уточнила она.

– Да, – подтвердил я.

– А если меня кто-нибудь увидит?

– Мы это сделаем ночью, и кроме меня там никого не будет, – успокоил я девушку.

– Хорошо, когда мы едем? – тотчас загорелась она. – Я ему устрою, будет знать!

– Скоро, часа через два. Прощайся со своим поклонником, а я скажу Любе, чтобы она собиралась.

– Какой еще Любе? – удивилась она. – Ни о какой Любе ты не говорил!

– Я обещал дворовой девушке, ну, той о которой хлопотал перед Екатериной Романовной, взять ее с нами. Да ты ее видела, она такая, – я неопределенно провел рукой в воздухе.

– Понятно, – язвительно, усмехнулась княжна, – вот о ком ты говоришь! Никак я от тебя не ожидала, что после меня ты польстишься на грубую мужичку!

– Не придумывай, пожалуйста. Эта Люба портниха, она получила у Кологривовой вольную и боится, что ее отберут назад…

– Ты мне сам только что сказал, что любишь другую женщину! – возмутилась Маша. – А теперь начинаешь врать и выкручиваться!

– Правильно, я тебе сказал, что люблю свою жену, и тот человек, что ко мне приехал, сообщил мне, что она нашлась. Только и всего.

– Нет, ни о какой дворовой девке не может быть и речи! Выбирай, или она или я!

Я никак не думал, что камнем преткновения, может стать портниха, и предложил княжне самой с ней переговорить.

– Договорись с ней, чтобы она тебе помогала. В конце концов, я не смогу все время тебя одевать и раздевать! Это могут неправильно понять. Тот же Кологривов…, – добавил я убийственный с моей точки зрения аргумент.

Маша после взрыва эмоций, вняла увещеваниям и велела мне прислать к ней Любу. Я облегченно вздохнул и пошел уговаривать следующую упрямицу. Девушка сидела в девичьей в окружении подруг и что-то им заливала, скорее всего, хвасталась. Увидев меня, что-то негромко сказала, и подруги послушно ушли за печь. Мы остались вдвоем.

– Мне нужно с тобой поговорить, – незаметно вздохнув, сказал я. – Я сегодня уезжаю, но со мной еще поедет княжна Марья.

– Княжна поедет с тобой? – воскликнула портниха, и все повторилось в зеркальном отражении.

– Неужели тебе нравится эта ряженная кукла? – презрительно спросила девушка. – Я была о тебе лучшего мнения!

– Причем здесь, нравится – не нравится! У нас с ней общие дела и она поедет в любом случае. А вот тебе бы я посоветовал подумать ехать с нами или нет. Наше путешествие может оказаться опасным.

– Понятно! – обижено сказала она. – Сначала ты меня хитростью завлек, потом пообещал взять с собой, а как только добился своего, сразу в кусты!

Все было совершенно не так и, думаю, она это сама понимала, но не сказать не смогла.

– Я думаю, не о себе, а о тебе! – твердо сказал я.

– Кукла поедет в любом случае?

– В любом!

– Тогда и я с вами поеду, ей назло! Когда выезжаем?

Я сказал, к какому времени ей приготовиться и вышел из девичьей, сопровождаемый такими любопытными взглядами, что они даже жгли спину.

Теперь оставалось уговорить только влюбленного Кологривова. Он был, пока слишком слаб, для ратных подвигов и брать его с нами я не хотел ни в коем случае. Конечно, Петруша взвился и начал доказывать, что мы без него не обойдемся. На него пришлось давить долгом перед любезным отечеством.

Короче говоря, все кончилось благополучно и после долгих прощаний, мы наконец выехали. До Сосновки, по словам Ивана, было совсем недалеко, верст пять. По хорошему снежному накату, полчаса езды. Хлопоты, переговоры и споры, помогли мне отвлечься от предстоящей опасности. Врать не буду, я этого князя Урусова боялся примерно так же, как люди боятся радиации. Вроде бы ничего не видно, но все время чувствуешь, смертельную опасность.

В кибитке вполне могло поместиться четверо пассажиров, так что мы втроем особо не теснились. Девушки, вопреки моим опасениям, быстро поладили и говорили на самую важную женскую тему, о модах и нарядах. Я пристроился на переднем сидении. Закрыл глаза и думал о предстоящей встрече с женой.

