Тогда же начался последний роман в жизни Марии Валевской. Она знакомится с французским дивизионным генералом графом Филиппом Антуаном д'Орнано, с чьим именем будут связаны самые счастливые годы жизни Валевской. Генерал всего на два года старше Марии, но у него богатая биография. Он земляк и даже родственник императора, из старинного корсиканского рода, который за 300 лет дал французской армии трех маршалов и пять генералов. Молодой офицер имел в своем послужном списке немало воинских побед. Особенно он отличился в испанской и русской кампаниях. Под Москвой его потрепанная в боях дивизия отбила атаку десяти тысяч казаков атамана Платова.
      Через несколько дней знакомства этот великолепный мужчина целиком и без остатка занял сердце польской красавицы и ответил на ее любовь взаимностью. Между ними возникла близость. После отъезда Филиппа на войну завязалась их переписка.
      Первое письмо датировано 2 мая 1813 года. Орнано пишет Валевской о военном положении, об отступлении корпуса Понятовского из Кракова и о своем назначении на пост командующего гвардейской кавалерией. Генерал вспоминает дни, проведенные вместе с Марией, заверяет, что ни на минуту не забывает о ней, называя ее "своей драгоценной подругой". "Смотрю на часы и говорю себе: сейчас она смотрит, как купают Александра, а сейчас ее нет дома... в это время она, наверное, у мадам Х. или у мадам У. А сейчас она собирается в театр". Письмо подписано именем Огюст, ласковым домашним прозвищем, которым наградила его Мария.
      В ответе ему Валевская пишет, что не собирается с визитами ни к мадам Х., ни к мадам У. "Никто не заставляет меня отрекаться от житейских удовольствий потому лишь, что моя родина и мои близкие страдают. Но у меня нет сил смеяться и развлекаться в эти грустные времена". Польская патриотка осталась верна себе.
      * * *
      Полководческий гений Наполеона еще не раз проявлял себя, не раз он бил противников в сражениях. Но удача теперь была на другой стороне, как и огромное превосходство в силах. За три октябрьских дня 1813 года в грандиозной "битве народов" под Лейпцигом противники французов одержали полную победу. Наполеону был предложен мир, но он отказался. В ноябре он возвратился в Париж и начал неутомимо готовиться к новым сражениям. "Пойдем бить дедушку Франца", - размахивая игрушечной саблей, говорил трехлетний наследник, повторяя слова своего отца. Но было уже поздно обнимать необъятное и поднимать неподъемное. Дедушка с союзниками сам побил папу. Миновали еще полгода кровопролитных и бессмысленных боев.
      30 марта 1814 года русские казаки в Париже уже кричали: "Быстро!", требуя выпить и закусить, чем положили начало парижским бистро. А 6 апреля в Фонтенбло Наполеон принужден был отречься от престола в пользу своего малолетнего сына. Перед отречением он вдруг отчаянно предложил своим маршалам: "А может быть, мы пойдем на них? Мы их разобьем!" Но его никто не поддержал. Отречение было подписано. Через пять дней после подписания Бонапарт принял яд, который носил с собой с 1812 года. Он оставляет письмо жене: "Тебя я люблю больше всех на свете. Несчастья мои удручают меня больше потому, что причиняю боль тебе... Поцелуй моего сына. Прощай, дорогая Луиза. Твой... Н.". Однако за это время яд утратил силу. Жестоко промучившись несколько дней, бывший император остался жив и больше не помышлял о самоубийстве.
      Когда-то у него было все. Теперь не осталось ничего. Императрица Мария-Луиза с наследником находилась в Блуа под охраной отряда австрийского генерала Нейпперга. Двора не было, штаба не было. В окруженном союзническим караулом доме в Фонтенбло оставались лишь немногочисленные слуги, врач и генерал Коленкур.
