Глава 14

Дженни начала плакать. Негромко. И не сразу. Слезы собирались в уголках глаз и медленно скатывались по щекам. И только когда Ченс застонал при виде этого, ее прорвало. Она зарыдала в голос. Он обхватил ее и поднял на руки, а она наконец дала волю своим чувствам.

— Ты меня оставил, — причитала Дженни между всхлипами и била кулачками ему в грудь.

— Я понимаю, детка, — шептал он. — Если бы я мог начать все сначала, я бы обязательно взял тебя с собой.

— Ты даже не позвонил. Не написал ни одной строчки! — Она снова попыталась оттолкнуть его, но железное кольцо рук стало только еще крепче. Нанеся последний удар, девушка без сил обмякла в его руках.

— Я понимаю, детка, — повторил Ченс. — Если бы я мог что-либо изменить, я бы обязательно так сделал. Но не могу. Все, что я могу, — попросить у тебя прощения.

Простишь?

Он еще сильнее прижал ее к себе. Она простонала; объятия напомнили обоим, что тела нуждаются в большем.

— Прошу тебя, Дженни! Бог свидетель, я сделал так ради тебя. Ради нас. Я не знал, как сказать, боялся скомпрометировать тебя своим прошлым, которого не помню. Понимаешь?

— Нет. Но я соглашусь с этим, только если ты пообещаешь, что мы вернемся домой вместе. — Она говорила негромко и при этом постоянно ощупывала его руками, словно не доверяла глазам. — Не знаю, как мне удалось пережить все это, мистер. Больше я не вынесу.

Что-то в последней фразе подсказало Ченсу, что за ее словами стояло не просто физическое влечение. Приподняв ей голову, он пристально посмотрел в глаза.

Впервые после ее появления Ченс внимательно разглядывал женщину, которая лежала у него на руках. Он заметил маленькие шрамы и следы царапин на лице, заживший след на рассеченной губе. В душе все перевернулось. С Дженни случилось какое-то несчастье, а его не было рядом, чтобы прийти на помощь. Она была ранена и страдала… В одиночестве.

— Что случилось с тобой? Что с лицом? — мрачно спрашивал он. Поворачивал ее лицо и старался получше рассмотреть все возможные следы ранений.

Дженни только пожала плечами. Почувствовала его нарастающее напряжение и поняла, что все равно придется все рассказать. Она никогда не умела ничего от него скрывать.

— Что случилось, милая? Ты попала в аварию на машине?

Девушка покачала головой и попыталась спрятать лицо у него на плече. Ченс ухватил ее за подбородок и решительно, но нежно заставил посмотреть в глаза.

— Ты упала? Или может, ты… — Мелькнувшая мысль ему очень не понравилась. Он почувствовал неприятный холодок в груди. — Дженни! Посмотри мне в глаза!

Ты действительно каталась на этом чертовом жеребце?

Ей даже не пришлось отвечать. Ченс все понял по выражению ее лица.

— Ты что, хотела погибнуть, да?

Секунда, что прошла, прежде чем она собралась ответить, для него была более чем достаточной. Он отчаянно встряхнул ее, боясь услышать «да».

— Скажи мне, что это не правда! Скажи, что это не могло произойти из-за меня! Умоляю! Дженни!

Ей стало стыдно. Запустив пальцы в его шевелюру, она наклонила его к себе и прошептала в губы:

— Честное слово, Ченс. Я не собиралась умышленно причинять себе вред. Просто уже ничего не соображала. Я не могла думать, могла только действовать.

— О Боже, — прошептал Ченс. — Если бы с тобой что-нибудь случилось…

Он на миг прикоснулся губами к ее губам, вобрав в себя ее выдох облегчения. Девушка была мягкой, податливой и в то же время будто горела в огне. Он чувствовал это по ее движениям, в которых было столько любви и жертвенности, что он не мог устоять.

— Я хочу быть только с тобой, Дженни! Если я что-то и смог узнать за последнее время, так это то, что мне не надо ничего вспоминать, чтобы понять, как я тебя люблю.

Рыдание застряло в ее горле. Всю жизнь она ждала от него этих слов.

