Понятно, что не все недостатки следует отнести за счет коллектива, и нет никакой уверенности в том, что другие на их месте в нынешних условиях вели бы себя по другому. И все эти факты отнюдь не приводят меня в отчаяние. Я хочу лишь глядеть на них незамутненным взором и помочь исправить положение в меру своих сил.
      Возможно, что я иногда предъявляю чрезмерные требования. Но нельзя рисовать жизнь кибуца, не сопоставляя ежедневно действительность с идеальной картиной, с принципами. Одно из двух : или принципы верны, и тогда мы должны воплощать их в жизнь, точнее говоря, они должны воплощаться в повседневной жизни; или мы не способны воплотить их, и это признак того, что они нереальны, и надо их снова проверить в свете действительности. Я ненавижу бесчестную святость, которой окутывают некоторые принципы. Это выражается в том, что никто не имеет права оспаривать их, но, в то же время, никто и не думает воплощать их в жизнь. Нет незыблемых законов в жизни кибуца. В жизненных столкновениях определяется путь. Но освящать некие нормы, не проводя их в жизнь - это, на мой взгляд, дело нестоящее.
      Возможно, есть известное сходство в моем первоначальном подходе к кибуцу и к Нахалалу. И там я сразу же обнаружила ошибки и {193} намеревалась исправить их, во лишь в конце я убедилась, что ничего нельзя исправить и изменить.
      Нельзя, понятно, сравнивать положение здесь и там. Здесь ведь нормальная, естественная жизнь, и за короткое время своего пребывания я уже видела, что может сделать один человек, если он готов и способен действовать... У меня ни к кому нет претензий. Надо испытать жизнь такой, как она есть. Нет у меня и ни капли разочарования или отчаяния. Ни удрученного настроения, ни страха. Это просто объективная констатация тех фактов, с которыми я столкнулась.
      30.1.1942
      Сегодня вечером было траурное собрание, посвященное памяти члена кибуца, который погиб несколько дней назад в море во время бури, когда затонуло судно. То был как-бы намек на будущее: море своенравно, жестоко, требует и впредь потребует жертв от тех, кто хочет его покорить. Обо всем этом говорилось просто, и именно поэтому трогало до глубины души.
      Я все время работаю в прачечной, а однажды вышла работать за пределы кибуца - стирать в частном доме. Трудно мне воспроизвести сейчас, спустя несколько дней, мои ощущения. Вначале был какой-то страх - просто из-за трудностей и ответственности. Во-вторых - странное ощущение из-за характера работы - обслуживание частного дома, да еще - {194} стирка - самая, можно сказать, грубая работа. Я думала о маме, о своем доме и ощущала своего рода гордость. Почему? Ведь мне ясно, что тысячи девушек перешли от прежних домашних условий к трудному физическому труду. Но их вынудили удары судьбы, и они постоянно стремятся выйти из этих условий существования, омрачающих их жизнь. А у нас есть удовлетворение от свободы выбора (может быть, это только фикция), идеологическое оправдание, цель...
      Мои страхи оказались напрасными. Это был, действительно, нелегкий рабочий день, восемь с половиной часов непрерывной стирки. Но хозяйка была довольна моей работой, а я - заработанными деньгами - 35 груш. По дороге домой у меня было великолепное настроение. Я пела, смеялась и ощущала своего рода удовлетворение: если нужно - и это получается.
      Понятно, речь идет лишь об одном дне. Продолжать и впредь эту работу я не могла бы ни физически, ни духовно.
      Сегодня вечером я дежурю в детском доме в потому нашла время сделать эти дневниковые записи.
      4.2.1942
      Вернулась после короткого визита в Кейсарию. Это мое второе посещение ее. И на сей раз было хорошее впечатление, еще лучшее, чем раньше. Этот горизонт, сливающийся с морем, думы о прошедшем и будущем расширяют кругозор и {195} усиливают желание сделать что-то большое и красивое. И сама атмосфера в кибуце более интимная, и люди более сплоченные - результат совсем других условий.
