7

Когда Уилт покидал бар «Герб стеклодувов», его отчаяние уже несколько улеглось. Во-первых, его разморило, потому что после третьей порции виски он перешел на пиво. Во-вторых, разговор с начальником тюрьмы так и не состоялся, потому что Уилту не удалось дорваться до телефона. Из автомата звонили не переставая. Уилт метался между телефоном и уборной, но всякий раз, как телефон освобождался, его тут же занимал кто-то другой. Сперва девица полчаса препиралась с ухажером, а стоило Уилту отлучиться в уборную, как ее сменил крутой малый, который попросту послал Уилта в строго заданном направлении. Дальше – больше. Посетители словно сговорились по очереди висеть на телефоне. В ожидании Уилт сидел у стойки, пил и в конце концов решил, что все обойдется. Его не тревожило даже то, что машину надо будет оставить у бара, а домой добираться пешком. «Чего мне бояться? – рассуждал Уилт. – Сукин сын сидит за решеткой и выйдет на волю не раньше чем через двадцать лет. Да и что он мне сделает?»

И все-таки, возвращаясь домой, Уилт нет-нет да и оглядывался: не преследует ли кто. Но по дороге никто не встретился, разве что парочка на велосипедах и мужчина с собачкой. Видно, самое страшное впереди. Что же такое замыслил Маккалем? Клочок бумаги – наверно, что-то вроде намека: Маккалем давал понять, что отводит Уилту роль связного. Если так, то отвертеться от этой роли проще простого, надо лишь держаться подальше от тюрьмы. Но как объяснить это Еве? Ничего, он и впредь станет по понедельникам уходить из дома, будто на урок к Маккалему. А Ева так занята близняшками, что ничего не заметит. И семейный бюджет не очень пострадает – ведь Уилт будет по-прежнему читать лекции на авиабазе.

Были у него и более неотложные заботы. Как объяснить Еве, почему он припозднился? Уилт взглянул на часы. Полночь. Вернуться домой заполночь, без машины – не шутка. Ева расспросами всю душу вымотает. Собачья жизнь: на работе отбиваешься от тупых чинуш, в тюрьме выслушиваешь угрозы паршивого уголовника, а дома жена шпыняет за то, что ты, дескать, весь день бьешь баклуши, и приходится врать. Уж если кому и живется хорошо, так только хищникам. Хищникам и пройдохам – напористым, решительным.

Уилт остановился под фонарем. Снова – второй раз за день – ему на глаза попались мини-елочки и азалии в саду мистера Сэндза. От пива и мыслей о несовершенстве мира в душе Уилта пробуждались напор и решимость. Он еще себя покажет! Свет еще увидит, что Уилт не чета сереньким людишкам, которые пробавляются подачками судьбы и безропотно отходят в вечность (впрочем, куда они отходят, Уилт точно не знал), доверив себя непрочной памяти потомков да семейным альбомам с пожелтевшими фотографиями. Нет, Уилт не таков. Уилт… Уилт – хорош он или плох – останется самим собой.

Но об этом он сможет вволю поразмышлять утром. А до того предстоит объяснение с Евой. Пусть теперь попробует вякнуть: «Где тебя носило?» Уилт ответит, что это не ее собачье… Нет, не годится. Она только того и ждет. И снова придется полночи выяснять, почему у них не ладится семейная жизнь. Уилт-то знает, почему. Они живут вместе уже двадцать лет, и Ева, вместо того чтобы рожать одного за одним, взяла да и родила четырех сразу. Вполне в ее духе: если она за что берется, ее красным светом не остановишь. Ну да это к делу не относится. Или относится? Может, это провидение и законы генетики распорядились, что раз уж Уилт – недочеловек, то детей у него в семействе должен быть перебор? Мысли Уилта опять метнулись в сторону. Он вспомнил, что после каждой войны число новорожденных мужского пола резко возрастает, словно Природа (с большой буквы) стремится восполнить убыль. Но если Природа и впрямь обладает разумом, то где был ее разум, когда она свела Уилта и Еву? Тут его мысли еще раз свернули с прямого пути. Ему вновь не давал покоя зов Природы, но уже в другом смысле. Ну нет, на сей раз мочиться в розовый куст он не станет – с него хватит и того скандала.

Уилт прибавил шагу и вскоре тихонько открывал дверь дома 45 по Оукхерст-авеню. Если Ева спросит про машину, он скажет, что она сломалась и ее пришлось отвезти в гараж. Хищником быть не обязательно, а вот пройдохой – куда ни шло. А еще лучше – просто набрать в рот воды.

