Змей

      — Кто послал, я спрашиваю? — Молин усилил давление.
      От воющего пехотинца омерзительно несло пивом, кровью и мочой.
      — Бархат не велел тебя кончать… Только привезти…
      — Адрес?!
      — «Ракета», в Лианозово…
      — Звони! — Молин держал лезвие у подбородка поверженного врага. — Доставай трубу и звони. Скажешь дословно: «Мы его взяли, везем. Пищит, что будет разговаривать только с Вукичем».
      — Не могу… Меня потом грохнут!
      — Вот беда-то! Тебе где нос сломали?
      — На тренировке…
      — Вот там бы и оставался, дольше бы прожил! Звони, «потом» уже не будет! И не наделай грамматических ошибок!
      Молин разогнулся и едва не потерял сознание от боли. Сжав зубы, перевернул второго бойца, потрогал шею. Пульс прощупывался, хотя совсем слабый. Рассовал по карманам оба ствола, шокер, телефоны.
      — Ну что, какие новости?
      — Бархат сказал: «Будет ему и Вукич, и срукич!» — Пехотинец приподнялся, опираясь на бампер спящего вездехода, расстегнул ветровку, морщась, ощупал рану. — Слышь, брат! Спасибо…
      — Не за что. Возвращайся в большой бокс.
      — Я не боксер… Слышь, не ходи туда. Бархат говорил, там серьезные челы подкатили, вояки и менты… Мочканут, валить тебе надо…
      — Заботишься? Так, теперь давай ключи, и где искать твою тачку? Перепутаешь — я вернусь!
      Спустя десять минут он обзавелся сверкающей «БМВ». И как им только удается в такую грязищу чистыми кататься? На водительском сиденье, разинув рот, похрапывал юноша пятьдесят шестого размера.
      — Подъем! — Молин постучал в окно пистолетом. — Не то самое интересное пропустишь!
      Юноша произвел несколько резких движений, намереваясь выйти на холод.— Нет, нет, ноги промочишь! — отсоветовал Макс. — Курточку снял, аккуратно бросил назад. Теперь отвори мне дверь, и поехали в ваше космическое заведение… Или предпочитаешь вздремнуть в багажнике?
      По пути шофер не переставая зыркал в зеркальце заднего вида. Молин порылся в его косухе, но оружия не нашел. Плохо дело, либо под сиденьем, либо в «бардачке» держит.
      «Ракета» произвела на него впечатление неприятное. Наглухо залепленные плакатами окна, полуживые елочные гирлянды, неубранная льдистая каша перед чугунным крыльцом. Ближние жилые блоки отстояли метров на двести, очаг культуры арендовал угловую двухэтажную пристройку бункерного типа в производственном комплексе. Расшатанный бетонный забор на заднем плане огибал металлические ангары и уходил в весеннюю неизвестность. Административный корпус, из которого торчал беленый аппендикс с моргающей надписью «Кафе-клуб», сурово взирал на прохожих пыльными бойницами.
      — Вылезай, открой багажник! — Макс поежился на сыром ветру. — Кинь ключи на заднее сиденье…
      Лицо водителя дернулось, в темноте Макс не мог его хорошенько рассмотреть, но, похоже, легко сдаваться парень не собирался. Ростом он не превосходил капитана, но в плечах был раза в полтора шире. Они оба бросили взгляд по сторонам. Пустошь, машина по бампер увязла в грязи, а от улицы их отделяла широкая полоса кустов.
      — Выбирай. — Макс начал терять терпение. — Ты шумишь и становишься первым трупом. Дальнейшее тебя не касается. Вариант второй: ты внятно и честно говоришь, что и как там внутри, заходим вместе, ложишься на пол и ведешь себя очень тихо. Три секунды на обдумывание. Учти, я стреляю по пятницам, десять лет без перерыва.