— Слава Тебе, Господи, за милость Твою, — прошептала она.

В следующее мгновение Ченс обрушился на нее как ураган. Они в неистовстве срывали друг с друга одежды; пуговицы, кнопки, «молнии» летели с треском во все стороны. Слышались только ее судорожные всхлипы и его нежный шепот; эмоциональный порыв захлестнул их.

На какую-то долю секунды Дженни в панике вспомнила, что между ними существует тайна, о которой Ченс скорее всего не подозревает. Он считал, что они уже были любовниками. В сознании Дженни так оно и было, но тела их еще не познали того, что должно было сейчас произойти. Дженни не имела ни малейшего желания открывать раньше времени то, что и так должно будет вскоре обнаружиться. А к тому моменту Ченс, на что она очень сильно рассчитывала, зайдет слишком далеко, чтобы остановиться.

Ченс снял с нее блузку и уронил на пол. Пальцы нежно прошлись по ее обнаженным плечам, потом одним плавным движением расстегнули лифчик. При виде обнажившихся грудей перехватило дыхание. Он старался сдерживать ту дикую страсть, от которой свело все тело. Тело Дженни возбуждало его, и он уже был не в состоянии себя контролировать. Она тихонько вздохнула и подалась навстречу. Голова Ченса закружилась.

— Дженнифер Энн, я хочу любить тебя так, как ты еще не знаешь. Так, чтобы ты никогда не смогла этого забыть.

«Ты даже не представляешь, Ченс Маккол, насколько ты прав!»

На пол упали последние одежды. Ченс подхватил Дженни на руки и понес к кровати. Он понял, что теряет последние остатки самообладания. Она обвила его как виноградная лоза… Ее руки, ноги, губы, все тело стремилось слиться с ним воедино.

Ченс навалился, вдавливая ее в матрас; она только негромко постанывала от наслаждения, когда его губы жадными, быстрыми поцелуями покрывали лицо, шею, грудь, живот. Ладонь его легла на колени, провела по шелковистой коже, мягко, медленно, чувственно, постепенно поднимаясь выше.

И наконец его губы и его руки сошлись в одной точке ее тела. Ей хотелось сказать ему, дать понять, что она уже испытывает такое наслаждение, о котором и мечтать боялась, но ей этого еще мало. Однако на связную речь она уже была не способна. Она только могла отзываться телом на любое его малейшее движение и прикосновение. Ченс давал волю ее чувственности. Она стонала, умоляла его, выгибалась дугой, идя навстречу, и в изнеможении падала от переполнявших чувств. Она произносила его имя как заклинание, постепенно переходя на вскрик.

Ченс ни о чем не мог думать. Он мог только ощущать. От его губ и рук тело Дженни горело. Она вздрагивала и тянулась к нему. Сердце его бешено колотилось, кровь стучала в висках. Он уже закаменел от напряжения. Дженни обхватила его за плечи, показывая, что хочет уложить на себя. Он повиновался, задышал быстро, нервно, отчаянно стараясь все еще удержать свою страсть под контролем.

— Дженни, я люблю тебя. Никогда не забуду…

То, что она сделала в следующее мгновение, окончательно вывело его из равновесия. Осталось только ощущение… Дженни.

Пальцы ее нежно обхватили его закаменевшую от напряжения плоть. Она чуть подвинулась, устраиваясь поудобнее под ним и раздвигая ноги. Потом выгнулась, предлагая себя так, что отказаться было невозможно.

Ченс вошел в нее… И замер. На какую-то долю секунды ему показалось, что он встретил некоторое сопротивление. Промелькнувшая на ее лице гримаса боли однозначно убедила Ченса в том, что ему ничего не показалось.

— Что такое?…

Но было уже не до ответов. Дженни сама начала двигаться под ним, и он забыл обо всем, кроме ее влажной горячей плоти и рук, обхвативших его за плечи. Обо всем, кроме ее жадных губ и ног, обвивших его. И затем Ченс… и кровать… и весь мир… слетел со своей оси.

Дженни ощутила приближение чего-то невероятного, о чем не имела ни малейшего представления. Это чувство поднималось откуда-то из глубины души и нарастало по мере того, как центр ощущения перемещался все ниже и ниже.

