Шейнин Борис
В недрах планеты
Борис ШЕЙНИН
В НЕДРАХ ПЛАНЕТЫ
(Киноповесть)
Памяти профессора
Михаила Алексеевича
ПРОСКУРНИНА.
...Что-то нарушило спокойную жизнь тайги. Встрепенулась, подняла удивленную мордочку белка... Остановились, прислушались таежные великаны лоси. Почуяв неладное, они стремглав уносятся в лесную чащу...
И, словно вдогонку им, среди сопок громыхают отдаленные раскаты. Это не звуки приближающейся грозы... Гул нарастает, усиливается. Вскоре даже семейство косолапых начинает понимать, что гул исходит не откуда-нибудь, а из самой земли...
Медведи убегают. И вовремя... Там, где всего несколько минут назад резвились малыши, вдруг разверзаются скалы... Словно выдуваемый гигантскими мехами, из земли поднимается в небо столб черной пыли. Он подхватывает деревья, кустарники...
Гудение усиливается.
В небо, как пушечные ядра, летят раскаленные камни.
И вслед за тем из земли, сверкая полированным телом, появляется огромное металлическое чудовище. Оно в боках чуть сплющено и поэтому напоминает кита...
Среди первозданной таежной растительности подземный корабль кажется пришельцем из других миров.
Он вылезает из земли больше чем наполовину и заваливается набок...
Сразу становится тихо в тайге.
К месту, где лежит появившийся из земных недр корабль, подлетает вертолет. Исследователи, в прозрачных защитных комбинезонах, приближаются к кораблю. Слышится щелканье счетчиков радиоактивности - они в нагрудных карманах у каждого. И чем ближе люди подходят к кораблю, тем громче и отчетливее, словно биение взволнованных сердец, звучит тревожный голос приборов. Когда исследователи приближаются к корпусу, звуки сливаются в сплошную, непрерывную трель. Один за другим исследователи исчезают в глубине люка.
Корабль лежит на боку, и людям, проникшим в него, придется ступать не на пол отсеков, а ходить по их стенам.
В первом отсеке тесно.
Старший нажимает кнопку на панели, и дверь-шлюз за ними закрывается.
Сразу же зажужжал вентилятор дезактивационного устройства.
Щелканье слышится все реже и реже. Наконец оно прекращается вовсе, и на стене, над головами собравшихся, загорается зеленая лампочка. Помещение свободно от радиации.
Ученые снимают с себя защитные костюмы.
Перед ними сами раздвигаются двери в другие отсеки корабля. Лесенка, по которой им довелось бы спускаться, будь корабль в нормальном положении, лежит у них под ногами, как рельсовый путь.
В центральном салоне соблюдают особую осторожность, чтобы не ступить на экраны приборов и панели счетно-решающих устройств.
В таинственной тишине корабля снизу и сверху на исследователей смотрят мутные глаза приборов. Сейчас приборы молчат. Остановились ленты самописцев. Заснули экраны осциллографов.
Лента прибора, следившего за курсом корабля, размечена строчками цифр. По ним идет красная широкая линия, обозначающая заданный курс. Параллельно красной другая, синяя. Это путь, проделанный кораблем.
Старший бережно разматывает ленту. У цифры "482" синяя линия обрывается. Вместо нее - расплывчатое пятно. Дальше видна только красная полоса.
"482". Эту цифру словно подхватывают упругие линии радиоволн. Она на бесчисленных страницах газет. Заголовки кричат:
"ТАИНСТВЕННЫЙ БАРЬЕР НА ГЛУБИНЕ В ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ ДВА КИЛОМЕТРА".
"ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОПРЕКИ ПРОГРАММЕ"
"ПОЧЕМУ ВЕРНУЛСЯ КОРАБЛЬ?" "ЧТО ЖЕ ИСПУГАЛО КИБЕРНЕТИЧЕСКОГО НЕДРОНАВТА?"
ТАЙНА ГЛУБИН".
"Тайна глубин" - эти слова пересекают и экран моего телевизора. Помню, в тот день я рано вернулся с космодрома... Как и миллионы моих соотечественников, я сидел за экраном телевизора и жадно ловил каждое слово научного комментатора.
Его рассказ прерывался показом кадров кинохроники. Все на экране было необычно и интересно, временами я забывал о том, что нахожусь у себя в комнате.
