Глава 10

На хутор, где остались лошади и карета, мы вернулись на рассвете, вымокшими, замерзшими и смертельно усталыми. Хозяин, Александр Егорович, встретил нас как хороших знакомых. Он, не спрашивая, откуда у нас такой прибыток, сам расседлал верховых лошадей и отвел в свою конюшню.

Мы с Ефимом решили не бросать в лесу коней «гайдуков» и привели их с собой. Четвертую лошадь, принадлежащую уряднику, я взять не рискнул, чтобы не наводить на наш след полицию – хлестнул кнутом, и она потрусила в сторону московской дороги к себе в конюшню.

Как только мы вошли в просторную, чистую избу, хуторянин сразу усадил нас за стол, есть теплую, из печи, кашу, и пошел топить баню.

Этот невысокого роста, очень крепкого сложения человек, с твердым лицом и внимательными глазами, вызывал у меня какое-то двойственное чувство.

Я пока не мог понять, что он из себя представляет. Было похоже, что живет он здесь один, во всяком случае, других людей мы на хуторе пока не видели. Первая наша встреча была деловой и короткой – мы спешили, так что нам было не до составления представления о новом знакомом.

Сейчас, рассматривая его жилище, я попытался понять, кто он, но не мог отнести его ни к одной известной мне социальной категории.

– Надо в церковь сходить, свечку на помин ново-преставившихся поставить, – неожиданно сказал Ефим, переворачивая пустую миску дном вверх и отстраняясь от стола.

– Сходим, когда будет время, – согласился я. – Почему не помянуть, люди были достойные!

Ефим обдумал ответ, хотел возразить, но не стал. Вскоре в избу вернулся хозяин и присел на лавку.

– Скоро баня будет готова, – сказал он. – А правда, что вы с Моргуном во вражде?

– В огороде бузина, а в Киеве дядька, – не очень вежливо прокомментировал я его вопрос. Потом сказал серьезно:

– Истинная правда, Александр Егорович.

– И не боязно?

– Волков бояться – в лес не ходить. Он со своими людьми наших женщин увез.

– Да, есть за ними такой грех, не вы первые, – поскучнев лицом, сказал хозяин. – Люты они до баб!

– Не до баб они люты, а до денег! Вы не знаете человека, которого зовут магистром?

– Магистром? – переспросил хуторянин. – Не слыхал о таком. У нас здесь немцев мало, все наперечет, про такого не слыхал.

– Он не обязательно немец.

Я начал вспоминать подслушанный у моста разговор. Он прояснил многие неясности. Получалось, что за Екатериной Дмитриевной слежка и настоящая охота велись от самого Троицка. «Гайдуки» поминали и про «глаз», который приглядывал за ней, и про «нарочного», сообщившего о ее приезде. Если они говорили то, что было на самом деле, а в этом можно было не сомневаться, то становилось понятно происхождение несметных богатств дикого помещика.

Я уже сталкивался в восемнадцатом веке с доморощенными разбойниками, заманивавшими проезжих в ловушку, а потом их грабившими и убивавшими.

Но то, что организовали Моргун с неизвестным мне магистром, было предприятием совсем иного уровня. Несложно было разобраться в схеме таких заработков «Агенты» наводили их на богатых людей, не имеющих надежной защиты, тех элементарным образом захватывали и заставляли отдавать деньги. О судьбе ограбленных можно было только догадываться.

Это было сложнее и изощреннее, чем простой грабеж на большой дороге. Для того, чтобы проворачивать такие дела, нужна была большая, разветвленная организация с надежной «крышей» на самом верху. Понятно, что все местные представители власти были или запуганы, или состояли в доле.

Как можно было отобрать состояние у той же Кудряшовой? Деньги у нас с собой кое-какие были, но не столько, чтобы идти на такую сложную авантюру. Капитал ее, сколько я знал, был помещен в государственные ценные бумаги и несколько доходных предприятий. Каким образом они собирались ее ограбить, я пока не понимал.

