Дети, в случае нужды, должны жертвовать жизнью ради родителей. А в случае убийства кем-либо отца или матери, сын должен спать на траве, имея щит вместо изголовья. Он не должен думать ни о чём, кроме мести. Сын не имеет права жить под одним небом с убийцей, и где бы ни встретил его — на рынке или во дворце — должен убить немедленно. А сын, знающий о преступлении отца, обязан его скрывать, иначе нарушит сыновнее благочестие. Тот же, кто не любит родителей, а любит других людей, есть бунтовщик против добродетели… И это, ещё далеко не полный перечень постулатов Конфуция о сыновней почтительности. Могу добавить, что за нарушения этих принципов полагалось суровое наказание. За брань или оскорбление родителей детьми назначается удавление. Так же смертная казнь полагается за донос на мать или отца, деда или бабку. Близкие родственники, скрывшие преступление друг друга, не подлежат суду. И совершивший преступление ради своих родителей или близких родственников тоже не подлежит наказанию. Короче говоря, родителям предоставлены все права на детей, а дети должны всю жизнь подчиняться родителям.

— Очуметь! — не удержался Ваня.

— И это ещё не всё! — Аня по-настоящему увлеклась рассказом. — К примеру, отец имеет право за непослушание посадить сына в тюрьму, может подвергнуть сына телесным наказаниям, даже если он сам является отцом взрослых детей. Сын обязан платить долги отца при жизни и после смерти. Если кто-нибудь из родителей заболел, сын должен ухаживать за ними, воздерживаясь от сытной пищи, прогулок и всякого веселья. А в случае смерти отца или матери обязан уйти со службы и в течение трёх лет оплакивать умершего. Правда, срок сокращается до нескольких месяцев, если сын является важным чиновником…

— Понятно, можешь не продолжать, — великодушно разрешил Ваня. — Вряд ли нам подойдут такие правила.

— Могу ещё добавить напоследок, — сказала Аня. — Отец вправе продать своего ребёнка другому человеку за долги.

— Ну, и слава богу, что мы родились не в Китае!

— Хуже другое, — осторожно подправил Саша это бодрое заявление, — мы сюда попали и пока ещё не можем вернуться назад.

— Поэтому слушайте меня, — строго напомнила Аня. — Теперь вам ясно, почему Гуансюй не мог вот так просто отстранить Цыси? Она постоянно донимала его советами, а юный император не смел заткнуть ей рот. Грубовато, конечно, говорю, но у меня для этой женщины других слов нет. Ей мало было обычной сыновней почтительности. Она привыкла к абсолютной власти, и после достижения Гуансюем совершеннолетия, императрица-регентша лишь формально передала ему бразды правления, а на деле вмешивалась во всё, включая личную жизнь императора. Окружила его евнухами-шпионами, следящими за каждым шагом, и была страшно недовольна, что Гуансюй всё свободное время проводит с драгоценной наложницей Чжень, вместо того чтобы оказывать предпочтение жене. Цыси несколько раз вызывала к себе Чжень и сурово отчитывала, мол, та не даёт императору заниматься государственными делами, даже била её бамбуковыми палками… На самом же деле, её сильнее всего бесили политические разногласия, ведь император был на стороне реформаторов. В отличие от Цыси, он прекрасно понимал, что стране нужны серьезные перемены. И наложница Чжень полностью поддерживала его. А Цыси раздражало, что император находится под влиянием реформаторов и не слушает её советов. Все вокруг должны были подчиняться ей и только ей. Она боялась, что Гуансюй выйдет из-под контроля, и тогда её власть кончится. Она станет просто императрицей в отставке, от которой уже ничего не зависит… Наверно, я длинно говорю, — извинилась Аня. — Вы меня перебивайте, если я буду повторяться. Просто я хочу, чтобы вы поняли, какая она. Управлять чужими жизнями, наслаждаться неограниченной властью, вершить судьбы миллионов — вот главное, что ей было нужно. Во дворце все перед ней трепетали. Один лишь суровый взгляд приводил в ужас любого. Без такого патологического удовольствия она уже не мыслила своей жизни… И тут вдруг непокорный Гуансюй пытается отодвинуть её от власти, не слушает советов, выходит из-под опеки! Она не могла этого допустить…

Аня остановилась, чтобы перевести дух, и Саша вставил реплику:

— Вам эта ситуация ничего не напоминает?

