3

«Летний сон» строился как прогулочная яхта для подростков и предназначалась для кратковременных внутрисистемных экскурсий. Все на его борту было рассчитано именно на это — от крохотных камбузов, санузла и грузового отсека до единственной пары узеньких коек. Установленный позже Бозе-двигатель крейсерского класса позволил этой игрушке совершать дальние межзвездные перелеты, однако это усовершенствование отразилось самым плачевным образом на объеме жилого отсека.

Его теперешние обитатели (по крайней мере, те из них, кто принадлежал к роду человеческому) считали эту громадину ненужной роскошью и проклинали на все лады. Перелет от Добеллии к Гаргантюа осуществлялся при помощи холоднокатализного термоядерного двигателя, в этих условиях Бозе-двигатель оказался совершенно ненужным.

Шел второй день полета. Дари Лэнг и Хане Ребка снова кое-как устроились на койках, где им приходилось лежать бок о бок.

— Слишком много ног, — мягко произнес Ребка.

Дари Лэнг кивнула. Она не жаловалась, но теснота действовала на нее куда сильнее, и Ребка знал об этом… Он вырос на Тойфеле — одном из самых бедных и удаленных миров Круга Фемуса. Лишения и дискомфорт были ему не в диковинку, он просто не замечал их. Дари же была избалована комфортом и изобилием Врат Стражника, одной из самых роскошных планет-садов, хотя до последних месяцев и не подозревала об этом.

— Для меня тоже много, — сказала она. — Шестнадцать ног — это уж чересчур. А для тебя многовато глаз.

Он моментально понял намек и, извиняясь, прикоснулся к ее руке. Лотфианин Ж'мерлия состоял, казалось, из одних ног и глаз. Восемь черных жестикулирующих конечностей росли из длинного трубообразного туловища, а узкая голова пряталась за большими, лимонного цвета фасетчатыми глазами, торчавшими на коротких ножках-антеннах. Каллик была оснащена не хуже. Тело хайменоптки, короткое, толстенькое, покрывала черная шерстка; из круглого туловища торчало восемь похожих на проволочки ножек, а маленькую гладкую головку по периметру окружали бесчисленные пары блестящих черных глазок. Каллик и Ж'мерлия вовсе не стремились путаться под ногами, но во время их совместного бодрствования, передвигаться по маленькой кабинке, не спотыкаясь об их странные, выставленные в разные стороны конечности, не представлялось возможным.

Дари Лэнг и Ханс Ребка спасались на койках: лишь здесь оставалось свободное место. Однако и там уединение было лишь кажущимся, особенно по меркам Ханса Ребки.

Два месяца, прошедшие с тех пор, как Дари оставила свою тихую жизнь ученого-исследователя на Вратах Стражника, изобиловали удивительными открытиями; одно из них заключалось в том, что многие «факты» жизни обитателей отсталых и бедных миров Периметра не соответствовали истине. На Шасте каждый «знал», что стремление к размножению господствует на всех недонаселенных планетах Круга Фемуса, а мужчин и женщин там одолевает сексомания. Богатые миры Четвертого Альянса «не сомневались», что люди на Тойфеле и Обжигающей, Тектоне и Опале предаются сексуальной близости при малейшей возможности, где и когда угодно.

Вероятно, доля истины здесь была; но на практике обитателей пограничных планет отличала любопытная строгость. Мужчины и женщины не стеснялись демонстрировать свой интерес, начиная с обмена взглядами вплоть до открытого приглашения. Но как только приходило время перейти к действиям, они вели себя, как начала подозревать Дари, до странности пуритански.

Она получила досадное тому подтверждение, когда «Летний сон» отправился в долгий путь к Гаргантюа. В первую же ночь двое чужаков растянулись на полу, предоставив койки Дари и Хансу. Она лежала и ждала, а когда ничего не произошло, взяла инициативу на себя.

Он остановил ее, но весьма странно.