      До полудня я гуляла среди развалин. После обеда посетила "наши поля", точнее - то, что должно быть нашими полями.
      И когда я присматривалась к морским волнам, которые с гневом и пеной врываются на берег, а затем утихают, разбившись о камни, становятся тихими и кроткими, я подумала: может быть, таковы же по своей природе наш шум, наше воодушевление, наш гнев. Когда волны движутся, они полны молодости и полета. На берегу они разбиваются и забавляются с желтым песком, как добропорядочные дети...
      9.2.1942
      Я совершила большую ошибку: выступила на нескольких собраниях и заседаниях в кибуце. А сейчас об этом очень жалею. Я убеждена, что большинство товарищей расценило это как желание выделиться, что отнюдь не облегчит мою абсорбцию. Исправить всегда труднее, чем напортить.
      Мне кажется, что в оценке меня людьми есть три стадии. Первое впечатление - очень хорошее, но совершенно неверное. В эту категорию я включаю все поверхностные знакомства и нежелательные визиты. Вторая стадия - впечатления меняются в худшую сторону, и лишь на третьей стадии меня узнают такой, какая я есть {196} на самом деле. Но не многие достигают этого этапа. Тут, в стране, меня хорошо знает и ценит по достоинству Мирьям. А в нашем коллективе, мне кажется, я достигла лишь второго этапа. Трудно объяснить основы такого ощущения, но я чувствую по отношению к себе какую-то холодность и недоверие. Причина мне сейчас ясна: меня считают или наивной или болтливой, любящей произносить высокие слова о вещах, которые нельзя осуществить. Они полагают, что энергия и воодушевление, которые были у меня вначале, изменятся при соприкосновении с действительностью. Понятно, никто мне об этом прямо не говорит. Но человек достаточно чувствителен, чтобы понять без лишних слов. Как я должна на все реагировать? Я решила, понятно, быть сдержаннее в своих высказываниях, а больше ничего не предпринимать. Пройдет время, и люди узнают, какая я есть, и соответственно будут меня ценить - не больше и не меньше.
      Иногда я спрашиваю себя, важна ли мне оценка товарищей. Ведь, прежде всего, важно, чтобы моя собственная оценка была верной. А я-то, действительно знаю, как много у меня дефектов и недостатков. Понятно, что и свои достоинства я хорошо знаю. Но, если я скажу "нет" - я солгу. В моих ушах звенят стихи Эди (Известный венгерский писатель (1877-1919).) "Я люблю, когда я любим...".
      Сегодня выстирала 150 пар носок. Думала, что рехнусь. Но это неверно. Я ничего не {197} думала. Я работала, не замечая времени, автоматически, без какой-либо попытки думать. Тысячу раз я себе твердила: Хана, ты должна думать. Хана, ты должна составить план, чему учиться, что читать, что делать. И я начинала думать, но это длилось лишь минуты, а потом у меня опять была пустая голова.
      28.3.1942
      В последние дни я почти перестала писать, Причина простая - нет времени. И я это хорошо понимаю, потому что в сутках только 24 часа и не успеваешь делать все, что надо. В 6 утра я выхожу на работу в Ягур, возвращаюсь в 6 вечера. Принимаю душ. Мы читаем главу из Библии. Ужин. Затем - кружок или собрание и общественная работа. А книги? - Нет времени, и думать некогда. Должна сознаться, что фактически с седьмого класса я перестала развиваться вглубь. Я приобрела жизненный опыт, и, может быть, он важнее чтения. Но все это как-то неглубоко. Иногда я чувствую себя легкой, как мыльный пузырь - снаружи он сверкает и переливается красками, а внутри - пустота. Он все растет и растет, а, в конце концов, лопается, и тогда обнаруживается, что в нем нет ничего, кроме воздуха, что внутри он совершенно пустой.
