ГЛАВА 10

Великий маг залез, кряхтя, на забор, помедлил немного, примериваясь, потом спрыгнул и оглянулся. Погони не было. Тильвус подтянул штаны и побрел прочь по пыльной дороге.

Сбежать из богадельни, называемой «приютом для социально неблагополучных граждан», оказалось гораздо проще, чем он предполагал. До приезда губернатора приют напоминал пчелиный улей. Сотрудники отдела соцзащиты, чиновники, медсестры, завхозы и обслуживающий персонал, взволнованно гомоня, беспокойно сновали по огороженной высоким забором территории, повара в белых колпаках гремели кастрюлями, словно литаврами: вдруг губернатор и гости города захотят отведать кушанья, предназначенного для сирых и убогих! Гости приехали, прошлись по двору, заглянули в комнаты, где чинно сидели вымытые и наряженные в чистую одежду граждане, погрузились в черные машины с тонированными стеклами и отбыли. Вслед за ними уехали и чиновники с сотрудниками, и в приюте воцарились тишина и скука. Повара исправно кормили обитателей кашей, медсестра по утрам раздавала желтенькие шарики витаминок, молоденький милиционер на посту возле ворот смотрел чемпионат мира по футболу, поставив переносной телевизор на железную бочку с песком, что стояла возле красного пожарного щита.

На третий день Тильвус понял, что жизнь в приюте ему надоела хуже эльфийских песен, и он замыслил побег. Позвал было с собой Сидора, тот долго мялся, потом все же решил остаться: ему ужасно хотелось провести в ночлежке еще пару-тройку законных дней. Порядки тут царили строгие, зато кормили три раза в день, а вечером даже давали молоко или какао. Какао Сидор не пробовал уже лет пять, поэтому покидать райское место у него не было никакой охоты. Тильвус не находил ни малейшего удовольствия в странном напитке и всегда отдавал свою порцию приятелю. Пшенную кашу великий маг тоже недолюбливал, предпочитая ей рыбу. Конечно, тут не слыхали ни о рыбной похлебке с пряностями, которую так хорошо заедать добрым ломтем только что испеченного хлеба с орехами и зеленью, ни об изысканном блюде, когда только что пойманную рыбу искусно зажаривают, вынимают косточки и подают во льду, залив густым сладким вином…

Вообще труднее всего великому магу оказалось привыкнуть в этом мире к еде. Народ смело употреблял в пищу такие вещи, которыми побрезговал бы и голодный гоблин: лапшу в коробках, супы в пакетах, подозрительного вида бульонные кубики. Вначале Тильвус дивовался людской неразборчивости, потом свыкся и обнаружил, что кое-что ему даже пришлось по вкусу, как, например, горячие беляши и пирожки с капустой.

Ночлежка находилась на окраине города. Раньше здесь был поселок военного гарнизона, но потом город разросся и поселок стал считаться одним из его районов, самым дальним, тихим и спокойным. По переулкам, заросшим высокой травой, гоняли на велосипедах мальчишки, сразу за домами тянулись картофельные поля, а дальше виднелись заброшенные фермы бывшего совхоза, развалившегося лет десять назад.

Рядом с автобусной остановкой находился небольшой рынок, возле которого собирались местные бомжи. Бомжи тут были постоянные, хорошо всем знакомые, и каждый был при деле: кто-то караулил по ночам на базаре горы привозных арбузов, наваленных на брезент, кто-то собирал бутылки, обходя немногочисленные пивные.

Как человек воспитанный и знающий обычаи, Тильвус, прежде чем заняться промыслом на чужой территории, отправился знакомиться с коллегами. Он прошелся по асфальтовому пятачку рынка, вдоль рядов, заваленных пестрым дешевым ширпотребом, свернул туда, где торговали съестным и откуда тянуло запахом горелого подсолнечного масла, и вскоре возле киоска с шаурмой обнаружил местное общество.

Коллеги оказались людьми гостеприимными и тоже знали толк в хороших манерах: завидев чужака, подошли знакомиться. А после пригласили разделить трапезу. Трапезничать сели рядом с заросшей канавой, под пыльным старым кленом. Тильвус, закусывая теплое пиво котлетой в тесте, честно рассказал, что ищет возможности насобирать денег на автобусный билет, чтоб добраться до города. Капитал, который они с Сидором заработали на поимке кота, конфисковали милиционеры приюта, заявив, что изымают деньги, само собой, для хранения и, разумеется, вернут, когда срок пребывания в ночлежке закончится.

