– Мне, что хочешь, могу и поговорить! Нам это не жалко.

Пока мы искали лазутчиков, Александр Егорыч сложил три больших костра, сейчас занимался последним четвертым.

– Я соломы под низ положил, чтобы споро занялись, только как бы их все одноразово запалить?

– Для этого много пороха нужно, Насыпали бы дорожки и зажгли все из одного места.

– Припас-то у меня кое-какой есть, только для другого пригодится. Вдруг осаду держать придется.

– Тоже верно. Эй, иди-ка сюда, – позвал я пленного.

Рыжий тотчас подбежал, с той же улыбкой идиота, которой полчаса назад я улыбался ему же.

– Тебя как звать? – спросил я.

– Иваном с утра кликали. А я вот, что хочу спросить, каким я по счету буду?

– То есть? Что значит каким? – не понял я.

– Царем Иваном, каким по счету буду?

– Наверное, седьмым. Тебя как по батюшке звать?

– Иванычем.

– Значит, будешь Иоанн VII Иоаннович. А теперь расскажи-ка мне, твое царское величество, что сделали с женщинами, которых вчера привезли?

– Это с вчерашними-то?

– С ними.

– А ничего не сделали. У нас всегда однова с бабами поступают. Сперва садют в анбар, на одну воду, пока они с голодухи не сомлеют и сами ласки не запросят. А потом – как положено.

– Ну, и как у вас положено?

Иоанн VII хотел что-то сказать, но испугался и нашел правильный и, главное, исчерпывающий ответ:

– Это не нашего с тобой ума дело,

– Это мне позволь судить, моего или не моего. Быстро отвечай, а то не видать тебе царских чертогов, пристрелю как собаку!

Угроза, кажется, подействовала. Иван опасливо посмотрел на пистолет у меня в руке и тяжело вздохнул:

– Сначала, если баба справная, в тереме у Магистра живет, потом, как там надоест или новая появится, нам отдают. А что мужики с бабами делают, поди, и сам знаешь.

– И много у вас таких баб?

– Не, они у нас долго не живут. Которая сама помрет, а которую в болоте потопят. Есть которых замуж отдадут, а уж потом топят. У меня одна такая жена была. Хорошая баба, гладкая, только все плакала.

– Зачем же тогда женщин заставляют выходить замуж? – спросил Александр Егорыч.

– Это нам никак не уразуметь, магистру виднее.

– Теперь понятно, – сказал я, – как они отбирают у пленниц состояние. Переводят имение на подставного мужа.

– А венчают вас где?

– В нашей церкви и венчают, у попа Митрохи.

Пока мы разговаривали, очнулся Семен. Он застонал и повернулся на бок.

– А с этим что будем делать? – спросил Ефим.

– Повесить его, и все дела, – неожиданно предложил наш новый «союзник».

– Ты смотри, как бы тебя самого не повесили, – неожиданно вспылил кучер. – На тебе, небось, столько невинной крови, до смерти не отмолишься.

– Оченно мне такое несправедливо слышать, – сердито заговорил Иван. – Мы обычаев не нарушали, а делали, что велено. Вот прикажи ты мне Семена удавить, удавлю, но вина будет на тебе.

– Я тебе покажу удавить! – откликнулся Семен, пытаясь сесть. – Смотри Иван, как бы тебя самого магистр за ноги не подвесил!

– Это меня за ноги! – неожиданно рассвирепел рыжий. – Да я тебя сейчас своими руками!

Он подскочил к товарищу и начал бить его ногами, стараясь попасть в голову. Мы смотрели, не спеша вмешаться. Семен пытался увернуться, повалился на бок, скрючился и прятал лицо в коленях. Иван рычал от злобы и бил насмерть.

– Ладно, хватит, – сказал я, когда Семен опять потерял сознание. – За что ты его так?

– Это он мою бабу в болоте утопил! И на мово родного брата ложно донес, – прорычал рыжий, пытаясь оттолкнуть меня и добраться до недвижимого товарища. – Он еще меня за ноги вешать будет!