      В эти самые тяжелые дни жизни великого императора рядом, как воплощение всепрощающей и милосердной любви, появляется Мария Валевская. Разбитый духовно и не вполне оправившийся после отравления Наполеон заставил всю ночь прождать несчастную женщину, но не захотел встретиться с нею. Он, которого Мария привыкла видеть великим, теперь был жалок. Она ушла. Когда верный Констан рассказал о ночи, проведенной вместе с Марией в ожидании аудиенции, Бонапарт был тронут до глубины души: "Бедная женщина! Как она должна была принять это к сердцу. Констан, это для меня очень прискорбно. Как только увидишь ее, объяснись за меня. Ведь у меня столько... столько забот".
      Фигура бывшего властителя половины Европы продолжала внушать уважение его победителям. И они решили сделать красивый, но не лишенный издевки жест - оставить от огромной империи Наполеона маленький остров Эльба у берегов Италии. Пусть там правит, пусть командует тысячей оставленных ему гвардейцев, пусть с вершины горы в хорошую погоду разглядывает родную Корсику. Во Франции реставрировали бурбонскую монархию во главе с Людовиком XVIII, братом последнего, казненного революцией короля. Наполеон отправился на Эльбу 20 апреля 1814 года. Сопровождал Наполеона большой эскорт королевских войск под командованием генерала Филиппа Орнано.
      Два любимых человека Марии Валевской уезжали в почетную ссылку. Один в роли конвоируемого, другой - в роли конвоира.
      * * *
      Вскоре Мария была вынуждена заняться одной важной проблемой. В Неаполитанском королевстве королем все еще оставался наполеоновский маршал Иоахим Мюрат. Этот доблестный вояка прославился тем, что в 1813-1814 годах неоднократно предавал Наполеона и неоднократно возвращался на его сторону. Последним актом пока еще было предательство. Чтобы заслужить благоволение союзников перед готовившимся Венским конгрессом по устройству послевоенной Европы, Мюрат решил конфисковать в своих владениях земельный майорат, имевший почти прямое отношение к экс-императору, собственность маленького Александра Валевского. В июне Мария в сопровождении брата Теодора, сестры Антонины и маленького Александра едет в Италию спасать ускользающее имение сына.
      По дороге, находясь во Флоренции, Валевская вдруг решилась нанести визит Наполеону в его новом миниатюрном государстве. Памятуя о последнем неудачном свидании, она сначала направила туда брата, который спустя несколько дней привез письмо Бонапарта. "Мари, я получил твое письмо... с интересом, который ты всегда во мне вызываешь, увижу тебя... Малыша, о котором мне говорят столько хорошего, обнимаю с настоящей радостью. До свидания, Мари, с беспредельной нежностью Наполеон".
      Трудно сказать, действительно ли радовался Наполеон предстоящей встрече. Гораздо больше его волновала судьба другой женщины - законной супруги и законного наследника. Гонец Теодор Лончиньский привез с Эльбы не одно, а два письма. Второе было адресовано таинственной герцогине де Колорно, и его ей вскоре доставил другой человек. Под этим именем скрывалась экс-императрица Мария-Луиза, находившаяся в то время на курорте Экс-ле-Бен. А при ней по-прежнему молодой австрийский генерал граф Нейпперг. Изгнанник в который уже раз просил жену хотя бы посетить его на Эльбе. Мария-Луиза в ответном послании сообщила, что жаждет соединения с супругом как можно скорее, но этому препятствуют непреодолимые преграды. Главной преградой был красавец Нейпперг, который любил читать наполеоновские послания в одной постели с Марией-Луизой.
      Стараясь не вызвать кривотолков в Европе, но более всего стараясь, чтобы не дошло до безнадежно любимой супруги, Наполеон обставил визит Валевской со всей возможной секретностью. Для встречи он выбрал самый отдаленный и труднодоступный уголок острова - обитель Мадонна-дель-Монте, расположенную на высокой горе над селением Марчиана-Альта.