– Вы, Александр Егорович, один живете? – спросил я хуторянина, с мрачным видом сидевшего на лавке под образами.

– Один, – сухо ответил он.

Мне было интересно узнать, как он один справляется с довольно большим подворьем, и почему у него нет ни жены, ни помощников, но лезть в чужую душу не стал.

– Я сейчас видел около хутора двух соглядатаев, – неожиданно сказал он. – Думаю, что они по ваши души.

– Кто такие? Прочему вы решили, что соглядатаи?

– В лица узнал, они из имения Моргуна. А коли не вас выглядывают, то кого? Не меня же. У меня с ними вопрос давно решен.

– У вас, что тоже счеты к Моргуну?

– Счеты? – насмешливым голосом воскликнул мужик. – Разве вам Семен Михайлович ничего не рассказал?

– Нет.

– Если хотите, могу рассказать.

Честно говоря, я находился в таком состоянии, что слушать чужие исповеди у меня не было никакого желания. Единственное, о чем мечтал, упасть и уснуть. Однако, не решился обидеть хуторянина и состроил заинтересованную мину:

– Конечно, хочу...

– Я, сударь, – начал неторопливо рассказывать Александр Егорович, – принадлежу к сословию казенных крестьян, и мы никогда не были крепостными Мои дед и отец занимались, кроме хлебопашества, ремеслом, и наша семья ни в чем не нуждалась. Я же, как вошел в совершеннолетние годы, построил маслобойню и завел стадо голландских коров. Масло мое ценилось, и сбывал я его в саму Москву. Однако ж, четыре лета назад, начались против меня притеснения от начальства.

Вижу, сударь, что вы устали и не стану утомлять вас подробным рассказом, скажу коротко: не разорив меня недоимками, подвело меня здешнее начальство под разбойное дело и посадило в острог. На мое счастье, попал я в разбор к справедливому следователю и был во всем оправдан. Однако, когда вернулся домой, то не нашел ни жены своей, ни стада, ни работников. Остался мне один разор, слава Богу, хоть избу и службы не спалили.

Начал я разыскивать жену свою Агриппину, а ее и след простыл. Люди добрые сказывали, что попала она в лапы к помещичьей дворне, да там и сгинула. Пошел я с жалобой к начальству, только попусту. Слово моих свидетелей ничего не стоило против моргуновского Вот так я и остался ни вдовцом, ни бобылем. Тогда я откопал кубышку, растряс мошну и обнес свое подворье тыном. С того времени и держу против Моргуна оборону.

Мужик замолчал, переживая происшедшее.

– И давно вы так обороняетесь? – спросил я.

– Считай, с прошлой осени. Хозяйства не завожу, все одно разорят. Живу тем, что выращу да на охоте добуду.

– Значит и вы в состоянии войны с Моргуном?

– Какая наша война, я один, а их вон сколько! Так, немного огрызаюсь, прищемляю носы, чтобы сюда не совались.

Я не совсем понял, каким образом хозяину одному удается прищемлять столько носов, чтобы к нему боялись соваться беспредельщики.

– И сильно огрызаетесь?

– Когда как получается. Самого Моргуна я только издалека видел, с ним у меня напрямую дел нет, а его гайдуки сами ко мне лезть боятся...

– Значит, напрямую не воюете?

– У нас в округе не я такой один, к которому они не лезут. Есть еще один штабс-капитан из инвалидов. У него дочь пропала, так он очень на моргуновских гайдуков лютует.

– А собрать против них ополчение не пробовали?

– Что вы, сударь, какое ополчение! Народ здесь живет мирный. Тот же цирюльник Семен Михайлович, у него, кроме старшей Лии, той, что руки на себя наложила, еще пятеро, один другого меньше. Как ему можно своей жизнью рисковать? Месть – это развлечение для богатых и знатных. Простые обыватели не мстят, а думают, как выжить.