Сергей не понял, о чём он. А Ваня с Аней переглянулись и выдохнули хором:

— Египет!

— Вот именно, — сказал Саша. — Тутанхамон и Аи. Всюду одно и то же. Борьба за власть. Тутанхамон вырос и сам захотел править, но визирю Аи это не понравилось.

— Удивительная вещь — власть! — философски произнёс Ваня. — Разные эпохи, разные люди, а сценарий везде один: стоит человеку хоть на мгновение ощутить силу власти, и он уже ни за что не согласится добровольно расстаться с ней!

— Да-а, власть, как наркотик, — подхватил Саша, — попробуешь — и уже не сможешь оторваться. Всем хочется управлять чужими судьбами.

— Ну, положим, не всем, — возразила Аня. — Есть люди, которые совершенно не жаждут власти и даже бегут от неё. Точно вам говорю. Ну, да ладно, давайте вернёмся к моей истории. Не задерживаясь на подробностях, скажу: Гуансюй процарствовал недолго.

— Что, умер в расцвете лет? — предположил Саша.

— Нет, был посажен под домашний арест императрицей Цыси в небольшом дворцовом павильоне Иньтай, на островке посреди озера Наньхай в Запретном городе. Это случилось в 1898 году. Ему было тогда двадцать семь лет.

— Ну, ничего себе! — возмутился Ваня. — А разве так можно? Император всё-таки!

— Сейчас объясню, но вначале несколько слов о предыдущем императоре Тунчжи, сыне Цыси.

И Аня в красках живописала всю эту жуткую историю о смерти молодого человека. Ведь во дворце ходили упорные слухи, что Тунчжи умер, потому что Цыси запретила давать ему лекарства. Но особенно потрясла ребят страшная смерть от голода его молодой жены Алутэ, ждавшей ребёнка.

— Так вот, Тунчжи умер в 1875 году, правил он вообще чуть больше года, и Цыси выбрала нового императора под девизом «Гуансюй» — «блестящее наследие». Ему тогда шёл пятый год, а значит, Цыси могла официально управлять страной ещё шестнадцать лет, до совершеннолетия Гуансюя… Теперь вернусь к событиям 98-го года, то есть к заточению Гуансюя. Я очень хорошо помню всё, что происходило в это время во дворце, ведь я была уже взрослой. К тому же, император посвящал меня в свои дела, всё время советовался со мной. А ситуация в стране накалилась до предела. При дворе образовались две группировки. Первая — сторонники Цыси, они противились реформам; вторая, в которой видное место занимал наставник императора, наоборот, склонялась к осторожным реформам. Я забыла рассказать: у императора был замечательный, незаурядного ума наставник-учитель Вэн Тунхэ, прекрасно понимавший, что страна на грани развала. Ну, смотрите сами, — Аня начала перечислять: — «Опиумные» войны с иностранцами привели к тому, что Китай выплатил огромные контрибуции и потерял часть своих территорий, в частности, Гонконг. На этом наступление иностранных держав не закончилось. Иностранцы стремились упрочить своё положение в Китае и хотели захватить ещё часть территорий. В 1882 году разразилась война с французами на территории Вьетнама. Вьетнам являлся колонией Китая. В результате, в 1885 году Китай лишился своих прав на северный Вьетнам. Вот вам ещё одно поражение Китая.

Правда, именно после этого правительство в лице Цыси — Гуансюю ещё не исполнилось восемнадцать — вынуждено было под натиском реформаторов приступить к установке телеграфной связи. А также принять решение о строительстве железных дорог. Но первым делом, — Аня усмехнулась, — Цыси провела железную дорогу у себя в Запретном городе.

— Это не оригинально, — заметил Сергей. — Так поступали все властители во всех странах и во все эпохи. Ладно, продолжайте, Аня. Вы интересно рассказываете. В наше время это называлось политинформация, только было намного скучнее.