Однако что-то подсказывало великому магу, что с деньгами смело можно попрощаться навсегда.

Дожевав котлету, Тильвус потянулся к пирожку с капустой. Пирожок был уже кем-то надкушен, но выказывать излишнюю щепетильность не годилось. В ответ на гостеприимство маг подробно поведал новым друзьям о жизни в приюте. Местные бомжи слушали и завистливо вздыхали, узнав о каше и какао – вот уж повезло так повезло! У них самих шансов попасть в этакий рай почти не было.

Покончив с едой, Тильвус испросил разрешения пройтись по пивным и шашлычным, поискать бутылки. Сопровождать его вызвался пожилой бродяга с экзотическим именем Сигизмунд. По его руководством Тильвус быстро собрал «урожай», помыл бутылки под колонкой, после чего Сигизмунд повел его к пункту приема стеклотары. Обратив «пушнину» в звонкую монету, Тильвус повеселел.

На автобусной остановке он сердечно распрощался с друзьями, взяв с них слово непременно навестить его в центре и подробно рассказав, как добраться до сквера возле театра музкомедии. Получил в ответ презент: коробку корейской лапши быстрого приготовления, подарок столь же роскошный, сколь и бесполезный – лапшу следовало заливать кипятком, а раздобыть его было не так-то легко. Титан с кипятком имелся в здании вокзала, но пробраться в зал ожидания было делом нелегким и даже опасным. На вокзале всегда полно милиции, а злее вокзальных милиционеров Тильвус считал разве что троллей по весне.

При воспоминании о постовых с вокзала великий маг машинально почесал правый бок: как-то раз, когда он юркнул в вокзал, его изловил молодой сержант и между двумя ощутимыми пинками по ребрам весьма доходчиво объяснил, почему заходить в здание вокзала бомжам не стоит. Так что было ясно – дареную лапшу придется, скорее всего, грызть в сухом виде.

Вскоре подошел, дребезжа, желтый пыльный автобус. Великий маг вошел, с достоинством протянул кондукторше деньги. Зажав билет в руке, окинул взглядом полупустой салон. Манили сиденья, но сесть Тильвус не решился: все равно, как только набьется народу побольше, кто-нибудь обязательно прогонит. Он прошел назад, облокотился на поручни и стал смотреть в заднее стекло. Дорога тянулась за автобусом бесконечной серой лентой. Мысли Тильвуса тоже понеслись вспять, туда, к событиям, произошедшим многие сотни лет назад.

– Так ты дракон? – Мальчишка глядел на блестящий отполированной сталью клинок. – Молчишь? Ладно. – Он решительно засунул меч в ножны. – Не хочешь говорить – не надо. Теперь я и так знаю, как с тобой справиться! Я попрошу помощи у драконов и…

«Попробуй», – насмешливо прошелестел Странник, и ученик чародея вздрогнул.

Он выбрался на еле заметную тропку, что вела с болота и, поминутно оглядываясь, двинулся вперед. Предстоял долгий обратный путь: времени, чтобы обдумать то, что рассказал старый кобольд, было достаточно. Тильвус пробирался сквозь кустарник и угрюмо размышлял о том, что говорил Абха. По крайней мере, в одном кобольд был прав: драконы никогда и никому не помогали. Их вообще мало интересует то, что происходит в мире, – разумеется, до тех пор, пока происходящее не коснется их самих.

– Так что, если тебе вдруг удастся отыскать и поговорить с кем-то из них, – тут кобольд усмехнулся, оскалив зубы, – ты, ученик шарлатана, явишься сюда еще раз и расскажешь мне, как это было, ясно? Это мое второе условие.

– Зачем тебе это?

– Не твое дело, человеческое отродье, – сердито отрезал Абха. – Я заранее знаю, чем кончится твой поход в Драконьи горы, мальчишка. Но если вдруг по глупой случайности ты останешься жив, если эти твари не испепелят тебя и не сожрут живьем, то до того, как с тобой расправится Странник, я хочу знать, что они скажут тебе. – Кобольд облизнул мордочку. – Драконам нет дела до смертных. Они никому не помогают, такими уж они созданы.