- ...В сообщении сказано, что установить причину, которая вынудила корабль прервать движение, пока не удалось, - без пауз, с профессиональной торопливостью говорит комментатор - Очевидно, загадочный барьер - это залежь вещества, физические свойства которого отличаются от всего того, что нам известно...
Но об этом сегодня нам расскажут сами ученые...
Теперь я вижу и салон подземного корабля. На этот раз он не опрокинут, а стоит так, что все находится на своем месте.
Телеоператор нацелил свою камеру на коренастого, спортивного сложения человека с добродушной и приветливой улыбкой.
- Главный конструктор корабля Сергей Петрович Таланин любезно согласился участвовать в нашей передаче. Сергей Петрович, - обращается к Таланину комментатор, - нашим телезрителям интересно узнать, как устроен корабль. Что вы думаете о загадочном барьере? Имеются ли возможности для путешествия человека в вашем корабле?..
Комментатор передает микрофон Таланину.
- Дело вот в чем... - не сразу начинает Таланин. - Вы задали сразу так много вопросов, что я не знаю, с чего и начинать... Вот он, наш корабль. Смотрите. Вы, очевидно, уже заметили, что во многом он напоминает космический. Это действительно так... Ведь как и в космическом корабле, здесь аппаратура и пассажиры должны длительное время находиться в полной изоляции от окружающей среды. Но, конечно, имеются и существенные отличия нашего корабля от космического.
Чтобы понять конструктивные особенности подземного корабля, надо познакомиться с условиями, которые и определяют эти особенности.
- Мы в Институте Земли, где установлена наша атомная телекамера, раздается голос комментатора. - В лаборатории профессора Павла Дмитриевича Егорова.
На экране - профессор Егоров. Это средних лет человек. Сдержанный, немногословный, подчеркнуто аккуратный.
- Уже давно, - говорит Павел Дмитриевич, - ученые изучают Землю. Но узнали о ней, прямо скажем, не так уж много. В двух словах...
Егоров подходит к большому глобусу - макету Земли. Извлекает из него сектор. В открывшемся разрезе хорошо видны геосферы.
- Радиус Земли, - показывает Егоров, - шесть тысяч четыреста километров. Это расстояние примерно такое же, как от Москвы до Иркутска. Наука имеет достаточно четкое представление о строении земной коры - сравнительно тонкой наружной оболочки. Но все, что находится ниже - мантия, земное ядро, - пока еще это область гипотез и догадок.
С какими же условиями встречается в недрах корабль?
Прежде всего это высокая температура и давление... В двух словах... Большинство ученых считает, что температура в центре ядра доходит до трех тысяч градусов. Такие огромные температуры уже известны технике. Да, впрочем, три тысячи градусов - это температура волоска обычной лампочки накаливания. Но сочетание высокой температуры с давлением...
Егоров направляется в соседнее помещение. Телеобъектив следует за ним.
В соседней комнате массивный пресс.
Ученый подходит к лаборанту, который сейчас возится у пульта пресса.
- А пока, в двух словах...
Егоров берет лежащие возле пульта два стальных бруска и кусок глины.
- ...Броневая сталь и кусок глины... Станете ли вы равнять их по прочности? Конечно, нет. А смотрите, что сделает давление...
Лаборант кладет комок глины между брусками и все это помещает в пресс.
- Пожалуйста, начинайте. На манометре ползет вверх стрелка. Останавливается у красной черты.
- Вот... Это приблизительно двадцатый километр от поверхности Земли.
Егоров разнимает бруски. Глина вдавлена в металл, словно кусок шпагата в стеариновую свечу.
- Смотрите... Броневая сталь поддалась глине. Наши опыты показывают, что под высоким всесторонним давлением твердое вещество становится как бы твердой жидкостью... В центре Земли должна исчезнуть разница между твердым и мягким или даже расплавленным жидким телом.
И снова телекамера на борту корабля... Голос комментатора, обращающегося к Таланину:
- Сергей Петрович, как же все-таки удалось получить материал для корабля, который в недрах Земли не превращается в твердую жидкость?
- Вы не совсем точно поставили вопрос, - отвечает Таланин. - Мы не искали для нашего корабля новое вещество, а стремились придать известным материалам новые свойства. Решающим здесь явилось изобретение квазимагнитного упрочнения металлов.
- Не можете ли вы хотя бы в общих чертах ознакомить нас с его принципами? - просит комментатор.