Все ее мысли сосредоточились на одном — горячем, твердом, как железо, члене Ченса, который равномерно двигался внутри ее, вызывая все нарастающую сладкую боль.

Это началось так внезапно, что она даже не успела приготовиться. Дженни почувствовала, что падает. Сначала она полетела вверх, потом — вниз, потом провалилась во мрак, который показался ей мгновенной смертью, причиной которой стал Ченс Маккол. Она закричала, одним долгим воплем выкрикнув его имя, после чего падение стало замедляться и она снова ощутила себя в крепких, надежных, сильных, любящих руках.

Наконец Ченс немного успокоился. С того момента как они оказались в объятиях друг друга, прошло чуть больше часа. За это время они не обменялись ни словом.

Дженни понимала, что пора признаваться. Почувствовала, как он едва не остановился, ощутив, что она девственница. Но потом мысли ушли в сторону, освободив место неистовой страсти, охватившей обоих. Теперь же — другое дело.

Она искоса посмотрела на него. Сердце замерло. Он лежал, уставившись в потолок, с выражением полного недоумения на лице.

— Ченс!

— Как ты собираешься все это объяснить, Дженни?

— Ты должен понять…

— Больше всего меня убивает, — прервал ее Ченс, — что ты солгала мне, пользуясь моими провалами памяти. — Приподнявшись на локте, он пристально поглядел ей в глаза.

Дженни высвободилась из-под него, спрыгнула с кровати и с оскорбленным видом ткнула в него пальцем.

— Солгала? Между нами нет ни капли лжи, Ченс!

Ты — первый и единственный мужчина, который показал мне, что такое страсть. Ты — первый, кто показал мне, что значит такая любовь. Но к моему глубокому сожалению, это был односторонний процесс. Ты дал мне возможность получить, но не захотел, чтобы я дала. Я ненавидела тебя за то, что ты оставил меня переживать это чувство в одиночестве, когда я хотела разделить его с тобой! Я хотела отдать тебе то, что у меня есть! — Пряди темных волос упали на лицо, скрывая выступившие слезы.

— Но почему, Дженни? — в явном замешательстве проговорил Ченс. — Почему я так поступил?

— Не знаю, — ответила она, закрыв лицо руками.

Ченс притянул ее обратно к себе и обнял.

— Извини меня, детка, — прошептал он. — На самом деле не имеет никакого значения, первый раз мы с тобой или двадцать первый… Я уверен только в одном — это не последний. С тех пор как уехал с ранчо, я постоянно о тебе думал; ты снилась мне по ночам. А теперь тебе пора начать беспокоиться, моя леди. — Он нежно отвел ей за ушко свисающий локон.

— О чем это? — фыркнула Дженни, обвивая его руками. — О чем мне пора начать беспокоиться?

— Я вполне серьезно рассматриваю вероятность того, что мы никогда не вылезем с тобой из постели, — усмехнулся он. И прежде чем до нее дошел смысл сказанного, Ченс приподнял ее и уложил рядом. Она только открыла рот, но он одним неуловимым плавным движением уже перевернул ее на себя. Из этих крепких объятий нечего и пытаться вырваться. Так же, как и отказать его просьбе. Чуть-чуть уступая, он позволил ей лишь немного подвинуться, чтобы устроиться поудобнее. А дальше уже была не игра. Было то, чего он боялся. И то, чего он больше всего хотел.

Некоторое время Ченс следил за движениями ее тела над собой. До тех пор, пока ощущение ее горячей плоти не стало ошеломляющим. Он рванулся к ней всем телом, выгибаясь дугой и выплескиваясь в дарующую ему себя женщину.

Огонь бушевал стеной, языки пламени стелились и тянулись в его сторону. Женский смех перешел в истерический вопль. Он дышал, словно на бегу. Видел обвинительно выставленный в его направлении палец, но никак не мог разглядеть находящегося за ним лица. Кто-то позвал его по имени, громко! Снова и снова. Он обернулся, стараясь что-то разглядеть, пытаясь помочь…

— Ченс, да проснись же! — продолжала трясти его за плечо Дженни. Ему явно снился какой-то кошмар. — Проснись! Ты бредишь!