      Поздним вечером 1 сентября 1814 года в главную гавань Эльбы Порто-Феррайо прибыл корабль. С него сошли четыре человека: маленький мальчик, две женщины и высокий мужчина в мундире и очках в золотой оправе. Гостей ожидали гофмаршал Бертран и капитан Бернотти с коляской, запряженной четверкой лошадей. На половине дороги экипаж остановился, и послышался возглас: "Император!" Путешественники увидели трех всадников с факелами. Это был Наполеон Бонапарт, выехавший вместе с офицерами охраны лично встречать Валевскую с сыном. За селением Марчиана-Альта всем пришлось выйти из коляски и пешком взбираться по крутой тропинке, ведущей в пустынную обитель. Ребенка по очереди несли на руках Наполеон и один из офицеров. До места компания добралась лишь к часу ночи.
      Там гостей уже ждал ужин. После ужина утомленные путешественники отправились на отдых. В домике были приготовлены отдельные комнатки для Марии и ее сестры, комната для ребенка и его дяди. Наполеон с офицерами ночевали в военных палатках под деревьями. Под утро пошел сильный ливень, сопровождаемый раскатами грома. Промокший Бонапарт перебрался в комнату Марии. Наверное, он подумал, что сладостная Мари боится грозы, и захотел ее успокоить. Наверное, она подумала то же самое. Казалось, что они вернулись на семь лет назад...
      Следующий день прошел в идиллической атмосфере. Наполеон был весел и беззаботен, играл с маленьким Александром, нежно беседовал с Марией, показывал присутствующим видную вдали Корсику и вспоминал свое детство.
      В полдень гостей пригласили позавтракать под навесом. Присутствовали польские офицеры из находившегося на Эльбе эскадрона легкой кавалерии полковника Павла Ежмановского. Появились музыканты, заиграли популярные тогда мазурки и полонезы. Наполеон пригласил танцевать Марию, был любезен и остроумен.
      Таинственный приезд дамы с маленьким ребенком вызвал на острове, населенном сплошь бонапартистами и шпионами, много толков. Большинство решило, что прибыла императрица Мария-Луиза, чтобы разделить с мужем изгнание. Моряки, доставившие незнакомцев, сообщали, что красивая женщина-пассажирка не раз говорила о ребенке "сын императора". Значит, империя, хоть в урезанном виде, восстановлена. Народ был готов ликовать.
      Наполеон узнал об этом от своего врача, который спешно прибыл в укромную обитель. Весть встревожила императора, и он решил прервать визит фаворитки, пока об этом не узнала ревнивая, как считал Наполеон, жена. Он сообщил Марии, что вечером им нужно расстаться. Валевская подчинилась без единого слова, но в глубине души чувствовала себя снова глубоко оскорбленной.
      Расставание любовников проходило в мрачной, гнетущей атмосфере. Настроение гостей не изменили ни банковское поручение о переводе на счет Валевской 61 тысячи ливров, ни большая сумма наличными.
      Спустя неделю Бонапарт получил письмо из Неаполя, что его недавние визитеры благополучно добрались.
      * * *
      В Неаполе Мария встретилась с Мюратом и передала ему два послания от Наполеона. Внимательно прочитав оба, король-кавалерист задумался, а потом принял два решения. Одно из них было в пользу Валевской и ее сына исключить их майорат из перечня конфискуемых земельных владений и выплатить все накопившиеся за два года доходы. Материальные проблемы были решены, Марии можно было остаться тут и наслаждаться солнечной Италией. Что было за второе решение, станет ясно весной.
      Зимой пришла весть о том, что в Валевицах скончался престарелый Анастазий Колонна-Валевский. Мария скорбела по отцу своего первого сына, но недолго. Мир потрясла новость: Наполеон бежал с Эльбы и высадился во Франции, чтобы вернуть себе трон. Это не было совершенно бездумной авантюрой. Бонапарт знал, что французы крайне недовольны реставрацией Бурбонов. Тотчас же Мюрат мобилизует неаполитанские войска, объявляет о поддержке Наполеона и начинает военные действия в Италии против австрийцев.
