Кольца были всевозможных размеров и цветов; конус имел притупленную верхушку и толстое основание. Кольца соответствовали бы ему, только будучи расположенными в определенной последовательности, от самых больших до самых маленьких.
      Чен Дальтон сидел на полу, согнувшись над игрушками в три погибели. Его лоб, обычно не отягощенный морщинами, сейчас из-за напряжения был похож на гармошку. Он поднимал кольца одно за другим, каждое изучал и через несколько секунд клал на пол между широко расставленными ногами. Зал, в котором он сидел, был ярко украшен розовыми и голубыми цветами, с картинами маслом и акварелями на стенах, с толстым мягким ковром на полу.
      Чен уселся как раз в центре комнаты. Сейчас после долгих раздумий он поднял красное кольцо и надел его на конус. Через несколько секунд он проделал то же с оранжевым. Потом — с желтым.
      — Он складывает их правильно! — Тетти говорила шепотом, хотя Чен никак не мог бы ее услышать. Она и Лия Рэйнбоу наблюдали за ним через одностороннее стекло, помещенное в стену детской. — Мог он когда-нибудь совершить то же самое, когда с ним была ты?
      Лия покачала головой.
      — Никогда. Он бы не справился и с более простой задачей. — Ее голос был так же взволнован, как и у Тетти. Когда она впервые вернулась на Гор, Тетти и ей было трудно разговаривать друг с другом. В конце концов они одновременно поняли, почему. Они были для Чена, как матери, и обе, старая и новая, были ревнивы. Тетти обиделась, когда Чен бросился обнимать Лию, как только ее увидел, с пронзительным криком, выражавшем радость и волнение; Лия ненавидела распорядок дня, придуманный Тетти для Чена, ее указания, что он должен делать дальше, где должна лежать его одежда и где он должен есть. Лия до сих пор считала это своей прерогативой.
      Ежедневный сеанс со стимулятором Толкова стал еще одним камнем преткновения в их общении. Лия недоумевала по поводу бессердечного настаивания Тетти на том, что Чен не может пропустить сеанс лечения, вне зависимости от того, есть ли на Горе посетители или их нет. Она не станет помогать Тетти ловить его или привязывать. И присутствие ее фотографии и Эсро Мондрайна, чтобы Чен мог видеть их во время сеанса на стимуляторе, сбивало ее с толку. Что, по мнению Тетти, та делала?
      Но когда началось лечение, и Чен корчился от боли на обитом войлоком сиденьи, Лия не смогла безразлично относиться к мукам и страданиям самой Тетти. Тетти действительно страдала. И когда Лия увидела спальню и детскую, которую Тетти устроила для Чена, она в конце концов признала себя побежденной. В этих комнатах все было продумано до мелочей, многое в них служило доказательством любви и заботы.
      Лия очень хорошо помнила Гор по ее краткому пребыванию здесь до того, как она уехала на обучение. Он был ужасен: мрачный, грязный и подавляющий, больше похожий на тюремный барак, чем на место, куда следует привозить ребенка (а Чен был ребенком, несмотря на свой физический возраст и внешний вид взрослого человека).
      Сейчас Гор, или, по крайней мере, эта его часть, изменился.
      — Как ты умудрилась все это сделать? — Лия проходила вслед за Тетти комнату за комнатой, изысканно украшенные и обустроенные так, чтобы с максимальной пользой использовать интерьер Гора, созданный природой и людьми.
      Тетти улыбнулась. Она сделала все это не для того, чтобы выставить себя в выгодном свете, но все равно приятно было сознавать, что есть еще кто-то, способный оценить ее усилия. Чену было безразлично, а Кубо Фламмарион, похоже, лучше себя чувствовал среди старой грязи и беспорядка.
      — Я устала жить в тюрьме. Никто не может сказать мне, как долго я здесь пробуду, а вокруг были только старые норы и обслуживавшие их машины, так как никто не позаботился о том, чтобы убрать их отсюда. Я научилась восстанавливать программы этих машин.
      — Это, должно быть, заняло уйму времени?