Тут старый кобольд ошибался. Тильвус, сдержав обещание, таки пришел снова к болоту, где обитал Абха, горя желанием рассказать ему свою историю. Ученик чародея долго ждал кобольда, но не дождался и отправился обратно, решив, что осторожный Абха перенес свое жилище в другое место.

О том, что произошло с кобольдом, он так и не узнал.

С того дня, как в окрестностях его логова появился неожиданный гость с магическим оружием, прошло уже больше суток, но Абха по-прежнему нет-нет, да и возвращался мыслями к Страннику. Кобольд был немного раздосадован тем, что не смог удержаться, почуяв зачарованный клинок, но уж очень хотелось взглянуть на меч еще раз! Конечно, Абха рассказал далеко не все, что знал: человеческому отродью незачем знать все тайны. Мальчишка собирался снять заклятия Ресифа…

Тут кобольд пренебрежительно фыркнул. Знал бы несчастный ученик шарлатана, сколько раз прежние хозяева Странника пытались это сделать! Противостоять клинку темного дракона было невозможно. Абха был уверен в этом, но, конечно, не стал делиться своими соображениями. Пусть мальчишка узнает все сам.

Задумавшись, кобольд скользил по тайной тропке в свою пещеру. После того как там побывал человек, Абха сразу же сменил место укрытия: в старой норе больше не следовало появляться. Не то чтобы он опасался, что его кто-то отыщет, просто привык держать ухо востро. Осторожность и предусмотрительность не раз спасали кобольду жизнь, не будь он так осмотрителен, вряд ли прожил бы в одиночку так долго!

Кобольд пробирался сквозь густые колючие заросли кустарника совершенно бесшумно, ныряя под низкие ветки, обходя топкие низинки, где собирались после дождей озерца воды, по-прежнему погруженный в воспоминания о тех днях, когда были созданы зачарованные мечи.

Лишь ступив под своды темной низкой пещеры, Абха вспомнил, что еще накануне решил забираться в логово с другого входа, который начинался под большой моховой кочкой на окраине болота. Но сегодня, задумавшись, он машинально свернул на старую тропку. Абха с досадой фыркнул, бросил на земляной пол задушенную водяную крысу, предназначенную на ужин, и внезапно замер.

В его пещере кто-то был.

Кобольд не собирался выяснять, померещилось ему присутствие чужаков в собственном логове или нет. С шипением выдохнув воздух, он стремительно метнулся назад, но тут же растянулся на земляном полу, споткнувшись о чью-то ногу. В ту же секунду он учуял, что в пещере находятся те, кого он ненавидел больше всех на свете, – гномы.

Кобольды извека ненавидели гномов со всем пылом, на какой только были способны.

Трудно сказать, откуда зародилась эта слепая ненависть. Абхе и его сородичам не раз приходилось сталкиваться с обитателями подземья, и всегда кобольды яростно атаковали гномов, едва их учуяв. Более слабые и уязвимые, чем их противники, кобольды предпочитали нападать на них, используя численное превосходство, когда на одного подземного жителя приходилось не менее десяти-пятнадцати кобольдов.

Возможно, у тех, кто видел их впервые, они вызывали невольный смех своим забавным видом, но, опрометчиво вступив в схватку с этими существами, сразу же приходилось признать, что кобольды – очень опасные противники. Недостаток физической силы они прекрасно умели компенсировать хитростью и расчетливой жестокостью. К тому же они редко брали пленных, лишь только когда отряду кобольдов в долгом походе могло не хватить еды.

Однако сейчас Абха был один, и единственное, что могло спасти ему жизнь, это быстрые ноги. Он мгновенно вскочил, но убежать не успел. Крепкая рука в железной кольчужной перчатке ухватила Абху за загривок и, встряхнув, задержала в воздухе, так что лапы кобольда не доставали до земли. Абха с ненавистью посмотрел вверх. Так и есть, гномы! Четверо! Пробрались в его потайную пещеру, невзирая на многочисленные хитроумные ловушки.

