В недрах планеты

      Сделав плавный вираж, Таланин разворачивается и подплывает к корпусу корабля. Как у бесконечного зеркала, движется он вдоль его полированной поверхности.
      Мы помогаем Таланину снять скафандр. Я подношу к его губам маску кислородного прибора. Таланин открывает глаза.
      - Глупей не придумаешь... - говорит он. Мы молча переглядываемся.
      - Алмазная глыба, - продолжает Таланин, - заклинила камеру двигателя... Как заслонка... Надо ее разбить... Но дело вот в чем. Сжатия в первой камере маловато. Если бы она прошла ну на полметра дальше. Вот сюда... Тогда другое дело.
      - Но как это могло случиться?
      - Возможно, глыба подплыла сбоку, вне фокуса ультразвукового бура.
      - А если повернуть бур? - спрашивает Егоров.
      - В том-то и дело, что конструкцией корабля это не предусмотрено. Надо взрывать глыбу.
      - Взрывать? - Егоров морщится, точно проглотил что-то горькое. - Вы подумали о последствиях?
      - Разве взрыв угрожает кораблю? - спрашиваю я.
      - Кораблю, конечно, не угрожает. В двух словах: взрыв зарегистрируют станции подземного наблюдения. Он будет понят как сигнал бедствия, просьба помощи... Нет, этого надо избежать...
      Таланин вскакивает на ноги. Он тянется к донному скафандру.
      - Есть выход. Дробить глыбу. - Он смотрит на меня, почему-то ожидая возражения.
      - А если такое повторится, - спрашиваю все-таки я, - там, где нельзя будет выйти из корабля?
      - Глубина помогает нам. Давление даже алмазы делает пластичными... говорит Егоров.
      Они оба смотрят на меня, ожидая новых возражений. Я молча киваю головой.
      Неподвижно лежит в пещере корабль.
      Таланин подплывает к застрявшей у его "горла" глыбе. В его руках небольшой пневматический молот, который обычно используют геологи, Таланин подводит инструмент к поверхности глыбы.
      На глыбе не остается следа.
      Т аланин подплывает с другой стороны...
      Снова короткими пулеметными очередями стрекочет молот.
      Алмаз - чрезвычайно твердый материал. Но в то же время он и хрупок. Все дело в том, вдоль или поперек граней кристалле направляется усилие... Это свойство "спайности". О нем знают школьники...
      Таланин продолжает "прощупывать" молотом гигантский кристалл. Надо найти единственно правильный угол для приложения инструмента.
      Под маской - раскрасневшееся лицо Таланина. По его щекам сползают капли пота.
      В салоне совещание.
      - ...Дело вот в чем, - говорит Таланин. - Это не алмаз. У этого минерала твердость алмаза, но совершенно отсутствует спокойность...
      - И все же от взрыва надо воздержаться, - твердит Егоров.
      Следующим работает Егоров. Загадочный минерал продолжает сопротивляться.
      Теперь моя очередь. Я протягиваю руку к своему скафандру, но меня опережает Таланин.
      - Ничего. Мы сами управимся.
      - Я такой же член экипажа, как и все, - пытаюсь возражать я, - и наравне со всеми...
      Но Таланин не дает мне закончить. Он вдруг обнимает меня.
      - Дорогой мой доктор, кто тебя-то лечить будет? Вот в чем дело. Потерпи, друг!
      И снова стрекочет пневматический молот. Снова работает Таланин в наполненной сдавленным газом пещере.
      Наконец минерал поддается. Сначала под острием молота в нем проскакивает линия трещины... Потом отламывается кусок.
      Между поверхностью камеры и кристаллом возникает небольшой зазор. Буквально игольное ушко. В прозрачной среде сжатого газа образуется завихрение, смерч... Он устремляется с грохотом в камеру.
      Пока я помогаю Таланину раздеться, Егоров рассматривает частицу загадочного минерала, которую захватил с собой Таланин.