— Едем дальше! — объявила Аня, подбодренная такой оценкой. — 94 — 95-й годы — война с Японией из-за Кореи, которая считалась зависимой от Китая. И тоже — полнейший провал: выплата огромной контрибуции, потеря прав на Корею и уступка Тайваня японцам. Вывод напрашивался сам собой: маньчжурское правительство оказалось неспособным защитить страну. Китай терял колонии, и это был сигнал бедствия… Начала проявлять активность Германия. Англия, Франция, Япония, Россия уже оторвали свои куски у Поднебесной, так и немцы решили не отставать: в 98-м, воспользовавшись убийством в провинции Шаньдунь двух немецких миссионеров, германцы направили к берегам Китая военную эскадру. Захватили город Циндао и окружили область Цзяочжоу. Китай был вынужден сдать Цзяочжоу Германии в аренду под военно-морскую базу. После этого у нас в России решили, что Амурского и Уссурийского краёв недостаточно, и получили в аренду часть Ляодунского полуострова с городами Дальний и Порт-Артур сроком на двадцать пять лет — тоже под военно-морские базы.

— Знаем, знаем, что было дальше, — грустно покивал Ваня. — В 1905-м после русско-японской войны право аренды перешло к Японии, которая долго не расставалась с этими территориями. И только в 45-м Порт-Артур и Дальний опять стали нашими, пока ещё через десять лет Хрущёв ни подарил их…

— …коммунистическому лидеру Китая Мао Цзэдуну, — закончил за него Саша. — Да-а, у нас при коммунистах любили делать широкие жесты от имени государства.

— Тот же Хрущёв, — вспомнил Ваня, — отдал наш Крым Украине, а ведь его ещё Потёмкин кровью завоёвывал. Казалось: какая разница — Украина или Россия? Но после распада СССР мы остались с носом. Эх, некому было сказать тогда: «Что же ты, царь липовый, казённые земли разбазариваешь! Так никаких волостей не напасёшься!»

— Ну, царь-то был не такой уж и липовый, — не согласился Сергей.

— Да все они липовые, — проворчал Саша.

— Ребята, — напомнила Аня. — Мы про Китай говорим. Я продолжаю. Следующими в очередь встали опять Англия и Франция. Англия арендовала на девяносто девять лет часть полуострова Цзюлун — рядом с Гонконгом. А Гонконг, если вы помните, уже был колонией Англии. А Франция — кусок побережья напротив острова Хайнань. В общем, Китай из великой империи превращался в зависимую территорию, разделённую на сферы влияния. Только слепой мог не видеть, что перемены необходимы. Гуансюй пытался проводить реформы, но слишком робко. А Цыси всеми силами сопротивлялась. Она рассуждала так: «Чтобы иностранные державы не одолели Поднебесную, нужно просто сталкивать их лбами». Цыси очень любила всяческие интриги и предпочитала применять эти методы в политике, натравливая одни государства на другие. Её казалось, что только при помощи интриг можно восстановить былую мощь Поднебесной. Несколько раз она пыталась сместить императора, распространяя слухи о его «плохом здоровье». Страсти всё накалялись, группировки боролись за лидерство. В народе началось брожение. Учёные умы, видя всё ухудшающую ситуацию, писали меморандумы в правительство. Например, один из них Кан Ювэй прибыл в Пекин для участия в государственных экзаменах на получение высшей учёной степени, и это совпало с завершением японо-китайской войны. Он составил меморандум, адресованный маньчжурскому императору Гуансюю, где призывал не подписывать унизительный для Китая мирный договор с Японией. А так же предложил перенести столицу вглубь страны и, что самое важное, провести ряд реформ для модернизации и усиления Поднебесной. Многие участники государственных экзаменов поставили свои подписи под этим меморандумом.

Дальше события разворачивались ещё стремительнее.