      А самое плохое то, что я не привыкла читать, что не могу сосредоточиться над книгой. И не ощущаю, что мне недостает книг. Только, когда я говорю о книгах, я чувствую, как отстала в этом отношении даже от самых примитивных {198} товарищей. Чувство стыда побуждает меня читать, пожалуй, больше, чем внутренняя потребность.
      А о том, чтобы писать, не может быть и речи. Те немногие стихи, которые я написала, я шлифовала чаще всего на шоссе в ожидании "тремпа", когда кругом тишина и часами томишься от безделья. Тогда можно заниматься и поэзией. "Пьесу" забросила вовсе. Я пишу лишь немногие письма - и это все...
      А мой дом так далек. А мир - о нем сейчас даже трудно говорить. Мы живем сиюминутной жизнью. Если есть какие-то планы, то они отодвигаются на послевоенный период. А тем временем, что будет? Об этом не говорят.
      Хватит, я устала. Пойду спать. Только пару слов о кибуце. Сегодня я еще более уверена, чем прежде, что это правильная форма жизни, справедливая в своих основах. Много трудностей в пути. И, несомненно, впереди еще много этапов, пока кибуц сможет удовлетворить действительно широкие слои. Но форма эта хорошая, и все зависит от людей, каким содержанием они смогут наполнить эту форму.
      22.4.1942
      Вчера получила письмо из дома. Так тяжело.
      Хочу записать то, что стало для меня ясным за последнее время в отношении строительства рабочего хозяйства при капиталистическом строе. Это все равно, что снимать сметану с {199} тощего молока. Ту первую прибыль, которая остается от нашего труда, забирает капиталистический строй, а мы еще хотим накопить капитал от зарплаты рабочего. И получается, что после эксплуатации извне мы должны еще сами себя эксплуатировать - снижать свой жизненный уровень, чтобы строить хозяйство, свое будущее. Вот причина того, что, несмотря на рациональную организацию жизни в кибуце, дающую возможность много экономить, наш уровень жизни пока что не может быть более высоким.
      Я работаю в Ягуре. Прошлый раз я прервала, а сейчас хочу вкратце закончить описание своего дня. От шести до шести - работа. В шесть возвращаюсь, принимаю душ, переодеваюсь. В 7 часов мы читаем в узком кругу главу из Библии - книгу пророка Исайи. Затем мы ужинаем. Вечер, даже если он свободен, нельзя брать в расчет для серьезной деятельности - просто, потому что очень устаешь. Самое главное, чем я сейчас занимаюсь в свободное время - это движение трудовой молодежи. Работа, действительно, очень трудная для меня из-за отсутствия опыта в этой области, и все же она мне многое дает, доставляет удовлетворение. В первый раз я занята делом, которое ставит передо мной проблемы, и я связана с живым материалом, все время преодолеваю трудности и каждую минуту чувствую меру своих успехов и неудач. Даже когда я занята была птицеводством, которое меня в свое время интересовало, не было у меня таких переживаний, и я рада, что у {200} меня есть возможность участвовать в этой работе.
      Подумываю о мобилизации. Вся страна должна быть мобилизована для военных усилий в связи с надвигающейся угрозой войны. Я считаю себя в кибуце мобилизованной на трудовой фронт, который не легче службы наших девушек в армии. И все же у меня есть ощущение, что я не выполняю своей миссии. А, может, причина в том, что нет еще в нашем кибуце максимального напряжения в связи с приближающейся войной.
      Многие девушки, так или иначе, вообще не смогут идти в армию, и те, кто могут, не связанные семейными узами, должны идти. Я, все же, думаю пойти не в английскую армию, а в сторожевую охрану. Правда, служба в армии может сейчас дать большее удовлетворение, но самое важное в настоящий момент, что эти отряды непосредственно обслуживают нужды обороны страны и они независимы, в то время, как армия в любую минуту может быть отправлена за границу.
