В конце концов он решил, что лучше всего будет ответить «Да, пожалуйста» и одновременно положить ногу на ногу. Он пришел к этому заключению как раз в тот момент, когда доктор фон Блименстейн заметила, что его чашка уже пуста. «Еще чая?» – предложила она и потянулась за его чашкой. Тщательно составленный план рухнул, не начав даже претворяться в жизнь. Лейтенант Веркрамп полагал, что докторша подойдет к нему и возьмет чашку, а не станет дожидаться, пока ей эту чашку протянут. Пытаясь одновременно продемонстрировать скромность и хорошие манеры, Веркрамп заложил ногу на ногу и встал, попутно пролив себе на брюки те остатки чая, которые он оставил в чашке на случай, если решит ответить «нет». Пролитый чай смешался с прежними результатами его неумения держать себя. Лейтенант Веркрамп расставил ноги и посмотрел вниз, испытывая стыд и замешательство. Докторша среагировала практичнее. Подобрав с пола чашку и вовремя выхватив у него из руки блюдце, она вышла из комнаты и почти тут же вернулась, неся мокрое полотенце.

– Нельзя оставлять на форме пятна, – проворковала она по-матерински, тем самым тотчас сломив возможное сопротивление Веркрампа и не оставив ему времени подумать над возможными последствиями своей готовности к подчинению. Он еще не успел толком сообразить, что происходит, а прекрасная докторша уже протирала ему ширинку полотенцем.

Реакция лейтенанта Веркрампа оказалась мгновенной. Первый раз еще куда ни шло, но выдержать нечто подобное дважды он не мог. Сложившись почти вдвое – как будто бы у него внезапно начались родовые схватки, – он судорожно отпрыгнул от врачихи и ее искушающих рук.

– Нет, – закричал он, – только не это! Хватит, – и спрятался позади кресла.

Его реакция крайне удивила доктора фон Блименстейн.

– Что хватит? – спросила она, все еще стоя на полу на коленях в том месте, где ее оставил прыжок Веркрампа.

– Нет… Что? Да нет, ничего, – бормотал Веркрамп, отчаянно пытаясь нащупать какую-нибудь точку опоры в том ералаше, что творился сейчас у него в голове.

– Нет? Что нет? Что ничего? – спрашивала врачиха, поднимаясь на ноги. – Что вы хотите сказать?

Веркрамп мелодраматично отвернулся и уставился в окно.

– Вам не надо было этого делать, – ответил он.

– Чего не надо было делать?

– Вы знаете, – сказал Веркрамп.

– Что я такого сделала? – не отступала докторша. Лейтенант Веркрамп с несчастным видом покачал головой куда-то в сторону холмов, но ничего не ответил. – Какой же вы глупый, – продолжала врачиха.

– Нечего тут стыдиться. У нас в больнице каждый день бывает по несколько непроизвольных эмиссий.

Веркрамп сердито повернулся к ней.

– Но это же у лунатиков, – возразил он, оскорбленный тем, что она отнеслась к происшествию с клинической отстраненностью. У нормальных людей такого не бывает. – Он замер на полуслове, почувствовав скрытый в его словах второй смысл.

– Конечно же, бывает, – примирительно сказала докторша. – Это ведь только естественно… между… страстными мужчиной и женщиной.

Но пение сирены не заставило лейтенанта Веркрампа сдаться.

– Это не естественно. Это противоестественно.

Доктор фон Блименстейн мягко засмеялась.

– Нечего надо мной смеяться! – заорал Веркрамп.