      Как выяснилось, входить и стучать следовало с заднего входа. Пленный, понурившись, двинулся к крылечку, но Макс его развернул и поставил на время в угол. Паренек, очевидно, привычный к таким командам, исполнительно сложил ладони на затылке и уперся лбом в кирпичную кладку. Дворик умеренно освещался прожектором, местная территория убиралась не в пример парадному подъезду, и здесь же стройными рядами дожидались хозяев боевые скакуны. Три серьезные иномарки, «девятка» и милицейский «москвич». Последний был самого привычного бутылочного оттенка, но за задним стеклом торчали две фуражки и мигалка.
      С чувством глубокого удовлетворения Молин порезал всем пятерым задние колеса. Затем с чувством не менее глубокого удовлетворения набрал номер Шаулиной, морщась, выслушал о себе массу интересного. Наконец удалось вставить слово.
      — Я так понял, тебе некогда, дорогая? Ну, подходи, как соберешься, начнем без вас…
      — Нет! Нет, я сказала!..
      — Вот так с ними, женщинами, всегда… — пожаловался Макс. — Ладненько, Вова, пора нам отметиться. Стучи!
      — Я тебе не Вова…
      — Это верно, для меня ты кусок дерьма. Стучи, или я твоей башкой постучу!
      Веселый настрой не проходил, это было приятно…
      В неровном куске корабельной брони, по ошибке поставленном здесь вместо двери, распахнулось окошечко. Вова был поставлен прямо напротив амбразуры, но подать сигнал мимикой не успел. Его опознали без вопросов, амбразура захлопнулась, а в броне появилась щель. На пороге щурилась и портила воздух спиртными парами рыхлая лысоватая фигура, в чине старшего сержанта. Этот напряженный момент Молин прокатал в голове заблаговременно, поэтому не стал ждать, когда Вова предпримет глупость, а резко шагнул вперед и залепил милиционеру рукояткой «Макарова» по зубам. Второй ствол тут же упер Вовику в лоб.
      — Заходи. Не запирай. На колени. К стене. Повернулся к сержанту. Тот качался, не сводя глаз с пистолета, норовя пальцами зажать порванную губу. Люди вообще излишне отвлекаются на вид собственной крови, это Макс давно приметил.
      — Ай-яй-яй, нехорошо! — укоряюще покачал головой Молин. — Употребляем при исполнении?
      — Ответишь… — прошамкал искалеченный оппонент.
      — Все мы когда-то ответим, — охотно согласился Макс.
      В глубине здания Миша Круг напевал одну из своих печальных баллад, где-то слышался смех, журчала вода. Через три метра коридорчик, забранный «вагонкой», уходил вправо, там висело широкое зеркало, стоял бархатный табурет и виднелась следующая дверь. На секунду музыка стала громче, затем снова стихла — кто-то прошел по коридору.
      — Наручники есть? — спросил Макс. Сержант кивнул.
      — Утри сопли! Пристегни моего друга к трубе. Не здесь, подальше, нам двери ни к чему запирать. Вова, не будешь сидеть тихонько, я вернусь, понял? Теперь вперед, служивый!
      Первая дверь за поворотом вела в сырую, забитую хламом мойку. За второй располагался темный, вкусно пахнущий веником предбанник. Дальше коридор упирался в двустворчатые железные ставни. Из щели пробивались свет и запах жареного мяса. Слева, в узком кафельном тупичке, теснились калитки с буквами «М» и «Ж». Совершенно некстати Макс почувствовал жуткий голод, желудок принялся сжиматься и елозить. Из мужской уборной раздался шум воды и выкатился жующий юноша, весьма похожий на того, что охранял у заднего выхода батарею отопления. На ходу поправляя брюки, он скомкал салфетку, закурил, отодвинул плечом застывшего сержанта и взялся за ручку железной двери. Молин даже позавидовал обладателю каменной нервной системы. Еще секунда — и парень бы ушел, не заметив постороннего с пистолетом.
      — Вернись, Вовик! — негромко позвал Макс. Тот наконец удостоил его вниманием, поднялмутные глазенки. Потом он рассмотрел разбитую харю сержанта, уставился на Макса, и проблеск разума посетил его фасадную часть.
      — Вернись на горшок! — Молин был предельно убедителен. — Там закройся и покакай хорошенько, не торопясь. Мы за тобой вернемся. Выйдешь раньше времени — остаток дней будешь срать через катетер, понял?
