Я вышел в сад и долго стоял в прохладной тени столетних дубов. Они могучи, эти создания природы. Они все знают. Они видели нас молодых. На этом дубе я спал так много лет назад, у этого я слышал разговор Морриса с Хетти. Мне кажется, я и сейчас слышу его.

— Хочешь, я все время буду носить тебя на руках? — шепчет он.

— Нет, нет, Моррис, я боюсь.

— Какая у тебя рука холодная.

— А у тебя сердце бьется. Я слышу, как оно бьется.

— Пускай бьется. Не вырывай руку.

— Моррис, зачем…

— Дай мне руку. Дай. Какая холодная. Хочешь, я все время буду держать твою руку и она не будет холодная?

— Хочу, Моррис. Я бы так любила тебя, Моррис.

— И я, и я, Хетти. Только бы вместе быть.

— Мы всегда будем вместе, Моррис?

— Всегда, всегда, Хетти. Она уже теплая, твоя рука.

— Ох, Моррис, как хорошо…

Они шепчутся, не обращая на меня никакого внимания. Я подхожу и смотрю на них. И слезы текут по моему лицу. Я срываю какой-то цветок и вытираю слезы цветком. На лице моем остается блаженный аромат прошлых дней.

Потом я снова иду на станцию. Я смотрю на рельсы и стараюсь вообразить на них колеса нашего паровоза. Вот он летит, вовсю работая медными штоками, украшая себя клубами дыма, фонтаном пара, и все мы, счастливые, молодые, выглядываем из его готических окон, обрамленных сверкающей медью.

О, Пегас! Где же ты, славный скакун? Закидываю голову и смотрю в небо. Я жду тебя, жду всю жизнь. Увези нас, Пегас…

Дома при свете лампы я читаю книги. Есть у меня небольшой том «Народные баллады американского Юга». Я часто раскрываю его на разделе «Рельсовые баллады». Здесь я нахожу страницу, заложенную сухим листочком из сада Бланшаров, и все читаю, читаю. Почитайте и вы.