– А вам нечего на меня орать! – огрызнулась врачиха. Почувствовав в ее голосе властные нотки, Веркрамп сник. – Подойдите сюда, – приказала она. Веркрамп неуверенным шагом пересек комнату и подошел. Доктор фон Блименстейн положила руки ему на плечи. – Смотрите на меня, – сказала она. Веркрамп послушно смотрел. – Я вам нравлюсь? – Веркрамп тупо кивнул головой. – Я рада, – сказала докторша и, обхватив голову удивленного Веркрампа обеими руками, страстно поцеловала его в губы. – Пойду соберу нам чего-нибудь поесть, – сказала врачиха, отрываясь от него. И прежде чем Веркрамп смог что-то ответить, она уже гремела посудой на кухне, орудуя там поразительно ловко для женщины ее размеров. Лейтенант Веркрамп, остановившись в дверях кухни, продолжал мучительную борьбу с собственными эмоциями. Он злился на самого себя, на нее и на то положение, в котором он сейчас очутился, и никак не мог найти, как бы и на ком бы можно было сорвать эту злость. Доктор фон Блименстейн пришла ему на помощь.

– Кстати, насчет той проблемы, о которой вы говорили, – сказала она, соблазнительно наклоняясь, чтобы достать сковородку из расположенного под мойкой шкафчика, – думаю, что я все-таки могла бы вам помочь.

– Насчет какой проблемы? – грубо переспросил Веркрамп. С него явно достаточно было и той помощи, которую он уже получил.

– С вашими полицейскими и черными девками, – ответила докторша.

– Ах, этой. – Веркрамп успел уже позабыть, зачем пришел.

– Я подумала, и мне кажется, что есть один способ, каким ее можно было бы решить.

– Да? – сказал Веркрамп, который мог бы легко назвать массу таких способов, но сейчас просто не хотел об этом думать.

– Тут все дело в психологической инженерии, – продолжала докторша. – Так я называю те эксперименты, которые я проводила здесь на многих пациентах. Лейтенант Веркрамп весь превратился в слух. Эксперименты его всегда интересовали.

– У меня есть уже несколько случаев успешного излечения, – продолжала докторша, одновременно ловко нарезая морковку. – Этот метод хорошо действует при лечении алкоголиков, извращенцев и гомосексуалистов. Мне кажется, он должен оказаться не менее действенным и в случаях склонности к межрасовым сношениям. Это ведь тоже одна из разновидностей извращения. – Интерес Веркрампа к ее объяснениям был искренним и несомненным. Лейтенант оторвался от дверного косяка, вошел на кухню и внимательно слушал.

– И что вы предлагаете сделать? – с любопытством спросил он.

– Ну, прежде всего выявить те особенности личности, которые предрасполагают человека к подобным сексуальным извращениям. Это, в принципе, нетрудно. Я могла бы достаточно легко очертить круг вероятных причин, обуславливающих подобные отклонения. Лучше всего было бы, если бы ваши сотрудники ответили на специальную анкету.

– Анкету о чем? Об их половой жизни? – Веркрампу нетрудно было представить себе, какой прием встретила бы такая анкета в полицейском управлении Пьембурга.

– О половой жизни и о других вещах.

– О каких других вещах? – подозрительно спросил Веркрамп.

– О самых обычных. О том, какие отношения были у человека со своей матерью. Доминировала ли мать в семье. Любил ли он в детстве свою черную няньку. О первом сексуальном опыте. Самые простые вещи вроде этих.

Веркрамп слушал с открытым ртом: все, о чем говорила сейчас врачиха, казалось ему чем-то совершенно ненормальным.

– Тщательный анализ ответов позволил бы нам выявить тот тип людей, которым полезно было бы пройти курс лечения, – продолжала свои объяснения доктор фон Блименстейн.

– Вы хотите сказать, что ответы на подобные вопросы покажут, у кого из полицейских может возникнуть желание переспать с черной? – спросил Веркрамп. Доктор фон Блименстейн отрицательно покачала головой.

– Не совсем так. Но у нас появится какая-то основа, от которой можно будет идти дальше. После того как мы выявим круг лиц, у которых наиболее вероятны такие наклонности, я побеседую с ними – разумеется, совершенно конфиденциально, – и мы определим, кто из них нуждается в лечении.

Веркрампу как-то не верилось в пользу такого подхода.

– Не думаю, чтобы хоть один признался, что он хочет переспать с черной, – возразил лейтенант.

Докторша улыбнулась.