      Голубовато-золотистый, похожий на алмаз кристалл вдруг начинает мутнеть изнутри. Он за несколько минут становится белым, как известь, и рассыпается в порошок.
      Очевидно, этот кристалл может существовать только в условиях высоких давлений и температур...
      Мы смотрим, как Егоров ссыпает на листок бумаги белый порошок.
      Таланин берется за рычаги управления.
      На экран видеоскопа выплывает глыба. Ее словно выплюнул корабль. Плавно покачиваясь перед носом корабля, глыба плывет, удаляясь от нас.
      Автоматически включается в работу ультразвуковой бур. Это - грозное оружие. Его "снаряды" невидимы. Зато видно, как глыба, в которую они попали, исчезает, растворяется в среде сдавленного газа.
      Путь свободен.
      Снова сквозь темные слои базальта движется корабль. Мгновение - и нас ослепляет огненная жидкость. Кажется, что она выливается на нас с экрана видеоскопа.
      - Неужели это магма? Плывем, как грешники в аду, - улыбается Егоров.
      Издалека в корабль доносятся приглушенные звуки грозных раскатов. Магма так же неожиданно, как заполнила экран, исчезает. Вокруг нас базальт.
      Все дальше в глубь прозрачного глобуса, установленного на приборном щите, движется сверкающий пунктир, показывающий путь корабля. Мы приближаемся к нашей цели, к таинственному барьеру... Удастся ли найти его разгадку?
      Таланин напряженно всматривается в кажущийся раскаленным экран.
      В моей лаборатории электронные анализаторы биотоков автоматически наблюдают за состоянием физиологических функций членов экипажа.
      Движется стрелка глубиномера. 495... Стрелка доходит до деления 500. Взбирается все выше и выше... Где же барьер?
      - Самое неожиданное, что барьера пока нет, - в недоумении шепчет Егоров.
      Тишина настораживает.
      Дрогнула и отшатнулась назад стрелка глубиномера. Замер светлячок в прозрачном глобусе. Перестает разворачиваться катушка с лентой, на которой отмечается путь корабля. Сработало аварийное устройство. Корабль останавливается.
      - Давление? - Только что я слышал шепот Егорова, а теперь мне кажется, что он кричит.
      - Двести шестьдесят тысяч атмосфер... - отвечает Таланин.
      - Совпадает с расчетом. Температура?
      - Тысяча девятьсот пять.
      - Тоже совпадает. Химический состав?
      - Обычный. Несколько повышена концентрация серы и кислорода.
      - Для корабля это не опасно...
      А на экране - раскаленные добела породы. Вот он, неизвестный барьер. Остановив корабль, приборы предупредили нас об опасности, которую не предусмотрели да и не могли предусмотреть составители программы. Что же это за опасность? Нам предстояло найти ответ на этот вопрос.
      Таланин освобождает ограничитель программного устройства и сам садится за руль. Словно нехотя, преодолевая немое сопротивление механизмов, сдвигается с места корабль.
      Заголосила сирена.
      На пульте вспыхивает табло с изображением контура корабля. Меняются цифры, отмечающие толщину оболочки... 300... 295... 290... Это горит обшивка. Мы охвачены пламенем! С катастрофической быстротой пожирает оно тело корабля.
      Таланин дает обратный ход.
      Когда прекращается наконец страшная пляска цифр на табло, Таланин выключает двигатель и стирает с лица капельки влаги.
      - Ничего не понимаю! - Теперь голос Егорова звучит спокойно, даже буднично, как всегда, когда особенно напряженно работает его мысль.- Ни с того ни с сего - какие-то дьявольски агрессивные соединения кислорода и серы... Можно допустить, что это активные радикалы... Но откуда им взяться на такой глубине? Любые соединения серы распадаются при восьмистах градусах... А здесь - вдвое больше...
      - Давай рассуждать логично... - предлагает Таланин. - До того, как корабль вошел в эту зону, соединений не было?
      - Да откуда им здесь быть! Конечно, не было...