– Вы, я смотрю, не как крестьянин рассуждаете. Наверное, чему-то учились?

– Учился немного по-домашнему. Читать, писать хорошо могу, немного по-французски знаю.

– Откуда французский-то? – удивился я.

– Был у моего батюшки помощник, старый старичок, из пленных французов, он и научил.

– Это еще из наполеоновских солдат?

– Да, из них самых. Когда французы от Москвы отступали, Жан-Поль поморозился и ноги лишился. Так в России и остался.

Разговор у нас получился интересный, но усталость брала свое, и я несколько раз с трудом скрывал зевки. Хуторянин это заметил и встал с лавки.

– Вы, я вижу, совсем засыпаете, отдохните сколько можно, а потом будем думать, как оборону держать. К ночи можно гостей ждать. Они теперь нас просто так не оставят.

– Получается, что мы вас подвели!

– Пустое. Мне все равно здесь в покое было не жить, только нам вдвоем со штабс-капитаном против такой силы было не выступить, а с вами вместе, может, дело и сладится.

– Жаль только, что сила мы малая – четыре самурая против сорока разбойников.

– Лиха беда начало, – улыбнулся Александр Егорыч, – сразу устоим, может, и еще помощники сыщутся.

– Дай-то бог, – сказал я, уже не скрывая, что глаза у меня сами собой закрываются.

Хозяин оставил нас отдыхать в горнице, а сам вышел. Я, наконец, смог растянуться на лавке и уснуть.

Однако, выспаться мне было не суждено. Часа через два Александр Егорыч меня растолкал и, как только я открыл глаза, огорошил:

– Алексей Григорьич, к вам урядник приехал, хочет поговорить.

– Какой еще урядник! Он же...

– Наш, урядник, из Уклеевска.

– Где он? – спросил я, окончательно просыпаясь.

Мелькнула мысль, что наш ночной провокатор Василии Иванович умудрился выжить и восстал, как говорится, из праха. Однако, такого быть просто не могло. Мало того, что Ефим раскроил ему череп, он еще в компании с гайдуками покоился в речном омуте. Я понял, что речь идет о каком-то другом человеке, и успокоился.

– Во дворе ждет, впустить?

– Пусть зайдет, коли приехал, – ответил я как можно спокойнее.

Через минуту в горницу вошел высокий краснощекий парень в полицейской форме. Я встал ему навстречу. Урядник первым делом перекрестился на иконы, потом отвесил вежливый поклон.

– Проходите, садитесь, – пригласил я. – Чем могу служить?

– Позвольте рекомендоваться, Михаил Суханов, – назвался он. – Здешний урядник.

– Весьма приятно познакомиться, – ответил я и, в свою очередь, назвал свое имя. – Чем могу служить?

Паспорта урядник не спросил, что было мне кстати.

– Осмелился вас побеспокоить по причине несчастья с господином Ястребовым, – сказал он.

– Ястребовым? – переспросил я. Такой фамилии я никогда даже не слышал. – А кто он такой, и что с ним случилось?

– Господин Ястребов – наш старший урядник, – видя мое удивление, пояснил молодой человек. – Он исчез.

– Да? Очень сожалею. – Я начал понимать, о ком он говорит, но продолжал выдерживать недоумевающую мину. – Только не пойму, при чем туг я. Мы с этим господином даже незнакомы.

– Как незнакомы, вы с Ястребовым вчера встречались на постоялом дворе Хлебина.

– Так вы говорите о Василии Ивановиче! – наконец, соизволил догадаться я. – Это другое дело, с Василием Ивановичем мы знакомы. Так его фамилия Ястребов? И что с ним случилось?

– Он пропал без вести, и я хотел узнать, что вы об этом знаете?

– Ничего не знаю. Мы с ним только вчера днем познакомились. Потом я уехал в Уклеевск разыскивать жену, и мы больше не виделись. Вы знаете, что у меня вчера похитили жену?

– Как это похитили? Кто?