– Вы бы поразились, если бы узнали, в чем признавались мне люди.

– И что вы станете делать, после того как все выясните? – спросил Веркрамп.

– Вы все только о деле. Давайте сначала пообедаем. Здесь, на террасе, – ответила доктор фон Блименстейн, отлично знавшая, как полезно иногда бывает подержать человека некоторое время в подвешенном состоянии. Она взяла поднос и вышла из кухни. Веркрамп последовал за ней.

Когда после обеда лейтенант Веркрамп покидал коттедж, в кармане у него лежал проект анкеты, которую он должен был предложить сотрудникам пьембургской полиции. Однако он совершенно не представлял, в чем будет состоять курс лечения, который намеревалась предложить докторша. Ему лишь было твердо сказано: она гарантирует, что после недели общения с ней ни один мужчина никогда больше не захочет даже взглянуть на черную женщину. Этому лейтенант Веркрамп готов был охотно поверить.

С другой стороны, теперь он гораздо отчетливее, чем прежде, представлял себе тот тип человека, у которого возникает предрасположенность к половым сношениям с представителями иной расы. Согласно доктору фон Блименстейн, явными признаками такого человека были одинокий образ жизни, склонность к внезапным переменам настроения, отчетливо выраженное чувство вины на сексуальной почве, какое-либо неблагополучие в семье в детские годы и, конечно же, неудовлетворительная половая жизнь. Чем больше лейтенант перебирал в уме офицеров и других сотрудников полиции Пьембурга, тем очевиднее из всех возможных кандидатур выделялась одна фигура. Лейтенант Веркрамп подумал, что, кажется, он открыл причину перемен, произошедших с коммандантом Ван Хеерденом.

Вернувшись к себе в кабинет, он снова самым внимательным образом перечитал полученную из БГБ директиву, просто чтобы убедиться – у него есть полномочия начать действовать согласно уже созревшему в его голове плану. Полномочия были написаны на бумаге черным по белому: «Настоящий документ обязывает вас провести расследования в тех случаях, когда подозревается наличие связей между офицерами полиции и женщинами банту». Веркрамп запер документ в сейф и вызвал сержанта Брейтенбаха.

Чтобы отдать все необходимые приказы и указания, хватило часа.

– Наблюдение за ним должно быть круглосуточным, – инструктировал лейтенант собравшихся в его кабинете сотрудников службы безопасности. – Нужно фиксировать абсолютно все: что он делает, куда ходит, с кем встречается и особенно все то, что хоть как-то выбивается из обычного распорядка его жизни. Фотографируйте каждого, кто приходит к нему в дом. Установите микрофоны во всех комнатах и записывайте все разговоры. Установите прослушивание его телефона. Записывайте все разговоры. Все понятно? Мы должны сработать по высшему классу.

Веркрамп оглядел сидевших в комнате: все согласно кивали головами, давая понять, что задание им ясно. Только у сержанта Брейтенбаха возникли какие-то сомнения.

– Мне это кажется немного странным, сэр, – сказал он. – В конце концов, ведь коммандант остается нашим начальником, не так ли?

Лейтенант Веркрамп покраснел от злости. Он не любил, когда его приказы подвергались сомнениям.

– Вот здесь у меня, – сказал он, потрясая полученной из БГБ директивой, – приказ Претории провести такое расследование. Разумеется, – его голос из официального стал елейным, – я надеюсь – полагаю, как надеемся и мы все, – что, когда такое расследование будет завершено, мы сможем уверенно сказать, что коммандант Ван Хеерден абсолютно чист по всем пунктам. Но пока мы обязаны выполнять приказ. Надеюсь, мне нет необходимости напоминать вам, что на протяжении всей операции должна обеспечиваться ее полная секретность. У меня все, все свободны.

Когда подчиненные вышли, лейтенант Веркрамп распорядился, чтобы анкету для опроса полицейских размножили к утру и назавтра раздали ее.

