Глава двенадцатая

Ближе к вечеру я надел сюртук с позументами, прицепил к боку шпагу и поехал в Трактир увидеться с Остерманом. Генрих Васильевич был уже слегка навеселе и встретил меня, как говорится, с распростертыми объятиями.

– Здравствуй, князюшка, – закричал он, как только я вошел в обеденную залу, подошел и облобызал в обе щеки. – Куда это ты запропастился?

– Вчера был очень занят и не смог придти, – ответил я.

– А дело твое почти решилось, – сказал Остерман, наклоняясь к самому уху, хотя нас и так никто не мог слышать – в зале было полно народа, и громко играла музыка. – Поехали в одно интересное место, я познакомлю тебя с нужным человеком.

После вчерашнего Селиванова к новому знакомому такого же рода я отнесся без особого восторга, однако возразить было нечего – сам просил о помощи. Мы вышли из Трактира и взяли дорогого извозчика с рессорной коляской и приличной лошадью.

– Познакомлю тебя с Алексашкой, да заодно посмотришь, как у нас в Питере веселятся, – пообещал Генрих Васильевич.

– Кто такой этот Алексашка? – подозрительно спросил я.

– Последний, вернее, первый в столице жулик и плут, – ответил, засмеявшись, Остерман. – Если он не поможет, то и никто не поможет.

– Он кто, чиновник?

– Можно сказать и так. Чиновник собственного департамента. Да, погоди, скоро сам увидишь.

Мы выехали на Невский, свернули на Лиговский, и поехали куда-то в направлении Волковского кладбища. Кстати, по названию улицы я вспомнил слова старой песни, написанной, кажется, еще Александром Галичем.

На Лиговке вчера

последнюю малину накрыли фраера

– И что у вас там за малина?

Как ни странно, но это понятие оказалось Остерману знакомо. Он заговорщицки подмигнул:

– Посмотришь, не пожалеешь! Малинка – пальчики оближешь!

Однако, еще не видя этой разлюли-малины, я уже начал жалеть, что даю втянуть себя в новую авантюру. Мы съехали с Лиговки в боковую улицу, и Остерман велел кучеру остановиться. Я рассчитался, и дальше мы пошли пешком.

– Извозчики – сплошь доносчики, – срифмовал ходатай по делам. – Пешим ходом надежнее.

Пропетляв по переулкам, мы подошли к усадьбе с высоким глухим забором, ничем не отличающейся от других подворий на этой глухой улочке Здесь явственно чувствовалась близость к окраине города, воздух был чище, а дворы больше и шире чем в центре Генрих Васильевич отпер «секретный» запор у калитки – потянул за спрятанную веревочку и поднял с внутренней стороны накидную щеколду, дверца открылась, и мы вошли во двор, в глубине которого, полускрытый за деревьями, виднелся большой дом.

– Вот и наша малинка! – довольно сказал ходатай, прямиком по хрустящей от свеженасыпанного песка дорожке, направляясь к таинственному зданию.

Окна в доме были или темны, или закрыты плотными шторами так, что наружу не пробивалось ни лучика света И сам дом, и парк, по которому мы шли, казались добропорядочными и унылыми. На «воровскую малину» этот комплекс не походил никаким образом, разве что на «дворянскую».

– Приготовь, князь, сто рублей, – предупредил Остерман, когда мы подошли ко входу.

– Ничего себе здесь цены! – поразился я.

– По Сеньке и шапка! – ответил он, хихикнув, как будто от предстоящего удовольствия – Это плата только за вход Если захочешь развлечься, то придется денег не жалеть.

– Ну и ну, – недоверчиво произнес я, уже совершенно не понимая, куда попал.

Генрих Васильевич негромко постучал в массивную, надежно запертую дверь, и она тотчас, как будто нас ждали, приоткрылась.

– Остерман, – тихо сказал мой спутник в темную щель. – Со мной еще один господин.