      — Это отняло какое-то время, но у меня его очень много. Затем я установила их в рабочий режим, сначала, чтобы расчистить завалы хлама, а потом, чтобы сделать это место пригодным для проживания. Одна из этих машин досталась мне вместе с производительным блоком и создает довольно приличные ковры и драпировки на стены. Однажды начав, я поняла, что могу это делать. Бедный старый Кубо. — Тетти улыбнулась одному из своих немогих приятных воспоминаний о Горе. — он приезжал сюда пару недель назад, и я не позволила ему зайти в комнаты Чена до тех пор, пока он не принял ванну и не почистил свою форму. Он это сделал, но с большой неохотой. А Чен еще больше усугубил его недовольство. Он сказал: «Кубо изменился. Он уже не воняет, только его шляпа». А потом он украл ее.
      — Все та же старая шляпа, засаленная и покрытая перхотью?
      — Она самая. Кубо не побеспокоился о том, чтобы почистить ее, когда чистил форму. Мне кажется, он думал, что мы этого не заметим. Но Чен заметил и выбросил ее в мусоросборник. Кубо был опустошен. Он сказал: «Принцесса, эта шляпа побывала со мной во всех точках солнечной системы. Она — как часть меня самого». Но я ему ответила: «Больше нет, капитан Фламмарион. Если даже Чен протестует против нее, значит пора заводить новую». Его состояние действительно улучшается, не так ли? — Тетти посмотрела на Лию, ища одобрения. — Мне всегда хотелось узнать, смогу ли я представить его изменившимся, потому что я всегда очень хотела этого. Но ты тоже можешь видеть успехи, не правда ли? Разве он не стал немного умнее?
      — Точно, стал. Посмотри на него.
      Чен аккуратно и медленно собрал из колец правильную пирамиду. Сейчас он так же старательно снимал их с конуса. Женщины наблюдали за ним, пока он не закончил, а потом зааплодировали. Следующим Чен выбрал комплект красных пластмассовых блоков. Каждый из них имел свою собственную форму, но их можно было собрать вместе, и получился бы куб. Чен повозился с ними немного, а затем разочарованно расшвырял по комнате.
      — Это все еще слишком трудно для него, — сказала Лия.
      — Не следует извиняться за него передо мной.
      — А я и не извинялась. Я просто подумала, что он развивается, но ужасно медленно. При таких темпах его обучение займет годы.
      — Это-то меня и пугает, — сказала Тетти. — Но Кубо Фламмарион говорит, что скорость не будет линейной. Если затея действительно срабатывает, то сначала и не следует ожидать большего. Потом все просто понесется, как горная река, может даже через несколько сеансов со стимулятором.
      — Насколько большого улучшения ожидает Фламмарион?
      — Говорит, что не знает. Он не знает ни когда это может произойти, ни насколько далеко продвинется развитие Чена. Ты знаешь, что случилось с мозгом Чена с самого начала?
      — Внизу в Трушобах? Там никто не позволяет себе проводить какое бы то ни было тестирование. Люди сказали, что Чен слабоумный, и остановились на этом.
      — Он может идти к завершению обучения так же медленно. Либо он может стать нормальным или даже очень умным человеком. Но Кубо говорит, что шансы очень малы. Все, что мы можем делать, это ждать и наблюдать. — Тетти внимательно посмотрела на Чена через одностороннее зеркало. — Но все это лишь теория, и я стараюсь об этом не думать. Есть вещи поважнее, о которых стоит побеспокоиться, например, его обед.
      — Могу я помочь тебе покормить его?
      — Конечно, но он больше не нуждается в том, чтобы его кормили с ложечки. Он немного неряшлив, но не больше, чем капитан Фламмарион. Тебе нужно было бы посмотреть на них обоих, когда Кубо был здесь в последний раз. Это было отвратительно.
      — Ну, в конце концов, я могу помочь готовить. Я знаю, что Чен любит больше всего.
      — Ты можешь и меня научить готовить эти блюда. И еще мне интересно узнать побольше о твоей программе обучения. Если все получится, Чен тоже будет участвовать в одной из них.
      — Я тебе надоем до смерти со своими рассказами. Странно, но когда Боззи продал нас, и нам пришлось покинуть Землю, я думала, что ничего хуже случиться не может. Я ненавидела само слово космос, и меня бросало в дрожь при мысли о программе обучения. Сейчас я уже прошла половину — и просто обожаю ее!
      — Я думала, ты почти закончила.
      — Нет, мы прошли только первую фазу. Вот почему мне разрешили небольшой перерывчик. Но я должна покинуть Гор послезавтра. Я встречусь с чужеземными партнерами, и мы увидим, насколько сочетаемся, чтобы стать настоящей командой.
      — Жутковато.