На следующий день миссис Руссо, в обязанности которой входило надзирать за черными заключенными, которых ежедневно приводили из пьембургской тюрьмы для выполнения работ по хозяйству в доме комманданта, была крайне поражена. Когда она, как обычно, открыла утром дверь, перед ней предстала группа людей, отрекомендовавшихся сотрудниками коммунальных служб. Они заявили, что в доме комманданта повреждена проходящая под кухней газовая труба, в гостиной – замыкание электропроводки, на чердаке протекает бак для воды.

Миссис Руссо отлично знала, что дом вообще не подсоединен к газовой магистрали, что электрическая плита на кухне работает безукоризненно и что на потолке в спальне нет и намека на протечку воды с чердака. Поэтому она попыталась как-то помешать деятельности пришельцев, тем более что ее весьма удивило и другое – при всей их решимости что-то сделать они демонстрировали полное отсутствие профессиональной подготовки.

– Может быть, отключить в доме ток? – спросила она у человека, представившегося сотрудником электрической компании, который тянул какие-то провода в спальню комманданта.

– Пожалуй, – ответил тот и отправился вниз. Через десять минут, увидев, что свет на кухне все еще горит, миссис Руссо решила взять дело в свои руки. Она зашла в расположенный под лестницей чулан и сама вывинтила пробки. С чердака послышался приглушенный крик: водопроводчики, искавшие несуществующую течь в баке, пользовались переносной лампой, которую они включили на площадке у лестницы, и теперь остались без света.

– Наверное, лампочка перегорела, – сказал один из них и начал спускаться по лестнице, намереваясь вывинтить другую из торшера в спальне комманданта. Но, когда он снова забрался на погруженный во мрак чердак, сотрудник электрической компании сумел-таки убедить миссис Руссо в том, что отключать свет в доме нет никакой необходимости.

– Ну, если вы так считаете, – продолжала все же сомневаться миссис Руссо.

– Я вас заверяю, что это совершенно безопасно, – уговаривал тот. Миссис Руссо отправилась под лестницу и включила ток. На чердаке раздался громкий вопль: пальцы водопроводчика оказались в этот момент в патроне лампы. Из спальни донесся странный звук, как будто там что-то отрывали, и послышался стук падающей штукатурки. Миссис Руссо вновь отключила электричество и пошла посмотреть, что происходит.

– Как вы думаете, что скажет коммандант, когда он увидит, что вы здесь натворили? – обратилась она к ноге, торчавшей через дыру в потолке. В ответ с чердака послышался стон. – С вами там все в порядке? – обеспокоенно спросила миссис Руссо. В ответ нога энергично задергалась.

– Я же вам говорила, надо было отключить ток, – сделала миссис Руссо выговор сотруднику электрической компании. На чердаке ее слова вызвали возражения, и нога опять конвульсивно задергалась. Электротехник поднялся на несколько ступенек вверх по лестнице.

– Что он говорит? – спросил он, вглядываясь с лестницы куда-то в темноту.

– Чтобы не выключали свет, – ответил голос сверху.

– Как скажете, – отреагировала миссис Руссо и снова отправилась под лестницу включать электричество. – Так лучше? – спросила она, повернув выключатель. Нога, торчавшая из потолка в спальне комманданта, резко задергалась, а затем замерла.

– Держись, а я подтолкну тебя снизу, – сказал электротехник и залез на кровать.

Миссис Руссо вышла из чулана и снова поднялась наверх. Снование вверх-вниз начало ей уже надоедать. Едва она поднялась, как из спальни вновь раздался жуткий вопль. Она поспешила туда и увидела, что на кровати комманданта распростерт электротехник, а вокруг него все усеяно кусками штукатурки.

– Ну, а сейчас в чем дело? – спросила она.

Мужчина обтер лицо и неприязненно посмотрел на торчавшую ногу.

– Она живая, – сказал он в конце концов.

– Это ты так думаешь, – ответил ему голос с чердака.

– Хотела бы я знать, что здесь происходит, – заявила миссис Руссо.