      Мария решила, что в этот момент ей лучше вернуться во Францию, где к тому же ее давно ждет влюбленный Орнано.
      1 марта 1815 года Наполеон с тысячей солдат появился на французском берегу. Первые же встреченные королевские войска ему присягнули.
      По мере следования Наполеона и перехода на его сторону все новых полков парижские газеты меняли самые сенсационные заголовки: "Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан", "Людоед идет к Грассу", "Узурпатор вошел в Гренобль", "Бонапарт взял Лион", "Наполеон приближается к Фонтенбло", "Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже". Он вошел туда 20 марта.
      Сто дней, отпущенные на последнюю вспышку гения Наполеона, закончились быстро. 18 июня у бельгийской деревни Ватерлоо, где англичане, бельгийцы, голландцы, немцы и пруссаки окончательно разгромили французскую армию.
      Спустя десять дней Валевская с сыном приехали в Мальмезон, чтобы в последний раз увидеться с императором, уже снова отрекшимся от престола. Французский историк Андре Кастелло писал: "Наполеон принимает графиню Валевскую и маленького Александра. Она долго плачет в его объятиях и предлагает ехать с ним в изгнание... Он обещает вызвать ее к себе, если позволит ход событий".
      Оба они уже хорошо понимали, что ход событий Наполеону больше ничего не позволит. В последний год он был для Марии как крест, который она не хотела нести, но все же несла. Зачем? Войти в историю теперь в роли мученицы, сомученицы великого изгнанника? У Валевской уже расцветала любовь с графом Орнано. Но история продолжала ее преследовать.
      Впрочем, встреча в Мальмезоне стала заключительным аккордом романа исторического. Наполеона увезли на остров Святой Елены. Валевская оказалась свободной для частной жизни.
      * * *
      Генерал Филипп Антуан д'Орнано начал добиваться руки Марии вскоре после их знакомства. Сперва намеками, потом в открытую. В одном из писем, посланных ей в Италию, он прямо попросил ее руки. Она была разведена, она чувствовала, что любит Филиппа, но мучительная, слишком привычная, как застарелая болезнь, связь с Наполеоном никак не хотела ее отпускать.
      Большему сближению Валевской и Орнано способствовали драматические обстоятельства истории, случившейся во время "ста дней". Генерал одним из первых вернулся под знамена возрожденной империи и по приказу Наполеона отправился формировать войска на юге Франции. Неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы накануне битвы при Ватерлоо у него не случился конфликт с дивизионным генералом графом Бове. Во время ссоры были произнесены такие оскорбления, которые, по тогдашним понятиям, смыть могла только кровь. Оба профессиональных военных стреляли очень метко, что привело к неожиданному результату дуэли. Два генерала оказались серьезно ранены и абсолютно непригодны к участию в военных действиях.
      Мария, хоть ей был противен сам принцип дуэли, хоть она и уговаривала друга отказаться от опасной затеи, ухаживала за пострадавшим, не отходя от него ни на шаг, забыв о себе. Что сказалось на ее собственном здоровье. Валевская и Орнано стали духовно ближе, но теперь ее болезнь разлучила их надолго. После выздоровления Мария сразу уехала в Голландию, где хранился весь ее капитал, улаживать свои финансовые дела. Пребывание там затянулось до лета 1816 года.
      Неизвестно, какие планы зрели в голове этой женщины, скорее всего, она просто испугалась надвигающейся лавины чувств, поскольку складывалось впечатление, что она не хочет больше видеться с Орнано. Более того, прячется от него. Между ними возобновилась переписка. Генерал, вновь принятый на службу в королевскую армию, звал ее вернуться во Францию, писал, что сгорает от любви. Мария отказывалась возвращаться, напротив, предлагала ему уехать из страны. Она быстрее поняла, что ни ей, как фаворитке, как польской супруге Наполеона, ни ему, как бонапартовскому родственнику, житья во Франции при Бурбонах не будет.
