— Одевайся, — сказал он. — Приставлен охранять, стало быть, пойдем вместе. Впрочем, можешь поспать, я не обижусь…
Два оставшихся дела он обязан был провернуть сам. Для начала заскочил в сберкассу, опустошил счет.
Мать Антона Зинули тряслась на руках соседок и каких-то дальних родственников. И на площадке, и в квартире двери были нараспашку, воняло аммиаком, по полу катались пустые бутылки из-под водки. С улицы входили не разуваясь, в большой проходной натоптали, вешалка сорвалась, не выдержав веса мокрых женских шуб.
Молин не встретил ни единого молодого лица, — очевидно, коллеги Зинули еще пребывали в неведении, оно и к лучшему. На него никто не обратил внимания, женщины шептались на кухне, щуплый скуластый дедок потягивал чай, обхватив чашку трясущейся ладонью.
Молин подошел и остановился рядом с постелью. Из смежной клетушки тоже доносилось невнятное бормотание, и он вдруг почувствовал, как спина покрывается холодным потом. Представился какой-то древний фильм, свечи, священник в рясе и длинное белое тело под простыней…
— Я от Петра Григорьевича, ребята собрали немного для вас… — Молин положил пакет на колени почерневшей от горя женщине. Она подняла опухшие глаза, не узнавая. Гостеприимная жизнерадостная толстушка за сутки превратилась в старуху.
— Люба… Как же Любочка… — спросила она, явно путая его с кем-то из друзей Антона.
— Невестка-то с внуком на югах… — подсказала шепотом соседка. — Не знает ишо, не звонили покамест…
Мать убитого по-прежнему всматривалась в Молина с рассеянным ожиданием, царапая ногтями перетянутый резинкой пакет. Она не могла взять в толк, каким макаром объявились Петины сослуживцы, так быстро узнали, и как ей следует поступить. Она даже пыталась вскочить, откликаясь на внутренний инстинкт хозяйки, пригласить этого неуловимо знакомого молодого человека к столу, но ноги не желали ее держать…
— Позвольте, я ей позвоню! — неожиданно предложил Молин. Ему показалось это вдруг исключительно важным — самому поговорить с вдовой, первому выпить горькую чашу ответственности, которую несли они все, вся Контора, и от которой ему никогда не избавиться.
Закончив разговор и передав трубку хозяйке, он прошел в кухню, уткнулся лбом в стекло. Старичок на пару с громадным Лешей смотрел в экран. Люба выслушала Макса с удивительной выдержкой, лишь в конце разговора ее голос пресекся, точно на шею накинули петлю. Она умоляла перезвонить, как только он вернется из командировки. Спросила, не мог бы он их встретить в аэропорту.
Внезапно Молин погрузился в бездну чужого горя и сопутствующих ему типичных российских проблем. Выяснилось, что с похоронами помочь абсолютно некому, что нет среди родных и близких ни одного мужчины с машиной, а сотрудники института с Антоном были на ножах… Молин дал слово, что свяжется с ней при первой возможности. Затем плюнул на все запреты и продиктовал оба номера. Вот теперь, кажется, все. Если у Вукича и была семья, то за семь лет Макс не удосужился поинтересоваться. Кто-то слышал краем уха, что Старший недавно развелся, а про детей и речи не шло. Поздно пить минералку, хороши подчиненные. Сколько же требуется нам похоронить друзей, чтобы начать любить оставшихся, спрашивал себя Молин, спускаясь за широкой Лешиной спиной к выходу.
— Спать поедем, — сообщил он.
У несчастного конвоира аж плечи расправились. Он не сказал ни слова, но всю дорогу демонстрировал недовольство столь вопиющими нарушениями режима безопасности.
Молин даже пожалел его. «День какой-то странный, всех жалею. К добру это или наоборот? А ведь ему предстоит еще разгон, бедному слонику Леше, за то, что я намерен учудить. По первое число влетит. Любопытно, а он пожалел бы меня?»