- Как говорит Павел Дмитриевич, "в двух словах", - улыбается Таланин. Пожалуйста. Дело, видите, вот в чем...
Таланин подводит комментатора к прозрачному макету корабля, помещенному возле приборной доски. Нажимает кнопку, и сразу же в прозрачной оболочке корабля на макете возникает густая сетка тонких, как волоски, полос.
- Вся толща металла,- говорит Таланин, - пронизывается напряженным полем элементарных частиц... Поле становится как бы каркасом, арматурой, сшивающей воедино все атомы металла...
Таланин выключает прибор. И постепенно исчезает изображение квазимагнитного потока.
- Но должна быть решена еще одна проблема, не менее трудная, чем преодоление давлений; проблема охлаждения... Те средства, которые используются на космических кораблях, здесь не годятся. Ведь отводить тепло некуда...
Таланин зажигает спичку и подносит ее к макету корабля.
По мере приближения пламени к оболочке в ней начинают "проявляться" линии квазимагнитного упрочнения.
- Мы не пытаемся избавлять наш корабль от окружающего тепла. Наоборот... Видите, в макете для этого достаточно тепла горящей спички... Тепловую энергию, которую получает оболочка корабля, мы превращаем в энергию квазимагнитного упрочнения и используем для питания двигателей. Таким образом, в Земле корабль движется за счет энергии самой же Земли. Да, впрочем, что же в этом удивительного? Разве большинство видов энергии, которыми мы пользуемся, не взяты нами у Земли?
- Это похоже на фантастику! - не выдерживает комментатор.
- Теперь вам многое должно стать понятным в конструкции корабля. Как видите, - говорит Таланин, указывая на макет, - корабль имеет несколько рабочих отсеков - салонов, которые как бы нанизаны на двигатель - систему конусообразных камер, помещенных в центре корабля. Корабль движется в недрах, пропуская сквозь себя измельченную ультразвуковым буром породу... Между прочим в этот раз, когда корабль уже возвращался на поверхность, он попал в газовый мешок. Сильное давление газа почти выбросило его из недр.
- Я позволю себе задать еще вопрос, - вступает комментатор. - Телезрители уже знают, что на больших глубинах корабль встретил загадочный барьер. Что мешает наблюдать за этим барьером с поверхности Земли? Ведь сфотографировали мы Луну на расстоянии?..
- Да, это логичный вопрос... Но дело вот в чем: у космического корабля имеется радиосвязь с Землей. Ее можно использовать и для управления и для передачи на Землю любой информации... В недрах же радиосвязь совершенно исключена, а другие способы передачи информации сквозь земные толщи пока еще не найдены. Вот почему мы посылали не управляемый с Земли корабль, а с программным управлением...
- Каковы, по-вашему, перспективы изучения таинственного барьера?
- Ясно одно: рано или поздно мы перестанем называть его таинственным...
Все, что я увидел и услышал в тот день, потрясло воображение. И хотя дело, которым я в то время занимался в Институте космической медицины, было далеким от изучения недр, я больше не мог не думать о глубинах планеты. Пожалуй, я даже не удивился, когда однажды меня пригласили в Институт Земли. Готовилось путешествие людей в недра. Разве не естественным было ожидать, что опыт космической медицины, которой я посвятил себя, окажется необходимым недронавтам?
Постепенно я втягивался в широкую область научных споров, связанных с изучением Земли. Некоторые ученые предполагали, что в недрах планеты происходят интенсивные ядерные процессы... И хотя эксперименты, которые проводил Егоров, не подтверждали этого, мы все же готовились к неожиданностям.
Я стал частым гостем в Институте радиационной биологии. Однажды для демонстрации созданного здесь противорадиационного препарата мне показали опыт: были выбраны две группы белых мышей, которых подвергли облучению.
Но предварительно мышам первой группы ввели препарат...
Результат оказался поразительным: в то время как уже через несколько часов во второй группе все животные погибли, все мыши, которым был введен препарат, совершенно не почувствовали влияния смертельных доз радиации...
Через некоторое время я уже знал особенности нового препарата. Противорадиационное вещество должно быть введено в организм непременно до облучения. Введенное после, оно лишь ускоряло гибель.
Обо всем этом мы поставили в известность правительственную комиссию, специально созданную для организации экспедиции. В комиссию входили виднейшие ученые страны. После долгого обсуждения всех "за" и "против" комиссия вынесла решение: "Экспедицию разрешить, но лишь при условии, что среди членов экипажа подземного корабля будет и врач-биолог"...