      До Орнано это дошло, когда было уже поздно. За неосторожные политические высказывания его арестовали и посадили в тюрьму. Валевская была в отчаянии, ей казалось, что она в этом виновата, была недостаточно нежной в письмах, недостаточно настойчиво просила его уехать из Франции. Из ее дневников ясно, что в некоторые моменты она была близка к самоубийству. Но, взяв себя в руки, Мария начинает спасать любимого человека. Она ходатайствует об освобождении узника, обращаясь в письмах к старым знакомым - Талейрану и Фуше, двум непотопляемым ни при каких режимах министрам, бывшим тогда в самой силе. Одновременно она поддерживает Филиппа, каждый день посылая ему письма, полные трогательных признаний, и, наконец, соглашается стать его женой.
      В марте 1816 года генерала Орнано выпускают из тюрьмы. После недолгого пребывания в Лондоне он перебирается в Бельгию, где готовит уютное семейное гнездышко. О дне свадьбы влюбленные договорились письменно. Распродав все свое имущество с торгов, Валевская летом 1816 года выехала в Бельгию, чтобы еще раз начать новую жизнь.
      Свадьба состоялась 7 сентября в монастырской церкви святых Михаила и Гудулы в Брюсселе. После этого молодые уехали в свадебное путешествие в Швейцарию. Вернувшись, они поселились в своей вилле в пригороде Льежа.
      Мария и Филипп, соединившись наконец в любви, были счастливы. Тридцатилетняя женщина чувствовала себя доселе марионеткой в чужих руках. Ее насильно выдают за старика, потом, надругавшись над ее политическим романтизмом, подкладывают Наполеону. Только теперь она была самой собой. И рядом был настоящий муж и друг, готовый разделить с ней жизнь в горе и в радости...
      * * *
      В конце 1816 года Мария сообщила мужу, что ожидает ребенка. Вот только здоровье ее оставляло желать лучшего. Ее показывали лучшим бельгийским врачам. Даже выписали из Варшавы известного гинеколога Чекерского, который принимал у нее предыдущие роды. Доктор, давно не видевший пациентку, всерьез встревожился за ее здоровье. Он обнаружил истощение организма и прогрессирующую болезнь почек, которая из-за беременности угрожающе обострилась. Врач заявил будущей матери, что ей ни в коем случае нельзя будет кормить грудью новорожденного, иначе она может поплатиться за это жизнью.
      9 июня 1817 года она родила крупного здорового мальчика. Его назвали Рудольф Огюст. Мать, утомленная сложными родами, чувствовала себя все хуже и хуже. Однако, несмотря на настояние врачей, не согласилась отдать ребенка кормилице, а кормила сама.
      В начале осени женщина почувствовала себя совсем скверно. Стало ясно, что болезнь действительно угрожает ее жизни. Лучше всех сознавала это сама больная. Она захотела вернуться в Париж, ставший ее второй родиной.
      Но последние месяцы в Льеже она посвятила подготовке к более далекой поездке. Мария часами горячо, до исступления, молилась о легкой смерти. Несмотря на постоянные боли, приводила в порядок свои дневники и бумаги. Диктовала воспоминания. В полуобморочном состоянии она мужественно сражалась с тенями прошлого. Она упрямо хотела реабилитировать себя не только перед мужем и сыновьями. Не только покаяться во всех грехах перед Богом, но и оправдаться перед всем миром.
      В начале декабря 1817 года семье удалось перебраться в Париж. Но увидеть те места, где она была хоть немного счастлива, где она блистала в свете, оказалось не суждено. Мария Валевская д'Орнано умерла 11 декабря 1817 года, спустя четыре дня после своего дня рождения. Ей исполнился всего тридцать один год.