      Вовик номер два спиной вперед отступил в место общественного пользования. Молин вытер со лба набежавшие капли пота. У пленного сержанта трепетали кожистые складки на затылке. Плечи тоже начали дергаться, словно он уловил древнюю шаманскую мелодию и пытался взять нужный ритм.
      — Эй, ты что, боишься? — поцокал языком капитан. — Не может быть! Ты ведь мафиози и не должен бояться такой ерунды, как смерть…
      — Какой я мафиози? — Сержант не скрывал слез. — Я постовой…
      — Брось, не скромничай! Ты думаешь, что мафия — это итальянцы? Нет, служивый! Мафия, это когда такое дерьмо, как ты, надевает погоны, чтобы лизать пятки вовикам… Жить хочешь?
      — Да…
      — Сколько их там?
      — Че… четверо или пятеро нашихи гости… Трое.
      — Что за гости?
      — Откуда я знаю? Мне же не представляются, мое дело — ворота отпирать…
      — Как выглядит Бархат?
      Макс оглянулся. Висевшее в углу зеркало отражало приоткрытую заднюю дверь и скукожившегося в одной рубахе, обнявшего батарею Вовика. На двери в сауну болтался открытый навесной замок.
      — Так, бери с собой дружка из туалета, и оба — в баньку…
      Закончив дела, он толкнул ставень и очутился на кухне. Над рядом остывших газовых плит змеились жестяные коробы вентиляции. Два засиженных мухами фонаря отражались в надраенном металле разделочных столов. По ранжиру стояли и висели сковородки, задумчиво побулькивал в углу титан, точно дрессированный носорог, опустивший ноздри в ведро с водой. Левый проход вел в мясной цех, где скалились голодные мясорубки, по правую руку над допотопной хлеборезкой покачивались полуоткрытые створки раздаточного окна. Видимо, до последней русской революции здесь находилась обычная заводская столовая. За раздаточным окном в приглушенном свете ночничков открывались внутренности барной стойки и претенциозное убранство танцевального зала.
      На угловом диванчике, на кожаных пуфиках, сдвинувшись в кружок, закусывало мужское общество. Но там были не все, откуда-то сбоку доносился стук бильярдных шаров.
      Макс отыскал вход в бар. Теперь он видел весь зал, почти круглой формы, затянутый темно-красной драпировкой. Отдельный вход вел в помещение с гордой надписью «VIP», оттуда торчал краешек зеленого стола, блистал традиционный шест и клубами валил сигарный сладкий дым.
      То, что ему предстояло совершить, не укладывалось ни в какие рамки прежних представлений о справедливости. Однако, если он сейчас повернется и уйдет, эти люди будут его преследовать, причем бездумно, ничего личного, так сказать… А он будет жить в ожидании пули и так и не узнает, кто стоит за всей этой поганью…
      Он выровнял дыхание и шагнул за барную стойку. Перевернутые пузатые рюмки висели над ним, словно спящая стая летучих мышей.
      — Привет, братишки! — поздоровался Молин. — Кто не спрятался, я не виноват!
Taken: , 1

17. Вукич

      Пацаны оглянулись. Молин выложил на стойку обе руки и улыбнулся насколько мог приветливо. Сигареты повисли на губах. В вип-зале продолжали катать шары.
      — Кто начнет, ковбои?
      «Ковбои» зависли на полусогнутых. Бархата среди них не было. Три человека за столиком, двое показались из бильярдной.
      — У меня такое предложение: никто ни в кого не стреляет, а ты, — Макс ткнул в сторону крайнего, крепыша с кием наперевес, — позови сюда Бархата!
      Но они не послушались. Проходя через возраст увлечения вестернами, Молин всякий раз восхищался, до чего крепкие загородки в салунах. Почти в каждом фильме наступал момент, когда герой падал за барную стойку и оттуда метко отстреливался от бестолковых краснокожих.