Кобольд опустил пылавшие злобой глаза, быстро и незаметно оглядывая незваных гостей. Судя по доспехам – а гномы с головы до ног были закованы в железо: длинные, почти до колен, стальные кольчуги, штаны из гибкой металлической сетки и тяжелые остроконечные шлемы-колпаки, – это явно были не случайно забредшие в пещеру трудяги-рудокопы. У одного из них Абха увидел висевший на цепи нагрудный знак в виде острого звериного когтя, и душа его затосковала. Это был знак одного из самых жестоких подразделений, называвшихся хирдами. С гномами этого хирда кобольды никогда не связывались. Даже несмотря на значительное численное превосходство, лишь почуяв их запах в подземных ходах, они бесшумно убирались подальше, чтобы те их не обнаружили. Поговаривали, будто, помимо всего прочего, этот хирд состоял на тайной службе у Риоха, одного из весьма могущественных магов. Он искусно управлял огромным количеством людей и событий, неизменно оставаясь при этом в тени. Абха догадывался, что и Риох – ниточка в чьих-то руках, но предпочитал не задумываться, в чьих именно.

Кобольду стало ясно, что о его разговоре с мальчишкой уже известно, и проклял тот день и час, когда человеческое отродье явилось на его болото.

– Дрожишь… – пророкотал тот, кто по-прежнему держал кобольда за шиворот, больно захватив кожу на загривке металлической перчаткой. Гном с нагрудным знаком, судя по длинной, заплетенной в две косицы черной бороде, старший из всех, повел по воздуху большим крючковатым носом.

– Воняет мокрой псиной, – заметил он с отвращением. – Мерзкий запах кобольдов…

Позвякивая железом, он приблизился к Абхе, который беспомощно дергал лапами в воздухе.

Как ни напуган был кобольд, он успел бросить по сторонам быстрый взгляд и убедился, что все пути возможного бегства отрезаны. У бокового входа в узкий темный отнорок стоял, опираясь двумя руками на топор, крепкий темнолицый гном, поблескивая маленькими глазками из-под низко надвинутого шлема. За его плечом виднелась оплетенная кожаным шнуром ручка боевой двуручной мотыги. Абхе не раз доводилось видеть, как гномы, привыкшие орудовать в шахтах киркой и превратившие впоследствии мотыги в страшное боевое оружие, с легкостью пробивали ими любой доспех и разносили в щепки крепкие щиты противника. Четвертый же гном, сложив руки на груди, стоял, прислонив к стене свой топор с длинным шипом на обухе. Еще один топор-барук висел у него в петле на поясе. На нагрудном доспехе кобольд заметил точно такой же знак, как и у остальных трех, – грубо выбитое изображение гномьего колпака. Последние сомнения покинули Абху: это были убийцы, и пришли они за ним.

И, словно подтверждая его мысли, старший гном заглянул в красные глаза кобольда.

– Кто приходил к тебе недавно? О чем ты говорил с человеком?

Абха задергал лапами, из его пасти вырвалось слабое шипение. Чернобородый гном кивнул, железные пальцы разжались, и кобольд рухнул на пол. Тут же на грудь ему опустился тяжелый, окованный железом башмак.

– Слушай, ты, крысиное отродье, – брезгливо произнес старший гном, склоняясь над кобольдом. Ненавистный запах ударил прямо в морду Абхе. – Мы ненавидим вас за то, что вы шныряете под землей, в наших шахтах, как трусливые крысы, которые нападают стаей, исподтишка. Ты не представляешь, с каким наслаждением я разорву тебя руками, чтобы не пачкать оружие грязной кровью кобольда. Я даже не стану обещать тебе легкой смерти – она не будет для тебя легкой. И быстрой тоже не будет.

– Не забудь выпытать у него, где он хранит свои сокровища! – гаркнул гном, который стоял у входа в пещеру. – Эти крысы обирают трупы тех, кого им удалось убить, это всем известно. Слышишь, Брен? У него тут, наверное, есть чем поживиться!

Как ни напуган был Абха, мысль о том, что алчные гномы могут добраться до его тайников, заставила его заскрипеть зубами.

– Кто к тебе приходил? – негромко повторил гном, и башмак надавил на грудь кобольда сильнее.

– Чело… век… – с трудом выдавил Абха, извиваясь на земле и стараясь отвернуться от гномьего запаха.

– Сколько?

– Один… – прошептал Абха. Спасать чужую жизнь ценой собственной он не собирался. – Мальчишка…

Брен выпрямился, но его нога по-прежнему стояла на груди кобольда.

– Мальчишка? – Он прищурился, что-то соображая, переглянулся с другим гномом, стоявшим рядом с ним. – Что ему было нужно? – продолжил он.

Абха хотел вздохнуть, но не смог.

Гном расценил его замешательство по-своему.