      Мне очень трудно об этом писать, потому что все еще находится в стадии обдумывания, и я еще не составила себе твердого мнения. Особого влечения к военной службе у меня, понятно, нет, но не в этом дело. Мне совершенно ясно, что надо мобилизоваться. Если бы я работала на такой работе, которая была бы более связана с войной, скажем, в сельском хозяйстве или военной промышленности - я бы, может быть, чувствовала себя по другому. Но моя работа сейчас {201} такая, что она не может дать удовлетворения в этом плане.
      16.5.1942
      С тех пор, как я писала в последний раз, произошли некоторые перемены в моем положении в кибуце. Во-первых, в отношении мобилизации: меня избрали в мобилизационную комиссию, но, что еще важнее - выставлена моя кандидатура для мобилизации в Пальмах (Еврейские подпольные боевые отряды, ставшие впоследствии основой Армии Обороны Израиля.). Понятно, что я сама себя предложила, и все были готовы принять это предложение с точки зрения полного моего соответствия. Единственные возражения были в связи с тем, что я еще недавно в кибуце, а кроме того, думали возложить на меня другие обязанности.
      После долгой дискуссии меня избрали кладовщицей. Я вначале решительно возражала, но в конце концов, вынуждена была согласиться. В известной мере, меня даже убедили, что надо попробовать. Я сама еще не знаю подхожу ли для этой должности, но попытаюсь. Я приступила к работе вместе с еще одной девушкой и надеюсь, что вдвоем мы справимся.
      Из факта моего избрания можно сделать два вывода:
      1) в коллективе не хватает девушек;
      2) коллектив ко мне относится хорошо. Точнее сказать - мне доверяют, и это, понятно, меня очень радует.
      {202} Лишь одна фраза из книги X. Хазаза "Сломанные жернова" : "Вся тьма в совокупности не может погасить одной свечи, но одна свеча освещает всю тьму".
      6.7.1942
      Бывают дни, когда мне кажется, что близок конец, конец нашему делу, и вопрос лишь в том, каким образом мы кончим, как завершим нашу миссию. Немцы у ворот Александрии. Откуда же напрасные надежды, что мы спасемся? - И все же я не могу поверить, что все, что нас окружает, осуждено на гибель. Не из-за глубокой внутренней связи, которая соединяет меня со страной, а потому, что я вижу здоровое и крепкое ядро в том сложном сплетении, из которого состоит наше общество. Полный крах невозможен. Может быть, то будет очистительный огонь, который избавит нас от ссор и раздоров.
      Праздник жатвы
      (Из литературного наследия.
      Видимо, выступление в честь праздника
      жатвы в лагере трудовой молодежи.).
      Праздник жатвы! О чем сказать в праздник жатвы? Ведь все мы знаем золотые поля, просторные и насыщенные, вобравшие в себя солнце и чистое золото. Они ждут жнеца. Колосья стоят прямо, но они уже склонили свои полные макушки. Они ждут приговора. Они знают, что пробил час. Они уже вкусили объятья земли, {203} солнечное тепло, ласку ветерка, и уже созрели зерна, что обеспечат продолжение рода. Спокойно они ждут ножа жнеца.
      И комбайн прибыл голодный, пасть его открыта, и он вбирает в свое черное чрево золотистые колосья, и то, что в течение года сотворили земля, солнце, дождь и тяжкий человеческий труд, машина мгновенно превращает в солому и в зерна пшеницы, наполняющие мешки.
      У штурвала трактора и комбайна - крестьянин. Он ведет машину, и сердце его ликует.
      Но все мы слышали о черных полях, вобравших в себя тьму и ужас. Под металлическими касками виднеются молодые лица, и на них выражение отчаяния и бунта. Нет, они не хотят умирать. Они еще очень мало впитали в себя солнца и материнской любви; они почти не знают женской ласки; дети еще не выросли, еще не созрели, они еще не готовы. Жнец, остановись !
      Но пушка открывает свое черное жерло и глотает живьем. Она жнет и жнет, в красное поле насыщается муками и смертью.