Потерял я ее по своему биологическому времени год назад, а по «местному» все тринадцать. Получалось, что теперь мы с ней стали ровесниками. Я даже не мог представить, какой она теперь стала. А то, что Аля сильно изменилась, можно было не сомневаться. Ей, как я догадывался, досталось от жизни не меньше чем мне, а возможно и больше.

После того как мы с ней обвенчались, нам не удалось вместе прожить и месяца. По непонятной в первый момент причине, ее по приказу императора Павла арестовали и увезли из имения, где мы тогда гостили, в Санкт-Петербург. Я попытался узнать у влиятельных и осведомленных людей, как простая крестьянская девушка могла так разгневать царя. В конце концов, мне удалось построить завиральную гипотезу, что она чуть ли не претендентка на Русский престол.

У Пера Великого был старший брат Иван, с которым они считались соправителями. В отличие от первого Российского императора, его брат, Иван Алексеевич к власти не рвался. Когда же оба они умерли, к царской власти попеременно приходили их потомки. Один из них, внук Ивана и сын племянницы императрицы Анны Иоанновны, принцессы Маклебургской Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейг-Люнебургского Антона-Ульриха, манифестом Анны Иоанновны, объявлен был наследником престола. Родился Иван Антонович 12 августа 1740 года, 17 октября того же года был провозглашен императором. Но уже 25 декабря 1741 года, его мать с мужем и детьми, в том числе и с императором Иоанном, были арестованы Елизаветой Петровной. Последняя, совершив государственный переворот, была провозглашена императрицей.

Младенца императора посадили в Шлиссельбургскую крепость, и он прожил в ней под строгим надзором до самой своей гибели. По слухам, у него вроде бы был роман с дочерью коменданта, говорили, что их даже тайно поженили. И вот кто-то пустил байку, что моя жена внучка узника-императора.

Сколько в этом было правды, сколько вымысла, выяснить мне не удалось. Однако эти разговоры дошли до Павла Петровича. А так как вопросы престолонаследия, всегда заботили и заботят правителей, значительно больше благополучия своих народов, император приказал арестовать «претендентку» и провести тщательное следствие.

Помочь в такой ситуации жене я не мог. Любая попытка ее освободить, могла окончиться для нас обоих плачевно. Меду тем, пристрастное следствие не подтвердило ее притязаний на Российскую корону. Тогда вместо того, чтобы по вековой традиции, неугодную персону по-тихому удавить, Алю просто отправили в монастырь в город Шую, правда со строгим предписанием, в случае попытки побега, убить. Мы там с ней увиделись в последний раз. По совету игуменьи монастыря, я на время устранился, чтобы не подставить любимую.

Потом уже иные обстоятельства вмешались в нашу судьбу. Мне пришлось спаться от недругов и начать длительное странствие по времени. Пока я жил в девятнадцатом и двадцатом веках, Аля каким-то образом смогла попасть в Москву, но мы с ней разминулись. Я вернулся в свое время спустя несколько дней после того, как она из него исчезла. И вот теперь нам, наконец, предстояло встретиться!

– Ты не хочешь послужить мне камеристкой? – громко, спросила княжна Марья, и я невольно отвлекся от воспоминаний.

Было, похоже, что мои недавние пассии, наконец, нашли точки соприкосновения и перестали враждовать.

– Я собираюсь поехать в Москве открыть там свою портняжную мастерскую, – независимо ответила Люба. – А быть в камеристках, какой мне прок, у вас, поди, и своей дворни хватает.

– Послужишь у меня, я тебя хорошо награжу, – продолжила княжна. – Тебе же нужны деньги на эту, как ее, мастерскую.

– Деньги всем нужны, – нравоучительно, сказал вольная крестьянка. – Если конечно цену справедливую положите, то почему и не послужить.

Слушать девичье щебетание мне было неинтересно, я опять закрыл глаза и попытался расслабиться. То, что мы собирались предпринять, было на грани фола. Любая случайность могла все обернуть против нас. Даже то, что я вроде бы остался в живых и даже заочно «руковожу» операцией не очень вдохновляло. Кто знает, сколько возможных вариантов реальностей развития событий существует на самом деле?!

– Алексей Григорьевич, – обратилась ко мне княжна, – вы, отчего такой скучный?

Я не придумал, что ответить и отшутился, что сам бы пошел к ней камердинером.

Похоже, шутка показалась двусмысленной, и Маша дала это понять, стукнув меня носком сапожка по голени. Я не успел отреагировать, как кибитка остановилась.

– Кажется, приехали, – объявил я барышням и быстро выбрался наружу.