Но Ева крепко спала. Ей пришлось весь день зашивать близняшкам штаны, потому что девчушки в знак протеста против полового неравенства прорезали в них ширинки.

Не зажигая света, Уилт юркнул в постель и принялся размышлять о напоре и решимости.

Уж если где нынче и ощущались напор и решимость, так это в полицейском участке Ипфорда. Когда стало известно, что лорд Линчноул звонил главному констеблю, а министр внутренних дел обещал подключить к расследованию Скотланд-Ярд, старший офицер оторвался от телевизора, мигом примчался в участок и созвал срочное совещание.

– Чтобы в ближайшее время были результаты! Как вы их получите – не мое дело, – опрометчиво объявил старший офицер. – Я не допущу, чтобы у нас под боком появились злачные местечки вроде Сохо, площади Пиккадилли, или где там еще торгуют этим зельем. Работать, работать. Ясно?

Флинт ухмылялся. На этот раз он был рад, что оказался в одной компании с Роджером. Он не преминул рассказать, что уже наведался в Гуманитех и установил причину смерти.

– Все предварительные данные содержатся в моем отчете, сэр. Смерть наступила вследствие отравления героином и еще каким-то наркотиком под названием «формалин». Может, Роджер знает, что это за штука.

– Фенциклидин, – объяснил Роджер. – Его еще называют «зверь-травка», «ангельская пыль» и «сорняк-убийца».

Названия старшего офицера не интересовали.

– Какое он оказывает действие? Конечно, если не считать смертельного.

– Такое же, как и ЛСД, только в сто раз страшнее. От него мерещится всякая чертовщина, а, если перебрать, можно и вовсе сойти с ума. Смерть да и только.

– Это я уже понял, – сказал старший офицер. – Где она его добыла – вот вопрос, который интересует меня, главного констебля и министра внутренних дел.

– Трудно сказать, – ответил Роджер. – Этой штукой все больше американцы балуются. У нас она, насколько мне известно, не в ходу.

– Что же, по-вашему, она махнула на каникулы в Штаты и купила ее там?

– Едва ли. Тогда она знала бы, как обращаться с наркотиком. Скорее всего, раздобыла в колледже.

– Ну хорошо, – проворчал старший офицер. – Вы там разберитесь, да побыстрее. А что до героина и прочих наркотиков, чтобы духу их в городе не было. А то нагрянет Скотланд-Ярд и получится, что мы, ротозеи провинциальные, только ворон считаем. Это не мои слова, это сказал главный констебль. Кстати, вы уверены, что она сама вкатила себе наркотик? Может, ей впрыснули… того… насильно?

«Эге, – смекнул Флинт, – хочет свалить расследование на меня и выставить дело так, будто дочка лорда Линчноула вовсе и не наркоманка».

– По моим сведениям – нет, – сказал он. – Есть свидетели, что она сама кололась в туалете для преподавательниц Гуманитеха.

И Флинт поглядел на Роджера. Пусть лучше он отбивается от Скотланд-Ярда и выгораживает семейство Линчноулов.

– Вот как, – разочарованно сказал старший офицер. – Значит, грязные махинации исключаются?

Флинт кивнул. Вообще-то всякое преступление, связанное с наркотиками, – сплошь грязные махинации, но рассуждать об этом не время. Сейчас главное – втравить в это дело Роджера. Наломает дров – тут ему и конец.

– И самое подозрительное, – заметил Флинт, – что она отправилась в туалет для сотрудников. По-моему, это зацепка.

– Какая зацепка?

– Может, они и ни при чем, а может, и при чем, – туманно отвечал Флинт, полагая, что изъясняется тонкими намеками. – Уж кое-кто из них – точно.

– Да что «точно», в конце-то концов?

– Точно промышляет наркотиками. Вот почему мы никак не докопаемся, откуда берется зелье. Ведь преподавателей никто не заподозрит, правда? – Флинт помолчал и наябедничал: – Вот, к примеру, Уилт. Мистер Генри Уилт. С этим пройдохой надо держать ухо востро. Мы уже из-за него влипли в одну историю. У меня на него досье потолще телефонного справочника. А он не кто-нибудь – заведующий кафедрой гуманитарных наук. Вы бы видели, какое отребье у него работает. И как это лорд Линчноул пустил дочку в Гуманитех – не пойму.

Флинт вновь замолчал. Краем глаза он заметил, что Роджер что-то записывает. Клюнул-таки, кретин.

Старший офицер тоже попался на удочку.