      А человек, стоящий у пушки, ничего не чувствует. Он - лишь одна из деталей механизма.
      Друзья, о чем еще можно сказать сегодня, в праздник жатвы?..
      2.8.1942
      "Я здорова, только волосы мои немножко побелели", - пишет мама. А из-за чего она поседела - это проглядывает между строк. Как {204} долго так будет продолжаться? Искусственная улыбка на лице, а близкие люди так далеки! Иногда у меня появляется потребность исповедаться и сказать словами молитвы Судного дня:
      Я грешила, грабила, лгала, отвергала - во всех грехах я повинна, и все по отношению к одному человеку.
      Мне кажется, что до сих пор я по-настоящему и не тосковала. Но сейчас это не дает мне покоя, и я бесконечно трепещу - успею ли...
      Уже вечер. Не видно, как писать.
      Вообще-то я хотела записать также и о другом: о нашем филиале детского лагеря в Гебате и в Шейх-Абреке (17 дней). Для меня это было очень интересно, но сейчас я не в состоянии писать об этом.
      Хочу проверить себя. Уже почти год, как я здесь. И до того, как я вступила в кибуц, я молилась Богу, чтобы и впредь оставаться гибкой, проверять незатуманенным взором свое положение и решать все заново. Но на самом деле все получается не так. Потому что основное положение неоспоримо и не нуждается в проверке: мое пребывание в кибуце. Это настолько само собой разумеется, что я об этом даже не задумываюсь. Я обязана кибуцу очень многим. Но я убеждена, что это лишь переходная форма, пока не настанет социалистический строй.
      А пока что это единственная форма, которая дает возможность осуществлять в максимальном объеме цели сионизма и социализма.
      {205}
      1.10.1942
      Я пропустила ряд важных дат. Три года в стране. Еврейский новый год. Хочу немного подумать о пути, проделанном за три года. О минувшем годе и о годе грядущем. Но все подытожить на бумаге трудно. Ко всему, что делается вокруг, мне кажется, я отношусь равнодушно - видимо, из-за незнания действительности. Но я научилась скрывать это под маской спокойствия. По отношению к самой себе - я не раз питалась иллюзиями, а внешний мир принимал это за самоуверенность.
      Во время праздников меня утвердили членом кибуца. Практически я уже давно участвовала во всех делах. Но этот коллектив мне чужд, и кто знает, когда положение изменится. Вообще-то я чувствую себя здесь хорошо. Но настоящих друзей, которые были бы близки мне, я пока не нашла, а может быть, все зависит от меня самой. И кто знает, найду ли я когда-нибудь, ведь, насколько я помню, у меня их никогда и не было, и единственные мои друзья это, пожалуй, Габи за границей и Мирьям здесь. Поэтому я не могу питать особых надежд. Вопрос в том - найду ли одного.
      Если бы кто-либо вошел и сел возле меня на диване, я бы не смогла его разглядеть при слабом свете, который едва пробивается через дверцу жестяной коробки, которая прикрывает керосиновую лампу. И поговорить мы не смогли бы, так как две мои соседки уже спят. Уже скоро 12, и все же хорошо было бы немного поговорить, {206} знать, что есть кто-то. Я сама себя не понимаю, я что-то ищу, но то, что есть, - сама же отталкиваю. Надо кончать. Я начинаю сама себя бояться.
      Иногда я чувствую сильную усталость, потому что одновременная работа на складе и в движении (Организация рабочей молодежи.) требует больших усилий. Я подумываю о том, чтобы прекратить общественную работу, и вообще я заинтересована в том, чтобы скорее перейти в Кейсарию. Правда, я здесь неплохо акклиматизировалась. Но Кейсария особенно меня влечет к себе, и мне жаль времени, проведенного здесь. Но дела у нас движутся очень медленно и пока рано надеяться, что скоро мое желание осуществится.
      Хватит. Пора спать. Утром пойду гулять с детьми. Надо немного вооружиться силами и энергией.