— Конечно, я хочу, но как же твоя нога? — прошептал он. — Ты разбередишь ее. Я имею в виду… здесь мы не можем. Твоя нога…

Дари обожгла ногу во время бегства с Тектона, но сейчас она уже почти зажила. Она едва удержалась, чтобы не сказать: «Да черт с ней, с ногой. Почему бы тебе не предоставить мне самой решать, повредит это или нет?» Вместо этого она отодвинулась, решив, что Хансу не нравится, когда женщина выполняет роль ведущего в вопросах секса. Она ждала, но напрасно. Во вторую ночь она спросила, в чем дело. Ему не хочется? Или она ему не нравится?

— Конечно же нравишься. — Он говорил тихо, оглядываясь на чужаков. Судя по неустанному шевелению перепутанных конечностей, те спали. — Но как быть с ними?

— При чем здесь они? Надеюсь, ты не хочешь предложить им присоединиться?

— Ну не злись. Если они проснутся, то увидят нас.

Вот оно в чем дело! Он стесняется! И, очевидно, очень сильно. Ханс ни на что не способен, пока они соседствуют с Ж'мерлией и Каллик даже, если чужаки не выкажут ничего, помимо академического интереса к процессу совокупления человеческих особей.

Однако их индифферентность вовсе не меняла ситуации для Ханса Ребки. Дари пришлось оставить свои притязания.

— Значит, для тебя слишком много глаз, — повторила она. — Понимаю. Насчет этого не беспокойся, Ханс. Сколько еще осталось до Гаргантюа?

— Около сорока часов. — Он с радостью сменил тему разговора. — Я все думаю… Что, по-твоему, мы там обнаружим?

Он выжидающе взглянул на Дари. Ответа она не знала, хотя ясно ощущала правомерность его вопроса. В конце концов, она — единственная, видела своими глазами темную сферу, которая поглотила корабль Луиса Ненды и устремилась к Гаргантюа. Времени для размышлений у нее было достаточно. Неужели она действительно рассчитывает обнаружить там Строителей?

Для Дари этот вопрос был самым важным! Строители исчезли из рукава более пяти миллионов лет назад, но она так или иначе шла по их следам в течение всей своей сознательной жизни. Началось это со Стражника — единственного артефакта Строителей, который был виден с ее родной планеты. Впервые Дари увидела его еще ребенком. Она выросла, глядя на этот сияющий в ночном небе полосатый шар. Недоступные ни людям, ни их машинам, непостижимые глубины Стражника стали для нее символом загадки исчезнувших Строителей. Ее убежденность в том, что Летний Прилив каким-то образом связан с артефактами Строителей, привело ее на Добеллию, а события во время Летнего Прилива помогли по-новому взглянуть на существо проблемы: Великий Парад планет и звезд, вызывающий Прилив, сам является артефактом, а вся эта звездная система — творением давно исчезнувших великих инженеров.

Но вопрос Ханса Ребки все равно требовал ответа. Неужели она настолько увлеклась Строителями и всем, с ними связанным, что ей везде мерещится их влияние? Нет ничего необычного в том, что излюбленная теория ученого в конце концов обретает власть над всеми его поступками. Он бессознательно отбирает только те результаты экспериментов и наблюдений, которые подтверждают теорию, а все остальное отбрасывает или игнорирует. Дари не стала бы утверждать, что подобная ситуация ей абсолютно чужда.

— Я знаю только то, что видела собственными глазами, Ханс. В моем распоряжении сейчас кроме этих данных (как бы ты их ни расценивал) — только собственные умозаключения (опять же, возможно, не слишком надежные). Ты можешь получить изображение Гаргантюа через внешние сенсоры?

— Пожалуй. — Он огляделся по сторонам. — Мы сможем смотреть прямо отсюда — проектор направлен в нашу сторону. Не двигайся. Через минуту будет готово.

Это заняло совсем мало времени. Ребке потребовалось всего двадцать секунд, чтобы вывести над койками трехмерное изображение космического пространства. Он перетащил пульт поближе к Дари, чтобы та могла наводить сенсоры и выбирать увеличение по своему желанию.