Однако ничего похожего на деревню здесь не оказалось. Кругом было чистое снежное поле. Иван уже слез с козел и шел к лошадям.

– Что случилось? – окликнул я его, подумав, что возникли какие-нибудь проблемы со сбруей.

Он не ответил и начал разворачивать лошадей. Делать это на узкой дороге было неудобно, он сошел с проезжей части и тотчас провалился по пояс за наметенную снегом придорожную канаву.

– Иван, ты что делаешь? – спросил я, помогая ему выбраться на твердое место. – Мы заблудились?

– Уйди от меня! – с непонятной злобой воскликнул он, отталкивая мою руку. – Видеть тебя больше не хочу!

Я подумал, что недаром боялся предстоящей акции и, не надеясь на простое решения нашей проблемы. Похоже, опять начинались чудеса. Я отступил, понимая, что лучше солдата сейчас не раздражать.

– Хорошо, я ухожу, поступай, как хочешь, – примирительно, сказал я.

– Уж, конечно тебя не спрошу, – тем не менее, угрожающе сказал Иван и вытащил из-за голенища нож. – Попробуй только сунуться! Ты меня знаешь!

Я действительно его знал, и соваться под умелый удар ножа не собирался. Однако особых вариантов для решения вопроса у меня не было. Не убивать же было старого товарища!

– Иван, – попробовал я заговорить спокойно и доброжелательно, как разговаривают с душевнобольными, – ты же знаешь, я тебе друг. Убери, пожалуйста, нож. Мы же здесь не одни! Ты только напугаешь женщин.

Тут же оказалось, что они уже напугались или собираются это сделать. Пока мы разговаривали, обе красавицы вылезли из кибитки и теперь хотели принять участие в непонятном действии.

– Что случилось? – спросила княжна.

– Осторожнее, у него нож! – вторым голосом подхватила портниха.

Сказала она это совершенно зря, но так получилось, что своим возгласом помогла мне решить ситуацию. Ивана взволнованные женские голоса, похоже, отвлекли, и он резко повернулся лицом к новым противникам.

Как мне не было неприятно это делать, я бросился на него сзади и ударил кулаком по затылку. Такой коварный удар очень опасен, если перестараться, то можно запросто убить человека. Я постарался не перестараться.

Мой приятель, даже не вскрикнув, снопом повалился на дорогу. Я бросился на него, прижал его к снегу, и вывернул назад руку с ножом. Все случилось очень быстро, девушки даже не поняли, что произошло.

– Дайте чем-нибудь его связать, – попросил я, чувствуя, что Иван оживает. – Какой-нибудь кушак!

Конечно, ни одна из барышень не сдвинулась с места, предпочитая задавать своевременные вопросы, что случилось, и почему мы устроили драку.

– Потому что твой брат его заколдовал, – закричал я на княжну. – Неужели тебе не понятно!

– Какой брат, кого заколдовал? – заинтересовалась Люба.

– Отпусти, что ты в меня вцепился, – попросил Иван, перестав вырываться. – Ты что, с ума сошел?

– Я – нет, это ты попал под магнетическое воздействие, – ответил я, слегка ослабевая хватку, – начал тут размахивать ножом!

– Я, ножом? – спросил Иван, стараясь повернуть прижатую к дороге голову, так, чтобы увидеть меня. – Это ты на меня бросился.

– А это что? – спросил я, показывая ему, его собственный нож.

– Не может быть, как он к тебе попал? – удивился он.

Я понял, что он пришел в себя и отпустил вывернутую руку. После чего мы оба встали. Иван увидел испуганных девушек и поверил, что я его не дурачу.

– Правда что ли? – спросил он непонятно у кого, и добавил. – Я ничего не помню.

– Конечно, правда. Чего бы мы тут в чистом поле делали? Ты пытался повернуть лошадей назад.

– Ну и дела, – пожаловался он, поднимая с дороги свалившуюся шапку. – Интересно, как это у него получается?! Вот бы такому научиться!

– Может быть, мне кто-нибудь скажет, что случилось? – взмолилась Люба. – Кто кого заколдовал? Откуда здесь барышнин брат?

Ей никто не ответил, Иван смущенно чесал в затылке, потом сбил с шапки снег, надел ее на голову, и сказал:

– Поедем что ли, осталось всего ничего. Вон за тем сосновым бором уже деревня.

– Лезьте в кибитку, – попросил я женщин, а я сяду с Иваном на козлы, мало ли что.