      14.11.1942
      Сегодня на заседании секретариата решено, что я перейду к Кейсарию. Я принимаю это решение со смешанным чувством. Действительно, я все время вела борьбу за этот переход. Все трудности были ясны мне заранее немногочисленный коллектив, совершенно для меня не подходящий. Но все же, возможно, я там сориентируюсь. Мой прямой долг - что-то предпринять, чтобы добиться прогресса там, на месте. Я {207} еще не совсем ясно представляю, что буду делать, но надо попробовать...
      8.1.1943, Кейсария
      Эти длинные перерывы о чем-то говорят. Иногда нет чернил, иногда нет лампы. Иногда очень шумно - в комнате, кроме меня, еще люди, а иногда нет времени.
      Иногда нет желания, а иногда нет смысла писать. Не потому, что не хватает событий - их более чем достаточно, и внешних, и внутренних, но из-за равнодушия ко всему, что происходит.
      Это была неделя, которая повергла меня в трепет. У меня внезапно появилась мысль, что я должна поехать в Венгрию, быть там в эти дни, помочь организации "Алият ганоар" (В годы войны занималась спасением и репатриацией детей и подростков. (Прим. пер.).) и привезти сюда маму. И хотя я понимала абсурдность этой мысли, ее осуществление казалось мне все же возможным и необходимым, и я подумала, что надо взяться за дело. Пока что в итоге - возбужденное состояние и решимость действовать энергично, чтобы привезти маму. Три дня я провела в Тель-Авиве и Иерусалиме, чтобы это организовать. Шансы очень слабые. Но кто знает? А тем временем меня избрали кладовщицей (экономкой), и все мои возражения не помогли. Нет у меня ни малейшего желания этим заниматься, но положение безвыходное. Очень жаль, что еще годы придется растрачивать силы и энергию на дело, которое мне чуждо.
      {208} Я уверена, что если бы могла изучить что-либо основательно, в совершенстве, я принесла бы гораздо больше пользы коллективу и сама бы испытывала чувство удовлетворения. Но вопреки этому мне поручают все время разные работы, которые требуют от меня затрат лишь из имеющихся "запасов", не пополняя их. Как долго так будет продолжаться?
      - Ложь, - говорит мне другой голос. - Я учусь, учусь жить. Но это не так. Я живу в мире, который созидаю, без связи с внешним миром. Я - вроде капли масла в воде. Иногда она всплывает на поверхность, иногда опускается в воду, но всегда остается чем-то самостоятельным, не смешиваясь с другими каплями.
      Несколько дней назад я посетила Мирьям. Мы так были рады встретиться. Она действительно моя настоящая подруга...
      Я не могу отдавать себя частями. Или все, и тело, и душу, или ничего...
      Но обо всем этом не могу думать, когда я вспоминаю маму и брата. Иногда меня терзает ужасный страх: увидимся ли мы? И один вопрос гложет и сверлит: можно ли было уезжать, не было ли это лишь проявлением безграничного эгоизма?
      Однажды, когда я работала на верфи, меня спросил Эли, - просто так, без задней мысли, - добрая ли я. Я начала думать об этом. Пожалуй, нет. Я не добрая. К тем, кто мне близок, кто любит меня, кто добр ко мне, я жестока. Только одна видимость доброты, А в действительности {209} у меня сердце твердое, как камень, для самых дорогих и, пожалуй, для себя самой. Я не в состоянии продолжать. Слипаются глаза. В комнате уже все спят. И мне пора.
      1.2.1943
      Сколько времени можно существовать без воздуха? Сколько времени - без еды? А сколько - без подруги и без книги? Я провожу этот интересный эксперимент на самой себе. Чаще всего, я не ощущаю нехватки в последнем, потому что у меня нет времени. Но если у меня появляется минута досуга и одиночества - хочу читать, хочу дружить. Почему же, в таком случае, продолжаю здесь жить и работать? Пытаюсь доказать себе, что это не только в силу инерции. Я думаю здесь остаться.