Так вместе с Таланиным и Егоровым я стал участником первой подземной экспедиции.
Стремительно пролетели месяцы подготовки.
В ущелье среди гор оборудована стартовая площадка для подземного корабля. Теперь он поставлен на торец и похож на огромную ракету. Входной люк расположен в верхней части. Из него спущены серебристые тросы, на которых у самой земли повисла небольшая металлическая кабина.
На стартовую площадку опускается вертолет с участниками и организаторами предстоящей экспедиции.
Последние приветствия, и вертолет взмывает над площадкой, унося провожающих от металлической громады. Приходят в движение серебристые тросы. Кабина с недронавтами начинает медленно подниматься вверх, к люку корабля, и как бы проваливается в шахту лифта.
Первая остановка. Раздвигаются, как шлюзы, двери. Салон-лаборатория. Здесь выхожу я.
Лифт опускается ниже.
В центральный салон двери-шлюзы пропускают Таланина и Егорова. Недронавты молча занимают свои места в удобных креслах. Таланин - у пульта управления Егоров - у приборной доски. Засветились экраны. Задрожали стрелки. Все готово!
Таланин надевает наушники и переключает микрофон. Сейчас он обращается к тем, кто находится там, за кораблем:
- Экипаж занял свои места. Могу ли включить двигатель?
- Включайте!
Таланин поворачивает рукоятку на пульте.
- Разрешите старт?
- Счастливого пути, друзья!.. - слышится в наушниках. - Старт!
Трепетное прозрачное марево поднимается в небо. И сразу же вслед за ним с шумом выбрасываются фонтаны породы...
Словно черный зонт раскрывается над металлической громадой, начинающей постепенно погружаться в землю.
Прозрачный глобус, установленный на пульте корабля, наполняется мягким сиянием. Светлый пунктир будет показывать на нем место нахождения корабля. Пунктира еще нет, но уже видна яркая точка у самой поверхности шара.
- Выброс породы на поверхность прекратился. Можно включать гамма-квантовый видеоскоп! - командует Таланин.
Раздвигается штора, раскрывая огромный, во всю стену, диск светящегося экрана.
Большие размеры экрана создают ощущение присутствия. Кажется, что рушащиеся известняки сейчас завалят людей в каюте.
В прозрачном глобусе наш корабль - крохотный светлячок - движется гораздо медленнее, чем породы на экране видеоскопа. Светлячок еще робко приближается к первой риске шкалы. А на экране уже успели смениться слои породы...
Путешествие началось.
Постепенно отрешаемся от всего "земного", оглядываемся, обживаем свои рабочие места. Здесь, в корабле, нам суждено провести долгие месяцы.
Создатели корабля хорошо позаботились об удобствах недронавтов. На корабле имеется даже комплект электромассажных приборов и гантели для спортивных упражнений. В случае аварии мы можем произвести за бортом корабля ядерный взрыв. Его отметят станции подземного наблюдения. Они определят наши координаты и направят помощь.
Отрегулировав и включив автоматические приборы в своей лаборатории, решаюсь наконец спуститься в центральный салон.
Удивительное зрелище проплывающих на экране пород приковывает внимание. И вдруг - словно прикосновение холодной руки!.. Где-то в глубине возникает и приближается, на какое-то мгновение заполнив весь экран, лицо человека, скуластое, с низким лбом, скошенной челюстью и раскрытыми, глубоко сидящими глазами.
Это происходит так быстро, что никто из нас не успевает что-либо сказать.
В тот же момент корабль куда-то падает и останавливается.
Егоров регулирует наводку видеоскопа. Мы все, затаив дыхание, смотрим на экран, где черным провалом вырисовывается мрачная панорама пещеры.
Неужели там был человек?
- Наши пещерные предки жили более чем 20 тысяч лет тому назад, - говорит наконец Егоров, словно возражая сам себе. - Даже бальзамированным тело не может сохраняться такой срок.
- Павел Дмитриевич... - Я стараюсь произнести это как можно мягче. - Вы сами сказали, что человек не мог сохраниться... Однако мы его видели. Что же это - мираж?
В пещере абсолютный мрак.
Внезапно где-то у ее потолка появляется светлое пятно: это раскрывается наружный люк корабля. Начинает опускаться металлическая кабина.