Планета находилась в центре проекционной сферы. Как все переменилось с тех пор, как Дари видела ее в последний раз! Тогда свечение Гаргантюа затемнялось защитными фильтрами иллюминатора «Летнего сна». Планета действительно была гигантской, занимая почти половину неба, но выглядела тогда она призрачной и туманной. Сейчас Гаргантюа был не больше ногтя Дари, но сиял, словно драгоценный камень ярко-оранжевого цвета, лежащий на черном бархате, испещренном слабыми звездочками. На диске виднелись едва различимые полосы, позволявшие определить положение оси вращения планеты, а совсем рядом с ним — четыре яркие точки света, лежавшие строго в плоскости экватора и являвшиеся главными спутниками Гаргантюа. Дари знала, что вокруг планеты вращаются тысячи более мелких фрагментов, невидимых с такого расстояния. Их орбиты наверняка претерпели в периастроне чудовищные возмущения.

Не гармония небесных сфер, но какофония, хаос завязанных немыслимым узлом орбит. Пробираться между ними будет нелегко.

Она изучила картинку, а затем с помощью дистанционного маркера обозначила точку в четверти радиуса от терминатора планеты.

— Первый луч исходил именно отсюда. — На мгновение она закрыла глаза, вспоминая увиденное. — Он был необычный, ведь свет в пустоте не виден, а я видела его целиком и проследила его вплоть до этой точки.

— А может, он пришел из гораздо более удаленной области, за Гаргантюа?

— Нет. За то время, пока серебристая сфера превратилась в пространственную дыру, заглотила корабль Луиса Ненды и исчезла, двигаясь вдоль этого светового луча, точка, из которой шел луч, переместилась. Она как раз вплотную приблизилась к Гаргантюа, когда я потеряла ее из виду. Единственное объяснение в том, что луч выходил откуда-то с орбиты Гаргантюа.

Дари опять прикрыла глаза. Голова у нее слегка побаливала, а воспоминания о последних минутах перед наступлением Летнего Прилива почему-то вызывали легкое головокружение. В глазах двоилось. Возможно, она слишком долго разглядывала изображение. Она снова взглянула на Гаргантюа. Гигантская планета быстро удалялась от Мэндела по сложной траектории, ведомая одновременно и Мэнделом, и его карликовым звездным собратом, но «Летний сон» летел быстрее. Его движение было видно невооруженным глазом.

— Еще несколько часов, Ханс. — Внезапно она почувствовала слабость и лень. — Всего лишь несколько часов, и мы увидим все мелкие спутники. Начинай подумывать, куда нам лететь. Ладно? — Ее озадачили ее собственные слова и странное звучание голоса. — Куда нам лететь? Не знаю я, куда нам лететь.

Он не ответил. Она кое-как повернулась к нему, чтобы узнать, смотрит ли он на нее вообще. Ребка уставился на Ж'мерлию и Каллик.

— Все еще спят, — произнес он.

— Ага. Спят. — Дари улыбнулась. — Не бойся, Ханс, я не собираюсь нападать на тебя.

Но он уже соскочил с койки. Лицо его было краснее обычного, а полоска шрама, бегущая от левого виска к скуле, обозначилась четче.

— Что-то здесь не так. Каллик никогда не спала больше получаса. Оставайся на месте.

Ребка торопливо перебрался к центральному пульту управления, осмотрел его и, громко выругавшись, принялся нажимать на кнопки; завыли кондиционеры, и Дари, почувствовав холодное дуновение, протестующе забормотала. Не обращая на нее внимания, Ханс склонился над неподвижными телами Ж'мерлии и Каллик, а затем внезапно снова оказался у нее под боком.

— Как ты себя чувствуешь? Лучше сядь.

Дари ощутила, что ее поднимают и сажают прямо. Холодный сухой воздух привел ее в сознание, и она поежилась.

— Со мной все в порядке. Что случилось?