      22.2.1943
      Как странно иногда развертываются события. 8 января я записала несколько слов о внезапной мысли, которая меня потрясла. И несколько дней назад нас посетил товарищ из квуцы Кинерет, боец Пальмаха, и вечером мы договорились о встрече. И во время беседы он мне рассказал, что сейчас в Пальмахе организуется отряд, назначение которого... в точности, как я тогда себе представляла... Это меня просто ошеломило. Такое совпадение! И мой ответ, понятно, был такой, что я готова безо всяких колебаний. Все это еще в стадии планирования, но он обещал мне обратиться по этому вопросу в {210} мобилизационную комиссию, потому что он считает меня подходящей для этой миссии во всех отношениях. Я чувствую здесь руку судьбы, как тогда, когда я прибыла в страну. И тогда я не была хозяйкой своих действий и поступков. Я была охвачена одной мыслью, не дававшей мне покоя, и я знала, что приеду сюда вопреки всем трудностям, стоявшим на моем пути. И сейчас я тоже чувствую напряжение в связи с очень важным и необходимым делом, и есть в этом какой-то рок. Может быть, все сразу расстроится из-за короткого сообщения - "дело откладывается", или меня не возьмут. Но я думаю, что обладаю в значительной мере теми качествами, которые делают меня вполне пригодной для этой миссии, и я буду бороться изо всех сил.
      Ночью мне трудно уснуть - мешают картины, которые я рисую в воображении. Как буду вести себя в такой ситуации и в другой? Как дам знать маме о своем приезде и как буду организовывать молодежь? Все еще пока довольно неопределенно. Посмотрим, что покажет будущее.
      Сегодня работаю после полудня. Я люблю эти тихие утренние часы. В комнате чисто, и хорошо быть одной. Читать, писать...
      Работа меня сейчас интересует больше, чем раньше. Я уверена, что вполне справлюсь с ней. Звонок оповещает: полдень. Я и не чувствовала, как быстро летит время. Сегодня впервые иду на работу в качестве поварихи. Посмотрим, что из этого получится.
      {211}
      5.5.1943
      Столь продолжительное молчание - что означает? Или ничего не произошло? Или произошло, но не задевает за живое? А если задевает - не требует словесного выражения? До работы еще четверть часа. Поэтому напишу лишь несколько слов.
      Я на старой работе. Не люблю ее, хотя и понимаю, что она необходима и важна. После работы - немного чтения и... большая пустота в сердце: мне не хватает подруги, а точнее говоря - друга. Я знаю: лишь один шаг, более смелый, и я бы могла найти себе друга. Но не "его". А может быть, и "его" ? Все это очень странно. Парни здесь - хорошие, и все же, постоянно один и тот же голос твердит во мне: не этот. Но существует ли вообще тот, кого я ищу, может быть, он просто выдумка головы и сердца? А тем временем еще немного - и мне уже двадцать два, и кто поверит, что я еще не целовалась с парнем? Это все глупо, и в особенности потому, что меня слишком занимает. Я понемногу улыбаюсь всем. Подозреваю, что у меня нет сердца. Смех смехом, а у меня чего-то не хватает, или, может быть, слишком глубоко запрятано.
      Несколько дней провела в Тель-Авиве и Иерусалиме, занималась устройством дел, связанных с репатриацией моей мамы. Возможно, что есть кое-какие шансы. Кто знает?
      Все, что от меня зависит, я сделала, а теперь надо ждать. Дай Бог, чтобы нам двоим хоть бы удалось {212} встретиться, а может быть, когда-либо встретимся и с Гиорой. Как все это далеко от действительности!..
      Пишу мало. Но все более и более ощущаю пропасть между содержанием и средствами выражения, ту границу, которую не могу переступить - язык иврит. Вначале я пренебрегала этой трудностью. Превозмогу - так надеялась. Сегодня я склонна думать, что никогда в жизни не буду владеть ивритом в такой степени, как венгерским.