Вот светящиеся линии тросов достигают пола пещеры. Две фигуры в масках это Таланин и я - ступают на пол.
Лучи фонарей упираются в стены подземного коридора. Мы пробираемся по нему, руками ощупывая стены.
Коридор все более сужается, переходит в темный тоннель.
Передо мной в узком канале исчезают ноги Таланина. Слышатся скрежет подошв о камень, трение одежды, приглушенные вздохи.
Тишина... И откуда-то из темноты раздается, словно усиленный сотнями репродукторов, голос:
- Красота здесь какая!
Таланин помогает мне выкарабкаться из противоположного конца тоннеля.
Здесь расстилается белая, застывшая поверхность сталагмитового моря. Мы идем, и "море" звенит у нас под ногами. Но что это? Я слышу и другой, мелодический звук. Он повторяется через определенные интервалы.
- Слышите? Можно подумать, что кто-то играет на флейте...
- Не говорите этого Егорову. Засмеет. Мы продолжаем двигаться по пещере. Звон сталагмитов под ногами и звуки флейты теперь сливаются в единый сказочный оркестр.
Под лучами фонаря видна уходящая вертикально вниз скважина, проделанная в полу падающими сверху каплями воды.
- Вот она, флейта, где...
Таланин подставляет под капли воды свою ладонь. И сразу же "флейта" умолкает. Он отнимает ладонь - созданный природой инструмент возобновляет свою чарующую игру.
- Наверно, сюда приходили слушать мелодии Земли наши далекие предки, фантазирую я.
- Если действительно сюда заходили пещерные люди, то они должны были обожествлять этот инструмент. Здесь, только здесь надо искать...
Таланин пробирается дальше, в узкий коридор пещеры, спотыкается обо что-то.
- Нашел! - В его руках обтесанный камень. - Это орудие...
Таланин вдруг поворачивается лицом к стене и, словно в исступлении, начинает водить руками по ее поверхности.
Он останавливается лишь тогда, когда пальцы его нащупывают контуры высеченного в скале рисунка.
- Свет... Сюда свет!
Я направляю луч в место, указанное Таланиным.
На стене слабо различаются контуры неизвестного животного.
Долго стоим мы и взволнованно смотрим на произведение, созданное руками доисторического человека.
Чтобы лучше разглядеть рисунок, я, насколько позволяет пещера, отступаю от стены. И вот новое ошеломляющее открытие: в окаменевшем полу видны небольшие углубления. Одно... второе... Никакого сомнения: это отпечатки босых ног человека.
Глубоко вдавленные в породу следы уходят в темноту. Непередаваемое ощущение соприкосновения с прошлым охватывает меня. Я стою неподвижно, не решаясь двинуться с места.
Мне начинает казаться, что следы на полу заполняются ступнями сильных мускулистых ног...
Спиной ко мне, лицом к стене, становится на свое место доисторический художник.
В одной руке у него дымящий факел. В другой - кремень, которым он высекает рисунок.
Дрожащие блики освещают неповторимое полотно.
Высекая искры, острие кремня ударяется о каменную стену.
Я делаю несколько шагов в темноту, и меня обдает ледяным холодом подземелья. Там в голубоватом мерцании видна огромная фигура палеонтропа. Он стоит, как живой, как огромный Гулливер, и кажется, что он улыбается, глядя на двух лилипутов, дерзнувших потревожить его покой.
- Это он... - шепчу я.
Неожиданно Таланин начинает смеяться. Может быть, он смеется и не так уж громко, но многократное эхо усиливает его голос и разносит по всей пещере.
Мне делается жутко.
- Вот тебе и мираж! - продолжает хохотать Таланин.
- Но как человек оказался в центре ледяной глыбы?
- Как? В этом все дело... Как? Таланин смотрит на кремень, который лежит на его ладони.
Кремень. Вот он уже в руках у Егорова... В салоне корабля снова собрались все участники экспедиции.
- ...В двух словах... - говорит в микрофон Егоров. - Ради этого стоило выходить из корабля. Когда мы вернемся на Землю, мы направим сюда палеонтологов и антропологов. Даже трудно представить себе, что может дать науке эта находка. Но, друзья, - это Егоров обращается уже не к магнитофону, а к Таланину и ко мне, - будем помнить об основной задаче нашей экспедиции.