Дверь открылась шире, так что теперь мы смогли пройти внутрь по одиночке. В сенях или, если говорить применительно к этому дому – в вестибюле, куда мы попали, было полутемно. Человек, открывший нам дверь, был одет в ливрею и старомодный парик с длинными завитыми локонами, какие носили в предыдущее царствование.

Не говоря ни слова, он поклонился и указал на следующую дверь. Ее открывать пришлось нам самим. За ней оказалась освещенная несколькими канделябрами гардеробная. Навстречу нам из кресла встала высокая дама в свободно спадающем платье, с высокой, сложной прической.

– С кем имею честь? – спросила она по-французски.

Остерман ответил, назвавшись сам, и представил меня.

Дама задала еще вопрос, который я уже не понял. Однако Генрих Васильевич тотчас его перевел:

– Давай деньги!

Я протянул мадам стольник. Она сказала «мерси» и со светской улыбкой, указала на высокую двустворчатую дверь, ведущую во внутренние покои. Мы вошли в самую обыкновенную дворцовую залу с колонами, хором для музыкантов и роскошными люстрами, освещающими помещение живым светом многих сотен свечей. Негромко играла музыка, несколько пар танцевали в центре зала на вощеном паркете. Прямо-таки не бордель, а первый бал Наташи Ростовой.

Мы остановились у входа, осматриваясь. Зал был танцевальный, без мебели, с диванами и пуфиками вдоль стен. На некоторых сидели пары, кое-где одинокие женщины. Народу было немного, человек тридцать обоего пола. В таком объемном пространстве они терялись, и казалось, что людей почти нет.

– Ну, как тебе? – спросил Остерман, с улыбкой наблюдая за произведенным эффектом.

Я не успел ответить, мы увидели, что к нам направляется высокая, стройная женщина в желтом, жемчужного перелива платье. У нее была высокая, пышная прическа из смоляного цвета волос, в которую были вплетены нити жемчуга. Когда она приблизилась, я смог рассмотреть ее лицо. Невероятна на оно было мне очень знакомо.

Приблизившись, дама заговорила по-французски, Остерман что-то ей сказал, и она перешла на русский язык. Говорила она правильно, но с каким-то восточным выговором.

Только теперь я ее узнал. Невероятно, но я встречал эту женщину меньше месяца назад, при совершенно других обстоятельствах.

– Очень рады видеть вас, – сказала она с безукоризненной светской улыбкой.

– Вы, кажется, впервые здесь? – обратилась она непосредственно ко мне.

– Да, мадам, – ответил я в тон ей. – Я здесь впервые.

– Вы уверены? – почему-то спросила она, с тревожной внимательностью вглядываясь в меня. – Впрочем, кажется, вы правы, здесь вы впервые. А мы с вами не знакомы?

Ответить мне было нечего. Мы были не только знакомы, она чуть не зарезала меня. Однако я тогда выглядел совсем по-другому, и вполне понято, что узнать меня она не могла.

– Возможно, где-нибудь и встречались, – неопределенно ответил я.

А встречались мы с ней при совершенно экстремальных обстоятельствах. Эту женщину, закованную в кандалы, гнали по этапу в Сибирь. Мы пересеклись на почтовой станции, и я оказал ей медицинскую помощь. Она неправильно поняла мои намерения и готовилась вонзить в грудь кинжал.

– У меня такое чувство, что я вас знаю, – проговорила она, продолжая тревожно на меня смотреть.

Удивительно, но в нашу прошлую встречу эта женщина назвала меня, незнакомца, по имени и фамилии.

– Возможно, я вспомню позже, – пообещала она, так и не дождавшись моих комментариев своей последней фразе. – Пожалуйста, веселитесь, господа, я всегда к вашим услугам.

Улыбнувшись мне на прощанье «Турчанка», как я ее тогда назвал про себя, отошла к другим гостям.