      В клубе «Ракета» дела обстояли иначе — то ли пули делать стали более качественные, то ли древесина пошла неважная. Он, во всяком случае, успел выстрелить дважды и спешно отступил на четвереньках под прикрытие кондитерской печи. Там, где он только что горделиво размахивал дальним родственником «кольта», шрапнелью взрывались бутылки и осыпались остатки цветомузыки. Не послушался, собственно, один, наиболее темпераментный, с автоматом. Сквозь свежие дыры в фанере Молин, устроившись на полу, различал медленно приближающиеся ноги.
      — Моя очередь! — тихонько предупредил он и открыл залповый огонь, стараясь накрыть максимальную площадь. В фанере образовалась новая россыпь дырок, но прежде, чем противник опомнился, Макс перекатился за плиту.
      Судя по воплям, счет стал четыре—ноль. Трое заперты, один наверняка ранен. Противник совещался. Теперь, согласно основам тактики, они должны попытаться обойти Макса с тыла. Не спуская глаз с окошка раздачи, он отполз в коридор. Вовик, не жалея сил, сражался с наручниками, видимо, в детстве тоже насмотрелся кино. Но, в отличие от храбрых шерифов, юноша никак не мог выломать чугунный радиатор.
      — Не кряхти так! — посоветовал Макс. — Грыжу знаешь как непросто потом вправить?
      Так и есть, двое или трое чавкали по жидкому снегу, огибая пристройку. Макс отворил дверь настежь, вышел на пандус, отступив от потока света. Хуже всего, если основные персонажи уйдут через парадный вход.
      Но основные персонажи меньше всего хотели бежать по Москве пешком. Первым из-за угла вылетел кривоногий боец с «Калашниковым», совсем еще мальчишка. Его отшвырнуло назад, метра на три, на пирамиду пивных ящиков. Макс переместился за капот «вольво», запаркованного вплотную к ступенькам. Еле успел он пригнуться, как за шиворот полетели осколки стекла. Противник также залег — на дальнем конце пандуса, не рискуя приближаться.
      В этот момент в здании клуба возобновилась перестрелка, не только внизу, но и на втором этаже. Прямо над навесом крыльца распахнулось окошко, оттуда выбрался некто массивный, дважды выстрелил внутрь и спрыгнул в сугроб.
      Огораживающая двор сетка прогнулась. Зарычал дизель ближнего к выезду «чероки». Макс улегся на капоте и всадил десяток пуль в мотор джипа.
      Мальчишки были всего лишь эскортом, прикрывали отход тех самых «гостей». В ослепительном проеме черного хода мелькнула тень. Заднее стекло «вольво» побелело от трещин, вырвалось и ударило Молина в лицо.
      Повалив сетку, во двор въезжал «ГАЗ-66». Со второго этажа на пандус выпрыгнули еще двое. Макс выстрелил, зажмурив правый глаз. Кровь из разбитой брови мешала целиться, заливала щеку. Один на пандусе упал. Двое выскочили из раненого «чероки», полезли на бетонный забор. Из грузовика сыпалась целая армия в шлемах и нагрудной броне. Несколько автоматов заговорили разом. Из клуба доносилась артистичная матерщина. Трассирующая очередь простучала по верхней секции забора. Тот, кто был уже наверху, вскинул руки и завалился назад. Второй отлепился и послушно лег ничком. Стрелок на пандусе отшвырнул пистолет.
      Молина окружили люди без лиц. Он открыл рот для приветствия и получил прикладом в ухо…
      После он подпрыгивал на заднем сиденье, запрокинув разбитое лицо, а длинный особист, что допрашивал его на базе, держал на его глазу ледяную примочку.
      — Где… где Шаулина?
      — Не рыпайся, скоро увидитесь. Нам нельзя оставаться, там скоро весь горотдел соберется.
      — А этого… Бархата взяли? Дай мне с ним поговорить!
      — Не наговорился еще? Убит он.
      — А Андрей?
      — Симоненко? Под арестом.
      — Как же?..
      — Эх, врезал бы я тебе, майор,от души! Из-за твоей дурацкой самодеятельности вся операция пошла к черту!
      Молин не без труда приподнял заплывшее веко. Опять его выставили виноватым, но это ерунда. Главное, что цела бутылочка, завернутая в платок.