– Вот и мне бы хотелось узнать, кто это сделал. На постоялый двор, когда мы там обедали, прибыла целая компания неизвестных мне людей, на меня напали, избили и, пока я был без сознания, увезли жену.

Или парень хорошо прикидывался, или действительно ничего не знал, но удивление на его лице было неподдельным.

– После похищения мы с Василием Ивановичем и познакомились, – продолжил я. – Кстати, это не о вас он мне рассказывал? Говорил, что помощник у него молодой, честный и против правды не идет?

– Не знаю, – смутился от комплиментов полицейский, – хотя других помощников у Василия Ивановича нет. Нас с ним, сам друг. И что же с вашей женой? Нашли?

– Нет, не нашел.

– Вот и Василий Иванович пропал. Ночью лошадь вернулась без него домой. Я провожу следствие.

– Понятно. Вам на постоялом дворе сказали, что мы долго беседовали наедине, и вы решили спросить, не знаю ли что-нибудь про него?

– Совершенно верно, как вы догадались?

Я хотел сказать: «поживи с мое», но не сказал.

– Это нетрудно, иначе зачем бы вам нужно было меня разыскивать?

– Действительно. Вы не скажете, о чем вы с ним вчера говорили?

– Скажу. Сначала о моей жене. Потом о господине Моргуне, который, по словам Василия Ивановича, ее похитил. О том, что он здесь самая важная персона, которая может делать все что захочет, и никакая власть ему не указ.

– Ну, это преувеличение, – промямлил урядник. – Хотя не скрою, у господина Моргуна большие связи.

– Очень большие, – перебил я парня. – Думаю, что сегодня ночью его люди нападут на этот хутор, чтобы нас убить, и никто этого постарается не заметить.

– С чего вы взяли?

– Хозяин уже встретил возле дома его шпионов. Моргун боится, что я могу помешать ему ограбить жену. Вот сами и посудите, есть у меня основание опасаться нападения или нет?

– Право, мне кажется, вы преувеличиваете.

– Отнюдь. За нами следят. Иначе откуда бы вы узнали, где я нахожусь? Когда я покидал постоялый двор, то и сам не предполагал, что окажусь здесь.

– Действительно, о том, что вы живете на здешнем хуторе я узнал от, от... Впрочем, это неважно. Давайте пока поговорим о нашем уряднике. Бы никак не собирались с ним встретиться?

– Нет, не собирался, – категорично сказал я. – Василий Иванович прямо мне заявил, что в мое дело он мешаться не будет. Тогда я сам поехал проводить расследование. Вот и все, что мне известно.

– А вы точно знаете, что на вас сегодня нападут?

– Нет, конечно, об этом точно знает только господин Моргун. Но нападут непременно, не сегодня, так завтра,

– Я смогу составить вам защиту, но пока мне нужно разыскивать Ястребова...

Парень казался честным и искренним, но я вспомнил, что таким же мне показался и Василий Иванович. Поэтому не растрогался, а вежливо поблагодарил:

– Спасибо.

– Тогда позвольте откланяться, – урядник встал, не решаясь сразу уйти. – Если я смогу, то к ночи вернусь для вашей защиты...

– Буду признателен.

Разговор был окончен, и он, неловко поклонившись, вышел из горницы.

– Зря ищет, все равно не найдет, – сказал Ефим, который тоже проснулся и молча слушал наш разговор. – А это правда, что они на нас нападут? Я думал, мы на них.

– Вдвоем?

– А что делать-то, у них же Марья и хозяйка.

– Так сразу не получится, только зря голову сложим. Заставим их действовать. Обороняться легче, чем нападать. А пока давай сходим, посмотрим, что за соглядатаи около хутора крутятся. Может быть, удастся языка взять, от него и узнаем, где наших женщин прячут.

– Какого такого языка? – не понял кучер.

Я объяснил, и мы пошли искать хозяина. Тот в конюшне занимался лошадьми.