– А где барышнин брат? Почему вы все молчите? Барин, хоть ты скажи! – возмутилась Люба, но я не ответив, просто подсадил ее в возок.

– Надо же, такому случиться, – сказал Иван, когда лошади, наконец, тронулись с места. – Кому расскажи, не поверит! Все как будто во сне привиделось. Это надо же какую силу человек имеет. Захочет, самого царя сможет заставить сделать чего пожелает! Хоть на другую державу войной пойти, хоть бабу фельдмаршалом поставить. А ты бы Григорьевич чего бы пожелал, если бы умел так колдовать?

– Не знаю. Для себя мне желать нечего, – ответил я, начиная отходить от перенесенного страха, – а человечество и без моей указки разберется, что ему хорошо, что плохо. И без меня на земле хватает благодетелей и героев.

– А я бы заставил царя крестьян на волю отпустить! – мечтательно, сказал он. – И запретил людей смертью казнить!

И долго бы после этого тот царь на троне просидел? – подумал я, но вслух ничего не сказал. Мы уже въезжали в сосновый бор, из-за которого, наверное, деревню и назвали Сосновкой.

Я посмотрел на Ивана, и мне показалось, что он опять какой-то не такой.

– Ты как, ничего? – спросил я.

– Тошно мне, – ответил он. – Домой хочу! И зачем я с тобой только связался!

– Останови лошадей, – попросил я.

Он натянул вожжи, и лошади послушно остановились.

– Слезай, дальше я сам буду править, – сказал я. – А ты садись в кибитку к женщинам.

Если в прошлый раз он был агрессивен, то теперь вял и послушен. Не говоря ни слова, Иван неловко сполз на дорогу и без возражений полез в возок. Я помог ему устроиться на своем прежнем месте. Барышни, не понимая, что происходит, с тревогой ждали от меня объяснений.

– У Ивана опять, – я не придумал, как им понятнее объяснить, что с ним происходит и, обошелся констатацией, – колдовство. Люба, не в службу, а в дружбу, сядь с ним рядом и обними, может это ему поможет.

– Еще чего! – возмутилась девушка. – Ты за кого меня принимаешь!

– Как хочешь, но ты бы нам этим помогла. Я ведь даже не знаю, в какой избе живет староста, а Иван, сама посмотри, ничего не соображает.

– Ну, что я вам сделал плохого, за что вы меня мучаете? – со слезой в голосе спросил солдат.

– Видишь? – спросил я портниху. – Ему кажется, что мы его обижаем.

– Бедненький, ему очень плохо? – сердобольно, спросила она. – Иди ко мне я тебя пожалею!

Мужик от жалости к себе заплакал и подчинился.

Я не знал, поможет ли то, что я придумал, но ничего другого в голову не пришло. То, что Иван запал на портниху было ясно с первой их встречи в моей комнате, и если мне удавалось любовными отношениями выводить из гипноза Машу, почему было не попробовать то же сделать и с ним.

– Давай немного погуляем, – предложил я княжне. – Пусть они побудут вдвоем.

С Маши уже давно слетел весь задор, и сама была в не меньшем напряжении, чем я, так что уговаривать ее не пришлось. Я помог ей выбраться из кибитки наружу, и мы отошли в сторону.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил я, в опасении, что и с ней сейчас начнется нечто подобное, а меня еще на одну «профилактику» просто не хватит.

– Не знаю, – ответила она, – кажется, как всегда.

– Если что-нибудь почувствуешь, то сразу говори, – попросил я, без особой надежды на успех.

– Ой, а что они там делают? – спросила она, с тревогой посмотрев на качающийся на рессорах экипаж.

– Не знаю, – прикинулся я наивным мальчиком, – наверное, балуются. Холодно стоять на месте, давай пройдемся, заодно посмотрим, что это за деревня.

Маша покосилась на кибитку, из которой раздавались странные звуки, ничем не похожие на членораздельную речь и согласилась. Я взял ее под руку, и мы пошли вперед по белой, еще не разъезженной дороге.

– Как красиво, – сказала княжна. – Когда смотришь на наш величественный ландшафт, удивляешься, как некоторые люди, любуясь таким совершенством, могут совершать скверные поступки!

Фраза у нее получилась книжной и немного высокопарной, но кругом и, правда, была такая величественная красота, что я не мог с ней не согласиться.