Кажется, у Моргунова воинства отношения между собой были не самые дружеские.

Об этом стоило подумать.

– Сколько вас, гайдуков, у магистра? – спросил я.

– Много, – угрюмо пробурчал Иван, – четыре раза по десять. Только не все за него жисть рады отдать. Которые из крестьян, поневоле служат, те и сами не рады. А таких, как этот, – он опять попытался ударить Семена ногой, – таких мало. Они и есть первые собаки.

– И сколько таких наберется?

– Сколько? – переспросил пленный. – Сейчас посчитаю. – Он подкатил глаза и начал считать про себя, загибая пальцы и забавно шевеля губами. – Десять и два с этим. Только не все в поместье. Вчера трое уехали в ночь и не вернулись. Осталось, стало быть, – он разогнул сначала два пальца, потом еще один, – стало быть... девять.

– А зачем вас сюда следить послали?

– Это у Семена спытать надо. Мне велели с ним идти и во всем его слушать. Только он все одно не скажет. Если только на дыбу поднять, да правеж сделать.

– А про Агриппину ты ничего не слышал? – спросил Александр Егорыч, напряженно вглядываясь в лицо пленника.

– Про какую такую Агриппину? – не понял Иван.

– Жена у меня пропала, Агриппиной кличут!

Рыжий задумался, вспоминая.

– Вроде, нет. Такой бабы не помню. Может, как по-другому зовут?

– Могли по-разному, Гапа, Рина.

– Гапа была, только давно, в прошлом годе. Такая, – он попытался описать словами, но не смог и показал руками. – Она давно померла, ее магистр голодом заморил.

– За что? – тусклым голосом спросил хуторянин.

– Говорили, не хотела мужнину кубышку выдать.

– Да она и не знала, где она, – как будто оправдываясь перед нами, сказал мужик. – Померла, значит. – Он отвернулся и отошел на несколько шагов.

Мы молчали, не мешая чужому горю. Потом я опять спросил Ивана:

– А какой из себя Моргун?

– Барин-то? Ну, осанистый, голос тонковат.

– А здесь, – я показал на щеки, – волосы растут?

– Бакенбард, что ли? – щегольнул иноземным словом рыжий. – Нет, у него морда бритая, как у тебя. Бакенбард у магистра растет.

У человека, напавшего на меня и представившегося, как Иван Моргун, были желтые, рысьи глаза и бакенбарды.

– А какого цвета у барина глаза? – начал уточнять я, начиная подозревать, что это был не помещик, а пресловутый магистр, который назвался чужим именем.

– Обнокновенные, как у всех.

– Как у него? – я показал на синеглазого Ефима.

– Ну да, только чуток светлее.

– А у магистра глаза желтые?

– Пожалуй, что и так.

– Ладно, ты постой в сторонке, нам поговорить нужно, – попросил я Ивана. Тот кивнул и отошел на насколько шагов.

– Александр Егорыч, поди сюда, разговор есть.

Хуторянин, не поворачиваясь в нашу сторону, словно невзначай промокнул глаза и подошел.

– Я вот о чем подумал, – начал я, еще и для себя не сформулировав пришедшую в голову мысль. – Что, если мы этого Ивана отправим послом к магистру?

– Это еще зачем? – воскликнул Ефим.

– Передадим ультиматум, чтобы сдавался.

– Чего передадим?

– Требование, чтобы сдавались, – перевел я самого себя на понятный, русский язык.

– А зачем им сдаваться, сам же слышал, сколько у них народа против нас троих? – спросил Александр Егорович.

– Слышали, что говорит рыжий, у них настоящих солдат всего девять человек, остальные подневольные крестьяне.

– Не девять, а двенадцать, – поправил меня хозяин.

– Девять, – повторил я, – те трое, что вчера ушли, больше не вернутся. Это их лошади, – кивнул я на конюшню.