– Александр Егорыч, вы где видели лазутчиков? – спросил я.

– На задах прячутся, а коней недалеко в лесу оставили. А вам зачем знать?

– Сейчас пойдем языка брать. У вас не найдется старой крестьянской одежды?

– Посмотреть нужно, может, обноски какие и есть. Лазутчиков обмануть хотите?

– Да, иначе к ним близко не подойти.

– Пойду, поищу, – сказал хозяин, втыкая вилы в кучу сена.

Он ушел в избу, а я вышел из конюшни и осмотрел двор, Частокол было новый, недавно поставлен, и перебраться через него можно было только верхом. Службы, амбар, набольшая рига, коровник, конюшня, два сарая стояли как бы посередине двора, так что обзору изгороди не мешали. Видимо, хуторянин учел «фортификационные» требования к свой новой ограде. Конечно, оборонять одному или даже втроем такую большую территорию было трудно. Особенно ночью. Однако, если по углам поставить прожектора... Эта мысль зацепила и, как мне показалось, я нашел приемлемое решение.

– Алексей Григорьич, Ефим, идите сюда, – закричал Александр Егорыч, выходя из избы.

В руках у него была какая-то одежда.

– Что-то нашел, пойдем, посмотрим, – позвал я кучера, и мы отправились рассматривать «обновки».

– Вот все, что нашлось, – сказал нам хозяин, показывая грязную ветошь, в которой с трудом можно было опознать армяки и портки.

Даже брать в руки эти грязные, вонючие обноски было противно, однако, другого выхода не было. В нашей одежде к гайдукам было не подобраться.

– Ладно, – решился я, – постираем, глядишь, сойдет лучше новой.

Забрав с собой кучу рванья, мы пошли в баню. Пока мы спали, Александр Егорыч успел ее натопить, так что мы разом решили два вопроса, могли помыться сами и постирать «новое» платье.

Баня у хуторянина была небольшая, жаркая и вполне комфортная. Топил он ее по какому-то неизвестному мне варианту, среднему между черным, открытым огнем, когда дым входит через верхние окна, и белым, дрова у него горели в открытой печи, но для выхода дыма была приспособлена прямая, как у камина, труба.

Первым делом мы простирнули в щелоке тряпье, и, пока оно сохло, предались истязанию плоти.

Без многолетней привычки парится в экстремальных температурах мне было трудно угнаться за аборигенами, но я старался не ударить лицом в грязь и, кажется, не очень посрамил свой урбанизированный век. Потов с меня сошло немеряно, зато последствия вчерашнего «нокаута» полностью исчезли.

Когда мы немного отдышались после банного жара, настало время ратным подвигам. Время незаметно приближалось к вечернему, и тянуть с разведкой было некуда.

– Может быть, и мне пойти с вами? – предложил хозяин.

– Не стоит, – ответил я. – Вы лучше подготовьте костры.

– Какие костры? – удивился он.

– Осветительные, на случай ночного нападения. Если гайдуки полезут через изгородь, мы их прозеваем, и с численным превосходством они нас просто сомнут. А так, разожжем костры, и будет видно, в кого стрелять.

– У меня, вообще-то, вдоль тына выкопаны волчьи ямы и стоят капканы, – скромно сказал мирный крестьянин. – Но с кострами вы хорошо придумали.

– Вот и займитесь ими, а вдвоем нам будет действовать удобней, тем более, что пока нас никто не знает в лицо.

На том и порешили. Мы с Ефимом начали делить между собой одежду.

Выбор был небольшой, но результат получился впечатляющим. Более омерзительных оборванцев трудно было себе представить.

Несмотря на сложность ситуации, удержаться от смеха было невозможно.

– Жаль нет женского платья, надеть бы на тебя сарафан, еще краше стал бы, – подначивал я смущенного своим видом парня.

– На себя посмотри, погорелец, – засмеялся Ефим, переходя со мной на «ты».