– Думаю, они просто не смотрят по сторонам, – ответил я. – Тем более что у каждого свое представлении о красоте.

Мы миновали застывший в безмолвии сосновый лес и увидели заснеженные крыши деревенских изб. Деревенька казалась сказочной. Была она совсем крохотной и тянулась она змейкой, повторяя двойной изгиб дороги.

– Почему здесь такая извилистая дорога? – спросила Маша, как и я, отметив эту странность.

– Наверное, просто, повторяет изгиб реки, – предположил я. – Вон идет какой-то человек, сейчас у него и спросим.

– Странно, что он здесь делает в такое позднее время?

Вообще-то еще было совсем не поздно, часов девять вечера, но, тем не менее, не совсем подходящее время для прогулок за сельской околицей.

– Кажется это не мужик, – добавила она, замедляя шаг. – Что ему здесь нужно так поздно?

Я на всякий случай тронул рукой рукоять сабли и засунутый за пояс пистолет и крепче прижал к своему боку руку девушки.

Действительно встречный человек выбрал странное время и место для прогулки.

Между тем он приблизился и мы смогли его рассмотреть. То, что это не крестьянин стало видно совершенно отчетливо. Одет он был в длиннополую шубу, голову покрывала мохнатая меховая шапка.

– Наверное, какой-нибудь проезжий купец, – по платью определила княжна.

– Боюсь, ты ошибаешься, кажется это наш давешний исчезнувший знакомый, – тихо сказал я.

– Это тот чиновник из имения Кологривовых? Кажется, его зовут Сергеем Петровичем? Интересно, что он тут делает. Он ведь говорил, что наше имение сгорело, и его туда отправили на следствие…

О смерти родителей она, как и прежде, не помянула ни одним словом. Мне место прогулки несимпатичного типа показалось очень интересным. Я для себя уже связал его с князем Урусовым и то, что Сергей Петрович оказался здесь меня не удивило.

– Точно, он! – тихо сказала Маша, когда между нами осталось метров двадцать.

– Ну, теперь держись! – прошептал я. – Это посланец твоего брата.

– Кого я вижу, княжна, господин Крылов, какими судьбами! – воскликнул старый знакомец своим неопределенным голосом.

Мы с Машей не ответили на приветствие, ждали что Сергей Петрович скажет еще.

– Я вижу, вы мне совсем не рады, – он улыбнулся. В лунном свете блеснули его зубы, но скрытых под надвинутой на лоб шапкой глаз я не увидел, и улыбка больше напомнила оскал. Впрочем, у людей его типа даже сильные страсти почему-то всегда выглядят стертыми и ничтожными.

– Вы прошлой ночью так внезапно исчезли, – ответил я за нас обоих, – что мы сочли себя оскорбленными.

– Прошлой ночью! – засмеялся он. – А признайтесь, я вам всем доставил много удовольствия. Редко кому выпадает счастье умереть от любви!

– Пусть вас это не беспокоит, никто в доме не умер, все благополучно завершилось, так же как и началось, – ответил я такой же двусмысленностью.

– Правда?! – кажется, искренне удивился он. – А вы меня не морочите?

– Ну, мы же, как видите, живы, – вмешалась в разговор княжна.

Сергей Петрович укоризненно покачал головой:

– И это, поверьте, вовсе зря. Знаете ли, вам было бы много лучше уже оказаться на том свете, чем оставаться на этом. Правда, в рай бы вы, княжна, попасть не сможете, вас туда смертные грехи не пустят, но иногда оказаться в аду бывает много приятнее чем оставаться на земле.

То, что он сказал, было одновременно и оскорблением и угрозой, и я почувствовал, как напряглась Машина рука. Я крепко прижал ее к своему боку, прося успокоиться и не обращать ни на что внимания. Стараясь сбить чиновника, или кто там он был на самом деле, с насмешливого тона я спросил:

– А вы, любезнейший, куда рассчитываете попасть после смерти?

– О, я об этом еще не думал, мне смерть в ближайшее время никак не грозит, – ответил он с усмешкой, но без прежнего пыла.

– Вы вот так считаете? Но, кто же из нас знает свою судьбу? – опять подала голос Урусова. – Вдруг господин Крылов на вас рассердится и убьет?

– Меня? Этот господин? – рассмеялся на этот раз вполне искренне Сергей Петрович. – Вы меня смешите княжна. Это никак не может произойти!

– Почему вы так думаете? – спросил я.

– Чем же вы меня можете убить и, главное, как?