– Возможно, инспектор, вы не далеки от истины, – произнес он. – Кое-кто из преподавателей еще тоскует по безобразиям шестидесятых – семидесятых. А дочь лорда Линчноула, значит, видели в преподавательской уборной…

Это обстоятельство решило все. Старший офицер поручил Роджеру провести тщательное расследование в Гуманитехе и позволил внедрить там своих агентов.

– Составьте список, – распорядился он. – Я передам главному констеблю. Поскольку за ходом следствия наблюдает сам министр, за разрешением дело не станет. Только, ради бога, добейтесь хоть каких-нибудь результатов!

– Будет сделано, – сказал инспектор Роджер и вернулся к себе в кабинет рад-радешенек.

Флинт тоже торжествовал. Уходя домой, он заглянул к Роджеру и с видимым неудовольствием бросил на стол досье Уилта.

– Может, пригодится. Еще что понадобится – дайте знать.

– Непременно, – пообещал Роджер, про себя же подумал: «Ищи дурака». Нельзя допустить, чтобы дело было раскрыто стараниями Флинта. И пока вернувшийся домой Флинт перед сном неосмотрительно ублажал себя темным пивом, Роджер сидел в кабинете и разрабатывал план операции, которая должна была увенчаться его очередным повышением по службе.

Прошло два часа. На улице погасли фонари. Ипфорд уснул, а Роджер, отравленный ядом честолюбия и надежды, все сидел за столом. Он внимательно прочел отчет Флинта и впервые в жизни нашел его выводы безупречными. Они подтверждались данными предварительной экспертизы. Смерть наступила в результате употребления героина в сочетании с «формалином». Этот наркотик Роджера заинтересовал.

– Американское зелье, – снова пробормотал он и запросил данные Национальной компьютерной службы полиции о случаях его использования в Англии. Как и следовало ожидать, такие случаи оказались крайне редки. И все же наркотик очень опасен: в Штатах он распространился так быстро, что его окрестили «наркосифилисом». Если Роджер раскроет это дело, он прославится не только в Ипфорде, но, благодаря лорду-наместнику и министру внутренних дел, даже… Роджер еще немного повитал в облаках и спустился на землю. Нехотя он придвинул к себе досье на Уилта.

Когда в Ипфорде прогремела история про Уилта и надувную женщину, основательно испортившая карьеру Флинта, Роджер здесь еще не работал. Но историю эту частенько вспоминали в служебной столовой. Все сходились во мнении, что мистер Генри Уилт ловко околпачил инспектора Флинта. Выставил его на посмешище, ничего не скажешь. Но для чего Уилт затеял этот балаган, Роджер никак не мог понять. Зачем человеку в здравом уме одевать резиновую куклу в платье своей жены и погребать на стройке под грудой цемента? Однако Уилту это зачем-то понадобилось. Одно из двух: либо он не в своем уме, либо старается отвлечь внимание от другого преступления. Путает след. Что ж, ему удалось выйти сухим из воды, а Флинта оставить в дураках. И у Флинта, конечно, на него зуб. С этим тоже все были согласны.

Подозрения Роджера вспыхнули с новой силой. Он взял досье Уилта и стал внимательно читать протоколы допросов. Хоть этот Уилт и дрянь порядочная, а все-таки орел. И спать-то ему не давали, и вопросами терзали, но он твердо стоял на своем. А идиот Флинт так и показал себя полным идиотом. Кто-кто, а Роджер это понимал. И еще он понимал, почему Флинт невзлюбил его, Роджера. Но самое главное, чутье подсказывало ему, что у Уилта рыльце в пушку. Это уж точно. Однако хитрости ему не занимать, поэтому простофиля Флинт так и не сумел его прищучить. И, не справившись с Уилтом, передал досье Роджеру: пусть, мол, он прищучит. Что ж, это понятно. Но с какой радости Флинт, который Роджера на дух не переносит, подсунул досье именно ему? Ведь из материалов следует, что Флинт сущий остолоп. Значит, у Флинта на уме что-то другое. Может, старик признал свое поражение? И вид у него в последнее время какой-то побитый, и голос унылый. Неужели, отдавая досье, он показывал, что выбывает из игры? Роджер ликующе улыбнулся. Он только и ждал случая доказать, что Флинту до него расти и расти. Вот случай и представился.