По пути домой Молин купил Леше сушек и халвы, переставил ему телевизор в кухню и заварил чай. Леша забрасывал сушки в рот целиком, оружие положил рядом на стол.
Капитан застелил тахту, из темноты следил, как движутся жернова Лешиной челюсти, и спрашивал себя: что бы сказал об этом парне хозяин Сократа? Как так получается, что нам отпущен примерно одинаковый срок на Земле, но он спокойно хрустит сушками, а я готов кинуться с балкона?
Он притворил дверь, в свете настольной лампы черкнул несколько строк крупными буквами. Разорвал упаковку шприца. Вытащил из брюк ремень, перетянул бицепс, удерживая пряжку зубами.
Зазвонил Лешин телефон.
— Да, так точно, порядок. Спать лег. Хорошо, ждем!
Макс нажал на поршень. Пискнул вызов домофона. Леша с грохотом отодвинул стул, стукнул костяшками пальцев в узорное стекло.
— Фигушки вам! — улыбнулся Молин. Его ноги уже оторвались от кровати. Комната вращалась вокруг дивана, сперва плавно, затем все быстрее и быстрее.
— Подъемник! — прогудел Леша. — Начальство приехало!
— Я иду к вам, ребята! — ответил Макс. — Я же обещал, что вернусь!..
Мелькание предметов слилось в яркий поток. В ушах бесновались тамтамы.
Taken: , 1
18. Органический вирус
Сколько прошло времени? Черт возьми,
здесь-топочему у меня все так болит? Такое впечатление, что несчастного Снейка в мое отсутствие лупили резиновыми шлангами!
Да, эти татуированные клешни я ни с какими другими не спутаю! Слава богу, я прибыл вовремя… ну, по крайней мере, угодил в родное тело, это уже успех. Сколько прошло времени? Старина Антонио, очевидно, задал им жару!
Обитые пробкой камеры из моды давно вышли, я висел в плотном белесом коконе, мог свободно шевелиться, но не более того. Вдобавок по телу перемещались сразу три амебоподобные твари, щекотали невероятно, но дотянуться, чтобы их поскидывать, никак не получалось. На самом деле они жутко полезные, разминают мышцы при длительном застое, но от этого не менее гадко щекочутся!
Зажегся свет, церемонно подплыли три узкоглазые девчушки, то ли люди, то ли нет. За ними, смешно сдерживая прыжки, появился инспектор пансиона, его я узнал. Тут, в марсианской тюряге, был всего один инспектор.— Господин Антонио…
— Я уже не Антонио. Сколько дней прошло?
— Двадцать одни земные сутки. Госпожа Ли оповещена о вашем пробуждении. Вы можете принять ванну, одеться и позавтракать, если голодны. Челнок прибудет через сорок минут.
— Ух ты! Когда же вы успели?
— Смена параметров мозговой активности зафиксирована пятнадцать минут назад.
— А мой личный хард?
— Получите на Земле.
Итак, связи меня лишили. В том, что меня здесь похоронят, не возникало ни малейшего сомнения. Оставалось полчаса, чтобы привести в действие последнюю часть плана Стасова и перехитрить азиатов. Есть я не хотел, и вообще, сложилось впечатление, что Снейк как-то ослаб за истекшее время. То ли звериная закалка постепенно выветривалась, то ли перележал в паутине, не знаю…
В массажной я врубил музыку погромче, позволил себя намылить и тихонько назвал пароль. В глубине моего пищевода, за грудиной, повинуясь команде, проснулся крошечный маячок, псевдонасекомое, вживленное еще на Земле. О его существовании, кроме Стасова и Воробья, знали два человека, милые женщины, врачеватели киберов, Людвиг с помощницей. Обнаружить пассивный маяк последнего поколения можно было, лишь разрезав меня на куски.