      — Не на столько, как я думала. Я уже встречалась с Лудильщиком. Он не такой уж таинственный, как говорят люди. Мы даже шутили — на стандартном языке солнечной системы. И ни один из нас не мог преуспеть в изучении их языка. Это не похоже на использование глаголов, существительных, прилагательных или чего-то еще — просто жужжащие звуки. И основываясь на словах Лудильщика, язык Энджелов еще более недоступен для людей, чем язык Лудильщиков.
      — И как же ты собираешься общаться с каждым из них?
      — Вероятно, перевод слов Энджела нам придется доверить компьютеру. Но все они могут понимать нас. Это настораживает. Во время нашей подготовки инструкторы-люди говорили мне, что мы — самая разумная раса. Но у меня на этот счет начинает возникать множество сомнений.
      — Понимаю, что ты хочешь сказать. Вот и я, такая умная, каим-то образом очутилась здесь.
      Занятия Чена с кольцами подняли настроение обеим женщинам. Они шли, радостно болтая, от детской кухни. Чен остался сидеть на полу в комнате для игр. В течение пары минут после того, как они ушли, он оставался там, совершенно неподвижный. Потом встал, быстро подбежал к двери, и поспешил по узкому спуску, ведущему к одностороннему зеркалу. Убедившись, что с противоположной стороны никого нет, он быстро вернулся в комнату.
      Сначала он отправился собирать все пластмассовые блоки, которые сам же разбросал по комнате. Затем он подошел к улыбающейся фотографии Эсро Мондрайна, прикрепленной Тетти булавкой к стене среди акварелей, изображавших растения, животных, людей и планеты. Чен взял карточку Мондрайна, хмуро на нее посмотрел и отнес в центр комнаты. Он поставил ее вертикально перед собой. Все блоки были аккуратно разложены перед ней. Наконец Чен был готов. Он изучил блоки, поднял четыре из них и быстро, без суеты, составил их вместе. Он взял еще четыре, потом еще пару. Менее чем за тридцать секунд он полностью собрал куб. Чен пристально смотрел на него несколько секунд, потом так же быстро разобрал его и разложил куски на покрытый ковром пол.
      В конце концов Чен поднял глаза и уставился на фотографию Мондрайна. Он улыбнулся. Улыбка его была точной копией улыбки на лице Эсро Мондрайна.
      В четырехстах километрах оттуда на лице оригинала улыбки не было. Оно было покрыто бисером капель пота. Мондрайн лежал в темноте на жесткой кушетке, дыша тяжело и медленно сквозь стиснутые зубы.
      Он ничего не мог видеть, слышать, обоняние тоже не приносило ему никакой информации; он не чувствовал ничего, даже электроды на теле больше не вызывали у него никаких ощущений. Он не мог пошевелиться. Жара и полная темень высосали из него всю энергию. В любом случае ему некуда было идти. Он был один, вдали от чего бы то ни было во вселенной.
      Бесконечные вопросы не изменили ничего. Они, похоже, выростали изнутри, из глубокого тайника внутри него. Он знал, что вопросы закончатся только тогда, когда он даст на них ответы. Но это было невозможно. Ответы вонзались, раздирая тонкую ткань его мозга. Он застонал.
      — Вы опять сопротивляетесь? — Тихий голос Скриноль произвел на него такое же впечатление, как если бы это был удар. — Каждый раз мы добираемся до этой области, и начинаются уклончивые ответы. Думаю, на сегодня достаточно.
      Мягкие прикосновения к вспотевшему телу Мондрайну сказали ему, что она удаляет с его тела электроды.
      — Мы никуда не добрались, — хрипло произнес он. — Я зря трачу как твое время, так и свое.
      — Напротив, — ответил голос в темноте. — Мы добиаемся все больших результатов. Ваши замечания — это просто еще одна попытка какой-то части вас закончить это продвижение вперед. Но она обречена на провал. Так как мы нашли ту область, в которую вы не позволяете мне войти, я могу делать все более и более достоверные выводы по поводу ее природы. У нас уже имеются определенные сведения. Например, я знаю, что вы страдаете вследствие какого-то очень раннего происшествия: с вами что-то случилось до трехлетнего возраста, что-то, что никогда не нашло отражение в ваших словах. С тех пор вы тратите всю свою жизнь, укрепляя мысленные стены вокруг этого события. Потому-то так и трудно разрушать их.
      — Ты меня убиваешь.