— Атмосфера. Когда мы поднимались с Тектона, корабль получил приличный удар, от которого что-то испортилось в воздушном генераторе. Я временно перевел его на максимум, и, пока мы не выясним, в чем дело, нам придется управлять им вручную.

Тут его настойчивость наконец-то дошла до нее.

— С нами все в порядке? А Каллик и Ж'мерлия?

— Не беспокойся. Мы в безопасности. Сейчас. Возможно, Каллик и Ж'мерлия смогли бы дышать тем, что поступало несколько минут назад — у них высокая адаптивность к плохому воздуху, но мы с тобой — нет. Слишком много окиси углерода. Еще полчаса, и мы бы погибли.

Погибли! Дари почувствовала, как холодная волна, не имевшая никакого отношения к прохладному ветерку кондиционера, прокатилась по телу. Когда они смотрели смерти в лицо во время Летнего Прилива, все опасности были очевидны. Но смерть подстерегала везде, не выказывая признаков своего присутствия, подкрадывалась, чтобы забрать ее жизнь, когда она меньше всего этого ожидает…

Она никак не могла расслабиться. Ханс Ребка опять вытянулся на койке рядом с Дари. Она придвинулась к нему, желая почувствовать тепло человеческого тела. Он прижался к ней всем телом. Дари почувствовала, как он дрожит, но тут же поняла, что дрожат его руки, гладящие ее лицо и грудь. Его возбуждение передалось ей.

Они поняли друг друга без лишних слов. Дари лишь приподняла голову, чтобы взглянуть на спящих Ж'мерлию и Каллик.

А что, если они проснулись? Она чуть было не ляпнула это, но вовремя спохватилась. Заткнись, дура! Что ты хочешь натворить?

Однако одну уступку скромности она все же сделала: выключила освещение над койками. Он это, казалось, даже не заметил; через несколько секунд Дари тоже перестала смущаться; а Ж'мерлии и Каллик до них дела не было.

Часом позже двое чужаков продолжали спать. Ханс тоже. Дари лежала с закрытыми глазами, размышляя о том, сколь мало отличается один из аспектов сексуального поведения мужчин в Четвертом Альянсе и в Круге Фемуса. «Я начинаю лучше понимать его, — думала она. — Он хороший человек, но странный. Прямой вызов смерти не пугает его, а лишь возбуждает, возбуждает настолько, что он перестает обращать внимание на собственные табу. Вряд ли он думал сейчас о Каллик и Ж'мерлии… я уж точно о них забыла. Пожалуй, так возбуждает не близость смерти, но сознание того, что ты выжил… Возможно, то же самое испытывают все люди Периметра — и мужчины, и женщины. Но на Ханса это действует просто превосходно».

Она улыбнулась. «Жаль, что на меня это не действует. Меня смерть не пугает. Я получила удовольствие, но могло быть и лучше. Ерунда. Будут другие шансы».

Наконец Дари открыла глаза. Они не выключили проектор, и Гаргантюа, значительно выросший в размерах, висел у нее над головой. На пятнистом диске стали различимы мелкие детали. С тех пор как Дари в последний раз видела ее, планета сделала четверть оборота. Огромный, атмосферный вихрь, названный Глазом Гаргантюа, находился в центре диска. Он смотрел прямо на нее: оранжево-красный, гипнотический, злобный.

Дари ощутила, что у нее сводит дыхание. «Значит, будут другие шансы, а будут ли? — словно говорило выражение Глаза. — Не рассчитывай. Я тоже кое-что знаю о смерти».

4

В.К.Талли: постоянная запись для отправки на Персефону.

Сегодня я достиг места назначения — планеты Опал в системе Добеллия. И сегодня же я пришел к тревожащему меня заключению относительно моей миссии.

Состоит оно в следующем: решение, принятое главным инженером Сью Ксантиппой Харбсон Андо, было абсолютно правильным, хотя и по иным причинам, нежели те, что она мне изложила. Медленный и неэффективный метод обмена данными через человеческие каналы коммуникации дает такую информацию, которую я никогда бы не получил, имея прямой доступ к банкам данных. Причина этого очень проста: некоторые важнейшие сведения в банках данных отсутствуют.