– Слушай, крыса, – снова наклонился он к кобольду, который беспомощно разевал пасть, пытаясь втянуть воздух. – Говорят, ты в свое время улизнул от Ресифа… не знаю, как тебе это удалось… но от гномов хирда «Красные колпаки» тебе не удастся уйти. Ты ведь знаешь, почему наш хирд заслужил это прозвище? Мы окунаем шлемы в теплую кровь тех, кто встал на нашем пути. Помолчи-ка еще секунду – и я вырву твое мерзкое сердце и заставлю тебя съесть его… Ты понял?

С этими словами Брен так ткнул металлическими пальцами в грудь кобольда, что тот чуть не испустил дух.

– А как же насчет сокровищ? – снова напомнил гном, переминавшийся с ноги на ногу у входа в логово. – Сначала пусть расскажет, где он их припрятал!

– Он спрашивал о мечах, которые ковал Ресиф, – зачастил кобольд.

Брен насторожился.

– Что ты ему рассказал? – спросил он.

Абха, торопясь и путаясь в словах, ерзая от страха на полу, косясь глазами на железный башмак, пересказал разговор.

Боковым зрением он заметил, как гном, стоящий у входа в боковой ход, ковыряет стену пальцем металлической перчатки, словно надеясь обнаружить там заветный тайник кобольда.

– Был при нем зачарованный меч?

Кобольд кивнул.

– Отовсюду торчат хвосты червей, – пробурчал один из гномов, скривив с отвращением губы. – Что за нора!

Абха закрыл глаза, внутренне собираясь. Гном пнул его носком башмака в ребра.

– Не закатывай глаза! – приказал он. – Когда он ушел от тебя?

– День назад, – вымолвил кобольд.

– По какой дороге? Куда?

– Он возвращался в Доршату, – заторопился кобольд, незаметно прикидывая расстояние до выхода. Если удастся нырнуть в узкий лаз, гномы не догонят его. Пара минут по знакомому ходу – и он окажется возле болота. А там есть вход в другую нору, и им нипочем не поймать его там!

Абха выждал момент, когда Брен повернулся к другому гному, вывернулся из-под башмака и вскочил. Быстрее молнии он пронесся через всю пещеру, упав у входа в отнорок на четыре лапы, чтобы на всем ходу нырнуть в темную узкую нору, и был уже совсем близко, когда в воздухе свистнула боевая мотыга гнома. Он умел выхватывать ее из-за спины со скоростью, которую трудно было ожидать от неповоротливого на вид, закованного в железо коротышки.

– Проклятье, Гота! – заорал рыжебородый гном, с яростью уставившись на щуплое тельце кобольда, распластавшееся в быстро набегающей луже черной крови. – Мы же так и не спросили где у него сокровища!

– Нет времени их искать! – оборвал его Брен, обеими руками стягивая с головы железный колпак. – Нужно нагнать мальчишку. Он не мог уйти далеко.

Гном, однако, задержался на мгновение, чтобы смочить кровью кобольда шлем. Остальные последовали его примеру.

– Мы настигнем его прямо на полпути в Доршату, если проберемся напрямик, по норе кобольда, – заметил один из гномов.

– Ты что, пива опился? – процедил Брен. – В логовах этих тварей полным-полно всяческих хитроумных ловушек! Того гляди, свалишься в яму с кольями или угодишь под сеть.

– Может, пошарим, есть ли тут сокровища? – подхватил другой гном, натягивая свой шлем.

– Он идет не слишком быстро, – проговорил Брен, размышляя. – Чтобы выбраться из леса, ему потребуется время. Опередим его, пройдем через Марремское болото, затем, если понадобится, через горный перевал. Помните – с зачарованным мечом обращаться очень осторожно!

– Наше дело – доставить его куда надо, – пробурчал Гота.

Выбравшись из логова убитого кобольда, гномы остановились на краю болота.

Гота посмотрел на расстилавшуюся перед ними бескрайнюю равнину, покрытую желтовато-зеленой травой, с редкими кочками, с оконцами болотной воды и скрюченными уродливыми деревцами.

– Не люблю болота! – пробурчал он недовольно. – Чуть оступился, и тебя уже тащат ко дну ведьмы…

– А ты не оступайся! – рявкнул Брен, поправляя висевший на поясе топор. – Никто не знает, как пройти через Марремское болото, – усмехнулся он довольно. – Никто, кроме гномов нашего хирда, и не подозревает, что прямо посреди этих топей лежит дорога, безопасная и короткая.