      — Думаю, нет. — Скриноль подняла и посадила Мондрайна. — Ты — сильный мужчина. Кстати, ты заметил, что твои повторяющиеся сны все связанны с тем единственным ранним переживанием. Оно является их основой. Они всегда — либо воссоздание твоей травмы, либо бегство от нее. Думай о них, хотя, я знаю, ты предпочел бы не делать этого. Видение — всегда одно и то же: центральная фигура — ты, а вокруг тебя теплый безопасный светлый круг. И вне его — тьма.
      — В твоей проницательности нет ничего нового. Другие Фроппер говорили мне то же самое. Они говорили, что безопасный круг символизирует лоно матери, что я ненавижу сам факт своего рождения.
      — Это глупое умозаключение. — Голос Скриноль был резок. — И конечно, оно ошибочно.
      — Откуда ты знаешь?
      — Потому что, если бы оно было правильным, любая Фроппер быстро и с успехом вылечила бы тебя. Я, как и другие, готова признать в этом символ лона, хотя сама никогда не испытывала процесса рождения. Но твой случай несколько отличается от остальных. Ты чувствуешь, что контролируешь все в этом безопасном круге, но ты так же чувствуешь, что круг этот сжимается. За ним лежит тьма, и ежедневно она приближается. Тебе мерещаться в темноте бесы. Ты бы хотел убежать. Но ты не можешь, так как ты всегда — в центре светлого круга. Если ты убежишь, в любом направлении, опасность может даже больше приблизиться к тебе. Ты не можешь бежать. Наберись храбрости не оставаться на месте. Вот ключ к разгадке твоих кошмаров.
      — Возможно, ты права. Но каким образом это поможет мне?
      — Это и не поможет. Пока не поможет. Мы должны вернуться назад — дальше, глубже. И ты должен помочь мне в этом.
      Мондрайн покачал головой.
      — Ты боишься? — продолжала Скриноль. — Это естественно. Наши самые большие и тайные страхи всегда священны. Тебе можно помочь, но только в том случае, если ты согласишься на эту помощь. Ты должен доверять мне больше, позволить мне пробраться глубже, и, получив твое согласие, я буду чувствовать с тобой и для тебя. — В темноте раздался звонкий смех. — Ты шокирован этим предложением. Конечно, оно тебя ужасает. Но давай я попытаюсь тебя переубедить. Наши тайны никогда так не хранятся, как мы хотели бы думать. Я собираюсь рассказать тебе об одном из твоих секретов, потому что пока мы не уберем его со своего пути, у нас будут трудности с продвижением назад до нужных нам уровней.
      — С чего ты взяла, что у меня есть тайны?
      — Ты мне сказал. Согласно твоей официальной автобиографии, ты родился на Обероне, ты сын горного инженера, которая забеременела, когда прибыла туда. Правильно?
      — Так оно и есть.
      — Ну, так расскажи мне о своей матери. Сколько ей было лет, как она выглядела, какой тип женщин собой представляла?
      — Я уже рассказывал тебе это несколько раз. Я не помню ее. Она погибла в катастрофе вскоре после моего рождения.
      — Ты действительно говорил мне это. Но ты мне лгал. — Мясистые руки Скриноль крепко обхватили его за плечи. — Твоя мать мертва. Это правда. Но ты точно помнишь, как она выглядела. И ты родился не на Обероне. Ты родился на Земле. И тебя продали на Земле, когда ты был ребенком.
      — Это не то…
      — Не пытайся опровергнуть мои слова. Я знаю. Ты родился на Земле, и еще младенцем был продан на Земле. И ты прожил на Земле первые восемнадцать лет своей жизни. Как простолюдин, существуя в страданиях и нищите, пока не представился шанс избежать всего этого.
      — Откуда ты можешь это знать?
      — Как ты думаешь? Сегодня ты образованный и искушенный человек. Ты ценишь красоту, мышление, литературу, высокую живопись и великую музыку. Тебе нравятся хорошая пиша и выпивка. Но часть тебя все еще остается на Земле. Часть тебя все еще живет в грязи, невежестве и жестокости, с которых ты начинал. Твой ночной кошмар начался здесь, на этой планете. И если он закончится, то это должно произойти здесь.
      Мондрайн корчился в объятиях Скриноль.
      — Ничего из сказанного ты не могла узнать от меня. И ты могла бы обшарить всю солнечную систему и никогда не найти ни одной записи о моем происхождении. Об этом знал только еще один человек. Как ты могла заставить Тетти рассказать тебе все это?