      - Так. Значит, дело вот в чем: агрессивные соединения возникли здесь лишь тогда, когда появился корабль.
      - Это же абсурд!
      Корабль неподвижно висит над загадочным барьером. Изменен обычный распорядок. Три дня и три ночи сжимаются в какой-то напряженный сгусток времени. Никогда еще с начала нашего путешествия судьба экспедиции не зависела до такой степени от наших решений. Ни одна самая "умная" машина не могла принять их за нас. Десятки гипотез, порой взаимоисключающих, были выдвинуты, проверены, отвергнуты.
      А ответ лежал совсем рядом и, как всегда, оказался удивительно прост.
      - Друзья... Поздравляю вас... - волнуясь от радости, говорит Егоров. Он торжественно разливает из термоса в полиэтиленовые чашечки горячий кофе. Экспедиция выполнила свою задачу. Тайна загадочного барьера раскрыта... В двух словах: это обычное для подобных глубин вещество, но с повышенным содержанием серы и кислорода. В месте соприкосновения оболочки корабля с этим веществом сера и кислород образуют активные радикалы - чрезвычайно агрессивные соединения, до сих пор почти не исследованные наукой.
      Теперь слово за химиками, - продолжает Егоров - Будем надеяться, что они найдут способ тормозить эту реакцию, и тогда подземные корабли пойдут еще дальше, к неведомым пока глубинам планеты, к земному ядру...
      - А нам.. возвращаться? - спрашивает Таланин. Его лицо становится серьезным.
      - Задача, поставленная перед экспедицией, выполнена.
      - В общем, да. Но дело в том, что мы не узнали, как далеко простирается этот барьер.
      Таланин ставит на стол свою чашечку, Ставит чашечку и Егоров.
      - Это узнает следующая экспедиция.
      - Но дело в том, что можем узнать мы...
      Егоров качает головой.
      - Можем, - повторяет Таланин. Он подходит к табло. - Смотрите... По толщине обшивка корабля имеет почти десятикратный запас прочности. Потеря небольшого слоя ее совершенно не отразится на корабле.
      - Ты предлагаешь двигаться в опасную зону?
      - Да...
      - А если оболочки не хватит на то, чтобы пройти барьер? Если он окажется слишком мощным?
      - Вот тогда возвращаться. Но уже с представлением о барьере. Я составлю программу таким образом, чтобы корабль шел лишь до тех пор, пока утоньшение оболочки не достигнет критической величины... Если же нам удастся проскочить, то... - Таланин не заканчивает фразы...
      Он смотрит на меня.
      Чуть улыбаясь, смотрит на меня и Егоров.
      - А что скажет медицина?
      - Предложение Сергея Петровича заманчиво, но...
      - Заманчиво? Замечательное предложение! - вырывается у Егорова. Замечательное!
      Он залпом выпивает свой кофе.
      И вот идет атака на залежь.
      Тревожно звучит сирена.
      Сейчас кораблем управляет программное устройство - автоводитель. Но Таланину нет-нет да и хочется протянуть руку к рычагам управления.
      Как гигантская огненная комета, движется объятый пламенем корабль.
      На схеме, изображающей контур корабля, красной линией отмечен предельный размер, до которого может сокращаться оболочка.
      Одна за другой вспыхивают цифры; 200... 195... 190...
      Они подходят к красной линии.
      А сирена воет и воет...
      Этот звук еще долго стоит в ушах уже после того, как сирена смолкает и на пульте загораются зеленые лампочки.
      Таланин останавливает корабль.
      - Прошли!!!
      Но отчего вокруг корабля все словно закипело - бурлит, клокочет? В корабле стоит монотонный гул. Мелкое дрожание его корпуса передается людям. Нас швыряет из стороны в сторону. Корабль попал в гипоцентр глубокофокусного землетрясения, в сферу сложных перемещений потоков энергии и вещества.
      Егоров переводит экран видеоскопа на режим работы с увеличением. Становятся видными ромбические кристаллы оливина.