В 1898 году, а Гуансюю было тогда двадцать семь лет, его учитель-наставник Вэн Тунхэ добился аудиенции у императора для Кан Ювэя. Встреча происходила в Павильоне Небесной Чистоты в Запретном городе. Гуансюй тщательным образом ознакомился с трудами Кан Ювэя о выходе Китая из кризиса. В частности, тот рекомендовал императору повторить опыт Японии, которая в данный момент процветала.

Напомнил и о реформах в России, проведённых в своё время Петром I. У Кан Ювэя был специальный труд «Записки о реформах царя Петра Великого». Вообще он выступал за умеренные реформы под лозунгом: «Единство маньчжуров, китайцев, монарха и народа». Призывал к созданию сильной армии, распространению образования, привлечению талантливых людей к управлению, ратовал за развитие науки и промышленности по европейскому образцу. После таких бесед император убедился в правильности своей политики. Кан Ювэй и Гуансюй стали друзьями-единомышленниками.

— А Цыси это всё прохлопала? — удивился Ваня. — Она же следила за каждым шагом императора.

— Выходит, что так. Император Гуансюй встретился с Кан Ювэем, когда императрица Цыси уехала в загородную летнюю резиденцию, что в двадцати километрах от Пекина, и там предавалась развлечениям. Летний дворец — огромный ансамбль с жилыми зданиями, парками и павильонами, раскинувшимися по берегам искусственного озера, — был выстроен вновь для императрицы Цыси вместо прежнего, безжалостно разрушенного англо-французскими войсками во время второй «опиумной» войны. Дворцы в резиденции построили в 1888 году между франко-китайской и японо-китайской войной на средства, выделенные военно-морскому флоту и предназначенные для закупки судов за границей.

И будто в насмешку, рядом с озером вырос в придворном парке павильон из белоснежного мрамора в форме пришвартованного к берегу колёсного парохода. Да что там! В 93-м Цыси и вовсе упразднила адмиралтейство… «за ненадобностью».

— Вот это сильно! — оценил Ваня. — Логика понятна, между прочим: всё уже проиграли, терять нечего, так хоть погулять красиво.

— Так вот, — продолжала Аня, — пока Цыси там гуляла, Кан Ювэй и Гуансюй в тайне разработали план реформ. Кан Ювэй, возымев большое влияние на императора, настраивал его против Цыси и утверждал вполне справедливо, что она растрачивает огромные государственные средства на возведение посмертного мавзолея для себя и на обустройство то же летнего дворца. А деньги были нужны на реорганизацию армии и промышленности. К тому же Китай только что выплатил контрибуцию Японии.

Мавзолей для Цыси строили в тихом месте в восточных горах, покрытых девственным сосновым лесом — это примерно в семидесяти километрах от Пекина. Рядом находилась могила Сяньфэна. Строительство обошлось в два с лишним миллиона лянов серебром, что было значительно дороже любой из девяти гробниц предшествующих маньчжурских императоров. Могильный курган Цыси по форме напоминал курганы предков, однако выделялся размером и богатой отделкой.

Аня помолчала, вспоминая что-то, и добавила:

— А за год примерно до заточения Гуансюя Цыси вдруг решила переделать свою уже почти построенную гробницу. По её мнению, столбы из тикового[14] дерева оказались недостаточно массивными и внушительными… Но бог с ней, с гробницей, вернёмся лучше к Кан Ювэю. Считая расточительность Цыси по-настоящему опасной, он предлагал покончить с её властью — окружить летний дворец, арестовать императрицу и заточить на одном из островов озера Наньхай в Запретном городе. В итоге император Гуансюй с 11 июня по 21 сентября 1898 года издал множество указов, составленных участниками движения за реформы. Но планы смещения Цыси были раскрыты… Его предали! 21 сентября Цыси лично прибыла в Запретный город, приказала арестовать Гуансюя и заточить его на острове Иньтай. А сторонников реформ, четырнадцать приближенных к Гуансюю евнухов и его личную охрану она казнила.

Кан Ювэю удалось бежать. Он укрылся в японском консульстве. Цыси решила использовать это бегство с пользой для себя. Она велела отправить телеграммы в крупные города, что Кан Ювэй убийца императора, что он дал императору отравленные пилюли, а сам бежал. Наконец, она приказала схватить его и казнить на месте.