Роджер снова погрузился в отчет Флинта о происшествии в Гуманитехе. Флинт рассуждал правильно, и все же, дойдя до упоминания о том, как Уилт сунулся не в ту уборную, Роджер насторожился. Вот где старик дал маху! Роджер перечитал еще раз: «По словам ректора, Уилту следовало подняться в туалет на четвертом этаже, однако он спустился на второй». И далее: «Секретарша Уилта миссис Бристол направила его в женский туалет на четвертом этаже. Она утверждала, что столкнулась с девушкой там». Так и есть. Ох, неспроста Уилт ошибся этажом: снова какие-то плутни. Флинт, видимо, ничего не заподозрил, иначе допросил бы стервеца. Роджер мысленно отметил: надо последить за мистером Уилтом. Ненавязчиво, чтобы не спугнуть. Вторая мысль была такая: "Проверить, можно ли в лабораториях колледжа изготовить «формалин». И третья: «Установить источник героина».

Но пока Роджер обдумывал дальнейшие ходы, в уме его то и дело проносились звучные романтические названия: «Золотой треугольник», «Золотой полумесяц». «Золотой треугольник», джунгли Таиланда, Бирмы и Лаоса… «Золотой полумесяц», подпольные лаборатории Пакистана, где производится героин, поставляемый в Европу… Воображение Роджера рисовало жуткую картину: на Англию надвигаются орды смуглых пакистанцев, турок, иранцев, арабов. Они приезжают на ослах, проникают в страну на грузовиках, а то и на кораблях и по ночам делают свое черное дело – сбывают смертоносное зелье. За их спиной стоят важные господа, которые живут в роскошных домах, посещают загородные клубы, катаются на собственных яхтах. А сицилийские головорезы? Ведь чуть не каждый день на улицах Палермо убивают людей, не угодных мафии. Находится и в Англии всякая шушера, торговцы «дурью», вроде Флинтова сынка, который нынче отбывает срок в Бедфорде. Кстати, может, Флинт еще и по этой причине сменил тон. И все-таки Роджера куда больше занимали романтические заморские страны, где кишмя кишат коварные злодеи; сам же Роджер представлялся себе воином, который вознамерился в одиночку искоренить этот наигнуснейший вид преступлений.

Конечно, полет фантазии унес Роджера слишком далеко от реальной жизни. Инспектор верно представлял только географию событий: героин действительно привозили из Азии и с Сицилии, наркомания действительно была бичом Европы. Но покончить с этой напастью можно лишь благодаря решительным и разумным действиям полиции и международному сотрудничеству. Однако Роджер, даром что инспектор, разумом не блистал и мог похвастаться разве что необузданным воображением. Разум же ему заменяла решительность – решительность человека, у которого нет семьи, мало друзей, зато имеется цель в жизни.

Долго инспектор Роджер разрабатывал план операции. Только в четыре часа утра он покинул участок и отправился домой – жил он неподалеку, – чтобы вздремнуть пару часов. Но даже засыпая, он вспоминал фиаско инспектора Флинта и злорадно думал: «Пусть теперь побегает».

Инспектор Роджер попал в точку. На другом конце Ипфорда, в домике с ухоженным садом, украшением коего был аккуратный пруд, где плавали золотые рыбки, а посредине стоял ангелочек, инспектор Флинт всю ночь бегал не переставая. Но спать Флинту не давала не будущая слава инспектора Роджера – насчет его будущего Флинт был спокоен. – а темное пиво и проклятые таблетки. Лежа в постели, Флинт прикидывал, не махнуть ли куда-нибудь на отдых? Ему положен двухнедельный отпуск, да и врач советовал отдохнуть. Куда же поехать? В Коста Брава? На Мальту? Оно бы и ничего, вот только у миссис Флинт от жары прямо течка начинается – слава богу, в обычную погоду она сейчас не слишком усердствует. Пожалуй, лучше всего отправиться в Корнуолл. С другой стороны, хочется полюбоваться, как инспектор Роджер сядет в лужу: Уилт, как пить дать, оставит его в дураках. Связал-таки Флинт котов хвостами!

Дело шло к рассвету, а в тюрьме не утихала катавасия, которая разразилась по вине Уилта. В два часа ночи еще один заключенный в корпусе "Д" поджег матрац, но какой-то смекалистый грабитель залил его из помойного ведра. Больше всего хлопот доставлял начальству корпус особого режима. К своему удивлению, начальник тюрьмы обнаружил, что двое узников в камере Маккалема не спят. Поскольку это была камера Маккалема, начальник не осмеливался зайти туда один, разве что в сопровождении полудюжины надзирателей. Однако собрать такую команду не удалось: во-первых, надзиратели опасались Маккалема не меньше, чем их начальник, а во-вторых, у них нынче и без того забот хватало. Начальнику пришлось беседовать с заключенными через закрытую дверь. Сокамерники, они же телохранители Маккалема, носили клички Бык и Клык.