Он прищурился на неяркое солнце, определяя направление.

– Как-то в руки нам попался один норлок, – пояснил он. – Успел рассказать про тайные тропы через Маррему… хотя вначале и не собирался, – многозначительно добавил гном и бесстрашно шагнул на пропитанную болотной влагой почву.

Вернувшись в город, Тильвус первым делом наведался в сквер возле театра музкомедии, повидал знакомых, узнал кое-какие новости. Теперь пора было отправляться на работу. Для начала великий маг прошелся по Красной линии, затем спустился на тенистый бульвар и двинулся от урны к урне, от бачка к бачку. За несколько дней отсутствия дел накопилось множество: рестораны «Пивная бочка» и «Русская трапеза», Управление геологии, закусочная «Утес», кафе со странным названием «Минус два»… Баки возле здания фитнес-центра Тильвус оглядел лишь для порядка: ничего хорошего от спортсменов ждать не приходилось, так, пластиковые бутылки из-под минералки да банановые шкурки.

Он пересек крошечный скверик речного вокзала и вышел на набережную. Навстречу ему неторопливо плыла стайка длинноногих загорелых девушек в микроскопических шортиках. Тильвус тут же сделал незаинтересованное лицо и сосредоточенно сдвинул кустистые брови. Летняя жара в городе диктовала свою моду, и великий маг одобрял ее всем сердцем. Но, взяв себя в руки, он мысленно приказал себе ни в коем случае не оборачиваться на стройных юных прелестниц, прошел дальше и вскоре заметил знакомого по кличке Буран.

Владелец Бурана издалека приветливо замахал рукой, подзывая Тильвуса.

– Здорово, дед! – жизнерадостно заорал оленевладелец, когда тот приблизился. – Слушай, старый, у меня к тебе опять просьба! Короче, держи Бурана, я сбегаю куда надо!

– Будешь пирожки брать, с повидлом не покупай, – напутствовал его маг.

Он взял оленя за уздечку и пошел к скамейке.

– Ну, чего, жарко тебе?

Буран тяжело вздохнул.

– И не говори, жарища невозможная. И куда так топят? Но в этом, знаешь, свои преимущества есть – народ одевается легко… Чего ты заметил? Кто пялился? Я? На кого это? Да перестань! Ничего я не пялился… так, взглянул разок. Скажешь тоже! Что ж, теперь все лето с завязанными глазами ходить, что ли? Что вчера видел? Что значит «загорают топлес»? Топлес – это что такое? Что? Врешь! Правда? А во сколько они приходят обычно? Ну, загорать… это самое… топлес? Да нет, просто так спросил. Не интересует совершенно… Нет, не рассказывай… как говорится, лучше один раз увидеть, чем… Гм… ну, может, и подойду, если получится… собственно говоря, у меня тут на набережной дела есть завтра… примерно в это же время…

Что? Ну, где был? Ездил кое-куда. С Сидором вместе. Сидор-то? Да ты его не знаешь. Познакомлю при случае. Серега? Да, видел недавно. А вот слушай! Прихожу в сквер, туда-сюда, глядь – Серега сидит. А вот так! Ну, опять выгнала. Оказывается, у них в деревне родственница какая-то померла, а дом на Серегу с сестрой записан. Она продать хотела, туда-сюда, а без Серегиного согласия – никак! Паспортистка, видать, честная попалась. А дом в дорогом районе, там сейчас дачи местные олигархи строят. Олигархи-то? Ну, люди такие… небедные. Ну, вот она Серегу отыскала, он пожил у нее денек-другой, подписал чего надо. А на следующий день она его и турнула. Иди, дескать, откуда пришел. Деньги? Да что ты… какие деньги. Ни хрена он не получил. Да Серега и не будет никогда из-за денег собачиться, он – натура тонкая. Да, вот и мне жаль… Приведу, как же, познакомишься. Не, вряд ли он кататься захочет, даже бесплатно. Но все равно спасибо. А, вот хозяин твой бежит, пирожки мне несет. Что сказать? Ладно, скажу. Да не вопрос, Буран! Не вопрос.

– Спасибо, дед! – проорал мужик. – Пирожки тебе купил. С капустой!

– С капустой – это хорошо, – одобрил Тильвус. – Это… вот еще чего… Спину Бурану натерло вот тут, сбоку. Глянь сам…