— Хитрая бестия! — почти с восхищением сказал Саша. — Пустила слух о смерти императора, чтобы занять его место по праву и одновременно предъявила народу убийцу Сына Неба. Ловко!

— Но и Кан Ювэй оказался не прост: бежал в Гонконг при содействии англичан. Ведь иностранцы игнорировали указ Цыси, и это приводило её в бешенство.

— А может, этот Кан Ювэй был английским шпионом? — предположил Ваня. — И в его планы входило развалить Китай при помощи слабовольного Гуансюя, а потом сдать Поднебесную иностранцам. Неспроста же он драпанул к англичанам!

— Вообще, я бы на месте Кан Ювэя подкатывал не к Гуансюю, а к Цыси, — стал рассуждать Саша. — Ведь именно у неё была реальная власть. Но он выбрал императора. Шушукался с ним тайно, планы разрабатывал. Понятно же было, если их раскроют — обоим каюк. Неужели не боялся? Ведь у Цыси повсюду были шпионы. Или за родину боролся не щадя жизни?

— Патриот или шпион, — резюмировал Ваня.

— Да что вы на него окрысились, — возмутилась Аня. — Как бы он обратился к Цыси? Он китаец, а не маньчжур! Она бы его и слушать не стала. Тем более, у Кан Ювэя в одном из пунктов реформ говорилось о признании всех национальностей Поднебесной равноправными . Этого Цыси допустить не могла. Китайцы бы тогда пролезли в Государственный совет, и получили высшие военные должности. А там, глядишь, и свергли бы пришлую маньчжурскую династию. Нет, императрица Кан Ювэя и на порог бы не пустила. А к иностранцам он убежал, потому что больше некуда. Они единственные могли его защитить. В нашем мире, между прочим, тоже неугодные властям люди ищут политического убежища за границей.

— Так ведь и Гуансюй — маньчжур. Чего же он якшался с китайцем? — не унимался Ваня. — Мог он предположить, что китайцы, просочившись в высшие эшелоны власти, свергнут маньчжуров и образуют новую китайскую династию?

— Не думай, что Гуансюй был этакой овцой, которую ведут на закланье, — возмутилась Аня. — Он был чрезвычайно образован и умён. К реформам подходил осторожно. И всё понимал. Не стал бы он давать такую власть китайцам. Ладно. Не будем отвлекаться. Короче, Цыси обвинила Кан Ювэя в убийстве императора. Однако в смерть Гуансюя практически никто не поверил. Цыси предвидела такой вариант, поэтому, отобрав у императора печать, опубликовала от его имени указ, вводивший регентское правление. Якобы император оказался не в силах управлять страной и решать политические вопросы, в общем, вновь «попросил» Цыси взять власть в свои руки. Последовали аресты по всему Пекину. Реформаторов казнили, их сторонников увольняли, отправляли в отставку. И, естественно, все указы, изданные в летний период вместе с Кан Ювэем, были объявлены недействительными.

— А Гуансюй? — спросил Ваня.

— Место его заключения бдительно охраняли евнухи. Их старались менять каждый день, опасаясь, что кто-то проявит симпатию к императору и поможет ему бежать. Цыси неоднократно пускала слухи о «тяжелой болезни Гуансюя», и представители иностранных держав, зная, что она способна убить императора, даже направили во дворец своих врачей для освидетельствования больного. На его стороне было много сочувствующих, но это не помогло.

— Мне кажется, знаешь, почему не сумели ему помочь, — высказал Саша вдруг посетившую его мысль, — слабовольный он какой-то, этот твой Гуансюй.

Ваня закивал в знак согласия. Ведь он уже говорил об этом.

— Да не в том дело, — обиделась Аня. — Я же говорю, его предали. В первую очередь, генерал Юань Шикай. Гуансюй доверился ему: рассказал о планах ареста Цыси, заручился поддержкой его войск, а тот донёс на него императрице, переметнувшись на её сторону.