      Позже ее сын Александр Валевский писал: "Весь дом погрузился в страшное отчаяние, страдания генерала Орнано я не могу описать. Воистину моя мать была одной из лучших женщин, какие вообще были на свете. Я могу заявить это без всякой предвзятости, поскольку... кровные узы не влияют на мое мнение".
      Согласно ее воле, Марию похоронили там же, где она родилась, в Польше, в родной Керзони в семейном склепе. Она хотела, чтобы хотя бы ее прах дождался свободы для родной страны. Для чего она пожертвовала всем.
      * * *
      Ее первый сын Антоний Базыль Рудольф половину жизни провел в Польше, дальнейшие его следы теряются и неизвестны даже самым дотошным исследователям.
      Александр Валевский, сын Марии и Наполеона, вместе со старшим братом жил под опекой дяди Теодора Лончиньского в Керзони. Три года мальчики занимались с частными учителями. Узник Святой Елены, отец Александра, не забывал о внебрачном сыне. За две недели до смерти он писал: "У меня было двое незаконных детей, один известен - сын от Валевской, у которого должно быть 200 тысяч франков ренты... Надо будет охранять его интересы даже от Орнано... надо будет дать ему место в полку французских уланов и опекать его; чтобы тот никогда не обращал оружия против Франции, чтобы стал французом..."
      Когда мальчику исполнилось десять лет, дядя послал его учиться в Швейцарию. Обучение длилось четыре года. В 1824 году Александр вернулся во Францию. Жизнь молодого человека была насыщенной и бурной, как ему и было предсказано. В семнадцать лет аристократ с польской фамилией, красивый, умный, наделенный обаянием, стал интереснейшей фигурой самых изысканных салонов Парижа. Молва о его знатном происхождении, необычайное сходство с императором, образ которого снова входил в моду, делали для него открытыми многие двери. Но, нужно отдать должное Александру, он никогда не стремился получить выгоду от своего родства. Так, одной почтенной даме, воскликнувшей: "Ах, как вы похожи на своего отца!", он ответил: "Я не знал, что граф Валевский имел честь быть с вами знакомым".
      Позже Александр стал французским послом в Лондоне. В 1849-1855 годах занимал поочередно посты посланника во Флоренции, в Неаполе, в Мадриде. В апреле 1855 года, уже в правление своего двоюродного брата Наполеона III, он стал сенатором, через месяц - министром иностранных дел. В начале 1868 года он был избран членом Академии изящных искусств. Смерть его настигла в пятьдесят восемь лет, умер он в Страсбурге от удара.
      Младший сын Марии - Рудольф Огюст д'Орнано прожил менее насыщенную жизнь. Поэт средней руки, он издал несколько книг, но больше внимания уделял продвижению по службе, где достиг должности церемониймейстера при дворе Наполеона III. Умер в 1865 году, прожив всего сорок восемь лет.
      И всю жизнь над всеми сыновьями Марии незримо присутствовало благословение их матери. Мария Валевская промелькнула в истории, как яркая комета. Будучи рожденной для самой обыкновенной жизни. Но история выбирает в свои звезды лучших.
      Неумирающий лебедь
      Может показаться странным присутствие в этой книге главы об Анне Павловой. Все предыдущие великие женщины так или иначе были причастны к государственной власти: царицы и королевы, спутницы власть имущих, самозванка, выдававшая себя за царскую дочь... И вдруг балерина. Великая балерина, властительница, но только над подданными королевства, не имеющего границы, королевства Искусства.
      Веками, тысячелетиями в мире человечества главенствовали мужчины. Возникали и исчезали царства, менялся общественный строй, появлялись новые изобретения, войны и эпидемии без счета косили людей. Их, правда, с каждым веком становилось все больше. Век проходил за веком, и передовые мыслители считали каждый последующий прогрессивнее предыдущего. Только мало кто обращал внимание на слишком долго сохранявшееся по всей Земле рабство для большей части человеческого рода, рабство для женщин. Хотя ни одно достижение прогресса, ни одно изобретение до сих пор не перещеголяло, не превысило по своей сложности и производительности умение, свойственное только женщинам, - производить на свет новых людей.