      — Принцнсса Татьяна не говорила мне ничего. Ты рассказал мне, отвечая на мои вопросы. Ваш самоконтроль феноменален, коммандор Мондрайн, но он не может быть идеальным. Каждый раз, когда возникала тема Земли или людей, рожденных на Земле, около полудюжины физиологических показателей вашего организма изменялись. Это не были неожиданные бешенные скачки, но даже одного-двух признаков изменения для меня достаточно. Я умышленно прибавляла другие вопросы и объединяла ответы. Сделать вывод было не трудно.
      — Кому еще ты рассказала об этом?
      — Никому.
      — Тогда позволь мне дать тебе стимул сохранять молчание и дальше.
      Мондрайн нащупал в темноте корман рубашки своей формы и извлек оттуда тонкий пакет. Он вслепую протянул его перед собой.
      — Посмотри ка на это.
      Пакет осторожно взяли у него из рук, затем последовало продолжительное молчание. В конце концов раздался мягкий щелкающий звук, и комнату медленно залил свет.
      — Темнота будет оставаться неотъемлемой частью опроса, — сказала Скриноль, — но она больше не будет полезна нам в другое время. Смотри на своего мучителя… и помощника.
      Над Мондрайном стояло, склонившись, огромное трубовидное тело. Бледный лимон на разветвлении тела указывал на то, что Скринось была женской особью Пайп-Риллы, но она не обладала обычной для своего вида формой. Длинная грудная клетка была изменена, а одна пара передних конечностей была увеличена за счет приращенных к ней отростков, напоминавших человеческие ладони и предплечья.
      Скриноль протянула пакет, полученный ею от Мондрайна.
      — Ты можешь удовлетворить мое любопытство и сказать, когда и как ты ухитрился раздобыть эти снимки?
      — Во время своего первого визита. — Мондрайн коснулся сверкающего на воротнике опала. — В нем содержится многоволновое отражающее устройство. Я испытал его во многих областях спектра. Он великолепно показал себя в тепловом инфракрасном и микроволновом излучении.
      — А. — Скриноль наклонилась, покачиваясь на своих длинных темно-оранжевых задних ногах. — Это было моей ошибкой. Я заметила твои явно неспокойные манипуляции с этим драгоценным камнем и думала, что это странно не согласуется с твоим обычным экстраординарным самоконтролем. Но я была слишком наивна, чтобы сделать из этого выводы. Мондрайн, ваша сила духа изумительна, если вы думаете о такой проверке уже на первом сеансе. Но она не так уж хороша для достижения наших целей. Впереди нам предстоит жестокая борьба. Скажи, почему ты счел необходимым сделать эти снимки?
      — Ты намекнула, что выглядишь слишком отвратительно для того, чтобы на тебя смотрели. Я не мог представить себе ничего такого, а я видел почти все виды организмов, существующих в пределах Периметра, и некоторые из них довольно странные. Поэтому мне пришло в голову полюбопытствовать: да, может ты не была столь уж удивительной на вид, а, наоборот, слишком знакомой.
      — И когда ты увидел результаты съемки? — Скриноль стояла выпрямившись, возвышаясь почти до потолка. Темные фасетчатые глаза смотрели вниз на Мондрайна. — А не лучше ли было оставить их на работе, чтобы отчитаться о своих находках, чем нести эти картинки сюда?
      — Отчитаться перед кем? — пожал плечами Мондрайн. — Перед самим собой, как перед главой Службы Безопасности? Прерд Лютером Брейчисом, чтобы он мог использовать это против меня? Как бы там ни было, у меня было очень много вопросов, на которые не находилось ответов. Ты похожа на Пайп-Риллу, но не полностью. Ты сказала, что ты — Артефакт, создание лаборатории Игольщиков. Это могло бы быть правдой.
      — Могло быть. Почему ты отверг эту версию?
      — Сначала я этого не сделал. Ты могла быть таким видом Артефактов, с каким я никогда раньше не сталкивался, чем-то новым, созданным не в лабораториях Игольщиков. Или ты могла быть Пайп-Риллой, хирургическим путем измененной для существования в земной среде и для умелого разговора по-человечески. Это даже заставило меня подумать, что, возможно, ты какая-то предательница, скрывающаяся здесь от своих собратьев.
      С высоты восьми футов над головой Мондрайна раздался свистящий смех.