      — Сейчас едем в госпиталь, там тебя срочно хотят видеть.
      — А почему?..
      — Потому. По твоей милости омоновцы застрелили знаешь кого? Абалишина. Слышал о таком?
      — Нет…
      — Вот именно. Лезешь, куда тебя не просят. По документам он помощник депутата Думы, фамилий тебе ни к чему. Этого кадра эфэсбэшники почти год вели, ни с какой стороны не могли подъехать, там прикрытие такое… Сигналы не раз поступали, что всплывают кое-где разработки Конторы, но реально уцепились лишь недавно.
      — Зинуля?
      — При чем тут Зинуля?! — отмахнулся офицер. — Придумали, понимаешь, водичку для облегчения ломки! По мне, так этих наркоманов разок в кучу собрать и… Тут чисто жадность сработала, кинул начальник ваш зятьку косточку на бедность, это ерунда по сравнению с делами Абалишина. Сто лет прошло бы, пока они там путного чего добились бы. Если б ты их не спугнул, мы до конца могли бы размотать!…
      Вукич лежал, замотанный бинтами, как снеговик, лишь острый нос торчал из подушки. Молину уступили табурет. Вся группа в сборе: Костин, Пильняш, Заведин… Кого-то он не видел больше года. Сдержанно поздоровались. Шаулина сидела в изголовье, еще двое из первого отдела — на стульчиках, при входе в палату.
      Молин вытаращил глаза. Возле капельницы, бок о бок с медсестрой, суетился Арзуев. Главный мельком кивнул, почмокал губами, не одобрил синяки. Он-то когда успел из Дагомыса?
      — Вот так, Макс… — Вукич скосил глаза, речь давалась ему с напряжением. — Принимай группу, майор…
      Молин находился в полнейшей прострации. Ребята сопели, словно двоечники перед поркой, Светка промокала Владу пот со лба.
      — Парни… на десять минут… — Раненый закашлялся, на губах выступила кровь. — Доктор, ты тоже… пожалуйста.
      Остались втроем, Шаулину Влад цепко держал за руку. Побелевшие пальцы его буквально впились ей в запястье. Старший, вне сомнения, испытывал жуткую боль. Максим придвинулся вплотную. В который раз за истекшие сутки он чувствовал себя полным идиотом.
      Шаулина приложила палец к губам: молчи и слушай! Майор выглядел так, будто огромным насосом из него выкачали половину живого веса, а оставшееся покрыли известкой. Из известки бледные усики торчали, как щетинка старой зубной щетки.
      — Такое дело, Максим… Обязательно повторишь опыт, пятьдесят тысяч кубов я для тебя сохранил, заберешь в нижнем ящике… Чтоб не считал меня врагом прогресса… — По вискам майора струился пот, запавшие глаза смотрели в потолок. — Курс подготовки у Анны, в одиночку не пытайся… Временно, пока я не поднимусь, назначаешься Старшим, приказ подписан. Сперва закончишь лечение, там получишь инструктаж и допуски… Костин после догуляет, отправитесь с ним на Алтай…
      — Влад, что с тобой случилось? Светлана показала Максу кулак.
      — Потом… Неважно… — Вукич сглотнул. На его небритом горле тяжело вздрагивала вена. — Макс, дело не в «барабане», точнее, не только… Примешь должность, прогони результаты алтайской серии, ты поймешь.
      — Я все ему покажу, не напрягайся! — Шаулина плакала.
      Вукич снова зашелся в кашле. Позади распахнулась дверь, Молина оттеснили белые халаты. Он сжал виски, правое ухо пылало. Вот так, и никакого смысла прятать пузырек! Если бы кто-нибудь еще удосужился объяснить, что происходит, которая из команд наконец берет верх и на чьей стороне ему предстоит дальше играть…
      Ребята рядком расселись на топчане в коридоре. Завороженно рассматривали его сливоподобное ухо, подбитый глаз и вымазанную в крови одежду. Медики бегом закатывали в палату нечто громоздкое, на маленьких визжащих колесах. Дергая щекой, просеменил посеревший Арзуев, на ходу натягивая перчатки. В дальнем конце коридора показались трое: первый, низенький, шел, стремительно отбрасывая локти, точно гребец на байдарке, остальные поспевали за ним вприпрыжку. Зрение у Макса затуманилось, он отчаянно старался проморгаться, но фокус никак не налаживался. Который раз пронеслась далекая барабанная дробь. О нет, только не теперь! Вдобавок жутко хотелось пить. И спать…
      Группа вытянулась по стойке «смирно».