— Да уж, у кого армия, то есть сила, у того и власть, — глубокомысленно заключил Саша и вдруг вспомнил: — Постой! А там же ещё была вторая императрица. Как её — Цыань? Она что, никакой роли не играла?

— Практически никакой, — сухо сказала Аня. — Она не могла противостоять Цыси.

— Почему? — удивился Саша.

— Императрица Цыань умерла… — ответы Ани становились всё более странными. — В общем, умерла и всё… Это долгая история, а нам уже пора…

— Куда нам пора?! — опешил Ваня.

— Ну, то есть я хотела сказать, что нельзя же так долго сидеть и разговаривать, я и так вам очень много рассказала… Я больше не могу.

— Вот те раз! — не унимался Ваня. — Ты же прервалась на самом интересном месте. Что было дальше? С Гуансюем, с тобой…

Аня неловко отвела взгляд и произнесла тихим, бесцветным, будто и не своим голосом:

— А дальше… дальше я ничего не помню.

— Как это может быть? — искренне не поверил Ваня. — Ты же была молодой. И по голове тебе ничем не били. Или как раз били?

Аня оглянулась на него быстро и сердито, а потом сказала опять в сторону и ещё тише прежнего:

— Не помню.

— Ты нас обманываешь! — возмутился Ваня. — Когда мы попали во Францию, я лично вспомнил всё до конца. И Сашка в Египте точно так же. Правда, Саш?

— А я не помню, — упрямо повторила Аня.

Ваня уже готов был закричать, но Саша остановил его:

— Слушай, не дави на неё. Ну, не помнит она сейчас. Всяко бывает. Может, потом вспомнит.

У Ани чуть не сорвалось с языка: «И потом не вспомню!» (в глазах это очень ясно читалось), но девушка взяла себя в руки и спокойно произнесла:

— У вас тоже не сразу всё получалось. Дайте мне время.

— Хорошо, — согласился Ваня. — Допустим, мы уже составили некоторое представление о Цыси. Теперь надо решить, что делать с указом.

— Правильно, — согласился Саша. — Императрица Цыси — конечно, не безобидная овечка. Но изменять историю мы не должны ни в коем случае — это аксиома. И если Цыси, по твоим воспоминаниям, будет жить и здравствовать ещё очень долго, значит, этот указ здесь и сейчас сработать не должен.

Аня чуть не задохнулась от нахлынувших на неё чувств:

— Ты сам не понимаешь, что говоришь!

— Я не понимаю?! — Саша аж подскочил на месте от такой неожиданной реакции. — Да что с тобой, Анюта? Ты заболела? У тебя губы дрожат. И руки. А я говорю об элементарных вещах. Разве нет? Ты же сама рассказала, что Цыси будет править ещё много лет. Мы просто обязаны действовать с учётом этого. А как иначе не изменить историю?

Аня молчала всё более загадочно. Потом вдруг проговорила:

— Ладно, извините… Просто все эти воспоминания… Тяжело очень…

— Ты главное успокойся, — Ваня уже ни с чем не спорил. Единственное, чего ему теперь хотелось, это помочь Ане. Но как?

— Я совершенно спокойна, — ответила Анюта совершенно другим голосом, словно только что проснулась, а всё что говорилось до этого вообще не имело к ней отношения. — Вы лучше скажите: почему мы попали в мою прошлую жизнь именно в тот момент, когда указ Сяньфэна вынесли из дворца? Почему мы оказались именно в том месте, где убили евнуха и именно в тот час?

Все ошарашено молчали. Даже Ваня не нашелся что ответить, а лишь растерянно пожал плечами.

— А я вам объясню! — торжественно объявила девушка. — Потому что судьба нам дала шанс поступить справедливо.

— Что именно ты называешь справедливостью? — насторожился Саша.

— А вы ещё не поняли? Во имя справедливости мы должны освободить Поднебесную от гнёта императрицы Цыси.

— Звучит пафосно, — прокомментировал Ваня. — А смысл?

— Какого ещё тебе надо смысла? — опять начала злиться Аня. — Мы говорим о справедливости!