Мне в общем-то ясен характер Егорова. Когда-то в одной статье я вычитал определение слова "талант", запомнившееся своей неожиданностью и точностью: "Талант - это мысли в одном направлении".
Каким бы ветвистым ни было древо науки, Егоров сумеет разглядеть его ствол. Таланин другой. Он как бы открыт для всех новых идей и впечатлений. Его одинаково интересуют и "ствол" и "ветви".
Снова на экране гамма-квантового видеоскопа приходят в движение породы...
Молча ведут свои наблюдения ученые.
А у меня перед глазами - доисторический человек... Неужели Таланин может думать сейчас о чем-либо другом?
- А хорошо бы его оживить... - поворачивается Таланин.
- Спустя двадцать тысяч лет? - не отрываясь от экрана, сразу же отвечает Егоров.
- Я припоминаю, мне рассказывали об ученом, кажется, из Московского университета. Он оживил микроорганизмы, которые пролежали во льду тысячи лет.
- То одноклеточные... - возражает Егоров.
- А разве высокоорганизованные существа не состоят из клеток? - говорю я. - Давайте помечтаем: сам доисторический человек расскажет нам о себе.
- В двух словах: превосходный сюжет для фантастического романа. - Егоров снова берет в руки кремень - А впрочем... кто знает... Во всяком случае, больше пещер на нашем пути не будет.
- А жаль! Это произносит Таланин.
Все дальше в недра планеты вгрызается корабль. Перед ним как бы сами разрыхляются породы. Корабль не раздвигает их, а, словно проглатывая, пропускает сквозь себя, через камеры двигателя.
Где-то над нами, на поверхности Земли, ночи сменяются днями, золотят голубое небо закаты, шелестят зеленые рощи. А мы продолжаем свой поход в неведомый мир, к загадочному барьеру.
Мы входим в пласты, которые никогда не видели жизни. Но именно они и должны рассказать нам о жизни планеты.
Сутки для всех одинаковы - двадцать четыре часа. Но дни у каждого члена экипажа свои. Дни свои и ночи свои. Этого требует распорядок.
На экране гамма-квантового видеоскопа раздвигаются темные пласты. Они похожи на пористую губку, до предела впитавшую в себя жидкость
Егоров ведет наблюдения и тихо, чтобы не помешать спящим, говорит в микрофон магнитофона:
- Прошли крупное нефтяное месторождение. За бортом корабля - сильно сдавленные скопления углеводородных газов. Совершенно очевидно, что они проникли сюда снизу как результат дыхания земли. Может быть, нефть - это тоже продукт процессов, протекающих в глубинах земли, а не остатки животных и растений, как это принято объяснять?..
При сильном увеличении на экране видно почти прозрачное живое одноклеточное существо.
Егоров с изумлением наблюдает, как глубоко в недрах земли происходит жизненный процесс деления клетки.
Вместо одной бактерии теперь на экране видны две...
- Живые существа в глубинах земли! - восклицает за его спиной Таланин.
- В том-то и дело, что живые. Вот они, милые, вот! Эти бактерии - самые древние живые организмы на планете. В двух словах: в то время, когда в атмосфере Земли еще не было кислорода, эти бактерии уже существовали. Потому что существовал первичный источник жизни - нефть и газ... Понимаешь, не жизнь стала источником нефти, а, наоборот, нефть - родоначальник всего живого на Земле.
- Но в этом выводе не достает одного - доказательства, что именно газы Земли превращаются в нефть...
Егоров молча проходит в соседний с салоном отсек корабля. Надевает на себя защитный костюм.
Раскрываются двери, ведущие в следующий отсек, который примыкает к корпусу двигателя. И сразу же оттуда вырывается оглушительный гул.
В отсеке тесно. Основное место занимает кресло с откидной спинкой, как в самолете. К креслу тянутся сплетения проводов.
Егоров опускается в кресло, достает из него мягкий шлем с датчиком биоточного манипулятора и надевает его. Он весь в напряжении. Сейчас он похож на гипнотизера. Но он внушает свои мысли не ассистенту, а машине, которая должна не только понять, но и точно выполнить его желания.
Выпуклая стена, за которой спрятан двигатель, словно начинает окрашиваться.
Сначала это красный цвет, потом голубоватый... Через некоторое время стена делается совершенно прозрачной.
Теперь видна камера работающего двигателя. Сквозь нее проходит насыщенная газами порода.