Центральные банки Четвертого Альянса неполны! Кто это мог предвидеть? Более того, теперь у меня есть основания полагать, что заложенная в них информация порой просто ошибочна.

Теперь приведу факты, подтверждающие данные заключения.

Пункт первый. Мое путешествие к Опалу потребовало совершить четыре пересадки в соответствующих точках Бозе-сети. Это я знал еще до отправки. Банки данных сообщали также, что каждая точка Бозе-сети служит звеном транспортных систем различных видов; таким образом, наряду с людьми из Четвертого Альянса и Круга Фемуса там можно встретить граждан Кекропийской Федерации и Сообщества Зардалу.

Эта информация оказалась достоверной. В третьем пересадочном пункте, находящемся в 290 световых годах от Солнца и граничащей с областью Круга Фемуса территорий (неподалеку от Четвертого Альянса и Кекропийской Федерации), я встретил и опознал кекропийцев, лотфиан, варнианцев, хайменоптов и дитронитов.

Как утверждают банки данных, взаимоотношения между ними предельно ясны. Лотфиане и дитрониты являются рабами кекропийцев. Хайменопты и варнианцы иногда бывают свободными, но, как правило, порабощаются людьми, проживающими на территории Сообщества Зардалу (а также уцелевшими сухопутными Зардалу, если только они еще сохранились; ни одного из них не видели со времен Великого Восстания задолго до Экспансии).

Из банков данных также ясно, что, несмотря на независимость Кекропийских и Зардалусских клайдов, все живые существа признают верховенство людей Четвертого Альянса. Они во всем с ними считаются, подтверждая превосходство человеческого интеллекта и рассматривая Землю и прилегающие к Альянсу территории в качестве культурного и научного центра рукава спирали.

На самом деле все не так! Я, имея внешний вид человека из Четвертого Альянса, не получал никакого преимущественного обслуживания, а совсем наоборот. Появившись в большом терминале узловой точки Бозе-сети 145, я обнаружил, что пересадочный пункт переполнен живыми существами. Для того, чтобы добраться до нужной мне зоны отправки, я вынужден был пройти мимо группы других путешественников — кекропийцев, зардалусских людей и снующих среди них хайменоптов. Мою просьбу уступить дорогу проигнорировали. Более того, какая-то кекропийка оттолкнула меня в сторону, словно не заметив.

Когда я обратился с апелляцией к другому путешествующему человеку, он сказал: «Это твоя первая поездка, не так ли? Тебе придется познакомиться со многими вещами, которых нет в туристических справочниках. Или они сами тебя с собой познакомят, как сделала эта кекропийка. С ее точки зрения, ты вообще не существуешь, понятно? У нас, людей, нет необходимого феромона, на который реагируют кекропийцы, поэтому они и не подозревают о нашем присутствии. А поскольку их цивилизация древнее человеческой, то глядят они на нас свысока. И не надейся на вежливость от кекропийки. Она считает тебя маленькой обезьяной только что вставшей на задние ноги. Так что освобождай дорогу, когда она прет: вдобавок ко всему она гораздо больше тебя».

Не думаю, что мог бы получить аналогичную информацию где-нибудь, кроме как непосредственно из человеческого источника. Она абсолютно не соответствует картине, нарисованной центральным банком данных.

Пункт второй. Центральный банк данных Четвертого Альянса утверждает, что наука Альянса превосходит по своему уровню науку других клайдов, а технология и подавно.

Я вынужден оспорить данное утверждение.

Первые три станции Бозе-сети, через которые я прошел, покинув солнечную систему, были построены и обслуживаются людьми Четвертого Альянса. Четвертая, как я выяснил, построена и эксплуатируется Кекропийской Федерацией. Ожидая отправки корабля на Добеллию, я имел возможность изучить данную станцию более внимательно. Совершенно очевидно, что технически ее устройство аналогично узловым точкам Четвертого Альянса, а вот спроектирована она гораздо лучше. Более того, она чище, безопасней и работает практически бесшумно.