      Махавший локтями крепыш остановился вплотную. Молин узнал генерала. Он попытался принять вертикальное положение, но туловище никак не желало слушаться.
      — Сидите, сидите! — Хозяин Конторы выглядел чудовищно постаревшим, из-под спортивного костюма торчал на груди краешек клетчатой сорочки, на подбородке отрастала беспорядочная седая щетина. Макс подумал, что впервые с ним говорили лично и впервые лично пожали руку.
      Выскочила красная Шаулина, сморкаясь в платок. Макс обнаружил в себе очередную перемену. Драться ни с кем не хотелось, хотелось лечь, сунуть голову под подушку и послать всех к черту. Он поймал себя на странном ощущении: цельная картина окружающего мира распадалась на отдельные фрагменты. Иногда он только видел, звук пропадал начисто. Вот Света, плачет и от слез стала почти красивой. Вот Арзуев, выстригает ему волосы на затылке, промокает рану какой-то жгучей гадостью, говорит сердито. Вот они едут с Шаулиной в машине, а магнитола поет голосом Агутина.
      Молину купили двойную шаверму, он проглотил, не жуя, выпил залпом три чашки кофе. Начиналось свинцовое утро.
      — Ты на особые откровения не рассчитывай! — Шаулина, отвернувшись, пыталась спасти остатки косметики на лице. — Влад представлен к ордену… Когда выкарабкается, займет место начальника отдела. Он нам очень помог. Еще два года назад, когда планировали второй «Алтай», парни из ГРУ взяли в Чечне одного араба, неважно откуда… Так вот, в программе подготовки смертников обнаружилось нечто знакомое. Улавливаешь?
      Молин кивнул.
      — Хорошо. Дальше сам додумаешь. Но Вукич нащупал нитку еще раньше. У него была знакомая, попалась на крючок, насчет работы. Пришла по объявлению — полный зал народа, угощают пирожными, веселятся, в ладошки хлопают…
      — Можешь не продолжать.
      — Да, ты же у нас сообразительный! Сперва он пришел к нам. Мы отправили к этим фирмачам человека, проверили. Все сходилось. Потом Вукич явился к вашему бывшемупатрону и заявил: или берите в долю, тоже кушать хочется, или я звоню в ГРУ. Ребята, конечно, его страховали…
      Светлана шмыгнула носом.
      — И его взяли в долю. Святые яйца, я-то думал… — потерянно прошептал Макс. — А что с фирмой? Деньги людям вернули?— О чем ты? Не путай нас с милицией, еще не хватало Конторе выбивать деньги из лохотронов! Фирма давно съехала, они больше трех недель на месте не сидят…
      — Неужели так просто? Неужели его взяли в долю и ни разу не попытались… — Макс прикусил язык.
      — Не попытались что?Убрать? Все очень просто. Полковника бы убрали вместе с ним, тот сам не хотел огласки, представил Влада покровителям как надежного парня. Если подумать, этим все и кончилось…
      — Они были вместе?
      — Да. «Папа» заехал за Владом вечером и чуть ли не насильно увез с собой. Влад даже не успел меня предупредить. Якобы их вызвали для переговоров с новым покупателем. Что он хотел купить, Вукичу не доложили. «Папа» сам не ожидал такого конца. Встретились на мосту. Влад сразу догадался и прыгнул в воду, повезло, что не попалась льдина. Они успели всадить в него две пули. Полковника сбросили в реку уже мертвым.
      — Но почему?..