– Могу застрелить, в крайнем случае, зарубить! Или вы кощей бессмертный?

– Нет, я не бессмертный, – уже явно куражась, сказал он, – так же как и вы. Только я могу себе позволить вас убить, а вы меня не можете!

– Это еще почему?

– Потому! Если желаете, попробуйте выстрелить в меня! Я на вас не обижусь!

Еще до того как закончился этот разговор, я понял, что он имеет в виду. Они с князем меня загипнотизировали. Причем, даже более изощренно, чем другие свои жертвы. Я почувствовал, что у меня отнимается все тело.

Мне нечего было ему ответить. Руки у меня стали ватными и слабыми, и я едва смог пошевелить пальцами. Маша что-то почувствовала, освободила свою руку и тронула меня за плечо.

– Что с вами, Алексей Григорьевич? – не в силах скрыть испуга, спросила она.

Увы, я не только не мог шевелить руками, у меня пропал даже голос.

– Не стоит из-за него беспокоиться, – ответил вместо меня Сергей Петрович. – Я сейчас прострелю ему колени и оставлю лежать здесь на дороге, скорбеть о своей судьбе. Вам, княжна, следует думать не о господине Крылове, а о себе. Ваш высокочтимый брат вами очень недоволен. Он день и ночь скорбит, как заставить вас раскаяться в своих грехах и предстать пред Господом очищенной страданием! Вы должны молиться за князя Ивана Николаевича, он принял из-за вас столько мук, но не ожесточился сердцем и думает только о спасении вашей души!

– Алексей, что говорит этот человек, почему ты молчишь? – забывая о том, что в присутствие третьих лиц мы всегда обращались друг к другу сугубо официально, назвала меня просто по имени Урусова. – Скажи что-нибудь! Я тебя умоляю! Посмотри, что он делает! У него пистолеты!

Смотреть, было единственное, что теперь я мог, так же легко и свободно, как и прежде. Ничего другое у меня не получалось. Однако я не собирался просто так дать себя подстрелить. После тяжелых экстрасенсорных сеансов у меня бывало такое же состояние, руки так уставали, что казалось, я не могу ими пошевелить. Но когда было очень нужно, вполне мог заставить себя преодолеть слабость.

Между тем, Сергей Петрович вытащил из-под шубы пистолеты и начал готовить их к стрельбе. Возясь с одним, второй чтобы, не мешал, он небрежно, засунул под мышку. Делал он все нарочито неспешно и не очень ловко. Впрочем, возможно, у него просто не было навыка к стрельбе или замерзли руки.

Я, стараясь не паниковать, начал медленно поднимать правую руку. Это стоило неимоверных усилий, но зато острая боль от напряжения как-то разблокировала нервную систему и пальцы теперь шевелились вполне ощутимо. Уже вполне можно было даже взяться ими за рукоятку пистолета, но вытащить его из-за пояса, левой рукой взвести курок, а уж тем более выстрелить, я пока способен не был.

– Вам, сударь, дать перед смертью помолиться или не стоит терять драгоценное время? – глумясь, спросил Сергей Петрович.

Ответить ему я не мог. Горло сжимала спазма, к тому же мне было не до разговоров, я все еще пытался спасти наши с Машей жизни. Противник не торопясь, подготовил к выстрелу один пистолет, взвел курок и засунул его под мышку. После чего взялся за второй.

– Ну, сделай же что-нибудь! – тихо, сквозь сжатые губы попросила Маша, и не дождавшись от меня ответа, обернулась назад.

От физического напряжения у меня начала кружиться голова. Такое состояние бывает у спортсменов перед финишем, когда совсем кончаются силы и остается одно только желание победить. С черной пеленой в глазах, я все-таки дотянулся до пистолета, но рука начала сама собой опускаться вниз. Стараясь не дать ей упасть, я схватился за гарду сабли, и содрогнулся от сильного удара тока. Руку просто отшвырнуло прочь, а тело тряхнуло так, будто я схватился за оголенный электрический провод высокого напряжения.

Я непроизвольно вскрикнул. Сергей Петрович удивленно на меня посмотрел и застыл на месте. Ему было на что полюбоваться.

Мой паралич прошел внезапно, как будто его никогда и не было. Я уже вытаскивал из ножен саблю, а оппонент все еще сыпал из пороховницы порох на полку. От неожиданности Сергей Петрович дернулся. Заряженный пистолет выпал у него из подмышки и упал на дорогу.