Три недели назад я попрощался с Изабель у самого пансиона, а в его задачу входило спрятать в ближайшей расщелине ретранслятор, с виду обычный булыжник. Если спутник еще на орбите, то ждать осталось недолго. Другое дело, насколько серьезно экипирована местная безопасность, засекут ее приборы сигнал длительностью пару миллисекунд или нет. Маяк выдал пеленг, теперь его крошечной батареи хватало лишь на то, чтобы найти выход из тела. Предстояла процедура не из самых приятных.
Я выкинул фрукты, положил на пол поднос и согнулся над ним в поклоне, стараясь дышать как можно глубже. Боли почти не было, тварь анестезировала слизистую, я почувствовал, как что-то колючее стремится вверх, преодолевает гортань, карабкается по языку. Изо всех сил сдерживая рвоту, я позволил чуду биоинженерии вывалиться наружу.
Чудо не превышало размером спичечную головку. Вместе с ним на поднос попало несколько мелких капель крови. За мной, конечно, следили. Пока они сражались с дверным замком, я добежал голышом до ближайшего компьютера местной сети и опустил «паучка» в приемное гнездо. Он моментально растекся, принимая форму пластинки книжного носителя, и не успел я моргнуть, как от маяка остался легкий дымок. Вирус вошел в сеть.
При входе в оранжерею меня встретило целое войско. Тело привычно напряглось, готовясь к броску, но старший из офицеров предвидел мои действия. Не считая наплечных, солдат прикрывали четыре наступательных гана, кружащихся под потолком.
— Господин Антонио, у вас при себе передающее устройство малого радиуса.
— Вы ошибаетесь. Я чист, как младенец в купели.
— Кому вы отправили сообщение?
— Вам почудилось, офицер. Обыщите меня.
— Следуйте за мной. Учтите, у меня есть инструкция, в случае неповиновения…
— Не беспокойтесь, я — сама покорность.
Эскортируемый десятком солдат, я попал в сканер-конус, который, конечно же, ничего не выявил. На лицах окружающих читалась неприкрытая злоба. Старший с удовольствием поджарил бы меня на медленном огне, руки у него так и чесались, но я повода не дал. Сидел себе смирно и ждал.
Мне их даже жаль немного стало. Что они видят? Дальний гарнизон, опасные преступники под боком, одни и те же рожи ежедневно, искусственный воздух, крохотные каюты…
Где-то далеко, на границе слухового восприятия, пискнула сирена. Я улыбнулся. Старший заметил мою улыбку и утроил подозрительность. Парень отвык общаться с нормальными людьми, но ничего, очень скоро его службе придет конец.
Сирена загудела громче. Сюда, в пансион, звуки из других корпусов почти не долетали, я представил себе, как же
оноревет на самом деле! Теперь помимо сирены пробивались отрывистые хлопки — это закрывались герметические переборки в тюремных блоках.
Я улыбался. Офицер занервничал. Он получил какой-то приказ и разрывался между необходимостью куда-то бежать и необходимостью следить за мной. Помимо солдат в сканерной суетились двое техников, они также принялись тревожно переглядываться. Личные харды в служебной зоне не имели доступа к мировой сети, а единственный экран внутреннего обзора молчал. Я решил как-то успокоить своих надзирателей.
— Офицер, я не убегу, даю слово. Можете меня запереть.
Он, не удостоив меня взглядом, отрывисто выкрикнул команду. В зале остались двое с оружием, остальные умчались. Происходящее вне медблока я представлял лишь в общих чертах.
Спустя семь секунд после срабатывания маячка вирус поразил линии связи, его дочерние цепочки начали одновременную атаку на коммуникации. Они сбросили ложный покров и накинулись на все, что хоть каким-то образом имело отношение к местным сетям. На земных объектах такой трюк бы не прошел, но марсианская колония оказалась к вирусной атаке не готова.
Свет вспыхнул, погас, снова загорелся. Техники озирались, откуда-то прибежал взмыленный инспектор.