      Можно кривиться по поводу некоторых нелепых форм, которые принимало в XIX веке движение суфражисток, движение за гражданские права женщин. Можно ухмыляться по поводу современного перегибания палки в этих правах, как в американских законах. Но нельзя не стыдиться за тысячелетия принижения женщин законами и обычаями всех стран. И за то, что история запомнила гораздо больше мужских имен, чем женских.
      Даже царицам стоило определенного мужества, как это ни парадоксально звучит, начать править самостоятельно, как это сделала Клеопатра, добиться равного права голоса в мужской компании, как сделала подруга Патрокла Аспазия. А для обычной женщины, пусть даже самой талантливой? Любое дело, кроме деторождения, пошива одежды и кулинарии, считалось мужским. Стоило Жанне д'Арк поднять меч, стоило Софье Ковалевской заняться вычислениями, стоило Саре Бернар отважиться сыграть Гамлета (!), как слышалось мужское возмущение - не за свое дело берется. Понадобилось очень много времени, чтобы перейти от дикости к цивилизации. Но еще больше, чтобы перейти от мужской косности к пониманию, что женщина имеет столько же прав на все, сколько и мужчина.
      Только в одной области искусства, поначалу также считавшейся мужской прерогативой, задолго до обретения женщинами всех гражданских прав произошло почти полное вытеснение мужчин, и им понадобились недюжинные усилия, чтобы доказать - они там еще сгодятся. Это искусство балета.
      Из народного, из придворного, из древнего ритуального танца в эпоху Возрождения, сначала в Италии, а затем во Франции сформировалось искусство профессионального сценического танца, классического балета. И в драме, и в опере, и в балете долгое время как мужские, так и женские роли исполняли мужчины. Молодые стройные юноши-танцоры, умевшие непринужденно носить женскую одежду, легко двигаться на сцене, были в большой цене. И такая несуразица казалась естественной. Пока в 1681 году во Франции, всегда отличавшейся самыми свободными во всей Европе нравами, впервые на сцену не отважилась выйти балерина. Это произошло на премьере балета Жана Батиста Люлли "Триумф любви" в Королевской академии музыки в правление Короля-Солнца Людовика XIV. Отважную девушку звали Сюзанна Лафонтен. Собственно говоря, Люлли первым создал балет как самостоятельный классический род искусства, отделив его от оперы. И великая мадемуазель Лафонтен первой в мире удостоилась титула "балерина", что значит "первая среди танцовщиц", хотя она была некоторое время не только первая, но и единственная профессиональная балетная танцовщица.
      Как и любая революция в искусстве, это новшество прижилось не сразу. Лишь с дебютом на французской сцене в 1722 году Мари Камарго присутствие женщин в балетных спектаклях сделалось не только естественным, но и обязательным. И то поначалу лишь во Франции и Италии. Когда балерины осмелились в быстром движении показать свои ножки хотя бы до колена, что долгое время приравнивалось к порнографии, когда истинные ценители красоты поняли, что движения женщин в танце грациознее, плавнее, изысканнее движений мужчин, тогда стало ясно, что наконец-то на небольшом пространстве балетной сцены женщины смогли отвоевать у мужчин территорию равноправия.
      А с того момента, когда в начале XIX века великая итальянка Мария Тальони встала на пуанты и надела легкий костюм из шифона, балет стал тем, чем и является теперь, - искусством красоты движения, где царствует женщина. Роль танцоров все больше сводиться к поддержке. В балетный театр стали ходить не столько "на спектакль", сколько "на балерин". Как Пушкин, описавший в "Евгении Онегине" выдающуюся русскую балерину Авдотью Истомину.