– Однако! Выходит!.. И урядник был с ними?

– Был, да сплыл. Если Иван скажет, что нас здесь много, то мы успеем лучше подготовиться. К тому же он сможет помочь нашим женщинам.

– Ну, не знаю, – покачал головой Александр Егорович. – А если предаст? Очень он мужик скользкий!

– Поэтому и советуюсь. Нам от него толку никакого, если получится, польза будет большая, а предаст, одним врагом больше, одним меньше – невелика разница. Давайте поговорим с ним, тогда и решим.

– Попытка не пытка, – ответил поговоркой кучер.

– Иван, – позвал я, – иди сюда, разговор есть.

Пленный подошел, тревожно переводя взгляд с одного на другого.

– Мы сейчас посовещались и решили тебя отпустить, – начал я.

– Как так опустить? Куда?

– Назад, в имение.

– Да как так можно, добрый человек, как так назад? Да там с меня с живого шкуру спустят!

– За что?

– Да хоть за Семена!

– А мы его здесь оставим, а тебя пошлем вроде как посыльным к магистру.

Иван выглядел испуганным и, пока я говорил, отрицательно качал головой.

– Передашь наше требование, чтобы он немедля отпустил женщин, которых вчера захватил.

– Нипочем не отпустит!

– Знаю, только я тебя не за тем посылаю, Ты сможешь передавать им еду и обнадежить, что мы их скоро освободим?

– Не знаю, если их кто из наших мужиков охранять будет, смогу, а так нет. Враз магистру донесут.

– Выбери момент, когда ваши будут. И еще, магистр станет тебя допрашивать, что ты здесь видел, сколько нас, скажешь, что насчитал человек десять и все с ружьями. Что ждем их нападения.

– А как он правду проведает?

– Тогда убежишь. Да еще уговори своих крестьян с нами не воевать, а то всех перебьем без покаяния. А которые ослушаются, на тех будет анафема.

– Правда, что ли? – испугался Иван.

– Истинная правда. Мало того, что умрут, будут гореть в геенне огненной! Это я вам точно обещаю.

– А как ты так сможешь?

– У меня с раем и адом прямая связь есть.

– Ааа...

– Ну что, пойдешь?

– Так боязно. Что я про Семена скажу, и почему в плен попал? Поди, за такое не похвалят!

– Ну, с пленом просто. Расскажешь, что вы сидели в засаде, а на вас пять человек навалились. Так тихо подкрались, что вы и не слышали. Вы, понятно, отбивались, но не ваша была сила. Скажешь, что Семена мы здесь в плену оставили, а тебя отправили магистра предупредить, что если у женщин с головы хоть волос упадет, мы его колесуем.

– Так он не поверит, на мне же даже царапинки нет!

– Ну, это недолго поправить. Будет тебе не только царапинка.

– Если так, то ладно. А откуда у меня царапина-то возьмется?

– Вот он поможет, – указал я на Ефима. – Поможешь?

– Это можно, – согласился кучер и так саданул кулаком, что Иван полетел по землю.

– Ты это чего дерешься? – возмутился он.

– Сам же хотел царапину. Хватит или еще?

Иван встал, отряхнулся, пощупал лицо и обреченно сказал:

– Ладно, давай еще.

Ефим не заставил себя просить, и на этот раз Иван остался вполне доволен. Экзекуция на этом кончилась, и, повторив инструкции, мы выпустили гайдука за ворота.

– Надо бы за штабс-капитаном сгонять, – сказал Александр Егорыч, когда мы остались одни.

– Это за инвалидом? – уточнил я. – У которого дочь пропала?

– За ним самым. Он мужчина бедовый, никому спуска не даст. К тому же у него ружей много.

– Он же инвалид.

– Это ничего, хотя нога у него ранетая, в коленке не гнется, зато руки хваткие, а уж стреляет! Птицу в глаз бьет!

– Он далеко живет? – заинтересовался я, услышав о хорошем стрелке.

– За тем лесом, верхом в полчаса обернусь.