– Ну, давай веселиться, – предложил я Остерману. – Где твой таинственный Алексашка?

– Пока не вижу, – ответил он, оглядывая залу. – Однако непременно будет, он хозяин своему слову.

– Ладно, тогда показывай, что здесь есть, кроме танцкласса, и объясни, как поступать, чтобы не выглядеть белой вороной.

– О, здесь можно делать все, что тебе заблагорассудится, нельзя только напиваться и дебоширить, – ответил он.

– Ладно, не будем напиваться. И все-таки, что это за заведение?

– Здесь отдыхают только состоятельные люди.

– Это что-то вроде английского клуба?

– Не знаю про аглицкий клуб, только про него слышал. Здесь же бывают самые разные господа. Даже, – Остерман наклонился к самому моему уху, – члены царствующего дома.

Меня это известие, более похожее на обычную легенду, не заинтересовало. Царствующего дома с меня хватило и от общения с императором.

– А ты знаешь женщину, которая к нам подходила?

– Да, это то ли хозяйка, то ли распорядительница. Ее зовут Сильвия Джулиановна.

– Она, что итальянка? Я подумал турчанка. Ты, кстати, здесь часто бываешь?

– Редко – когда появляются богатые приятели, которым что-нибудь очень нужно, такого-этакого, – засмеялся Генрих Васильевич. – Вот как тебе – фальшивые документы.

– С месяц назад ты сюда не заходил? – прервал я неуместный разговор.

– Был, – кратко ответил он.

– А эту, как ее, Сильвию, видел?

– Нет, вместо нее была другая женщина, очень миленькая немочка. А тебе про хозяйку знать зачем?

– Мне кажется, около месяца назад я встречал Сильвию далеко отсюда, в провинции.

– Мне показалось, она тебя тоже узнала. Очень может быть. Женщина она, по всему видно, богатая, может, и путешествовала в свое удовольствие.

– Да, конечно, – согласился я, – почему не поездить, не развеяться.

– Пойдем, что ли в буфетную, там ждать Алексашку будет сподручнее…

Однако уйти мы не успели, оркестр заиграл менуэт, и шесть или семь пар начали этот старинный медленный, грациозный танец со множеством мелких па. Я обратил внимание, что большинство танцоров-мужчин были в полумасках, а дамы блистали глубокими вырезами и обнаженными плечами. Зрелище было очаровательное, и я приостановился на полдороге к буфету.

– Пойдем, что ли, быстрее, – заторопил меня Остерман, которому, видимо, не терпелось добавить к ранее выпитому.

– Иди, я приду позже, – сказал я, отнюдь не горя желанием вновь напиваться за компанию.

– Я-то пойду, а вот платить придется все равно тебе. У меня денег ни полушки.

– Ладно, заплачу, – ответил я, чтобы быстрее его спровадить.

Одна из танцующих дам была очень похожа на Алю, и у меня защемило сердце. Генрих Васильевич торопливо ушел, а я, прислоняясь к колонне, наблюдал за танцующими.

– Вам, князь, (так меня представил Остерман), понравилась наша Юлия? – спросил меня сзади голос Сильвии Джулиановны.

Я обернулся.

– Да, очень милая девушка.

– Как только кончится менуэт, я непременно представлю вас, – пообещала хозяйка.

Она очень изменилась со времени нашей встречи, пополнела, и в глазах не было прежнего неукротимого, яростного, лихорадочного блеска, но все равно от нее исходила какая-то внутренняя угроза.

– Спасибо, но мы с господином Остерманом пришли по другому поводу, у нас здесь назначена встреча, и на ухаживание может не остаться времени.

– Я знаю, но Александр Федорович придет только к полуночи, вам будет скучно, а Юлия поможет вам развлечься.

Что «Алексашку» зовут Александром Федоровичем, я услышал впервые и удивился, откуда Сильвия может знать о наших планах.

– Спасибо, – поблагодарил я, не зная на что решиться.