Саша чувствовал, что разговор не получается, и попытался уступить Ане, как больному ребёнку, сделать вид, что поверил ей и уточняет лишь детали.

— Если я тебя правильно понял, — медленно произнёс он, — ты хочешь, чтобы этот указ был обнародован?

— Конечно! Я хочу, чтобы Поднебесной управлял император, как это и должно быть. Я хочу, чтобы не было больше ни одной невинной жертвы.

Сергея так и распирало всё это прокомментировать, однако он сдерживался, будучи новым человеком в компании, ведь в чужой монастырь, как известно… Да и отношения у них ещё с Москвы сложились, мягко говоря, непростые.

Саша и Ваня задумались надолго, если не сказать, что просто впали в ступор. Каждого терзали сомнения. «С одной стороны, Аня права, — думал Саша. — Цыси — чудовищная фигура, заслужившая самого сурового наказания. Но с другой стороны, есть железное правило: не вмешиваться в ход истории. Впрочем, кто это правило придумал? Откуда они вообще взяли, что такое правило существует и работает? Тут надо всё хорошенько обдумать…».

А Ваня размышлял о другом: «Аня что-то скрывает. Не помутилась же она рассудком в самом-то деле! Почему она так настаивает, чтобы указ привели в исполнение вопреки всем нашим обычным правилам? Замешаны личные интересы её предшественницы? Но отчего они вышли на первый план, задавив индивидуальность самой Анюты? Неужели в своей прошлой жизни она так сильно любила этого Гуансюя, что ради него готова поломать всю человеческую историю?! Пусть весь мир исчезнет, лишь бы Гуансюй остался на свободе, а она — рядом с ним. Жуть! Достоевщина какая-то…»

У Вани даже мурашки пробежали по коже. Он вдруг понял, что ревнует Аню к императору из её прошлой жизни!

«А может, не в этом дело? — промелькнуло в голове. Сомнения продолжались. — Может быть, она сама хочет сесть на место Цыси? Ведь Аня говорила, что император очень любил именно её, а не свою жену. Значит, убрав с дороги Цыси, она вполне могла стать императрицей. Вопрос: а как же жена Гуансюя? Её тоже можно убрать, чтобы не мешалась под ногами? Как у них тут всё просто!.. Хотя, зачем убирать? Если указ приведут в исполнение сегодня, то и жениться императору на племяннице Цыси не придётся… Нет, нет, — оборвал он сам себя. — Не может быть, чтобы Аня так пеклась о своём величии в прошлой жизни! Здесь что-то другое… Первая версия правдоподобнее. Она любит этого слюнтяя-императора, который не смог постоять за себя. Вот и не захотела дальше рассказывать. И всё равно это ужасно подозрительно…»

Но, быть может, внимательнее всех Анину историю слушал Сергей, почти не перебивая вопросами. Ему нужно было вжиться в незнакомую эпоху, ведь он собирался здесь остаться. И для начала генетику вполне хватало той информации про нынешний Китай, какую успела сообщить Аня. А заботили его теперь совсем другие проблемы. «Какая хорошенькая китаянка прислуживала нам! — думал он. — Что-то в ней есть такое, чего лишены наши женщины… — он всё пытался понять, что же именно, и вдруг догадался, вспомнив свою бывшую жену. — Ну, конечно, во всём виновата эмансипация! Наши женщины слишком самостоятельные, деловые. Они нас ни во что не ставят. А эта… — он невольно улыбнулся собственным мыслям, — такая внимательная, приветливая, наверно, с детства воспитана в уважении к мужчинам… Определённо она мне нравится! Я бы смог разделить с ней свою жизнь… Однако, — он вернулся с небес на землю. — Что затеяли эти ребята? Зачем они взяли указ? Ищут приключений? Но ведь это так опасно! А мне совсем не хочется рисковать своей жизнью. Дать им добрый совет? Так ведь не послушают. Ну и ладно. Сам я ни во что не полезу. Лучше займусь своей личной жизнью».

— Эй! Ну, что вы молчите? — нарушила гнетущую тишину несколько удивлённая Аня, она ждала более бурной реакции. — Вы поняли смысл моего предложения? Обнародовать указ Сяньфэна и покончить с властью Цыси.