– Ладно, поезжай, пока не стемнело.

Пока хозяин ездил за капитаном, мы с Ефимом переоделись, оставив крестьянские лохмотья для следующей вылазки. По времени, рыжий воин уже должен был доехать до имения Моргуна, до которого от хутора было всего верст пять-шесть. Наиболее возможных вариантов развития событий было два: осерчавший магистр, сломя голову, бросится мстить, тогда нам придется очень кисло; сегодня нападения не будет, сначала противники попытаются выяснить, кто им противостоит. Второй вариант был для нас самым предпочтительным. У нас будет весь завтрашний день на подготовку обороны. Кое-какие заимствованные у кинематографа идеи у меня уже появились, но на реализацию их нужно было время.

Переодевшись и наскоро перекусив, мы с Ефимом занялись оружием. Пока арсенал у нас был довольно скромный: пара старых, кремневых пистолетов, два плохоньких хозяйских ружья и холодное оружие. Еще две единицы карманного оружия взял с собой Александр Егорович. Сэмюэл Кольт еще не успел снабдить русскую провинцию многозарядными пистолетами своего имени, и воевать нам приходилось музейными экспонатами стрелкового оружия.

Я показал Ефиму, как стрелять из пистолета и, главное, как его перезаряжать. Потом мы навестили в сарае избитого до полусмерти Семена и попытались с ним поговорить. Он лежал с закрытыми глазами и никак на наш приход не реагировал – то ли еще не пришел в себя, то ли прикидывался.

Со времени отъезда хозяина прошло больше часа, почти совсем стемнело, и я начал волноваться, не перехватили ли его гайдуки. Мы с Ефимом вышли за ворота и оттуда следили за окрестностями. Стрельбы слышно не было, но это ни о чем не говорило, напасть на него могли и вдалеке от хутора. Вдруг совсем близко заржала лошадь. Мы с Ефимом взвели курки, но тревога оказалась напрасной, это, наконец, вернулся Александр Егорыч с высоким, худым мужчиной лет сорока пяти, штабс-капитаном Владимиром Ивановичем Истоминым.

Мы поздоровались, и штабс-капитан, по-птичьи крутя головой, осмотрелся по сторонам.

– Нам нужен форпост, – сразу же принимая командование на себя, распорядился он. – Нужно поставить посередине двора вышку, чтобы оттуда наблюдать подступы к ограде.

– Для этого можно использовать чердак избы, – предложил я. – Проделаем в кровле щели, и будем смотреть оттуда.

– Пожалуй, – согласился Истомин. – Сашка, к тебе на чердак можно влезть?

– Можно, – ответил хозяин.

– Вот и ладно, этим и займитесь. У меня есть два штуцера, бьют без промаха на шестьсот шагов, – добавил он, показывая первые нарезные ружья, появившиеся довольно недавно в русской армии.

Мысль о «форпосте» была здравая, и мы втроем полезли на чердак, а штабс-капитан принялся вышагивать по двору «половинчатым» строевым шагом, смешно выбрасывая вперед негнущуюся ногу. На чердаке было темно, и первым делом пришлось его освещать. Хозяин принес несколько огарков сальных свечей, и мы устроили там «иллюминацию». Дальше дело пошло быстрее. Кровля у избы была из дранки и прорезать в ней смотровые щели на все четыре стороны было делом четверти часа. Обзор отсюда был хороший, и я укорил себя за то, что раньше не додумался до такого простого решения.

– Отсюда можно даже стрелять, – предположил Александр Егорович.

– Опасно, из того же штуцера убьют сквозь кровлю. Вот если только защитить стрелка досками.

К сожалению, столько толстых досок на хуторе не нашлось, пришлось ограничиться несколькими обрезками, из которых мы решили утром сколотить переносной щит.