– Я знаю, что тут происходит, – ответил ей электротехник, усаживаясь на кровати. Пойдите и выключите свет. Пока вы этого не сделаете, я к этой ноге больше не прикоснусь.

Миссис Руссо, недовольно ворча, вновь отправилась под лестницу.

– В последний раз, – заявила она электрику, – я не собираюсь все время бегать взад-вперед.

В конце концов с помощью негров-заключенных им удалось спустить бесчувственного водопроводчика с чердака, и миссис Руссо настояла на том, чтобы ему сделали искусственное дыхание. Водопроводчика положили на кушетку в гостиной.

– Уберите отсюда этих негров, – потребовала миссис Руссо от электрика. – Я ничего не стану делать, пока они тут пялятся. Они еще подумают что-нибудь не то.

Электрик шуганул из комнаты заключенных, миссис Руссо сделала искусственное дыхание изо рта в рот, и через некоторое время водопроводчик пришел в себя настолько, что его уже можно было отправить назад в полицейский участок.

– Идиоты чертовы, – ругался Веркрамп, когда ему доложили о происшествии, – я же приказывал установить в доме жучки, а не разломать его на части!

Когда вечером коммандант Ван Хеерден вернулся домой, там царил кавардак и почти ничего не работало. Он хотел вскипятить чай, но воды в кране не было. Двадцать минут ушло у него на поиски запорного вентиля и еще двадцать – ключа, которым его можно было бы открыть. В конце концов он наполнил водой быстрозакипающий чайник, прождал полчаса после того, как поставил его на плиту, – и с удивлением обнаружил, что вода в нем по-прежнему холодная.

– Черт побери, почему сегодня все не действует? – недоумевал коммандант, ставя на плиту сковородку. Прождав еще двадцать минут, он, чиркая спичками, полез под лестницу, пытаясь отыскать в темноте распределительный щит. Он вывинтил все пробки, снова поставил их на место, и только тогда сообразил, что отключен общий выключатель. Со вздохом облегчения он перевел его в положение «включено». В распределительном щите раздался громкий хлопок, и зажегшийся было в прихожей свет вновь погас. Еще полчаса ушло у комманданта на то, чтобы отыскать замкнувшийся провод; но к этому времени у него уже кончились спички. В отчаянии коммандант сдался и отправился ужинать в находившийся неподалеку греческий ресторанчик.

Возвратившись домой, он мгновенно пришел в то состояние, когда мог взорваться в любую минуту. По дороге в одной из автомастерских он приобрел электрический фонарь и теперь, освещая им лестницу, смог подняться на второй этаж и увидел царивший в спальне разгром. В потолке зияла огромная дыра, вся кровать была засыпана штукатуркой. Коммандант уселся на краешек кровати и направил луч фонаря в дыру на потолке. Посидев так некоторое время, он потянулся к телефону, стоявшему на тумбочке около кровати, и набрал номер полицейского управления. Комманданта несколько удивило, что ему долго не отвечал дежурный сержант, который должен был немедленно принять звонок. Но пока в ожидании ответа коммандант от нечего делать смотрел в окно, он вдруг, к своему удивлению, обнаружил, как нечто, показавшееся ему сперва тенью от жакарандового дерева, курит сигарету. Коммандант положил трубку телефона и подошел поближе к окну, чтобы получше разглядеть, что же там происходит. Пристально вглядевшись в темноту, он с беспокойством обнаружил еще одну тень, уже под другим деревом. Пока он ломал себе голову над тем, что это за тени наблюдают за его домом, телефон у него за спиной сердито зазвонил. Коммандант поднял трубку, но успел лишь услышать, как дежурный сержант на другом конце кладет свою. Выругавшись, коммандант снова набрал номер управления, однако передумал и, положив трубку, прошел в ванную комнату и открыл там окно, выходившее в сад за домом. В окно влетел легкий ветерок, занавески заколыхались. Коммандант выглянул наружу и только было решил, что в саду никаких соглядатаев нет, как куст азалии зажег сигарету. Встревожившись уже не на шутку, коммандант поспешил назад в спальню и снова схватился за телефон.