      Шаулина тяжело вздохнула, отвела взгляд:
      — Максим, ты обхитрил Старшего, подал рапорт через его голову, непосредственно «папе». Представь, как ты его напугал. Полтора месяца его зятек копает золотую жилу, осталось тихо свернуть проект, обозвать его бесперспективным, экспертизы все равно никто не назначит, и вдруг появляется рядовой испытатель, эдакий правдолюбец, и принимается качать права…
      — Господи, так это моя вина…
      — Лишь отчасти. Ничего не случилось бы, если бы Антон Зинуля пожаловался тестю. Ничего с Владом, я имела в виду. Но он позвонил кому-то другому… А теперь еще убили этого бандита с депутатской коркой.— Абалишина?
      — Да. Но не он там заправлял, кишка тонка до нашего уровня подняться. У него был смежный бизнес, если можно так выразиться. «Отмазывал» от ментов и ФСБ подпольные заводы наркоты, в том числе и вашего Змеевика. Представляешь, откуда дует, какие верхи замешаны?
      — Да уж… — Молин вспомнил конспиративное свидание в машине Любановского, как прятал лицо тот парень с фотографиями.
      Дежурный был предупрежден и без лишних слов открыл кабинет Вукича. При этом остался в дверях наблюдать. Макс, не глядя по сторонам, потянул нижний ящик. Коробочка из плотного картона. Запечатанный конверт, ампулы в футлярах.
      — По пути почитаешь! — сказала Света. — Некогда нам…
      — Господи, теперь-то почему некогда? И куда мы едем?
      — Ты чокнутый? Забыл, как тебя накрыли по «жучку» в телефоне?
      — Так что, Андрей с ними заодно?
      — Хуже! — вздохнула Света. — Он круглый идиот, этот Симоненко. Генерал его сгоряча под арест посадил, ну, ничего, к обеду выпустит. Там, на пульте… Короче, чтобы ты не расслаблялся, а вообще, я это говорить не имею права. Станешь Старшим — поймешь. На пульте дежурят четверо, у каждого свои задачи. Еще трое теоретически могли зайти и подсмотреть, где ты со своим телефоном бродишь. Спасибо Катеньке, администраторше в отеле, она чужих моментом просекает. Короче, мы не знаем, кто это. Полвека назад расстреляли бы всех семерых, сам понимаешь…
      — О, вам дай волю…
      — Не юродствуй попусту, капитан!
      — Значит, кроме «папы» есть другой предатель…
      — Ты неисправимый максималист, Молин. Вчера ты считал предателем Вукича, так? Молчишь? Все гораздо сложнее, чем просто деньги или военный шпионаж… Слушай, я отвезу тебя домой, помойся. Ты весь в крови. В час дня нас ждут в Управлении, постарайся поспать. С тобой останется Леша.
      Молин включил неразговорчивому Леше телевизор и улегся в ванну. Конверт положил рядом, на полочку. Она права, о каком предательстве идет речь? Умная женщина, в который раз небеса посылают ему умного человека в союзники, а он упорно не прислушивается. Не желает прислушаться, хотя кричат ему прямо в ухо. Он вспомнил железную тетрадку. «…Так уж устроен человек, друзей путает с врагами, а врагов придумывает сам…» Какое право он имеет судить других, клеить ярлыки изменников? Изменников чему? Вся эта кодла участвует в бесконечной игре, в грандиозной Охоте, им нравится по ходу пьесы меняться масками, а иногда не нравится, тогда они дерутся… Но при этом редко предупреждают статистов, таких как он, попросту нет никому дела до миллионов статистов. Какое им дело до глупого капитана, который так радовался жирному пайку, так благоговел от одного лишь слова «Контора», и вдруг уперся, заметил фальшивую нотку! Знал ведь прекрасно свои слова, за тринадцать лет-то выучил, всего делов — выйти в третьем акте, произнести скромно «такой-то прибыл!» и убраться восвояси…
      Получить к пенсии восемнадцать метров на подступах ко МКАДу, пару дополнительных побрякушек на бархатных подушечках, которые и надеть-то стыдно, и бесплатный проезд в транспорте! Чего еще надо? Кого он вознамерился обвинить в нечестной игре, когда вместо суфлера в будке дуло пулемета? Они получают кайф от взаимной слежки, взаимных угроз и смены масок, они ничего не боятся, потому что за всякой их шалостью всегда стоит компромисс.Да, черт побери, они всегда в конце концов между собой договорятся,перетрут и обкашляют!