Когда мы вернулись во двор, у штабс-капитана созрело еще несколько идей, однако, не таких интересных, как первая, и я не стал в них вникать. Я предложил разделиться на смены, по одному дежурить на чердаке, а остальным лечь спать. Мы с Ефимом не сомкнули глаз всю предыдущую ночь, днем нас разбудил молодой урядник, а предстоящий день обещал быть весьма насыщенным. Если, конечно, нам удастся до него дожить, что всецело завесило от стратегических планов и активности противника.

Однако, ночь прошла совсем спокойно. Мне выпала предутренняя смена. Я поднялся на чердак. Там было тепло, сухо и почему-то пахло скошенной травой. Я переходил от «бойницы» к «бойнице», всматривался в темень безлунной ночи и слушал, как по застрехам шуршат мыши. Когда начало светать, стала видна опушка близко подходящего к тыну леса. Он уже почти оголился, на березах трепетали последние желтые листья, осины стояли совсем голыми. Осень уже наступила, и скоро можно было ждать первого снега.

Я вспоминал осень в городе, мокрый асфальт, отражающий свет уличных фонарей, яркую, праздничную рекламу, шелест автомобильных шин, и мне нестерпимо сильно захотелось вернуться домой, в наше почти правовое государство, с редкими взрывами домов и метро, нечастой стрельбой на улицах и увлекательными сводками криминальных хроник. В мир, где почти всегда есть в кранах горячая вода и харизматический президент с великолепным парламентом, веселящие народ своей каждодневной заботой о его благе...

Предположить, чем кончится наша авантюра, было невозможно. Силы были, очевидно, неравные, противник жесток, хорошо организован, и шанс на решение конфликта в нашу пользу был совсем незначителен.

Новый соратник, штабс-капитан, этой ночью почти не спал, часто выходил во двор и, дождавшись, когда я спущусь с наблюдательного пункта, подошел ко мне со значительным лицом.

– Сударь, – сказал он, глубокомысленно морща лоб, – нам необходимо укрепить наши позиции!

С этим было трудно не согласиться, и я согласился:

– Да, непременно.

– Я придумал план, как нам сделать хутор неприступным.

– Очень интересно, господин штабс-капитан, я весь во внимании!

– Нам нужно вырыть вокруг изгороди ров!

– Что? – только и нашелся сказать я. – Ров?!

– Именно. А у ворот сделать подъемный мост.

– Да, но сколько это займет времени?

– Время неважно. Нам нужно торопиться. Я ждал вас, чтобы начать работы!

«Интересно, – подумал я, – у него инвалидность только по ранению ноги или еще и по контузии?»

Истомин смотрел на меня взволнованно, с требовательной надеждой и, кажется, ждал, что я тотчас побегу за лопатой.

Пришлось его немного разочаровать:

– Вы совершенно правы, без рва нам никак не обойтись! Только на одном рве останавливаться не следует. Еще насыплем флеши и редуты, построим брустверы и цитадель. Тогда хутор станет совершенно неприступным!

– Вы думаете? – с сомнением в голосе сказал Истомин. – Но для этого нужно провести много расчетов и разметку местности. К тому же, нам с тылу помешает лес, там для редута недостанет места.

– Лес вырубим, а из деревьев построим секреты, – не растерялся я.

– Пожалуй, – озадачено произнес штабс-капитан, – это нужно обдумать!

– Алексей Григорьич, – раздался сверху, с чердака, голос хозяина, – вижу на дороге конных! Скачут в нашу сторону!

Я тотчас забыл о грандиозных планах Истомина и побежал в избу за оружием. Кажется, нас собрались атаковать. Мы с Ефимом взяли по паре пистолетов, сабли и бросились к воротам.

– Остановились! – сообщил с наблюдательного пункта хозяин. – Сюда идет человек с белой тряпкой. Что делать, стрелять?

– Ни в коем случае, – взвился капитан, – это парламентер! В парламентеров стрелять никак нельзя!

– Я выйду, встречу! – крикнул я Александру Егорычу. – Действуй по обстоятельствам.

Мы с Ефимом подняли деревянный брус, запирающий изнутри ворота.