Когда подготовка была завершена, Александр Егорович показал нам место, где засели лазутчики и выпустил нас из подворья через боковую калитку. Мы попрощались и пожелали друг другу удачи.

К «секрету» гайдуков мы пробирались лесом. Шли, стараясь не хрустеть сухими ветками и не очень маячить между деревьями. С собой взяли по трофейному пистолету, топоры и ножи. Саблю спрятать под рваный армяк не удалось, да и лишнее оружие затрудняло маневренность. Если хозяин не ошибся, лазутчиков было всего двое, и силы получались равными. К тому же на нашей стороне была внезапность.

Сначала мы сделали по лесу полукруг, чтобы подойти к нужному месту с тыла. Потом, прихватив для конспирации по охапке валежника, мы, не таясь, направились к нужному месту. Бандитов видно не было, то ли уже ушли, то ли хорошо спрятались. Мы попусту около часа крутились по лесу, так и не обнаружив секрета.

– Что будем делать? – спросил Ефим, когда надежды наткнуться на лазутчиков почти не осталось. – Пошли назад?

Мне просто так сдаваться не хотелось.

– Давай попробуем поднять шум.

– Зачем? – удивился кучер.

– Если они здесь прячутся, им совсем ни к чему привлекать к этому месту внимание. Они тогда сами объявятся.

– А как шуметь будем?

– Давай срубим дерево.

– Это можно, – согласился кучер. Только пошли ближе к хутору, чтобы уж наверняка...

В этом был резон, и мы направились в сторону хутора. Не знаю, кому принадлежал лес, примыкающий к подворью Александра Егорыча, да это и не имело значения. Нам важен был не результат незаконной порубки, а сам процесс.

Мы выбрали высокую, сухую ольху и взялись за рубку. Минут десять колотили по стволу топорами.

– Кажется, идут! – предупредил Ефим.

Я пока ничего не слышал и еще несколько раз азартно вогнал отточенное лезвие в пружинящую древесину. Только когда совсем рядом под чьими-то решительными ногами затрещали сухие ветки, оставил свой незаконный промысел и обернулся.

К нам приближались два живописных красавца, в одинаковых красных шапках и малиновых зипунах. Для разведчиков они оделись слишком ярко и вызывающе. При виде такого великолепия оставалось только с восторгом выпучить глаза, что я и сделал.

– Кто такие? Вы чего здесь, подлецы, шумите? – закричал рыжеусый гренадерского роста мужик с простецким веснушчатым лицом, строго хмуря желтые брови.

– Мы, это, ваше благородие, того, сухостой рубим, – ответил я, низко кланяясь грозному начальнику.

– Кто разрешил?! – сердито спросил он, подходя к нам вплотную.

– Барин наказал, – ответил я, придурковато приоткрыв рот и тупо выпучив глаза.

– Какой еще барин! Вы откуда такие взялись?! Из какой деревни?

Какие здесь в округе помещики и деревни, мы с Ефимом поинтересоваться не позаботились, да и не было в этом нужды. Однако, отвечать было нужно, второй малиновый гайдук держался сзади товарища, страхуя его. У обоих за кушаками были пистолеты.

Пришлось делать то, что нам всегда приходится предпринимать при столкновении со строгим начальством: падать на брюхо и нести ахинею или околесицу.

– Помилуй, царь-батюшка, – поймав кураж, заорал я дурным голосом, – не погуби! Не вели казнить, вели миловать!

– Ты чего, дурак, какой я тебе царь? – удивился рыжий. – Чего несешь?

– Не погуби, батюшка! Не вели голову рубить, вели слово молвить!

Рыжий удивленно обернулся к товарищу.

– Никак, блаженные? – Потом опять принялся за меня. – Какой я тебе, дурень, царь, говори, с какой деревни?

– Видение было, кто выйдет ко мне из лесу в красном платье, тому и быть царем на святой Руси! – не отвечая на прямо поставленный вопрос, проинформировал я новоявленного претендента на престол.