Наступала вторая фаза. Я ожидал чего угодно, рева двигателей штурмового корабля, подземного взрыва, стрельбы, но никак не того, что случилось в следующую минуту. У паренька в форме, что постоянно держал меня на прицеле, затряслись руки. Секунду он еще пытался удержаться на ногах, затем выронил пушку, схватился за голову, срывая шлем, и вытянулся на подсвеченном полу. Его тяжелые ботинки отбивали чечетку. Напарник в недоумении оглянулся, сделал шаг и упал на колени. Шея у солдата неестественно напряглась, свернулась вбок, мне показалось, еще чуть-чуть, и оторвется голова. Он покачался несколько секунд, как марионетка на ослабших нитях, словно из его тела щипцами выдернули скелет, и повалился рядом с товарищем.
Старший из техников продержался дольше всех, пытаясь отползти в угол на локтях — ноги его полностью парализовало. Он следил безумными глазами, как я подбираю оружие и вытряхиваю солдата из брони.
Что-то со мной случилось, мне было искренне жаль их всех. Зато я знал теперь, какая начинка пряталась три недели в грудной кости. Я выпустил на волю новейшую забаву миролюбца Стасова, органический вирус. Полный паралич нервной системы наступит в течение минуты. Они могли бы спастись, если бы догадались оторвать от ушей харды.
Я бежал по переходам колонии, оглушенный сигнализацией, перепрыгивал через тела погибших, судорожно восстанавливая в памяти схему здания, которую раздобыл для Стасова один из китайских Мудрых, вступивших в сговор отступников. Некоторые люди дергались в конвульсиях, вероятно, их еще можно было спасти. В верхней шлюзовой я последний раз посмотрел на часы. До посадки корабля корпорации оставалось примерно одиннадцать минут. Без помощи извне не выбраться. Лифты не ходили. От непрерывного бега по лестницам темнело в глазах. Невзирая на слабое тяготение, мышцы ног стали деревянными.
Последние метры до площадки вездеходов я преодолевал, хватая ртом воздух. У колпака кабины не выдержал, скинул проклятую броню. Сердце скакало в глотке. Последним отчаянным рывком втиснулся в люк и вручную задраился изнутри.
Скользкими от пота руками я выдернул из паза тубу с жидким скафандром. Двигатель вездехода был мертв, но это неважно. Важно, что напротив следующей в ряду машины светится значок четвертого терминала. Я жутко боялся опоздать и мчал со всех ног.
Первые два взрыва четвертый шлюз выдержал с честью, в иллюминатор я видел, что слегка погнуло несущие шпангоуты. После третьего выстрела образовалась дыра, а соседнюю многотонную машину сорвало с места и завалило набок. Следующий заряд прошел внутрь. Будто титаническая ладонь приподняла мой вездеход над стапелем и швырнула в сторону, как пустую сигаретную пачку.
От удара прикусил язык. Ремни удерживали туловище кверху ногами, я болтался, словно беспомощный майский жук, свалившийся на спину, и бился шлемом скафандра о подголовник. Держатель заклинило. В десятке сантиметров от моего багрового от натуги лица сияла безмятежная улыбка Серж Аркелофф.
Челнок стартовал с таким ускорением, что моему многострадальному языку досталось вторично. Я забрасывал Серж вопросами. Изабель норовил чмокнуть меня в губы. Волк хохотал. Вместо Марио в кабине сидел недовольный Юлий. Он никак не рассчитывал проторчать на орбите, в полной изоляции, столько времени. Изабель шепнул мне, что у Юлия на Земле чрезвычайно свирепая пара.
Где же остальные? Серж помрачнела. Медведь выпал в пробой, место вожака заняла в его теле плаксивая баба. К счастью, остальные вовремя сумели это обнаружить, и Марио достался жребий сопровождать бывшего зверя на Землю. Обратно вернуться, не привлекая внимания, он не мог.
Черти такие! Я побоялся спросить, как они тут вытерпели друг друга столько дней. А если бы меня не было еще пару месяцев?