– Ты не выходи, я посмотрю, что ему нужно, – сказал я кучеру.

– Это рыжий Иван, – опять крикнул хуторянин.

Я помахал рукой в сторону избы, сигнализируя, что его понял и вышел за ворота. Кавалькада из десятка верховых остановилась на расстоянии ружейного выстрела.

От нее в нашу сторону шел вчерашний пленник с белым лоскутом в руке. Увидев меня, он замахал им и крикнул:

– Не стреляйте!

Я сделал ему приглашающий жест и вернулся во двор. Дойдя до ворот, он опять предупредил:

– Это я, не стреляйте. – И протиснулся в оставленную для него щель.

После вчерашнего декоративного мордобоя его лицо из розового сделалось красно-синим, губы распухли, один глаз заплыл, и выглядел Иван совсем плачевно, Однако, поздоровался бодро, попытался улыбнуться одной, здоровой стороной лица, не смог и просто подмигнул:

– Здоровы будете!

– Здравствуй, ваше царское величество! Что скажешь?

– Магистр на переговоры прислал, – ответил Иван, мотнув головой в неопределенном направлении.

– Ладно, переговорим, – пообещал я, – говори, как там наши женщины?

– А что им сделается, бабы народ живучий. У них все хорошо. Их в господском доме держат и пока голодом не морят.

– Сумел с ними поговорить?

– А, то! Поговорил. Только они какие-то хмурые, как будто пьяные.

– Ну, слава богу, хоть живые. Теперь рассказывай, что там у вас делается? Когда вы на нас нападать будете?

– Того не знаю, при мне такого разговора не было Я как вчера прискакал с пустым Семеновым конем, магистр меня чуть саблей не порубал. Ему спасибо, – кивнул он на Ефима, – своими кулаками спас. Начали меня пытать. Я как было уговорено, все и рассказал. Магистр кровью налился и велел коней седлать. Так я ему от себя сказал, что у вас есть пушка.

– Пушка?!

– Ну! Тогда он и струхнул. Говорит, что сначала вас нужно отсюда выкурить, а потом и порешить.

– Это ты хорошо с пушкой придумал!

– А то! Теперича я вас обманывать пришел, что мы на замирение идем и вас подобру отпустим.

– Ладно говоришь. Как отобьемся, казной за ум награжу.

Как мне показалось вчера, Иван был в чем-то наивен, но далеко не прост.

– Что еще велели передать?

– Сам магистр с тобой говорить хочет, зовет на полдороге встретиться. Так ты своего согласия не давай. Вы пешими сойдетесь, а мы на конях дожидаться станем. Ежели магистру обманом тебя обойти не удастся, он нам сигнал даст, и мы на конях должны тебя догнать и шашками порубать.

– Понятно.

Я задумался, не зная, как лучше поступить. Встретиться с магистром было безусловно необходимо, Мне нужно было понять, что он за человек, и что от него можно ждать. Однако, встречаться не на его условиях.

– А в поместье как дела? Со своими крестьянами говорил? – спросил я.

– Не довелось, все время на глазах был. Еле успел с вашими бабами словом перекинуться.

– А на вас нападения магистр не ожидает?

– Кому же на нас нападать, когда нас все как огня боятся! – искренне удивился Иван.

– Ты можешь нарисовать план поместья? – спросил я.

– Чего сделать? – не понял гайдук.

– Ты сможешь начертить на земле, где у вас господский дом, конюшни, амбары, где наших баб под стражей держат?

– Не смогу, это нам неведома, как так начертить?!

– Хорошо, я сам буду рисовать, а ты рассказывай, где у вас что есть.

Идея оказалась неплохой, что-то похожее на примитивный план мне со слов рыжего нарисовать удалось. Правда, я не знал, будет ли из этого толк.

– Никак, нас воевать идешь? – поразился Иван.

– Пока не знаю, – состорожничал я.