      Это что - отчаяние? Когда я одна иду по берегу моря, я могу петь, мое сердце переполнено и настроение у меня отличное. Все хорошо и прекрасно, и нет места для отчаяния. Но бывают минуты, когда я спрашиваю у себя самой: что ты получаешь от жизни? - Только то, что ты даешь. И верно, это немало. Но этого недостаточно. Ты страстно мечтаешь еще о чем-то. Не только долг, не только напряженная деятельность, идеология - нужна еще радость, А ее так мало, такие крохи. Подлинной радости, от всего сердца. Пожалуй, я уже позабыла вкус ее. И все же... Нет, я не могу объяснить.
      27.5.1943
      ... Я целиком поглощена сейчас одним вопросом: предстоящей отправкой. Сейчас это актуально и близко. Может быть, в ближайшие дни меня позовут. Я представляю себе разные ситуации и думаю иногда: оставить страну, свободу?.. Хочется вобрать в себя этот свежий {213} воздух, чтобы я могла дышать им также в душной атмосфере диаспоры и распространять его молекулы среди окружающих, среди тех, кто не знает запаха свободы. Но все это только раздумья, связанные с реальными фактами, но отнюдь не колебания. Необходимость задуманного мне совершенно ясна. Как и трудности, и опасности, с этим связанные. Я чувствую, что смогу выполнить задание. Все, что было до сих пор, я рассматриваю как предисловие и подготовку к этой Миссии...
      29.5.1943
      Жду дня, когда меня позовут. Ни о чем другом не могу думать. Мне кажется, что среди окружающих никто не замечает во мне перемены. Я свою повседневную работу выполняю, как обычно. Но иногда бывает такое ощущение, будто я гляжу на всех как бы издалека. И все я вижу только под одним углом зрения: нужно ли это мне для выполнения нового задания или нет. Я не могу сейчас связываться с людьми: легче будет уйти. - Нет, это ложь. Именно сейчас я хотела бы иметь рядом близкого мне человека...
      В ту минуту, когда я начинаю писать, я чувствую, что мне так много надо сказать в связи с мыслями, которые занимают меня все время, и все же у меня "не идет". Не идут нужные слова, даже для самой себя.
      Есть вещи, которые невозможно выразить. Человек пытается затушевать их и ему кажется, {214} что пока слове не сказано, дело еще не существует. Я прошу и молюсь только об одном - чтобы не слишком долго затянулось ожидание, чтобы скорее начать действовать. А в остальном - я ничего не боюсь, я уверена в себе и готова ко всему.
      Несколько фактов из нашей жизни здесь: сегодня 12 человек начали лов рыбы при искусственном освещении и принесли огромную добычу - 30 ящиков с рыбой. Строится новая столовая (барак). В стадии строительства - третий жилой дом. Вопрос о земельных площадях решается очень медленно.
      Мы хотим перевести детский дом в Кейсарию, но это, вероятно, придется надолго отложить.
      12.6.1943, Кейсария.
      В коллективе решен вопрос о моей мобилизации. В ближайшие дни пойду на курсы.
      24.8.1943
      Я все время в пути и на курсах. Сейчас отправляюсь на семинар рабочей молодежи. Иногда появляются сомнения: смогу ли я выполнить все то, что на меня возложено? Хочу верить.
      В отношении ребят: мне кажется, что я кого-то люблю, но так велики трудности...
      19.9.1943. Семинар рабочей молодежи, Хайфа.
      Четыре года назад я прибыла в страну. Дом для репатриантов. Хайфа. Все для меня ново.
      {215} Все хорошо. Все в будущем. Только один образ влечет к прошлому образ мамы на вокзале. Четыре года. Я никогда бы не могла поверить, что разделяющая нас бездна будет так широка. Если бы я знала... А может быть, я и знала, но не решалась сама себе в этом признаться.