      Еще больше степень увеличения.
      Теперь весь экран заполняет только один кристалл. Как живой организм напрягает свои мускулы, сопротивляясь нахлынувшей на него силе. Идет схватка между энергией и веществом. Силы противников неравны. Чтобы подготовиться к новым боям, кристалл вынужден отступить; вместо ромбической он принимает более простую, кубическую форму.
      Под влиянием давлений в недрах перестраиваются кристаллы вещества. Вот оно, объяснение многих геологических явлений! Ведь перестройка кристаллов всегда сопровождается либо выделением, либо поглощением энергии.
      Егоров сжимает руками виски... На его лице жалкое подобие улыбки. Кончится ли когда-нибудь эта дьявольская пляска?
      - Примите таблетки, Павел Дмитриевич.
      - Федор, дорогой... Кругом такое, словно рвутся сотни бомб... Что могут сделать таблетки?..
      Прошло еще несколько суток, прежде чем затихла буря в недрах и мы смогли спокойно собраться в салоне.
      - В двух словах, друзья мои... - Это "в двух словах" Егорова звучит как возвращение к нашей обычной "мирной" жизни. - Мы все узнали о загадочном барьере... Мы провели исследования гораздо более полные, чем предусматривала программа экспедиции... Вот он, настоящий праздник!.. Слышишь, Сережа?.. Оставив меня, Егоров подходит к Таланину и трясет его за плечи.
      - Чего же ты молчишь?
      - Дело вот в чем... - произносит не сразу Таланин. - Назад нам не пройти. Над нами переместились массы вещества... Мощность барьера увеличилась в несколько раз...
      Егоров переводит взгляд на табло... Контур оболочки почти совпадает с красной линией.
      Начинающий летчик, чтобы пробиться к земле, ищет просвета в облаках... Так и мы в течение долгих недель пытались найти просвет в барьере, нависшем над нами, но всюду мы упирались в его невидимый панцирь... Земля захватила нас в свой огненный плен. Что же делать? Мы обдумывали десятки вариантов, но выхода из создавшегося положения не находили. Мы вывели через камеры двигателя и взорвали за кораблем бомбу. Но надежд, что на Земле примут сигнал, посланный с такой глубины, почти не было. Отыщут ли нас в бурлящей бездне планеты?!
      Говорят, что к опасностям можно привыкнуть... И в наполненной газом пещере, когда корабль остановился, и тогда, когда корабль очутился в огненном мешке активных радикалов, ни у кого из нас не возникало сомнения в благополучном исходе экспедиции. Так не задумывается об опасности пилот в ночном полете, потеряв ощущение земли и неба, целиком доверяя себя приборам.
      Доверяя себя кораблю, мы оставались хозяевами удивительно совершенной машины.
      Но теперь... Мы вдруг стали его пассажирами.
      Это чувство пришло внезапно, хотя никто из нас никогда бы в нем не признался.
      Я смотрю на Егорова. В последние дни он буквально не выпускает из рук свои дневники. Вот она, "работа мысли в одном направлении"...
      Замер светлячок в прозрачном глобусе...
      Мы лежим на своих койках, утомленные, небритые.
      - Я не допускаю, - откладывая наконец дневник, говорит Егоров, - чтобы барьер опоясывал весь земной шар. В нем должны быть просветы.
      - Мы их искали... - отвечает Таланин. глядя на глобус.
      - В том-то и дело, что не искали. В двух словах: тычемся, как слепые котята, да и все.
      - Товарищи! - Я пробую приподняться на койке. - Случай с нами наглядно показал, что вещество барьера перемещается...
      - Уж куда наглядней... - мрачно шутит Таланин.
      - ...Но если перемещение однажды привело к утолщению барьера, не расчистит ли оно его в следующий раз?
      - А мы - сидеть и ждать? - вскакивает с постели Егоров. - Скажу в двух словах: просто глупо сидеть так, сложа руки.