Он резко сел на постели, мокрый от пота, и мгновенно пришел в себя. В комнате было темно, сквозь неплотно задернутые шторы пробивались полосы света от неоновых уличных фонарей. Он встал и поплелся в ванную. О Господи, наступит ли когда-нибудь всему этому конец?

Дженни была потрясена. Она понимала, что Ченс страдает, но не думала, что до такой степени! Теперь стало ясно, почему он решил уехать в одиночку. Впервые после того, как Ченс покинул ранчо «Три Т», она поняла, насколько ему необходимо восстановить прошлое.

Не стыдясь своей наготы, Дженни поспешила за ним и остановилась в дверном проеме. Ченс, склонившись над раковиной, пригоршнями плескал себе в лицо холодную воду.

— Тебе помочь?

От ее тихого голоса мучительная душевная тревога улеглась почти мгновенно.

— Прости меня, — откликнулся он. — Вот так теперь у меня мозги работают. Днем ничего не могу вспомнить, а как только наступает ночь и я пытаюсь заснуть, возникает ощущение, что все скопившееся в памяти пытается одновременно вырваться наружу. Я даже не успеваю во всем этом разобраться, как-то рассортировать. Такое ощущение, будто за тридцать секунд проскакивают тридцать лет жизни. — Голос его немного окреп. Он потянулся за полотенцем. — Чертовски страшно.

— Мне кажется, ты нуждаешься в смене обстановки, — заговорила Дженни, кивая на грязные обои и проржавевшие краны ванной.

— Нет, Дженни. Если я в чем-то нуждаюсь, так только в тебе.

Сам факт, что она стоит напротив него на расстоянии каких-то считанных дюймов, ослепительно обнаженная, такая доступная, ошеломил его.

— Иди сюда. Мне кажется, нам обоим следует немного остыть. — Притянув ее к себе, он шагнул под душ.

Вода текла, как обычно, слабенькой струйкой. У Дженни перехватило дух, когда холодная вода коснулась поясницы… а потом — снова, но уже от того, что руки Ченса легли на ее шелковистый треугольник. Его ладони двигались вместе с водой, медленно заставляли поворачиваться, подставляя тело прохладной влаге. Вода текла по лицу, шее, груди, потом просочилась между прижавшимися телами и потекла вниз по бедрам. И там, где била вода, незамедлительно оказывался Ченс.

Когда он тревожно спал, она видела напряженность его тела; теперь она вновь видела, как он напрягся, но уже от соприкосновения тел. Его мужское естество настойчиво упиралось в ее ноги, пока руки продолжали свою волшебную игру. Но на этот раз Дженни решила проявить инициативу. Она жаждала не только получать, но и давать. Она опустила руки и взяла его член в ладони.

— Дай мне…

От этого нежного прикосновения у Ченса перехватило дыхание. Он попытался что-то сказать, но вырвался лишь стон. Пальцы Дженни подвинулись вверх, устраиваясь поудобнее. Губы заскользили по его груди, слизывая капельки влаги, скатывающиеся на живот; от ее прикосновений стало мучительно сладко. Ченс забыл обо всем, оказавшись во власти ее губ и рук.

Губы Дженни прошлись вдоль всего тела и остановились внизу живота. Ченс стал безволен, замер от нахлынувших чувств, ибо от того, что она вытворяла губами и пальцами, казалось, может остановиться сердце. Ощущения стали гораздо ярче. В его мире не осталось ничего, кроме потоков воды, струящихся по лицу, занавески, за которую он судорожно ухватился, стараясь устоять на ногах, и ее касаний. Он почувствовал, как подкатывает горячая волна экстаза.

— Дженни! — Громкий полукрик-полустон сорвался с губ. Волна прокатилась, заставив его содрогнуться всем телом.

Девушка крепко обняла его и прижала к себе. Душ продолжал лить. Ченс отвел ее лицо в сторону от водяных струек и обхватил ладонями, восхищенный ее желанием дарить себя.

— Я люблю тебя, Дженни. Больше, чем ты можешь себе представить. Не знаю, что произойдет завтра, но, пока ты со мной, все прекрасно.