Банк данных опять, по неизвестной причине, дает неверную информацию. Техника Альянса не столь совершенна во всех отношениях, а кое в чем она даже уступает. Но для того, чтобы прийти к этому заключению, потребовалось непосредственное наблюдение.

Пункт третий. Банк данных утверждает, что человечество достигло звезд, используя тщательно выстроенную и выверенную теорию физического мира. Законы физики математики и логики лежат в основе всей человеческой деятельности, независимо от конкретных ее направлений.

Я считаю, что данные факты могут быть точны только по отношению к истории человечества. Но они, похоже, никак не согласуются с современной деятельностью людей на Опале. Более того, на основе моих бесед я сделал вывод, что они не соответствуют положению дел во всем Круге Фемуса. Либо люди там не вполне нормальны, либо они руководствуются в своих поступках какой-то иной логикой, существенно отличающейся от той, что содержится в файлах центральной базы данных.

Эти тревожные заключения вытекают из моих непосредственных наблюдений, сопровождавшихся разговорами с местными жителями относительно недавних трагических событий, известных как Летний Прилив, и состоят в нижеследующем.

Опасности Летнего Прилива огромны. Смерть и разрушения были ужасны и прокатились по всей планете. Логически мыслящая раса пришла бы к выводу, что Опал непригоден для заселения людьми, и начала бы вводить процедуры ограничения рождаемости, готовясь к перебазированию в какую-нибудь другую планетную систему. Подобные действия соответствовали бы критерию логичной гуманности, описанному в центральном банке данных.

А что делают люди Опала после окончания Летнего Прилива? Они пускаются в репродуктивную оргию, которая неизбежно вызовет прирост населения в течение нескольких стандартных лет и, таким образом, затруднит эвакуацию с планеты. Они оправдывают это тем, что это место, убившее недавно стольких их друзей и членов семей, им очень дорого.

Для того чтобы «отпраздновать» собственное выживание, они вдыхают и глотают в больших количествах наркотические препараты и мощные канцерогены, укорачивая свой и без того небольшой срок существования. Подозревая, что по каким-то причинам местные жители способны меня, как новичка, вводить в заблуждение относительно действия, производимого данными веществами на организм, я в порядке эксперимента сам попробовал небольшое их количество. Мои метаболические функции нарушились на несколько часов.

Эти болезненные эффекты, должен добавить, отнюдь не являлись следствием отличия моего внутреннего строения и происхождения. Как я обнаружил, аналогичные внутренние расстройства часто встречаются и у местных жителей. И вовсе не озадачиваясь своими собственными алогичными действиями, они, как правило, навязывают их другим, безо всякого стыда и, зачастую, в очень грубой форме.

Пункт четвертый. Центральные лингвистические банки считаются абсолютно полными, включая идиоматические обороты любой формы письменного или устного способа общения в рукаве спирали.

Это не может быть верным по следующей причине. По прибытии на Опал я встретился с человеком мужского пола, представившимся как комиссар Берди Келли. Он проинформировал меня, что из существ, с кем мне было предписано войти в контакт, все, кроме одного, либо считаются погибшими, либо отсутствуют, изучая другие части системы Мэндела. Единственное исключение составляет советник Джулиус Грэйвз, и я встречусь с ним через несколько часов. Это известие меня обрадовало, о чем я и сказал.

Я не испытывал никаких лингвистических трудностей во время разговора с комиссаром Келли. Действительно, нет причин полагать, что последние языковые изменения на Опале способны помешать нашему общению.

После этой встречи, длившейся чуть менее двадцати минут, комиссар сказал мне, что у него есть другие дела. Я вышел, и тогда он заговорил — по-видимому, сам с собой. Он наверняка полагал, что мне его не услышать, но я создан на основе первоклассного генетического материала и имею гораздо более чувствительный, чем у большинства людей, слух.