      - Не просто, - качает головой Таланин.
      - Мы не имеем ни малейшего представления о цикличности процесса. То, о чем вы говорите, может произойти завтра, а может - и через тысячу лет.
      - Вот это уже конкретно.
      Но Егоров не слышит злой реплики Таланина.
      - Мы пленники Земли? Согласен. Но сдаваться рано. Мы живы. Жив корабль. Он может двигаться практически бесконечно!
      - Что же ты предлагаешь?
      - Ложиться и умирать? К черту! - кричит Егоров. - К черту! Подъем!
      Глядя на разъяренного Егорова, мы поднимаемся с коек.
      - А дальше?
      - А дальше - включай двигатель! Пойдем глубже. К ядру Земли.
      Для нас предложение Егорова - полная неожиданность.
      - Да, да... Именно к ядру... - Егоров обнимает руками прозрачный глобус. Мы пройдем сквозь ядро и выйдем на поверхность примерно вот здесь, в южном полушарии.
      - А если и там барьер? - спрашивает Таланин.
      - Тогда... Тогда мы тем более ничего не теряем... Зато тайна ядра планеты Земля будет раскрыта нами.
      "И умрет вместе с нами?" - хочется мне спросить.
      Мы все еще молчим...
      Корабль движется сквозь красновато-синее вещество.
      Егоров берет из счетной машины ленту со столбиками цифр и передает ее Таланину.
      - Ну-ка, угадай, что сейчас за бортом...
      - Металл.
      - В двух словах: название этому металлу - водород... металлическая фаза.
      Много дней и ночей продолжался наш рейс в неизвестность. Не однажды еще наш корабль швыряли подземные штормы. Порой нам казалось, что это никогда не кончится. Но наступало затишье. Покой. И корабль шел дальше. Мы снова становились его хозяевами.
      На обширном экране видеоскопа, словно помехи у обычного телевизора, возникают и заслоняют все собою светящиеся полосы.
      - Что это? - спрашиваю я.
      - Потоки электричества на границе земного ядра, - отвечает Егоров. - Это и есть магнитное поле Земли. Состав внешней оболочки ядра? - Это Егоров уже спрашивает у Таланина, который сейчас занят сложными расчетами.
      - В основном железо, никель, водород... - не сразу отвечает он.
      Я смотрю на прозрачный шар. Внутри него повис другой, меньший. К его матовой поверхности сейчас подошел пунктир, обозначающий путь нашего корабля.
      - Так вот какое ты, таинственное Земное Ядро! - невольно вырывается у меня.
      - Пожалуй, ему больше подходит название: "Внутренняя Луна Земли..." задумчиво произносит Егоров.
      - Почему Луна?
      - А потому, что размеры у земного ядра почти такие же, как у Луны. Но, конечно, на этом и заканчивается сходство. В двух словах: в отличие от Луны металлическое ядро Земли находится под всесторонним давлением верхних слоев. Здесь, на поверхности ядра, эти силы достигают такой же величины, как в центре Луны. А в глубине давления настолько велики, что они деформируют электронные оболочки атомов вещества. В результате ядро Земли и превратилось в громадный электрический магнит. Внешняя Луна не знает таких давлений. В ней магнитное поле отсутствует.
      Светящиеся полосы - след витков электричества - сливаются в сплошное яркое пятно. Мы входим в ядро Земли.
      В недрах земного ядра нас ждала невесомость... Таланин сравнительно быстро освоился с этим состоянием... Зато Егоров приспосабливался к нему болезненно. Пришлось даже на некоторое время запретить ему вести исследования. Но теперь неприятности позади. Павел Дмитриевич даже уверяет, что никогда так хорошо себя не чувствовал...
      Егоров полулежит в металлическом кресле в моей лаборатории. Он привязан к креслу широкими ремнями. На его голове шлем с датчиками электроэнцефаллоскопа.
      На экране прибора множество светящихся точек. Это так называемая мозаика биотоков.