Подчиняясь воле Егорова, механическая рука вводит в камеру двигателя полый сферический патрон и наполняет его породой.
- Что это? - торжествующе спрашивает Егоров, передавая шар-патрон Таланину.
Таланин раскрывает шар. Он берет каплю образовавшейся в нем жидкости, растирает ее на ладони, нюхает.
- Что это? - повторяет вопрос Егоров.
- Нефть.
- Нужны еще доказательства? Поднимаясь из глубин в верхние слои, газы Земли превращаются в нефть... В двух словах: нефть - это результат дыхания глубин, а вовсе не остатки живых организмов. И вот вам из этого практический вывод: во-первых, запасы нефти на нашей планете можно считать безграничными. Во-вторых, добывать нефть можно везде, в любом месте. Любой район земного шара нефтеносный. Разница лишь в глубине залегания газов.
Движется диск на циферблате часов, сменяются дни и ночи. И каждый час полон новых впечатлений. Смена пластов происходит резко, словно переворачиваются страницы книги.
Серую темноту гранита сменяет хрустальная чистота неба. И уже несколько мгновений спустя корабль продвигается в залежах изумрудов, и кажется, что он повисает в пронизанных солнечными лучами морских волнах.
Темнота... Светящиеся точки делают ее похожей на звездное небо. Вот оно прошивается нитями двуокиси титана... И так же неожиданно снова на нас опрокидывается ночь.
Стрелка, глубиномера упрямо продолжает свой путь: 30 километров... 35... В прозрачном глобусе пунктир вырисовывает путь корабля.
- Прошли линию Мохоровичича, миновали земную кору, - слышу усиленный диктофоном голос Егорова.
С тех пор, как вошли в ультраосновные породы, темп движения упал... Мешают лежащие на пути глыбы алмазов...
Сквозь золотистые алмазные залежи движется корабль. Мне кажется, я слышу скрежет, скрип обшивки.
Иногда корабль останавливается, пятится, если можно так сказать о корабле, когда он немного поднимается вверх. Затем он с новой силой набрасывается на вещество, которое до сих пор считали самым твердым на Земле.
Вокруг - нагромождения алмазных глыб. Они лежат на дне, на стенах, висят, как облака в небе.
Внезапно корабль останавливается.
- Смотрите, ведь это пещера! - восклицает Таланин.
- Собственно говоря, не совсем пещера... - отвечает Егоров, геофизические приборы ее не регистрировали... Полость заполнена сдавленным газом.
- Но почему остановился корабль? - спрашиваю я.
Таланин берется за рычаги управления. Он пробует включить двигатель. Но безрезультатно...
- В двух словах... сели, - говорит наконец Егоров.
- Это уже не в двух, а в одном, - угрюмо отвечает Таланин. Он подходит к гамма-квантовому видеоскопу и всматривается в очертания необычной пещеры.
- Какое давление газа внутри полости?
- Семь тысяч восемьсот сорок атмосфер.
- Приближенно восемь, - рассуждает вслух Таланин. - А донные океанские скафандры могут выдержать десять тысяч. У них десятикратный запас прочности.
- Но здесь девятьсот градусов... - начинает понимать ход мыслей Таланина Егоров.
- Девятьсот? Сейчас я подсчитаю...
Он записывает на листке формулу. Кодирует ее и запускает ленту в приемное устройство счетной машины.
И вот в его руках ответ, составленный электронным математиком.
- Смотрите... По крайней мере десять минут температура внутри скафандра продержится на уровне сорока градусов.
Мы - Егоров и я - помогаем Таланину влезть в металлический панцирь донного скафандра.
Сергей Петрович сразу становится похожим на сказочного великана-рыцаря.
- Сережа, только помните... не больше десяти минут. Если почувствуете слабость, немедленно возвращайтесь.
Из-за прозрачной маски скафандра видны веселые глаза Таланина. Давненько не плавал! Он протягивает для рукопожатия стальную ладонь.
За ним медленно задвигаются двери-шлюзы.
Медленно, как водолаз по дну, Таланин передвигается к выходу. Плавно работая руками и ногами, он выплывает из отсека корабля.
Перед ним, освещенные голубоватым сиянием, золотисто-белые провалы огромной пещеры. Словно вырублена топором унизанная огромными сверкающими голубовато-золотистыми кристаллами стена. Пол похож на оцепеневшие волны морского прибоя.