— Итак, мистер В.К.Талли, — сказал он. — «Можно мне говорить», значит. Можно мне лепетать — будет вернее. Смешная ты утка — это уж точно. Интересно, зачем тебя сюда принесло?

Утка — это животное, обитающее на Земле. Будучи завезена на Опал, она прекрасно здесь прижилась. Ясно, что человеческое существо — это не утка, а также, что человек даже близко ее не напоминает. Поскольку я похож на человека, то соответственно я не мог быть принят за утку. И трудно понять, каким образом комиссар Берди Келли допустил такую ошибку, если только не ошибаются сами лингвистические банки данных.

Подобные случаи требуют всестороннего анализа.

5

Вселенная полна противоположностей. Чудовищные гравитационные поля или почти полное их отсутствие; страшнейший холод или жара, которую не выдерживают самые тугоплавкие вещества; давления в миллионы атмосфер или практически полный вакуум.

Лед и пламя. Нифльхейм или Муспелльсхейм: древние символы противоположности, придуманные людьми задолго до Экспансии.

Планеты — вот уж воистину странные образования, непонятная нейтральная зона между солнцами и пустым пространством, тонюсенькая прослойка, где могут существовать умеренные температуры, давления и гравитационные поля. И если планеты — это аномалии, тогда планеты, на которых способна существовать жизнь, — явление еще более редкое, вероятность появления которого среди всего набора странностей близка к нулю.

И где место человека в этом чужом мире?

— О чем задумалась? — голос Ханса Ребки прервал унылые размышления Дари.

Она улыбнулась, но ничего не ответила, глядя в иллюминатор и размышляя о неудовлетворительном положении дел. Далекие, как сон. Врата Стражника находились в восьмистах световых годах. Гаргантюа, заполнивший сейчас все небо, был гораздо больше знакомого ей с детства Стражника и гораздо внушительнее. А Глаз представлял собой газовую воронку, достаточно широкую, чтобы поглотить десяток обычных планет.

— Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Вряд ли это возможно, даже если ты захочешь. — Ханс Ребка кивнул в сторону пульта управления. — Они не дадут мне подойти ближе. По-моему, Каллик просто забавляется.

Прекрасно было сознавать, что рядом кто-то есть. Все время, пока они вращались вокруг Гаргантюа, Дари пребывала в глубокой депрессии: руководствуясь столь неопределенными указаниями, забраться так далеко и в результате не найти ничего, что позволило бы воскликнуть: «Вот оно! Это именно то, что мы здесь искали!»

Вместо этого им приходилось крутиться вокруг газового гиганта, едва не ставшего звездой, и недоступного из-за плотной ядовитой атмосферы и гигантского гравитационного поля. Все, что они здесь нашли, — это четыре главных спутника Гаргантюа с собственными атмосферами и океанами; атмосфера на них состояла в основном из азота вперемешку с едким фотохимическим смогом из этана и синильной кислоты, а океаны представляли собой жидкий этан и метан. Их поверхности, еще недавно кипевшие во время сближения с Мэнделом и Амарантом, теперь вновь остыли на пару сотен градусов ниже точки замерзания.

Если здесь и можно что-нибудь найти, то только на каком-нибудь маленьком безвоздушном спутнике, одном из нескольких сотен. Каллик и Ж'мерлия терпеливо наблюдали за ними и вычисляли орбитальные параметры каждого, чтобы впоследствии идентифицировать. Следить за их причудливым движением было просто невозможно, и даже для бортового компьютера «Летнего сна» задача оказалась довольно сложной. Наконец команда нашла нечто интересное, примерно соответствовавшее смутным критериям Дари.

— Сколько они уже обработали? — В глубине души Дари вовсе не была уверена, что хочет услышать ответ. Поскольку, когда они перелопатят все более или менее крупные фрагменты и ничего не найдут, ей нечего будет им предложить, кроме возвращения на Добеллию с пустыми руками.