— А конкретно каким образом? — деловито поинтересовался Сергей.

— Элементарным! Передать его в Государственный совет тем людям, которые настроены против политики императрицы. Я даже знаю, кому именно. Не беспокойтесь, вам не придётся идти во дворец. Да вас туда и не пустят. Впрочем, все нужные нам знатные персоны живут за пределами Запретного города. Мы совершенно спокойно можем к ним попасть. И если указ обнародуют…

— Дальше понятно, — перебил её Саша. — Но знаешь, Анюта, какой бы плохой ни была императрица, я всё же не хотел бы становиться убийцей. И потом, давай рассуждать логично. Указ — двадцатилетней давности, враги Цыси давно могли его обнародовать. Однако… не сделали этого. Вероятно, были причины.

Аня хотела возразить, но Саша остановил её:

— Стоп! Указ находился у тех, кто недолюбливает Цыси — ясно, как божий день — иначе его бы уже не было. Вот и думай, почему его не предали гласности?

— Конечно, — включился Ваня. — Мы не политики, и не в нашей власти вершить чужие судьбы. Мы, совершенно посторонние люди из другой эпохи, попали сюда случайно и вдруг решаем всё поставить вверх дном. Логично ли это? И потом, согласись, Анюта, то, что ты рассказываешь про Цыси — не более чем твоя версия. Откуда мы можем знать, что это правда? Что если ты преследуешь какие-то свои цели и описываешь Цыси совсем не такой, какая она есть на самом деле?

Аня буквально покраснела от злости, и Ваня понял, что немного переборщил и с откровенным недоверием, и с чуточку слишком резким тоном. Всё это просто взбесило девушку: ведь она рассказала чистую правду! Разве она посмела бы обмануть своих друзей!

— Ты вообще в своём уме! — крикнула она прямо в лицо Ване. — Какие такие цели я преследую?! Да, я ненавижу Цыси! И у меня есть на то причины. Да ты найди хоть одного человека, кто любил бы её! Думаешь, император Сяньфэн просто так написал этот указ?!

Саша поднял вверх руки и крикнул:

— Прекратите ругаться!

В наступившей тишине стало слышно, как Аня почти беззвучно всхлипывает от обиды, а Ваня виновато пыхтит. Разрядить обстановку взялся Сергей:

— Право же Аня, я верю каждому вашему слову. Но у меня есть своё мнение: надо вернуть указ тем людям, которым он принадлежал до нашего появления. Они лучше знают, как им распорядиться. А мы едва ли имеем право столь радикально вмешиваться в историю.

— Точно! — подхватил Саша с энтузиазмом. — Это очень здравая мысль. Но как бы нам узнать, кому именно убитый евнух нёс сегодня этот указ.

Опять наступила пауза, и все посмотрели на девушку.

— Ну, конечно, я знаю, кому этот евнух нёс указ — проговорила Аня, ни на кого не глядя.

— Кому? — в один голос спросили Ваня и Саша.

— Князю Гуну, брату умершего Сяньфэна. Мы обнаружили труп именно возле его дома. Сейчас я это точно вспомнила и могу объяснить, почему евнух нёс указ именно ему.

Она замолчала, но все трое терпеливо ждали продолжения.

— Когда-то давно мне рассказывали о неком секретном указе, хранящемся у императрицы Цыань. О нём много сплетничали во дворце. Теперь я всё это сопоставила и поняла: мы держим в руках тот самый указ. Сяньфэн оставил его Цыань, чтобы она могла держать в узде драгоценную наложницу. Возможно, Цыань просто из жалости к Цыси не хотела его обнародовать. Но вероятнее другое: ей действительно было удобно, что страной управляет Цыси, а указ она хранила у себя в качестве охранительной грамоты, иначе Цыси давно устранила бы её… А события развивались так: Цыси узнала, где хранится указ и попыталась раздобыть его. Цыань, чтобы уберечь себя, решила передоверить документ князю Гуну. Он недолюбливал Цыси и был всегда на стороне законной императрицы.