Мы вышли на расчетную орбиту, Серж сложила с себя полномочия главнокомандующего и уступила кресло бортового харда. Сказать, что мне не терпелось погрузиться в мировые новости, — значит ничего не сказать. Дерганый я вернулся, выбитый из колеи до неприличия, нетерпеливый. Нельзя так, если не расслаблюсь, натворю ошибок.
Но Изи-старший не дал мне освоиться, моментально перекрыл все каналы:
— Поздравляю, мистер Молин. То, что
насинтересует?..
— Со мной.
— Слушайте внимательно. Никаких возражений. План меняется, челнок почти наверняка задержат в стартовом коридоре. На перехват идут четыре звена, мы их обманем. Вы немедленно перейдете в эвакуационную капсулу и стартуете по моей команде. Двигатель не включать. Пилот?
— На месте! — отозвался Юлий.
— Возвращайтесь на орбиту по заданному мной курсу.
— Курс получил!
— По моей команде отстрелите капсулу и зайдете на посадку в американском секторе. Передайте сигнал бедствия уровня «С», все оружие выкинуть в космос. Ясно?
Серж заворчала, Юлий схватился за голову.
— Это единственный шанс уцелеть. Вашего пассажира подберет французский патрульный катер, с капитаном мы договорились.
Я понимал, что Стасов прав. Уровень «С» означал разгерметизацию, при этом ребята могли рассчитывать на помощь всех судов и свободную полосу посадки любого космодрома. Так или иначе, китайцы вряд ли решатся атаковать американские заводы.
Мы обнялись. Я взглянул в заплаканные глаза криэйтора и сам чуть не пустил слезу. Мальчишка видел во мне прежнего Снейка и
любил,черт возьми, тоже Снейка, а вот, поди ж ты, рисковал своей тонкой шейкой по мотивам, которые ему не вполне понятны. Ему было скучно, он с азартом ввязался в дикую авантюру, как и молодой дурак Молин, загоревшийся в свое время от одного намека служить в Конторе…
Святые яйца, как много я пропустил! Кувыркаясь в тесном ложе капсулы, я старался гнать от себя мысли о встрече с патрулями корпорации и усердно копошился в нэте. Произошли события удручающие, если не сказать хуже. В Совете Евросоюза решался вопрос о переводе пробитых на социальный минимум! На практике это означало замораживание миллионов счетов, приостановку членства в жилищных кондоминиумах и прочие кошмары, не свойственные демократии уже лет пятьсот. А главное, это означало насильственный, пусть и временный, вывод из гражданства. Восточный пакт большинством голосов отменил ранее принятые решения о строительстве быстросборных закрытых поселений для европейских пробитых, которые, вне гражданства, становились опасной обузой. Россия выделила зону за Уральским хребтом, туда перевезли уже более трех миллионов человек. Адаптационные команды психологов наперебой рапортовали о колоссальных успехах. На самом деле почти все «вольноотпущенные» вместо того, чтобы интегрироваться в культурный процесс, набрасывались на бесплатные развлечения, опустошали, в буквальном смысле, вирт-шопы или толпами укладывались в камеры Диипа, ломая стандарты игр.
Демократия растерялась. Криминальная обстановка в некоторых мегаполисах вызвала к жизни забытое понятие комендантского часа. С пеной у рта лидеры стран обсуждали поправки к Конституциям. Расчеты полиции пришлось удвоить, затем утроить. Поскольку в регулярных армиях личного состава почти не осталось, в города пришлось бросить пограничные патрули. Соединенные Штаты под шумок вышли из Конвенции по чистоте. Мексиканские мутанты воспряли, начали требовать квоту в органах власти и право на свободное передвижение. Испуганная Европа закрыла границы и тут же подписала соглашение с Восточным пактом о взаимном свертывании демо-притязаний. Большая война отодвинулась, Стасов выиграл время. Китай отказался от немедленной экспансии в Россию и тем самым вызвал шок у союзников по блоку. Восточную империю занимали теперь совершенно иные проблемы.