      Я выключаю прибор, помогаю Егорову снять шлем, освобождаю его от пут ремней.
      С некоторым затруднением Егоров достает до высоких магнитных башмаков и просовывает в них ноги.
      - Теперь можно встать и даже сделать разминку.
      Движения на редкость легки и свободны...
      - Смешно... - говорит Егоров. - Земное притяжение действует с равной силой во все стороны. Под нами ничего нет. Мы - подо всем. Верх здесь, и здесь, и здесь...
      Насвистывая какую-то мелодию, Егоров бредет вдоль металлической магнитной дорожки, которая теперь расстелена во всех отсеках корабля.
      Боковые отсеки используются для выращивания "витаминной доли" нашего рациона. В аквариумах здесь зеленеет хлорелла, а в пластмассовых трубах с питательной жидкостью растут настоящие земные овощи.
      Дежурство на "огороде" было, пожалуй, одним из наиболее популярных видов отдыха на корабле.
      Во время болезни Павел Дмитриевич был освобожден и от этой приятной обязанности. Едва став на ноги, он сразу же отправился в боковой отсек.
      Мы были во власти хорошего настроения.
      Мог ли кто предполагать, что посещение "огорода" приведет к непоправимой беде?
      Таланин выполнял обязанности дежурного у приборов. Я с удовольствием подводил некоторые итоги "подземной медицины".
      Благодаря продуманному режиму, чередованию труда и отдыха, рациону, включающему в себя достаточное количество витаминов, а также системе регенерации воздуха, принятой на корабле ионизации и многим другим продуманным и предусмотренным факторам можно было утверждать, что длительное пребывание в глубинах Земли не отражается на здоровье недронавтов.
      Опасения медиков о возникновении у человека особого состояния - глубинной болезни - оказались необоснованными.
      Все это я записывал в свой журнал, когда в репродукторе прозвучал хриплый голос Егорова:
      - Сережа, Федя... Слышите меня? В боковом отсеке радиация!
      Неужели я проглядел показания приборов? Нет, стрелки, сигнальные лампочки совершенно невозмутимы. Приборы не зарегистрировали какого-либо повышения радиации на корабле.
      - Павел Дмитриевич! - Я стараюсь говорить спокойно. - Я слышу вас. Объясните, что случилось?
      - Сюда не входить! Возможно, новая разновидность радиации.
      Быть может, мне это только кажется, но говорит он очень медленно. Еще медленней доходит до моего сознания страшный смысл его слов.
      - Ампулу! - кричу я в микрофон. - Вводите ампулу! - А сознание уже захлестывает другая мысль: не поздно ли? Ведь препарат действует только до облучения. Только до...
      - Павел Дмитриевич! - снова кричу я.
      Ответа нет.
      Почти одновременно со мной Егорова зовет и Таланин. Значит, и он не слышит боковой отсек.
      Я выхватываю из кармана ампулу с иглой и уже на ходу, выбегая из лаборатории, подношу ее к руке.
      В лифте мы сталкиваемся с Таланиным.
      Он показывает красный подтек на руке...
      Мы вбегаем в огородный отсек.
      У Егорова лицо словно выбелено мелом.
      Он стоит, упершись в стену. В руке у него неиспользованная ампула. Я выхватываю ее. Но он, не глядя на меня, славно пьяный, машет рукой: поздно...
      Я поворачиваю лицо туда, куда смотрит сейчас Егоров своими большими невидящими глазами.
      На пластмассовых трубах листочки салата как-то непомерно разрослись. Самое невероятное - они продолжают увеличиваться. Словно заснятые специальной кинокамерой, они становятся вдвое, втрое больше и тут же на глазах начинают блекнуть и сворачиваться.
      И в это время раздается первое щелканье дозиметров, упрятанных в наших карманах.
      Егоров смотрит на часы.
      - Опережение восемь с половиной минут... - говорит он. - Это очень важно.