К проституции у меня слишком неоднозначное отношение, чтобы начинать якшаться с представительницами этой неблагодарной профессии. Я слишком уважаю себя, чтобы унижать женщину, покупая ее, как вещь. Женщин, мне кажется, нужно все-таки завоевывать, а не выторговывать.

Впрочем, это только моя точка зрения, и я не намерен ее никому навязывать. Каждый волен поступать со своей душой и телом так, как ему заблагорассудится.

– Юля очень славная девушка, и вам будет приятно с ней поговорить, – уловив мои сомнения, подтолкнула в нужном направлении хозяйка.

Делала она это, нужно отдать должное, с идеальным тактом. Не было сказано не только ни одного слова о цели нашего знакомства, в ее словах и взгляде не проскользнуло даже полунамека.

– И все-таки я откуда-то вас знаю, это очень интересно… – окончила разговор Сильвия Джулиановна.

Мне тоже было интересно узнать, почему, занимаясь своей малопочтенной профессией сводницы, она так болезненно относится к посягательствам на себя Чем так ей отвратительны мужчины? Если, конечно, она не поклонница однополой любви, что в конце восемнадцатого столетия было явлением чрезвычайно редким.

Менуэт все не кончался, и мне неловко было как стоять столбом, подпирая колонну, так и уйти в буфетную к Остерману, демонстрируя этим то ли трусость, то ли неуважение к хозяйке. Наконец музыканты заиграли коду, то есть музыкальное послесловие, во время которого кавалеры развели своих дам по их креслам и диванам.

Я счел себя выполнившим правила вежливости, и так как ко мне никто не подошел, двинулся было своей дорогой, но в это момент меня окликнула Сильвия, не забывшая своего обещания, и подвела ко мне Юлию. Девушка вблизи оказалась еще интереснее, чем на расстоянии, но сходство с Алей сразу же пропало. У нее было иное выражение лица, разрез глаз и, вероятно, склад характера.

– Князь, позвольте представить вам нашу воспитанницу Юлию Давыдовну, – сказала хозяйка, ослепительно улыбаясь.

Юлия смутилась, покраснела и опустилась передо мной в глубоком реверансе.

– Юлия Давыдовна поможет вам познакомиться с нашим домом и будет здесь вашим чичероне.

Представив меня девушке, хозяйка удалилась, а та посмотрела на меня голубыми эмалевыми глазами и спросила:

– А вы, правда, грузинский князь?

– Нет, – ответил я, – неправда, это так, назвался для солидности.

– Жалко, – сказала девушка, – а то я уже представила вас мчащимся по бескрайней степи на лошади, в погоне за украденной невестой…

Я внимательно смотрел на собеседницу. На жрицу любви она не походила никаким образом. Обычная романтическая девица, начитавшаяся любовных романов. Впрочем, обычно одно другому не мешает, особенно если эта профессия была выбрана не из любви к искусству, а навязана непреодолимыми обстоятельствами.

– Вам удобно зайти со мной в буфетную? – спросил я. – Меня там дожидается приятель.

– Простите, мне это будет сделать неловко, там бывают только мужчины. Если можно, я подожду вас в зале.

– Ничего, он и без меня найдет развлечение, – сказал я, уже не торопясь прерывать знакомство. – Вы покажете мне дом?

– С удовольствием, здесь просто чудесно. У Сильвии Джулиановны такой тонкий вкус, она сама занималась подбором обоев и мебели.

– Вы здесь живете?

– Нет, что вы, я живу с родителями далеко отсюда, а здесь бываю, только когда меня приглашают.

– И как родители относятся к тому, что вы… что вы, – забуксовал я в словах, потом нашелся, – ходите в гости одна?

– Папенька у меня чиновник четырнадцатого класса, а детей нас девять душ. Я старшая.

– Понятно, – только и нашелся сказать я.