– За мной наблюдают, – сказал он дежурному сержанту, когда тот наконец ответил на звонок.

– Да? – ответил сержант, привыкший к тому, что среди ночи ему обязательно звонили какие-нибудь чокнутые, за которыми якобы охотились иностранные шпионы. – И кто же за вами наблюдает?

– Не знаю, – прошептал в трубку коммандант. – Двое стоят на улице перед домом и один в саду позади дома.

– А почему вы шепчете? – спросил сержант.

– Да потому, что за мной наблюдают, – раздраженно прошептал в ответ коммандант. – С чего бы еще мне шептать?!

– Не знаю с чего, – сказал сержант. – Погодите, я запишу. Вы сказали, что за вами наблюдают два человека из сада перед домом и один из-за дома, так?

– Нет, – ответил коммандант, начавший уже злиться на этого дежурного сержанта.

– Но вы только что сказали…

– Я сказал, что двое стоят перед моим домом и еще один – в саду позади дома, – повторил коммандант, пытаясь еще как-то контролировать себя.

– Два… человека… перед… моим… домом, – сержант медленно записывал, повторяя каждое слово. – Я записываю, – сказал он, когда коммандант поинтересовался, чем он там занимается.

– А быстрее вы не можете? – заорал коммандант, потеряв наконец терпение. – У меня тут огромная дыра в потолке над кроватью, и в доме явно установили жучки, – продолжал он, но в ответ в трубку донеслось, как дежурный говорит кому-то, что у него на линии очередной сумасшедший.

– Поправьте меня, если я скажу что-то не так, – начал сержант, прежде чем коммандант успел сделать ему выговор за плохое исполнение его обязанностей, – но вы заявили, что за вашим домом следят три человека, что в потолке у вас здоровенная дыра и что в вашем доме установлены подслушивающие устройства. Так? Вы ничего не забыли?

Коммандант Ван Хеерден был уже в состоянии, близком к апоплексическому удару.

– Одно забыл, – проорал он в трубку. – Говорит коммандант Ван Хеерден, ваш командир. И я приказываю вам немедленно послать патрульную машину к моему дому!

Ответом на это резко отданное приказание было скептическое молчание.

– Вы меня слышите? – прокричал коммандант. Но было совершенно очевидно, что дежурный сержант его не слышал. Сержант прикрывал трубку рукой, но до комманданта все же доносилось, как он говорил дежурному констеблю, что звонит какой-то сумасшедший. Коммандант раздраженно бросил трубку и стал думать, что же ему делать. Наконец он поднялся и снова подошел к окну. Зловещие фигуры наблюдателей оставались на своих местах. Коммандант на цыпочках прокрался к комоду и начал рыться в ящике для носков в поисках револьвера. Наконец он нашел его, проверил, заряжено ли оружие, и, решив, что дыра в потолке делает невозможной оборону спальни, на цыпочках направился вниз по лестнице. В этот момент в спальне зазвонил телефон. Первым побуждением комманданта было не отвечать; но потом он подумал, что это может быть дежурный сержант, вознамерившийся проверить, на самом ли деле ему звонил коммандант. Ван Хеерден поспешил наверх, но едва он добрался до телефона, как тот перестал звонить.

Коммандант сам набрал номер полицейского участка.

– Вы мне сейчас звонили? – спросил он дежурного сержанта.

– Смотря по тому, кто вы, – ответил тот.

– Я – ваш начальник, – проорал коммандант. Сержант подумал над ответом.

– Хорошо, – сказал он наконец, – положите трубку, мы вам сейчас перезвоним.

Коммандант с ненавистью посмотрел на трубку.

– Послушайте, – сказал он, – мой номер 54—88. Проверьте. Я трубку класть не буду.

Через пять минут полицейские машины со всего Пьембурга съехались к дому комманданта Ван Хеердена, а дежурный сержант ломал себе голову, как он будет утром оправдываться перед начальством.