Все началось с волнений в пригороде Гуанчжоу. В потасовке между порчеными и натуралами было убито несколько десятков человек. Как я понял, лидером порченых выступил кто-то из недавно пробитых, чужак вроде меня. Неожиданно общество раскололось на два смертельно враждующих полюса. Одни кричали, что все зло пришло от порченых, это они бесконтрольным спариванием уничтожали здоровый генотип в дикие века, другие возражали с оружием в руках. Выяснилось, что не только семья магнатов Ли чтит традиции, прокатились громкие процессы по поводу криминального деторождения,в некоторых городах порченых начали избивать на улицах. Попутно досталось и мутантам, тем, кто, имея безобидные отклонения, допускались к работе в университетах. Китай долгое время радушно принимал детишек-«отказников» из Европы, их там скопилось великое множество, несмотря на запреты к воспроизводству. Запахло настоящей гражданской войной, ультраправые кричали о сумасшедших расходах на содержание поселений, ООН твердо стояла на своем, не желая выделять больше ни гроша.
Россия, как свойственно великой азиатской державе, не осталась в стороне. Госпожа президент в обращении заявила, что Партии натуралов нет места на политической арене. Ответом на ее легкомысленное заявление стал ряд погромов в городах южной промышленной зоны. Мутанты из сельских закрытых районов, имевшие пропуска в города на сезонные работы, боялись там появляться. Впервые за много лет случились перебои с доставкой воздуха и с работой транспорта. Партии вчерашнего либерального центра резко качнулись вправо. Демонстранты шли с бодрыми лозунгами: «За
чистоебудущее наших детей! Порченые и мутанты, ваше место на Станциях очистки!» До хрипоты шли дебаты, подвергать ли пробитых уголовным преследованиям. Масло в котел подлило решение некоторых африканских стран. Они прямо заявили, что пробитые, пропагандирующие порченый образ жизни, приравниваются к государственным преступникам. Единственная реальная воинская сила, парни из контингента ООН, прочесывали деревни в поисках подпольных роддомов.
Но самое неприятное ждало меня впереди. Прав был старый циник Изабель Вонг, науку не притормозишь. Наиболее прозорливые уже били тревогу по поводу органических вирусов, но к ним пока мало кто прислушивался. Никто еще не видел того, что видел я, никто не предполагал, что смерть может прийти через собственный компьютер, вживленный в височную кость. Без этого твердого комочка человек ощущал себя голым на ночной заснеженной дороге. Даже серьезные ученые, питомцы Академий, не могли всерьез допустить такую несуразность, что людям придется расстаться с их лучшим, а для многих единственным другом, путеводной нитью, кормчим, как хочешь назови. Личный хард — это все, это личная вселенная, это пища, кров, зрелища, друзья, а иногда и семья. Нет, такого просто невозможно себе представить.
Я сильно подозревал, что обычный бюргер не намного лучше меня разбирается в ученых тонкостях. Упрощенно дело сводилось к следующему. Заглотивший вирус хард продуцировал некие сложномодулированные вибрации в непосредственной близости от мозга, чем-то сродни вредным высокочастотным колебаниям от наших доисторических сотовых трубок. Только тут все происходило на гораздо более глубоком, избирательном уровне. Эта зараза не просто разрушала иммунную систему или провоцировала психические отклонения, нет, она способна была заставить мозг
отдать команду.Например, команду остановить сердце или вызвать желудочный спазм, что и проделал шутки ради озорник Стасов с братьями Ли.