— Ох, Ченс, ведь последние двенадцать лет я всегда была с тобой — была ежечасно, кроме сна, и все время пыталась объяснить, что мне хочется быть с тобой всю жизнь!

— Мой Бог! — Он резко вытащил ее из-под душа. — Только представь, что я мог этого лишиться!

— Ты не готов еще повторить? — полюбопытствовала Дженни, глядя, как он закрывает кран.

Он посмотрел на нее, слегка раскрыв рот, и принялся растирать ее полотенцем.

— Боже милостивый! Кажется, я разбудил чудовище!

— Это точно, — согласилась она. — Причем ненасытное чудовище! Но на этот раз твоя очередь трудиться. А я просто полежу, расслаблюсь и понаслаждаюсь спектаклем.

— Ты, конечно, можешь попробовать расслабиться, детка, — ухмыльнулся Ченс, — но сомневаюсь, что это удастся, когда я займусь тобой по-настоящему. Если ты не взовьешься, как пружина, мне придется начать сначала, и я буду повторять это до тех пор, пока не получится как следует.

— Сотри свою нахальную ухмылку. О чем тебе незачем беспокоиться — так это о том, что ты умеешь это делать как следует. И сам об этом знаешь. — Дженни покраснела. — Я думаю, ты неплохо натренировался на своих субботних женщинах.

— Прошу проявить снисхождение к тем женщинам, о которых ты упомянула, — прошептал Ченс, укладывая ее на кровать. — Это ты помнишь. Я — нет! Все, что я помню, — это как очнулся в больнице и увидел над собой большие синие глаза. Они смотрели на меня с такой любовью, что ее хватило бы, наверное, чтобы остановить войну. Эти глаза меня тогда страшно напугали, пугают и сейчас, но гораздо больше боюсь, что не увижу их снова.

— Я никуда не собираюсь, — заверила Дженни, запуская пальцы ему в волосы.

— Только попробуй! — ответил он и накрыл ее собой.

Ченс проснулся первым. Судя по солнечным лучам, залившим половину комнаты, они долго спали. Ему стало жарко. Вероятно, от того, что Дженни спала на нем, вытянувшись во весь рост. Она обхватила ногами его бедра, обвила руками шею, словно боялась выпустить из рук драгоценное сокровище, да так и заснула. Ченс улыбнулся. Постепенно он к этому привыкнет.

Зазвонил телефон. Дженни в испуге вздрогнула и приподнялась, непонимающе глядя на его смеющееся лицо. Потом облегченно выдохнула и снова опустила голову на грудь. Придерживая ее, он потянулся за трубкой.

Она слушала, как негромко рокочет его голос над ухом. Свободной рукой Ченс поглаживал ее по спине.

Дженни улыбнулась, вспомнив прошедшую ночь, полную любовных утех. Она сомневалась, что в состоянии куда бы то ни было идти.

Пока он разговаривал, ее беспорядочные мысли постепенно сконцентрировались на том, что он скорее всего говорит с той женщиной, которую представил как Викторию. Она напряглась. Может, эта леди и действительно его сестра, но, пока Дженни не получит сколько-нибудь убедительных доказательств, она не подпустит его к ней и на милю.

— Хорошо, — произнес Ченс, выслушав длинный монолог. — Это не имеет большого значения. Можем отправиться на прогулку по окрестностям и завтра. Все равно нам с Дженни сначала надо кое-что тут доделать.

Позвони мне, когда все уладишь. Буду ждать.

— Что такое? — спросила Дженни, как только он положил трубку.

Ченс усмехнулся. Он почувствовал напряженность в ее голосе. Ей никогда не стать хорошим игроком в покер.

— Виктория сегодня не сможет выбраться. Ее муж уезжает по делам в другой город, она должна проводить его в аэропорт, а потом найти кого-нибудь, кто посидит с ее детишками, пока мы будем общаться. Она собирается показать мне кое-какие места, которые я должен помнить; надеется, что это послужит толчком для возвращения памяти. Я сказал, что и до завтра не так уж много времени. Я долго ждал этого. Одним днем больше, одним меньше — значения не имеет.