      Одна за другой гаснут за его спиной зеленые лампочки. Вместо них загораются желтые. А кое-где и красные.
      - В двух словах: это новая разновидность радиации. Она не связана с распадом тяжелых атомов. - Егоров начинает медленно сползать по стене на пол. Мы подхватываем его.
      - Ты выведешь корабль, Сергей, я знаю...
      Павел Дмитриевич смотрит на меня, словно силясь узнать.
      - Вот так-то, доктор. В двух словах... Страшная волна грохота настигает корабль. Заглушает последние слова Егорова...
      Быть врачом, видеть, как умирает человек, и знать, что бессилен ему помочь!.. Есть ли в жизни более суровое испытание?
      Павел Дмитриевич Егоров умер, так и не придя в сознание... Большой ученый, строгий и добрый друг!.. С нами на корабле остался его голос, сохранившийся на магнитной ленте, остались его мысли, которыми он так щедро заполнял страницы своих дневников.
      Читая дневники Егорова, всякий раз мы с удивлением и восхищением открывали все новые и новые грани его самобытного таланта.
      "...По сути, вся мантия Земли представляется мне гигантским бурлящим котлом, заключенным в стокилометровое гранитное кольцо. Когда в том или ином месте кольцо не выдерживает напряжений, происходит авария - землетрясение.
      Землетрясение - это мгновенное явление. Но ему предшествует длительный процесс количественных изменений, процесс накопления энергии.
      А если мы системой особых датчиков, погруженных в недра, станем снимать эти напряжения, непосредственно превращая их в электричество? Тогда мы предупредим аварии, и человечество станет обладателем превращенной в электричество геологической энергии, размеры которой безграничны..."
      Вот следующая запись:
      "Корабль уже несколько суток плывет в ядре планеты в среде жидкого железа и никеля. Ядро представляется мне гигантским литейным ковшом. Я мечтаю о металлургии будущего. О том времени, когда сюда пробурят скважины. Давление газов само выхлестнет металл на поверхность. Это будет легированная никелем, нержавеющая пеносталь.
      Из нее отольют гигантские плотины, которые перегородят моря и соединят континенты... Из пеностали будут лить дороги. Из этого металла смогут возводить остовы высочайших сооружений. Да разве все сразу придумаешь?.."
      Еще и еще листаю страницы.
      "...Мы прошли земную вертикаль от поверхности до самого центра планеты. Мы узнали, как зародилась на ней жизнь, увидели, как образуются ископаемые, как концентрируется энергия и переходит из одной формы в другую... Но мы так и не узнали первопричины многих из этих явлении, не смогли раскрыть законы жизни самой планеты... Что такое жизнь? Сейчас на этот вопрос ответить труднее, чем сотню лет назад. Живет человек на теле Земли. Но живет и Земля. Мы ощущаем ее огненное дыхание. Дважды в сутки поднимается и опускается почти что на полметра ее могучая грудь... Остается признать одно: геологическая жизнь планеты подчинена законам более общим, чем те, которые мы пока обнаружили. Земля - не висящий в безвоздушном пространстве шар. Она, как и всякое космическое тело, живет общей для планет и звезд космической жизнью. И взрывы на Солнце, и бури на Марсе, и таинственные катаклизмы на Сатурне и Уране, так же, как и перемещение магнитного поля Земли, как движение материков и многое, многое другое, находится во взаимосвязи, подчиняется законам более общим, чем закон всемирного тяготения...
      Быть может, когда мы вернемся на Землю и сверим свои наблюдения с наблюдениями астрономов и астрофизиков, нам удастся обнаружить проявление этих законов. Может быть... Во всяком случае, геология должна выйти за пределы Земли. Геология Земли - это крохотный раздел рождающейся на наших глазах более общей науки - геопланетологии. Она, геопланетология, поможет нам познать великое единство мира..."
      Смогут ли когда-нибудь люди прочесть эти дневники? Найдут ли практическое воплощение мысли ученого? Или же обречены они вместе с кораблем бесконечно скитаться в недрах планеты?