И что же дальше? Ничего. Как поступили бы мы в двухтысячном году, если бы нам предложили насовсем отказаться от воды, ввиду того что в ней обнаружена новая бацилла? Правильно. Ринулись бы в очередь за новыми моделями фильтров, принялись бы кипятить воду по два часа. Примерно такой точки зрения держались умудренные оптимисты двадцать пятого столетия — на всякое средство нападения найдется защита, не стоит паниковать раньше времени, наши киллеры защищают сети от вторжений, и вполне успешно, так займемся чем-нибудь поважнее, братья! К примеру, сконструируем для доблестной полиции портативный детектор для экспресс-проверки на предмет мутаций… И сконструировали.
Я прокрутил эту запись дважды. Группа разработчиков вручает счастливым подтянутым шерифам опытную партию передвижных анализаторов, больше похожих на вертикально поставленные на гравиплатформы квасные бочки. Бравый седоусый полковник на трибуне. «Теперь мы с большей эффективностью сможем поддерживать порядок и с большей предупредительностью, с большим уважением поддерживать свободы и права граждан. Не станет унизительных процедур, когда нашкодившие шалопаи отправлялись под конвоем в пансионы Демо и проводили там не один час в обществе преступников в ожидании свободного анализатора… »
Грандиозно! Мне пришло в голову, что я за неделю так и не столкнулся ни с одним мутантом… Зато я видел множество репортажей из карантинов и даже из поселений, и они, эти недоделанные ребятки, тогда мне вовсе не понравились. Не понравились, и баста. Они были склонны к болезням, кто-то хромал, кто-то плохо видел; они устраивали потасовки и жрали тяжелый драг; их умственный коэффициент не дотягивал до средних показателей Содружества. В первый день меня подобная кутерьма немножко шокировала, я даже заикнулся Чаку, что эти поселения здорово смахивают на
гетто,но он меня живо разубедил. Он продемонстрировал мне толпы олигофренов и колясочных инвалидов, окруженных медперсоналом, живущих в вечном сытом довольстве,
бесплатнопользующихся чистой водой и воздухом. Сплошь художники, архитекторы и поэты… Да, свободный мир не жалел средств на своих отверженных детей, им создавались условия получше, чем здоровым членам общества» Я признал, что был неправ. А теперь у меня опять зародились сомнения, ведь я же не видел ни одного из них живьем…
— Внимание, на связи борт «Мальта сто шесть», вызываю эвакуационный шлюп. Почему молчите?
— Да, виноват, я здесь!
Я переключил канал. В конусе всплыла загорелая улыбка французского пилота. А за его спиной… малыш Валуа, честь и совесть «Альт-Националя», собственной персоной. Похоже, он испытывал от возложенной миссии, да и от встречи со мной самые противоречивые чувства, но лучшая сторона все же победила, и Гийом растянул рот в улыбке.
— Мне приказано взять вас на борт.
— Возражений не имею.
— Отлично! Синхронизируйте свой навигатор с нашим…
Вот и все. Сейчас меня выловят.
— Месье Валуа, вы очень на меня сердитесь?
— Хмм… Месье Севаж чуть не лишился поста президента, нас обоих измучили допросами.
— Как же я с вами полечу? Нас сразу арестуют!
— Теперь уже нет. — Гийом, словно сожалеючи, развел руками. — Обвинения сняты. Зам. министра безопасности России лично подтвердил, что вы выполняли ответственное задание по его поручению.
Аи да Стасов, подумал я, аи да шельмец, всем мозги запудрил!
Первое, что сделал неугомонный финансист Валуа, — принялся гоняться за мной по всему кораблю с просьбой утрясти финансовые тонкости. С его точки зрения, клиент такого масштаба просто не имел права
отсиживаться,а должен был принимать самое бурное участие в деятельности концерна. Я отмахивался, как мог, в конце концов убедил его связаться с нотариусом, оформил временную доверенность и спрятался от него в туалете. Он и там, под дверью, продолжал канючить, чтобы я дал обещание присутствовать на ближайшем Совете пайщиков, на двух благотворительных обедах и вступить в несколько фондов. Я сказал ему, что на все согласен, только пусть оставит меня на сегодня в покое, иначе одним менеджером на свете станет меньше. Кажется, он не обиделся.