Чиновник четырнадцатого класса, коллежский регистратор, на свое жалование мог с трудом прокормиться и сам, а не то что содержать большую семью.

– И как вам?… – начал я, но не рискнул продолжить, чтобы не обидеть девушку.

– Здесь служить? – помогла она мне.

– В общем-то, да.

– Сначала плакала, потом привыкла. Я, знаете ли, князь… можно я вас так буду называть? Я, князь, очень люблю мечтать. Представишь себя принцессой, красавицей. Кругом красивые вещи, много цветов, слуги в белых перчатках. А я как будто выйду из дворца и иду по цветущему луга, а навстречу мне принц на белой лошади. Смотрит на меня ласково и с улыбкой спрашивает: «Ты кто, милая девушка?,.» Я глупости говорю? – спохватилась он.

– Нет, милая девушка, только я, к сожалению, не принц даже по имени, и у меня нет белой лошади. К тому же я женат и люблю свою жену.

– Пусть, – подумав, сказала она, – мечтать ведь не грех?

– Какой же в этом грех?

– Я вас, князь, совсем расстроила, пойдемте лучше смотреть дом. Вот тут у нас бильярдная. Вы играете в бильярд?

– Играю.

– Знаете, я тоже немножко умею. Когда нет гостей, мы с девушками играем на желания.

Мы заглянули в бильярдную, где был занят только один из трех столов, и пошли дальше.

– Тут курительная комната, но мне туда тоже нельзя заходить. А вот там наши светелки. Давайте зайдем ко мне?

– Я думаю, не стоит, – довольно твердо отказался я.

– Мы только на минутку, я возьму чистый платок.

– Идите. Я вас подожду здесь.

– Да, конечно, – послушно согласилась она, – но только если увидят вас одного, подумают, что я вам совсем не понравилась, и отправят меня знакомиться с другим гостем. Там как раз один генерал пришел, которому я нравлюсь. Он хороший, только старый и толстый, и от него плохо пахнет…

– Хорошо, пошли, – сдался я.

– Вы, князь, не подумайте, я ничего плохого не имею в виду!

– Я и не думаю, – соврал я, потому что ни о чем другом, кроме «плохого», с начала нашего разговора думать уже не мог.

Мы подошли к одной из дверей, выходящих в длинный, гостиничного типа коридор на втором этаже. Юлия Давыдовна сделалась, как и я, скованной и больше ничего не говорила. Она открыла дверь, и мы вошли в просторную, скромно, под девичью светелку, обставленную комнату, с кроватью, застеленной белоснежными простынями.

– Садитесь, князь, – указала девушка на кресло тоже в белом, девственной чистоты чехле, – я вас долго не задержу.

Она выдвинула ящик в комоде и начала искать платок, вытаскивая тонкое кружевное белье и чулки. Я краем глаза наблюдал за ней, уже начиная подозревать, что она намерено тянет время. Однако она действительно искала платок, и как только его нашла, тотчас положила остальные вещи на место.

– Можно идти, – тихо сказала, но никуда не пошла, а опустилась на стул, сложив руки на коленях. После чего неожиданно спросила: – Вы давно в Петербурге?

– Недавно, – коротко ответил я, чувствуя, что начинаю не на шутку заводиться.

Мое молодое семнадцатилетнее тело полное половых гормонов никак не могло придти в согласие с разумом. Девушка была так мила и женственно-беззащитна…

– Отдохнем здесь немного, – просительно сказала она. – Сегодня будет много гостей, а я уже устала. Вы любите танцевать? – опять переменила она тему разговора.

– Пожалуй, – неуверенно сказал я, – только смотря с кем.

– Я бы с радостью танцевала с вами, князь, вы такой ловкий, гибкий и, мне кажется, должны хорошо чувствовать музыку.

– Я плохо знаю современные танцы, больше по названиям. У меня на родине балы бывают редко.

– Я бы вас научила, – чему-то своему засмеялась Юлия. – У вас должно получиться!