      Блистательна, полувоздушна,
      Смычку волшебному послушна,
      Толпою нимф окружена,
      Стоит Истомина; она,
      Одной ногой касаясь пола,
      Другою медленно кружит,
      И вдруг прыжок, и вдруг летит,
      Летит, как пух от уст Эола;
      То стан совьет, то разовьет
      И быстрой ножкой ножку бьет.
      Затем и вовсе стало казаться, особенно в западноевропейском балете, что мужчина там лишняя фигура. Знаменитейшая австрийская балерина второй половины XIX века Фанни Эльслер выступала, используя поддержки своей могучей рослой сестры. Только русский балет, особенно творчество танцора Вацлава Нижинского показало, что мужчина в этом искусстве еще что-то значит, и равноправие полов в сольных номерах восстановилось.
      Наверное, не случайно, что именно в России родилась и заблистала на сцене сверхзвезда мировой величины Анна Павлова. И именно в балете она стала мировой королевой в первой половине XX столетия. Самостоятельной полновластной королевой без короля. Она больше, чем кто-нибудь, отвечала принципу "Искусство требует жертв". Она принесла ему в жертву всю себя без остатка. Только так и можно царствовать.
      Нежный лебедь русского балета - Анна Павлова. Само ее имя несет магический, летящий оттенок, как танец...
      В интервью издававшемуся в Париже русскому журналу "Солнце России" она сказала: "По-моему, истинная артистка должна жертвовать собой своему искусству. Подобно монахине, она не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин".
      Ее мастерству, ей самой было также дано право на изобретение одного общественного явления, может быть, и сомнительного по своим качествам. Не только своим неподражаемым, великим искусством, но и умелой работой с масс-медиа она породила то, что сейчас называется фанатство (не путать с фанатизмом). Беснующиеся толпы на концертах поп-звезд, орущие и дерущиеся толпы фанатов футбольных клубов, майки, постеры, глянцевые журналы, лазерные диски, сайты в Интернете, посвященные современным идолам, - это сейчас. Согласитесь, трудно себе представить, что когда-то таким идолом была балерина.
      Она редко давала интервью, но газеты писали о ней каждый день. Она не любила говорить о себе, но о ней говорили миллионы. "По всей России продаются ее статуэтки; ноги ее застрахованы на огромную сумму", вспоминала о балерине русская актриса Ольга Чехова.
      Круг почитателей ее таланта поначалу был обычным кругом городских балетоманов: чиновники, интеллигенция, студенты, гимназисты и гимназистки, хранившие в альбомах портреты Павловой, вырезанные из иллюстрированных журналов. От тех, кому приходится копить деньги хотя бы на билет на галерку, до тех, кто арендует ложу на весь сезон. Но со временем начался настоящий культ Анны Павловой. Встречи ее фанатами иногда приводили к уличным беспорядкам. Случалось, что к ее машине сквозь толпу пробивались матери с детьми - лишь бы балерина коснулась ребенка или только посмотрела на него. Это считалось счастливой приметой. В 1917 году во время гастролей в Мексике поезд, где ехала ее труппа, был остановлен повстанцами Эмилиано Сапаты. Она танцевала перед грубыми одичавшими бандитами, в жизни ничего краше кактусов не видевших. После чего они готовы были на руках нести ее до ближайшего театра.
      Она быстро поняла, что недосказанность, тайна, миф - важнейший двигатель успеха. Балерина никогда не рассказывала о своем отце, в конце концов даже изменила в паспорте отчество Матвеевна на Павловна. Зная, что весь мир олицетворяет ее имя с балетным номером "Умирающий лебедь", в своем лондонском имении она завела белых лебедей и часто позировала фотографам, обняв птиц, которым предварительно подрезали крылья. Когда садовник сообщил ей, что лебеди не переносят местный климат, начинают замерзать и гибнуть, Павлова отдала распоряжение купить еще десяток птиц.