Мое видение, кажется, гайдуку понравилось. Однако, вопросы еще оставались:

– Так мы оба в красном платье, кому царем-то быть?

– Тебе, батюшка быть царем на Руси, а второму – королем в Польше!

– Вот дурень, не поймешь, что несет, – добродушно усмехнулся первый и засунул пистолет за кушак. Потом порадовал товарища:

– Слышь, Семен, тебе королем быть судьба.

Однако, Семен на посулы не поддался, смотрел настороженно.

– Зачем, мужики, дерево рубите? – спросил он, выходя на передний план.

– Вас, государи, призывали! – придурковатым голосом ответил я.

– Призывали, говоришь? – задумчиво сказал Семен, внимательно глядя мне в глаза.

Я таращился на него, стараясь не встретиться взглядом, смотрел на дерево метрах в тридцати за его спиной.

– А ну, брось топор! – неожиданно зло закричал он. – И руки подыми! Подымай, стрелять буду!

– Ты чего это? – удивленно повернулся к товарищу рыжий.

– Ты видал крестьян с таким бритыми рожами?! – закричал тот.

– Где бритая, чего?

– Бросай! – начал, было, Семен, но не договорил.

Стоящий сбоку от него Ефим, на которого почему-то они не обратили внимания, взмахнул своим топором и опустил обух на красную шапку проницательного гайдука. Тот, прежде чем рухнуть на землю, успел только клацнуть зубами.

– Вы, это чего, мужики? – не понял рыжий грена-дер. – Ты, ч-что это, д-дурак, сделал! – закричал он на кучера и схватился за рукоять пистолета. Но вытащить его из-за пояса не успел, я ударил его носком сапога ниже голени и, когда он закричал от боли и наклонился вперед, приставил нож прямо к горлу.

– Тихо, дядя, жить хочешь?

До лазутчика, наконец, дошло, что происходит, и он ответил дрожащим голосом:

– Знамо, хочу!

– Тогда не нужно кричать, и останешься живым.

– Ага, – согласился он. – А вы кто?

– Потом узнаешь, а пока подними руки вверх и не дергайся, не то случаем зарежу!

– Зря вы это, мужики, – сказал рыжий, пока я вытаскивал его пистолет и проверял карманы. – Наш барин вас за это не похвалит!

– Ладно, разберемся и с барином, и с магистром, А теперь поднимай товарища, понесешь его на хутор.

– Не, на хутор нельзя, нам туда ходить не велено!

– Давай быстро, не то зарежу!

– Ну, ладно, ладно, чего ты. Мое дело маленькое, мне сказали, я и делаю.

Он попытался поднять на руки оглушенного Семена, но так растерялся, что сам упал рядом с ним на колени. Пришлось мне помочь ему взять того на спину.

– Теперь иди вперед и не оборачивайся.

Рыжий послушно поплелся вперед, временами подбрасывая сползающее со спины тело.

– А можно, я спрошу? – сказал он, когда мы подходили к хуторской ограде.

– Спрашивай.

– А насчет царя, ты правду сказал или пошутил?

– Правду, быть тебе царем, если живым останешься.

Глава 11

Этого я знаю, – посмотрев на бездыханного Семена, сказал Александр Григорьич, когда мы вошли в ограду. – Подлый мужик. Никак, убили? – Кажется живой, отнеси его к бане, – велел я погрустневшему пленнику.

Тот донес товарища до указанного места и свалил на землю, как куль с мукой. Я проверил у Семена пульс, потом осмотрел разбитую голову. Кроме огромной шишки на темени, никаких повреждений видно не было. Красная шапка смягчила удар, иначе Семену пришлось бы туго.

– Жив, скоро очнется. Нужно бы его связать, мало ли что.

– Я свяжу, мне не привыкать, – живо предложил претендент на престол. – Прав мужик, Семен, он, у! Ужасть какой зловредный.

– Вяжи, – разрешил я, – а потом мы с тобой поговорим.