      А дни шли и шли... Порой начинало казаться, что мы уже потеряли им счет. И вот однажды...
      Однажды Таланин подвел меня к табло. Тому, что я увидел, трудно было верить... В центре земного ядра оболочка корабля стала восстанавливаться за счет металла, который находился вокруг нас! Квазимагнитное упрочнение оказалось идеальным ситом, сквозь щели которого проходили атомы металла, соединяясь с такими же атомами оболочки корабля. Мы смотрели на показания приборов и ничего не могли сказать друг другу. Надежда?.. Неужели и ее предвидел Егоров?
      Бурлит, клокочет море...
      Вертолет поднимается выше. И все же до него долетают брызги воды.
      Все закрывает пелена тумана.
      А когда туман рассеивается, на поверхности воды становится виден всплывший, подобно батискафу, подземный корабль.
      Вертолет опускается к самому кораблю. Открывается люк корабля. Первым из него выглядывает Таланин. Он подает мне руку, и я становлюсь с ним рядом. Нас ждут, нас встречают. Сигналы, которые мы посылали, прорвались сквозь огненные преграды, дошли по адресу!..
      Мы надеваем темные очки на отвыкшие от естественного света глаза.
      Как на капитанском мостике, стоим мы, первые люди, проникшие в недра планеты.
      Над нами бесконечное небо... Необъятный простор вокруг... И соленые брызги морского прибоя воплощают все, с чем мы долгие месяцы связывали понятие "жизнь". Закончился наш рейс в глубинные недра планеты... Но мы знаем, это не конец, а только начало... К недрам, по нехоженым трассам подземных дорог пойдут новые экспедиции. Они поставят на службу людям несметные запасы металла и нефти, само огненное дыхание планеты и титаническую энергию ее мускулов.
      Брызги и гребешки волн вдруг становятся золотисто-багряными. Где-то совсем близко, словно из моря, начинает выплывать раскаленный огненный шар. Это Солнце.
      Оно поднимается выше и выше, преобразуя все вокруг.
      Начинается новый день.
      В необъятных просторах мироздания несется космический корабль. На его борту три миллиарда пассажиров. Корабль - это наша планета. Пассажиры - это мы, человечество.
      Земля не просто дом, где мы живем. Земля создала нас. Она кормит и одевает. Вся история человечества - это история освоения Земли.
      На ранних стадиях развития человек находил все нужное ему на поверхности планеты. Но по мере использования руд, угля, нефти их видимые запасы истощались.
      Сегодня самая глубокая шахта, в которую для добычи полезных ископаемых опускается человек, уходит в землю на три километра. Самая глубокая скважина достигает только семи тысяч восьмисот метров - немногим более одной тысячной доли всего радиуса Земли. Продвигаться дальше мешают жара и большое давление лежащих сверху пород.
      Экономисты предсказывают время, когда человечество использует все разведанные запасы угля, нефти, руд... Удастся ли людям в поисках источников тепла, энергии и полезных ископаемых проникнуть еще дальше в недра планеты! Что найдут они там, на неведомых глубинах!
      Ответ на этот вопрос пытаются дать не только фантасты. Глубинные недра Земли становятся предметом практических исследований ученых - вулканологов, сейсмологов, геологов, геофизиков, геохимиков, океанологов...
      Огромная армия науки приступила к изучению Земли.
      Но как мало мы еще знаем о ней! Недаром толщину изученного слоя Земли часто сравнивают с кожурой яблока!
      До сих пор идут споры о природе вулканической деятельности, о механизме землетрясений, о сущности земного магнетизма, гравитации... Наукой не решен еще вопрос о происхождении материков, о том, увеличиваются или уменьшаются размеры Земли, охлаждается она или нагревается.
      Противоречивы взгляды на состав вещества земного ядра и его состояние. Современная наука признает заслуживающим внимания и предположение о металлическом железо-никелевом ядре и гипотезу силикатного ядра.