Ребята мои сели благополучно, это я уже выяснил. Китайская сторона шума пока не подняла, очевидно, была в шоке от произошедшего в колонии. Что Пай Ли с семейкой мне побега не простит, я даже не сомневался. Но на эту тему у меня появились собственные соображения…
Я с четвертой попытки вызвал Стасова и спросил, почему нигде нет ни слова о пульсаторе. Он сделал вид, что жутко занят, но соизволил сообщить, что гравитационное орудие мало кого интересует, потому что американская разведка засекла наши прошлые «маневры», и теперь за клочком поверхности Марса, принадлежащим «Охоте», пристально следят. Пульсатор уже не смогут незаметно вывести в космос. Это во-первых. А во-вторых, германский концерн выполнил давний заказ Совета обороны и поставил на военный рынок сверхточный датчик гравитационных излучений.
Я не поверил своим ушам. Изи сказал, что ему некогда, но
всеменя ждут, и известная симпатичная особа в том числе. В заключение он попросил больше не вызывать его через чужие стационары, я давно реабилитирован, имею право на возврат личного харда, и Валуа мне его должен был давно доставить.
Мне эта история нравилась все меньше. Полагалось крепко подумать. «Братья Ли» оставляют за собой самую разрушительную секретную разработку столетия, никто их не преследует, в США также молчат по поводу кражи технологии. А нынче мы китайцев провели вторично, выкрали Молина вместе с обещанным рецептом. Как бы я поступил на их месте? Скорее всего, разозлился бы и скоренько построил в другом месте еще один пульсатор, мощнее первого, если в подобной технологии употребимо понятие «мощность»…
Чего добивался Мудрый, знал лишь он один либо… либо их новоявленный «забастовочный» комитет.
Валуа принес мне в герметичном футляре хард Снейка, наверняка набитый сообщениями для его потерявшегося владельца. Я уединился в каюте, сел перед зеркалом и внимательно изучил кожу за правым ухом. Не так-то легко разглядывать собственный затылок, даже в зеркале, пословица насчет недостижимости ушей верна. Небольшой участок кожи треугольной формы на ощупь казался загрубелым и лишенным волос. При более детальном ознакомлении показалось, что я различаю шесть или восемь микроскопических дырочек, вроде заросших отверстий под серьги. Тогда я разорвал упаковку, вынул хард и занялся им скрупулезно. Пришлось отправиться в корабельный пансион и воспользоваться микроскопом — о такой простой штуке, как лупа, все давно забыли.
Так и есть, на эластичной треугольной «подошве» зияли восемь дырок, каждая в одну десятую миллиметра, и в каждой виднелся тончайший утопленный шип.
Я отправился в кают-компанию и заказал пива. Оставаться одному не хотелось, я вдруг почувствовал себя придатком огромной вычислительной машины. Что интересно, раньше мне и не приходило в голову, каким образом запитано устройство и как оно взаимодействует с организмом. Я глотал холодный «Гиннес» и вертел в ладони тугой валик. Что-то мне расхотелось его надевать…
Был лишь один знакомый человек поблизости, способный внести ясность. Я постучался к Валуа.
— Скажите, дети рождаются с этим… вживленным штекером?
Гийом умело сделал вид, что вопрос, ответ на который знала вся планета, его не шокировал.
— Нет, приемный имплантант вводят впервые в пятилетнем возрасте, когда ребенок становится способен к самостоятельному вирт-общению.
— А существуют люди, живущие без личного харда?
— Э-э… преступники в исправительных колониях. — Он замялся. — Пациенты Психо-пансионов, некоторые категории служащих, имеющие дело с секретными технологиями.
— Но секретчики снимают хард лишь на время работы, так?
— Безусловно… Почему вас это беспокоит?
— В моей тройке есть криэйтор, он говорил мне, что всегда существует опасность вирусной атаки. Таким образом, миллионы людей ежеминутно подвергаются…