– Так что магистру передать? – спросил парламентер, начиная проявлять нетерпение. – Скажу, что ты не хочешь с ним встречаться.

– Почему же не встретиться. Скажи ему, что я его подожду здесь, около ворот. А ваши люди пускай остаются на месте.

– Не, на такое он не согласится!

– Пусть не соглашается, зато поймет, что меня ему просто так не обмануть и предложит свое. А пока ты туда-сюда будешь ходить, мы успеем подготовиться к встрече.

Иван понял, улыбнулся здоровой половиной лица.

– И то правда, ну, я пошел.

– Иди, но не торопись. И если спросит, скажешь, что людей у нас прибавилось, упомяни про офицера. – Я показал глазами на штабс-капитана, с задумчивым видом стоящего в нескольких шагах от нас.

Иван кивнул и заторопился вернуться, чтобы наш затянувшийся разговор не вызвал лишних подозрений. Как только он вышел за ворота, Истомин с деловым видом подошел ко мне.

– Я обдумал ваши предложения. Редуты, пока у нас нет пушек, нам не нужны, а флешь с реданами и фасами насыпать можно. Только в первую очередь нужно вырыть ров.

Что такое редуты и флеши, я представлял себе с большим трудом, вернее будет сказать, знал только, что это какие-то земляные укрепления. А про реданы и фасы вообще никогда не слышал.

Но, чтобы утихомирить контуженного офицера, безоговорочно с ним согласился:

– Ваша правда, господин штабс-капитан, безо рва нам никак не обойтись.

– Теперь, видите, голубчик, что я в своем деле дока! Мне бы сейчас хоть роту инфантерии, я бы тотчас рассеял неприятеля! Я бы построил ее двумя колонами...

Я с серьезным лицом слушал планы нашего Кутузова, думая, что с ним делать дальше.

– А правда, что из штуцера можно попасть на шестьсот шагов? – прервал я совет в Филях.

Капитан запнулся на описании хода предполагаемой атаки, нехотя вернулся к скучной реальности:

– Штуцер бьет в цель много лучше простого ружья. У меня штуцера системы Гартунга.

То, что штуцер, первое нарезное ружье, бывшее на вооружении русской армии, я слышал, но подробностей не знал.

– Я вам сейчас расскажу, какие есть штуцеры, – предложил Истомин, забыв завершить атаку на неприятеля.

– Извините, господин штабс-капитан, мне нужно продумать, с какого места нам начинать копать ров. Об оружии поговорим в другой раз.

– Извольте, как вам будет угодно, – сухо проговорил офицер. – Могу только заметить, что мой штуцер промаха не дает!

– В таком случае, если вы займете аванпост, – я кивнул на чердак, на котором томился в неизвестности Александр Егорович, – то при нападении сможете меткой стрельбой остановить противника?

– Легко! Единственное препятствие – моя нога.

– А при чем здесь нога?

– Как же, молодой человек, я со своей раненой ногой смогу попасть наверх?

– Легко! – процитировал я его же. – Мы вас туда поднимем!

– Право! Это не пришло мне в голову! Вы умеете мыслить!

Комплимент был приятный, но я не поддался лести и только скромно потупился.

Ефим, присутствовавший при разговоре, по моей просьбе сходил на конюшню за вожжами, и мы приступили к подъему «тела» в узкий лаз чердака. Я обвязал штабс-капитана вожжами под мышками, оба селянина взяли каждый свой конец и одним махом втащили Истомина наверх. После того, как подошвы севастопольского героя мелькнули и исчезли в чердачном люке, я вернул на место отставленную на время лестницу, и на этом операция была завершена.

Оба соратника спешно спустились вниз, оставив Истомина без слушателей.

– Ты уверен, что его дочь не сама сбежала, а ее похитили? – спросил я хуторянина.

Александр Егорыч хмыкнул и с сомнением покачал головой.

– Может, ружья ему туда не давать, а то не ровен час, нас же и постреляет?! Раньше я за ним такого, вроде бы, не замечал. Может быть, с горя тронулся?