      Он вскрыл пухлый конверт.
      «Максим, на тот случай, если со мной произойдет неприятность. Привожу список статей в британских журналах, разберешься. Некоторые ингредиенты сегодня нельзя воссоздать искусственно, но кое-где на Западе занимаются схожими разработками. Лет через пятнадцать синтез станет возможен, а с ним и массовое производство. Перспектива у «барабана» есть, но, действительно, совершенно не в нашей области. Почти полное снятие ломки. Но дело не в этом.
      Максим, у меня есть точные сведения, что Змеевик убит. Тот химик, что заварил кашу. Как это ни смешно, теперь я с чистой совестью могу передать тебе некоторые данные, о которых никто не знает. Грязные, оборванные бумажки, их попросту проглядели, не обратили внимания.
      Экспериментируя на своих подопечных, он делал сперва, как и мы, одну инъекцию. Потом его что-то натолкнуло, и двоим он провел серию по нарастающей. Но полученный эффект его хозяев вряд ли бы заинтересовал. Он был далеко не идиот.
      Почитай его записи внимательно, ты поймешь. А если не поймешь, тебе понадобится хороший напарник. Ускоренное выведение шлаков, за полтора-два часа, регенерация печени, селезенки. Полагаю, это далеко не все, речь идет о принципиально новом подходе к очистке организма. Думай. Работы непочатый край.
      Последний совет. В тебе осталось то, что когда-то называлось „честь". Я бы не стал искать напарника тут. То, что попало к нам, назад, на гражданку, не возвращается. Но честные люди встречаются везде. Бумаги Змеевика у того человека, что отдал тебе коробку. У меня есть причины доверять. Писанину мою сожги. Не вспоминай плохо. Влад».
      Минут пять Макс лежал, разглядывая сквозь клубы пены собственный большой палец на ноге. Палец почти успел свариться и приобрел оттенок парникового томата, потому что прямо на него падала толстая струя кипятка. Когда осязание вернулось, Макс чуть не завопил от боли. Он забыл, где находится, пена перевалила через край и окутала тапочки на коврике. Туман поднимался к решетчатой заслонке вентиляции, и ручейки стекали по зеркалам.
      Он выбрался наружу, прошлепал в кухню, опустил скомканный конверт в пепельницу. Глядя на веселые голубые язычки огня, Молин начал смеяться. Идиотский смех вырывался из него тонкими свистками, как перегретый пар из пробитого паровозного котла. Чтобы как-то отвлечься, он занял руки кофейными манипуляциями, закурил, но смех не проходил. Он отворил форточку, высунул мокрую голову во двор, жадно пыхтел сигаретой, сжимая зубы с таким остервенением, что откусил наконец фильтр. И продолжал беззвучно смеяться.
      Похоже, появилась достойная команда, к которой не грех присоединиться! А он-то ломал голову, словно крошка, что пришел к отцу и задает вечно безответный вопрос.
      Старина Вукич… Надо было ощутить дыхание старухи за плечом, чтобы верно выбрать сторону. За которую играть. Но он успел это сделать, он понял, что граница лежит не между своими и чужими, а совсем иначе. Он пришел к тому же, о чем толковал Шакиров, но решил уравнение с другого конца. Вот так. Онизабыли собственные присяги, они размыли ответ на вечный вопросик крошки-сына, так почему он должен нести крест своей присяги, своих подписей и обещаний?
      — Ты только не умирай, пожалуйста! — Сложив распаренные руки в замок, Молин голой грудью навалился на мерзлый подоконник, смотрел до рези, до появления огненных сполохов на сетчатке туда, где вполнакала светили ранние звезды. — А ты, если ты есть, если не зря ради тебя жгли людей и книги, сделай хоть одно доброе дело за выходные, оставь его в живых!
      Вскипел кофе. Он высыпал на кухонный стол всю наличность, отложил в ящик пару сотен. Выпил залпом две кружки. Спать уже не придется. Молин переоделся под пытливым взглядом Леши.