      — "Преступница", как вы говорите, нашедшая убежище в этом мире? Бросьте, коммандор. Какое преступление могла совершить Пайп-Рилла, чтобы заслужить худшее наказание, чем даже изгнание на эту планету? Какой отвратительный проступок мог соответствовать этим хирургически навязанным уродствам? — Скриноль протянула к нему свои мясистые передние конечности. — Как говорил ваш поэт: «Почему это ад, а я не вдали от него?»
      — Дай-ка я расскажу тебе про ад. Но я тоже пришел к такому выводу. Пайп-Рилла может выстрадать такие изменения и такое изгнание лишь добровольно. И этот вывод привел меня к еще одному. Ты была перекроена и послана сюда осведомленными и одобрившими это твоими собратьями и правительством. Ты — шпион, и ведешь наблюдения для Пайп-Рилл.
      Скриноль опускалась вниз, складывая свои длинные многосекционные конечности, пока не очутилась лицом к лицу с Мондрайном.
      — Это не только Пайп-Риллы. Все остальные члены Звездной Группы тоже считают, что им необходимо наблюдать за людьми. В вас слишком много насилия, вы слишком непредсказуемы, чтобы оставить вас без присмотра. Но если ты прав, тогда почему ты вне опасности? Я, по-видимому, должна охранять свою тайну.
      — Тебя изменили в физиологическом плане, но разум твой — все еще разум Пайп-Риллы. Ты не способна на насилие. Тогда как я…
      — … признаешь и даже наслаждаешься им. Проницательное и не подлежащее обсуждению наблюдение. Но это не значит, что у меня нет других средств убеждения. У тебя все еще есть потребность во мне. Ты можешь разоблачить мое присутствие здесь, это так; но если ты это сделаешь, твое лечение со мной закончится. А мы продвигаемся вперед, приближаясь к сердцевине твоей проблемы. Ты это понимаешь?
      — Я в этом просто уверен. Почему бы еще я так боялся этих сеансов с тобой, все же продолжая сюда приходить?
      — В таком случае, ты сам должен определиться, настолько ли я опасна для людей, что ты должен сейчас же разоблачить мое присутствие здесь, или твои личные нужды в этой ситуации преобладают?
      — Не так уж просто это решить. Я уверен, ты предполагала возможность твоего разоблачения мною, даже если не так скоро.
      — Какая дальновидность. — Скриноль рассмеялась тем же высоким дребезжащим смехом. — Ну, я составила свою собственную повестку дня. И она ставит вас в затруднительное положение. Ты должен собоставить свои личные потребности и возможную опасность моего присутствия здесь для человечества. Это, как ты понимаешь, нечто необычное для твоей расы. Так же, как и условия, в которых ты находишься. Вы называете это «конфликтом интересов». Конфликт — вы всегда говорите выражениями, относящимися к войне, битвам, дракам.
      — А как бы это назвала Пайп-Рилла?
      — Такая ситуация никогда бы не возникла. Мы обладаем групповым альтруизмом. Благосостояние большинства всегда преобладает над потребностями индивидуума.
      — Я восхищаюсь вашим благородством.
      — Сарказм здесь вовсе неуместен. И мы не можем воздействовать на нашу природу. Это вырастает внутри нас, начиная с первого мейоза. Это и есть та причина, по которой я здесь, одинокая и изуродованная, на расстоянии многих световых лет от дома и друзей. Но люди не такие. У вас преобладают индивидуальные желания и стремления. Даже у тебя. — Скриноль начала разгибать ноги, поднимая свое тело выше. — Так что же вы предпочтете, Эсро Мондрайн? Выдадите меня сейчас или продолжите свое лечение?
      Мондрайн тоже встал.
      — Как тебя зовут? Твое имя в мире Пайп-Рилл?
      — Я скажу его тебе. Это не секрет. Но ты не сможешь его повторить, пока не научишься стрекотать, как Пайп-Риллы. — Она быстро потерла друг о друга две ноги и произвела дрожащий свистящий звук, как вибрирующее полотно пилы. — Вот. Мне кажется, тебе следует продолжать называть меня Скриноль. Оно похоже на слово в нашем языке, которое означает «безумное существо». Сумасшедшая Пайп-Рилла, живущая глубоко в сумасшедшем мире.
      — И которая дает сумасшедшим людям сеансы лечения Фроппер.
      — Что может быть более подходящим? Коммандор Мондрайн, мы зашли в тупик. Вы знаете мой секрет…