Однако, эта загадка так и осталась неразгаданной, потому что опять явился парламентер.

– Ну, что магистр? – спросил я.

– Ругается. Грозится вас всех перебить.

– Ну, это не новость. Что он предлагает?

– Согласился встретиться с тобой верхом.

– Это уже лучше.

– Чего хорошего? – покачал головой двойной агент. – Он послал двух своих лучших псов в засаду. Как вы съедетесь, они должны тебя застрелить.

– Понятно, а где встреча?

– В ста шагах от ворот. Когда тебя застрелят, он успеет ускакать.

– Засада где?

– Около дороги. Там еще густые кусты.

– Ладно, скажи ему, что я согласен.

– Как так согласен, а засада?

– Попробуем с ней разобраться. Не получится, просто не приду на встречу.

– А как разбираться будете? В нее пошли-то самые ловкие: Иван-казак и Тишка-хват, им палец в рот не клади, еще зловреднее Семена будут. Он живой еще?

– Живой, в сарае связанный лежит.

– Не дай бог сбежит, тогда мне несдобровать.

– Не сбежит, ты его вчера так отделал, что он не то, что бегать, ходить нескоро начнет. Да и связан надежно.

– Ох, смотрите, боязно мне. Очень уж он ловок!

– Ладно, еще проверим. А ты иди и скажи магистру, что я согласен.

Иван с сомнением покачал головой.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Тебе виднее.

Парламентер ушел, а мы начали думать, как добраться до засады, чтобы этого не увидели основные силы противника. Александр Егорыч предложил пойти на дело втроем. Обойти стрелков лесом и напасть сзади.

– Перебьем тихонько, и вся недолга!

– А вдруг они нас услышат и поднимут шум? – не согласился я. – Магистр сразу догадается, что у них предатель. Зря Ивана погубим.

– Нужно сверху посмотреть, где они прятаться будут, – предложил Ефим. – Тогда и решать будем. Чего зря разговоры разговаривать.

Он был прав, и мы все трое полезли на чердак.

Капитан, оказавшись при деле, совсем переменился. Он сосредоточенно ходил от одной бойницы до другой, орлиным взглядом окидывая предстоящее поле сражения.

– Флешь поставим там. – Как только мы появились, указал он куда-то пальцем.

– Вы никого поблизости не видели? – спросил я.

– Нет, мне до посторонних нет дела.

Кажется, крыша у нашего впередсмотрящего съехала окончательно, он весь погрузился в стратегические планы.

– Позвольте полюбопытствовать, что там делается, – сказал я, занимая место у щели, через которую была видна дорога и кусты близ нее.

– Вы не туда смотрите, флешь будет там.

– Хорошо, я и туда посмотрю, – пообещал я, осматривая предполагаемое место засады. Там действительно были густые кусты с еще не облетевшей листвой, но я никого не увидел.

– Ничего не вижу, – сказал я соратникам,

– Голубчик, вы же не туда смотрите! – заволновался Истомин и потянул меня за рукав. – Позвольте, я вам все покажу.

Пришлось перейти к соседней щели и слушать его бред.

– ...бруствер насыплем на два аршина, – бубнил над ухом капитан, – фасы сделаем на десять саженей...

– Вижу! – воскликнул глазастый Ефим, занявший освобожденное мной место обзора. – Двое под кустами!

– Не отвлекайтесь, голубчик! – рассердился капитан, когда я перебил его на полуслове. – Я вам еще не рассказал самого интересного!

– Позже обсудим, где они?

Ефим потеснился и скоординировал направление.

– Оба одеты в красное, видите, сразу же за пригорком, в болоте.

Теперь я увидел и сам.

Два пластуна, погрузившись в болотную жижу, застыли за поросшей желтой травой кочкой.

Если бы не красные спины армяков, я бы их ни за что не разглядел. Несколько минут я наблюдал за действием засады. Оба лазутчика застыли на месте и не шевелились.